no recreation but one another

— Что ты хочешь?! — Шэнь Цинцю не пытался звучать так громко — или так высоко — но, подумал он, в некоторых ситуациях нормально немного потерять над собой контроль. Но, также подумал он, прямо сейчас это не просто допустимо — неизбежно. Кто, будучи сейчас на его месте, смог бы остаться спокойным? За исключением, конечно, Ло Бинхэ с его стеклянным сердцем, чья реакция была ожидаемой, такой как и всегда, когда ему казалось, что его возлюбленному Учителю он отвратителен — слезы. Шэнь Цинцю, давно смирившийся с эффектом, который эти слезы оказывали на него, скрепя сердце вытеснил из своего сознания удивление и шок. — Бинхэ, не плачь. Я… просто не ожидал этого. — Изысканный, утонченный, изящный, элегантный… Шэнь Цинцю повторял слова про себя, будто они могли помочь ему привести мысли в порядок, чтобы не сделать хуже, чем уже есть, расстроив Бинхэ еще больше. Шэнь Цинцю не доживет до утра из-за чувства вины, если Бинхэ расплачется сильнее, особенно учитывая его сомнения относительно того, что именно нужно сказать. Верно. Его образ мышления середины 2010-х говорил ему просто избегать смущающих кинков его мужа. Насколько это будет трудно? Нет кинкшеймингу, подумал Шэнь Цинцю, затем поднял голову и увидел Бинхэ, так похожего на брошенного щенка, что стоял и теребил это в руках в попытке отвлечься. Никакого… кинкшейминга… Не то чтобы он был против… этого. Нет, он не возражал, ему определенно не хотелось кричать при мысли об этом! Ладно. Хорошо. Что такого, если в руках его мужа вервие бессмертных, которое он упомянул, говоря про секс? Связывание — нормальный кинк, так? Даже сам Шэнь Цинцю в современном мире отдавал должное бондажу (…он видел в порно!). Что до Бинхэ, разве он не мог желать связать того, кого считал «своим»? Пусть Шэнь Цинцю и не был в восторге от связывания вервием бессмертных, в этом нет ничего страшного, да? Не стоит слишком волноваться из-за этого. Он снова прочистил горло. — Так что, Бинхэ хочет использовать его? Он коснулся вервия в руках мужа, и Ло Бинхэ кивнул. Шэнь Цинцю повторил его жест. — Бинхэ хочет… — вдох. Пауза. Выдох. — … использовать его на мне? Бинхэ робко кивнул, прежде чем застыть, а затем яростно замотал головой, словно первое движение было чисто инстинктивным, сделанным до того, как он понял суть услышанного. — Нет, не на Учителе! Этот… этот ученик никогда бы не предложил…! Его слова, казалось, по-настоящему задели Ло Бинхэ, так что Шэнь Цинцю немного расслабился. О, блять, спасибо! … Но что там, все-таки, с вервием? Должно быть, замешательство отразилось на его лице. Собравшись с духом, Ло Бинхэ продолжил: — Я… я хочу, чтобы Учитель связал меня! … О. О? О???? Что???? Хорошо. Прекрасно. Надо сказать, мысль о связанном Ло Бинхэ (теперь не покидающая его) была привлекательна. Но… ну, есть некоторые трудности, не так ли? Разве он мог связать протагониста? Из-за его действий этот мир становился все более и более странным, а теперь у главного героя появилась страсть к бондажу?! Насколько еще могла измениться эта вселенная? Какими бы отвратительными и однообразными не были сцены секса в Пути Гордого Бессмертного Демона, Бинхэ ни разу не проявил интереса к подобному! Любая его жена, предложившая это, вероятно, никогда бы вновь не согрела его постель! И ладно, если бы это была обычная веревка… но вервие бессмертных… Даже демон вроде Бинхэ, связанный им, будет беспомощен! Нормально ли… так сильно ему доверять? — Бинхэ уверен в этом? Наверняка он помнит, каково это, — Шэнь Цинцю поразило чувством вины за то, о чем он не думал больше десяти лет! Он стиснул зубы, силясь не вспоминать, как заставил своего, тогда еще совсем маленького, мужа почувствовать себя преданным, положившись на его золотой ореол. — Этот ученик помнит… Он доверяет Учителю! Доверяет? Какое доверие! Шэнь Цинцю был готов заплакать прямо сейчас. Разве не из-за него у Бинхэ по шраму на груди и ладони? Если после этого он мог доверять ему, был ли вообще хоть кто-то, не заслуживающий его доверия? Как он вообще до сих пор жив?! Представив обессиленного Бинхэ в своих руках, он почувствовал в сердце непреодолимый зуд. В памяти всплыло время в Водной тюрьме. Превозмогая себя, Шэнь Цинцю собирался с силами для вопроса, что непременно заставит его пожалеть о том, что он не умер с самого начала. Он немного поколебался, а затем спросил: — …Бинхэ ведь желает этого не из-за того, что произошло со мной в прошлом? Изумление на лице Бинхэ так напоминало мем, который Шэнь Цинцю уже едва помнил, и он бы рассмеялся, если бы не жар на его лице (и кое-где еще, но об этом думать сейчас было опасно). Ло Бинхэ поерзал на месте, явно размышляя над этим. — Этот ученик действительно хотел бы испытать то же, что и Учитель, но - … нет! Я… Видеть своего обычно бесстыдного мужа крайне смущенным было непривычно. Откровенно говоря, если бы Шэнь Цинцю продолжил слушать о желаниях Бинхэ касательно бондажа, он бы, вероятно, умер снова, так что, пожалев сейчас Бинхэ, он прежде всего поможет себе самому. Он замахал рукой, — Ладно, хорошо, хорошо. Если ты говоришь, что это не так, значит это не так. Бинхэ поерзал снова. Шэнь Цинцю отметил, что не видя его (все еще кажущуюся чудовищной) эрекцию, ему куда легче справиться с этим. Плавно раскрыв веер, он прикрыл свое лицо, заодно скрывая от своих глаз все, что выдавало состояние Бинхэ. — …Хорошо. Я… свяжу тебя. Бинхэ тут же просиял, и Шэнь Цинцю быстро поднял руку, заставляя его молчать. — Но. Бинхэ, послушай меня. — Он закрыл веер и сделал так, как нравилось Бинхэ — приподняв им его подбородок, удержал в нужном положении. Шэнь Цинцю прочитал достаточно порно чтобы знать, что нужно делать, и был готов взять все под свой контроль! — Если тебе что-то не понравится, тебе просто нужно будет сказать… Дерьмо. Так далеко он не думал! Какое, мать его, стоп-слово ему вообще могло понадобиться с Ло Бинхэ, кроме, разве что, для себя самого?! Бинхэ смотрел пристально, ловя каждое его слово, и Шэнь Цинцю произнес первое, что пришло на ум: — …огурец. Блять! Ну, теперь уже слишком поздно. Огурец — это их стоп слово. Хорошо. — Если ты скажешь огурец, я сразу же остановлюсь. Бинхэ. Не нужно, — он мягко, едва ощутимо похлопал веером по его подбородку, замечая, как Бинхэ тяжело сглатывает при каждом касании, — отказываться говорить. Если сделаешь это, я очень рассержусь. — Да, — пробормотал Бинхэ. Его глаза слегка мерцали красным, но это больше не пугало Шэнь Цинцю. — Какое слово? — проявлять такую настойчивость было ново, но он хорошо знал Бинхэ. И уже мог представить, как тот откажется говорить, думая, что Шэнь Цинцю будет злиться на него. Если он причинит этому человеку излишнюю боль, ему придется броситься в бездну. — Огурец, — снова пробормотал Бинхэ низким и слабым голосом, посылая чередующиеся волны прохлады и электричества вниз по позвоночнику Шэнь Цинцю. Произнести что-то настолько пиздецки глупое таким способом, хуже и быть не могло. — Хорошо. — обожание, читающееся на лице Бинхэ, его наполовину сфокусированный взгляд отвлекли Шэнь Цинцю, все еще мягко прижимающего веер к его подбородку. Он спешно опустил его и прочистил горло, пытаясь отодвинуться от края пропасти, где он сейчас явно находился. — Иди в постель, Бинхэ, и сними одежду. Если Шэнь Цинцю сделает вид, что сказать что-то подобное для него не смертельно, то однажды это может стать правдой. Он позволил Бинхэ идти вперед и стоял в тишине, напоминая себе дышать. ‘Система,’ — проглотив свой стыд, желая сделать все правильно, не причинив боли и не разочаровав Бинхэ, попытался позвать он после долгой паузы, — ‘Система. Тебе известно что-нибудь про бондаж?’ Раздражающий голос Google Translate принялся быстро произносить в его голове инструкции на грани понимания, но от этого не менее унизительные. Шэнь Цинцю поспешил в спальню, желая, по большей части, поскорее закончить со связыванием Бинхэ, чтобы этот голос заткнулся, невзирая на то, что он сам попросил Систему о помощи. Или, по крайней мере, таково было его намерение. Но в момент, когда Шэнь Цинцю увидел вытянувшегося на кровати обнаженного Бинхэ, полностью твердого, с предэякулятом на конце члена, хотя ни один из них его не касался, он застыл, чувствуя как у него пересохло во рту. Кто позволил ему быть таким эротичным? Разве это справедливо? Система монотонно бубнила, повторяя для Шэнь Цинцю первый этап. Он взял вервие, лежавшее рядом с Бинхэ, и осмотрел его, все еще готовый заткнуть голос в своей голове. Разве мог он всецело предаться созерцанию совершенства с фоном из раздражающей Системы? — Бинхэ, подойди и сядь здесь, — велел Шэнь Цинцю, его хриплый (более хриплый, чем ему бы хотелось) голос выдавал, какой эффект на него произвело увиденное. Теперь его муж послушно сидел на краю кровати с гордым видом, словно был полностью одет и внушал уважение, а не обнажен и возбужден настолько, что наверняка даже чувствовал боль. Процесс связывания из объяснений Системы занял немало времени — не только по причине неопытности и неуклюжести Шэнь Цинцю, из-за чего ему пришлось развязывать и переделывать несколько узлов, но и потому что он отвлекался. По крайней мере дважды рукой или вервием Шэнь Цинцю задел соски Бинхэ, и не мог не смотреть как тот прогибался в спине, как мышцы его живота сводило в коротких спазмах. Не мог не слышать приглушенных стонов, когда он прикусил нижнюю губу. Зрачки в ярко-красных глазах Бинхэ расширились, ресницы были низко опущены. Терпеливый и неуверенный, Шэнь Цинцю спросил много раз: — Тебе неудобно? Слишком туго? — и столько же раз терпеливый, уверенный ровно настолько, насколько не уверен его муж, Ло Бинхэ ответил: — Нет, все прекрасно. Пожалуйста, продолжай. Шэнь Цинцю был полностью поглощен процессом, ритмом вязки узлов и натяжением вервия, большую часть внимания уделяя искусственному беспристрастному голосу, звучащему в голове, озвучивающему каждый следующий шаг. Тот факт, что это может не только возбуждать, но даже почти успокаивать, удивил Шэнь Цинцю, но он не жаловался. И не думал о том, как Бинхэ будет выглядеть или о его неослабевающей эрекции, которой он случайно коснулся, наклонившись, заставив Бинхэ всем телом дернуться в ответ. Звук, слетевший с его губ, был чем-то между хныканьем и вздохом. Но позже, после того как Бинхэ, наконец, был связан, с руками, заведенными за спину, способный лишь слабо сопротивляться, ничем не отличающийся от простого смертного, Шэнь Цинцю отстранился и увидел все, чего не замечал, пока был так сосредоточен. Кроваво-красное вервие резко контрастировало с кожей груди Бинхэ, редко видящей солнце. Шэнь Цинцю не был готов к приливу похоти, к пьянящему, почти головокружительному ощущению того, как он мгновенно возбудился. Шэнь Цинцю не был готов к тому, что его рука сразу же устремится к груди Бинхэ, обхватит мышцы, большим пальцем мазнув по твердым соскам. Он ощутил удовлетворение, когда Бинхэ задохнулся и застонал, дрожа всем телом, пытаясь одновременно прижаться поближе и отодвинуться. Мощные мышцы его бедер напряглись и подергивались. Большой палец Шэнь Цинцю продолжил лениво двигаться, по большей части просто дразня, пока он наблюдал за Бинхэ, натягивающим вервие, но слишком слабым сейчас чтобы избавиться от него и сделать то, что он хотел. На мгновение он выглядел удивленным своей беспомощностью, отсутствием ощущения духовной энергии, обычно таким же привычным, как дыхание, и Шэнь Цинцю был уверен, что они скоро закончат. В конце концов, между мыслью о лишении сил и настоящей потерей сил была разница, хотя сам он не находил в этом ничего привлекательного. Но, хоть он и ждал, что Бинхэ сдастся и назовет их стоп-слово, тот только глубоко вдохнул и выдохнул, собравшись с духом, и позвал очень слабым голосом: — Пожалуйста, пожалуйста, — и ничего больше. Будучи терпеливым человеком, Шэнь Цинцю был более чем доволен находиться в тишине, нарушаемой дыханием Бинхэ, становящимся все более прерывистым и перемежающимся с тихим хныканьем, когда его бедра вздрагивали, стремясь обрести недоступное ему трение. Или… ну, может быть не терпение, а что-то другое заставляло его безмолвствовать, заставило его спросить мягким, как и всегда, голосом: — Что, Бинхэ? Пожалуйста что? Бинхэ стал еще громче, будучи сдерживаемым путами и волей Шэнь Цинцю. Шэнь Цинцю не питал иллюзий. Он знал, что, будь его муж сейчас свободен, уже вжал бы его в кровать, грубо растягивая пальцами и беспрестанно дерзко дразня. Но происходящее сейчас — не шоу Бинхэ. Сейчас все решал Шэнь Цинцю, и до тех пор, пока Бинхэ позволял ему это, он собирался наслаждаться. Понимание этого опьяняло. Шэнь Цинцю хотел бы сохранить в памяти каждое мгновение данного ему преимущества. Он убрал руку с груди, оставив Бинхэ безо всякого контакта между ними, усугубив бессвязное бормотание и похныкивания, срывающиеся с его губ. — Пож—ах, коснись… где-нибудь, просто… коснись меня, коснись меня… — он был на грани и звучал так жалко — трудно поверить, что это тот самый человек, который, как думал Шэнь Цинцю, однажды прервет его жизнь. Шэнь Цинцю протянул руки обратно к груди Бинхэ. У него никогда не было возможности исследовать ее — обычно Бинхэ определял, что происходит, делая это с энтузиазмом собаки, терзающей сыромятную кожу, не оставляя ему ни шанса делать такие вещи. Вдобавок, Бинхэ, похоже, был чувствителен в этом месте. Он, кажется, почти заплакал, когда Шэнь Цинцю коснулся его сосков большими пальцами, став только громче, когда он начал щипать и перекатывать их. Он видел растущее на лице Бинхэ отчаяние, жалкие подергивания его жаждущего внимания члена, более твердого и испускающего больше жара, чем Шэнь Цинцю мог представить. Он скользнул правой рукой ниже, поражаясь ощущению, когда мягкая и гладкая кожа сменялась относительно грубой текстурой вервия. То, каким большим был Бинхэ, всегда удручало, как и сейчас, когда Шэнь Цинцю пытался скользить ладонью своей руки как можно лучше. Он обхватил член второй рукой, и Бинхэ почти зарыдал от смеси облегчения и разочарования. Его грудь вздымалась, когда он подавался бедрами в руку, глаза влажно блестели, а губы припухли от того, как сильно он их кусал. Едва заметив, как выглядели губы Бинхэ, Шэнь Цинцю прижался к нему, заставив лечь на спину и, не теряя ни секунды, скользнул языком в его рот. Рукой он пытался соответствовать темпу Бинхэ, который делал его беспомощным и лишал чувства восприятия, но это было трудно из-за беспорядочности движений. А также того, как Шэнь Цинцю был сосредоточен на Бинхэ, податливом и открытом для него, что ничему не сопротивлялся, хныча в рот мужа, когда Шэнь Цинцю прикусывал его губы так, как это обычно делал Бинхэ. Он так сфокусировался, что вряд ли бы заметил, как Бинхэ кончил, не напрягись тот всем телом, издав сдавленный вскрик. Со своей выносливостью Бинхэ мог продержаться гораздо дольше, и Шэнь Цинцю не ожидал этого. От удивления он прервал поцелуй и окинул взглядом открывшийся перед ним вид. Шэнь Цинцю… был смущен, но, бесспорно, чувствовал собственное влияние, когда увидел, до какого состояния смог довести своего мужа, даже не приложив особых усилий. Бинхэ лежал на спине, по его ушам и линии волос стекали слезы, и Шэнь Цинцю не мог не сжалиться над ним. Он мягко сцеловал их, что было бы очень мило, если бы его рука не находилась на члене Бинхэ. Бинхэ плакал от чрезмерного возбуждения, не перестав даже, когда ласковые поцелуи Шэнь Цинцю осушали его слезы. — Шшш, — нежно и тепло прошептал Шэнь Цинцю, используя сперму чтобы легче скользить рукой. — Учи—пожалуйста, — разбитым дрожащим голосом произнес Бинхэ, откидывая голову в сторону и сдвигаясь на кровати. — Я… могу… могу я видеть тебя? Шэнь Цинцю впервые осознал, что все еще полностью одет. Теперь на мантии была сперма, но в этом ему некого было винить, кроме себя. Бинхэ, хоть и сам попросил его раздеться, когда Шэнь Цинцю убрал свою руку, был почти готов закричать от потери контакта. Заставив себя отойти от своего излишне отзывчивого любовника, Шэнь Цинцю использовал это время и вытер с рук сперму, не желая испачкать одежду еще сильнее. Также у него появилась возможность взять с полки мазь. Поскольку ситуация сейчас была в его руках, Шэнь Цинцю не собирался снова позволить Бинхэ практически сломать ему спину. К тому же теперь он смог убедиться, что одежды не будут разорваны Бинхэ в нетерпении и спешке. Вместо этого они будут аккуратно сложены и отложены в сторону — туда, где он позже сможет их найти и самостоятельно выстирать. Шэнь Цинцю знал, что Бинхэ неотрывно следил за его перемещениями, впиваясь в него взглядом красных глаз, практически обжигающих страстью его кожу. Но при этом он все еще послушно лежал, лишь изредка меняя положение, потому что, понял Шэнь Цинцю, глядя на него, ему было неудобно лежать на собственных руках. Он осторожно помог Бинхэ сесть, чувствуя под своими пальцами подрагивающие и подергивающиеся мышцы, будто от его прикосновения через них прошел ток. Бинхэ тяжело дышал, как если бы тот первый оргазм полностью опустошил его. Шэнь Цинцю бережно убрал с его лица уже слегка влажные от пота пряди волос и поцеловал в лоб, прямо в демоническую печать, отмечающую его происхождение. Эта мучительная нежность сейчас была не к месту, но Шэнь Цинцю видел, что он сделал с ним одной только мастурбацией. Он оседлал колени Бинхэ, губами продолжая прижиматься к его лбу, носу, щекам, прежде чем, наконец, прижался к его губам поцелуем с открытым ртом. Он сдвинулся и, прижав их члены друг к другу, обхватил их вместе как только мог (то есть не очень хорошо, учитывая огромный член Бинхэ), не удержался от короткого свистящего выдоха и инстинктивно толкнулся бедрами. То, как выглядела эта часть Бинхэ, всегда такая горячая, большая и смущающая (хоть он и был готов убить любого, кто посмел бы это предположить), ему нравилось. Шэнь Цинцю сравнил их, обнаружив, что сейчас это доставляло ему больше удовольствия, чем прежде — в конце концов, Бинхэ следовал его прихотям, полностью контролируемый им, несмотря на то что обычно легко мог его одолеть. Однако сейчас Бинхэ был бесполезным пластилином под пальцами Шэнь Цинцю, отличаясь от любого неспособного к совершенствованию человека только демонической печатью. Несмотря на его размеры, он не имел власти, потому как охотно передал ее Шэнь Цинцю. Эта мысль возбуждала лишь немногим меньше гладкого и горячего скольжения их членов. Собираясь подготовить себя, Шэнь Цинцю опустил пальцы свободной руки в мазь, которую они использовали в качестве смазки. Он уже усвоил урок о важности растяжки, а Бинхэ сейчас явно не смог бы сделать это для него. Но когда он завел руку назад, Бинхэ внезапно двинулся, вынудив Шэнь Цинцю сжать бедра, чтобы остаться на месте. — Ах… нет, — хотя в его голосе все еще слышались слезы, Шэнь Цинцю пришел в ужас от этого единственного слова. Нет? Что нет? Без подготовки? Шэнь Цинцю не мог этого допустить! Он не мог принять эту здоровую штуку просто так! Бинхэ, что, по-твоему, у него за задница? — Нет, я… — явно чем-то взволнованный, Бинхэ облизал свои припухшие красные губы. — Я не—я не смогу лежать на спине… О? Он предлагал им не делать этого? Шэнь Цинцю видел, как неудобно было Бинхэ лежать на спине, а сидеть на нем сверху всегда казалось наиболее удобным способом… Ну, сам Шэнь Цинцю никогда не настаивал на необходимости проникновения, но— — Поэтому Учитель должен… сделать это со мной. Обычно Шэнь Цинцю протестовал против обращения «Учитель» в подобных обстоятельствах, но сейчас все его внимание было похищено другими словами. Он считал, что с этим спором было покончено, и что Бинхэ предложил это только чтобы уберечь его от боли. Но, глядя на него, все еще возбужденного и смущенного, предположил, что это не так. Но как он мог вот так трахнуть главного героя этого мира?! Связанного, лицом вниз и задницей вверх? Разве не было предела унижениям, которым он мог подвергнуть Бинхэ? — Я чувствую, как он дергается, — покраснев, пробормотал Бинхэ, глядя вниз, туда, где одна рука все еще сжимала их члены. — Пожалуйста… Говоря начистоту, все это было подстроено чтобы трахнуться? Это странным образом раздражало, но не то чтобы в исключительно плохом смысле, и не то чтобы Шэнь Цинцю на самом деле понимал, какого вообще хрена он подразумевал под этим. Что ж, ладно! Раз Бинхэ считал себя таким умным, он даст ему то, чего он хочет! — Мн, хорошо. Бинхэ почти выдал еще одно «пожалуйста», прежде чем осознал, что Шэнь Цинцю согласился, и теперь уже его член дернулся. Неужели он был таким бесстыдным, потому что хотел этого так сильно? Тревога и предвкушение свернулись в желудке Шэнь Цинцю, когда он помог Бинхэ устроиться, уперевшись в кровать грудью и коленями, так чтобы тот не задохнулся в подушках и не упал, не имея возможности опереться на руки. Глядя на плавные линии спины Бинхэ, изломанные связывающим его вервием, Шэнь Цинцю заметил, как Бинхэ неуверенно сжал и разжал кулаки, и тревога внутри него взяла верх над предвкушением. Какими бы ни были наклонности Бинхэ, Шэнь Цинцю не желал ему навредить, но, кажется, отступать было уже поздно. Бинхэ в любом случае будет плакать до тех пор, пока не добьется своего. Шэнь Цинцю сделал успокаивающий вдох и снова погрузил палец в смазку. Левой рукой он массировал твердые мышцы задницы Бинхэ — еще одно место, к которому у него никогда не было причин прикасаться, одновременно с этим экспериментально прижав скользкий указательный палец к его входу. Это не было чем-то новым для Шэнь Цинцю — прежде он растягивал себя, борясь с Бинхэ за несколько лишних минут, чтобы быть готовым принять его чертовски большой член, так что он предполагал, что теперь все будет так же, однако… Было так же тесно и тепло, как когда Шэнь Цинцю готовил себя, но от мысли, что скоро он войдет внутрь, его глаза остекленели. Бинхэ не напрягался и не пытался отстраниться от него, как иногда это делал Шэнь Цинцю, но его дыхание уже стало прерывистым. Средний палец вошел так же до странного легко, и Шэнь Цинцю думал что знал причину. Шэнь Цинцю прочистил горло и позволил себе произнести: — Бинхэ… ты? — его голос затих, оставив ему лишь слабую надежду, что этот наполовину озвученный вопрос будет понят. Это, кажется, было так, поскольку Бинхэ, вжатый щекой в кровать, кивнул, и его глаза полыхнули красным от воспоминаний о том, что он делал с собой ранее. — Я хотел быть готовым… Говоря это, он даже не старался ради приличия выглядеть смущенным. Напротив, он качнулся назад, насадившись на замершие внутри него пальцы, сжимая руки, словно желая схватить что-то, но не имея ничего поблизости. Бинхэ вставлял в себя пальцы? Не единожды, судя по тому, как это прозвучало, и Шэнь Цинцю не мог сопротивляться яркому мысленному образу Бинхэ с разведенными ногами, врезающемуся в себя пальцами (так как Бинхэ никогда ничего не делал только наполовину, сейчас он прекрасно это знал). Трогал ли он себя или намеренно игнорировал свой член, готовя себя в надежде что произойдет именно это? Чувствуя, что не дышал какое-то время, Шэнь Цинцю сделал глубокий вдох, стараясь не замечать свое разочарование от того, что не видел этого. Принявшись снова трахать Бинхэ пальцами, он сгибал их, ища место, по которому Бинхэ всегда удавалось попадать так потрясающе точно. Однако Бинхэ, по-видимому, этого было недостаточно, он продолжал подаваться бедрами назад, трахая себя, желая получить как можно больше, ведь Бинхэ не знал, повторится это или его Учитель трахнет его лишь единожды. Стоило комбинации их движений найти простату, как его колени ослабели, бедра резко замерли, и он с трудом выдохнул: — Здесь – пожалуйста - здесь, коснись меня здесь, ах… — Бинхэ требователен сегодня, — пробормотал Шэнь Цинцю, однако нисколько не сердясь, и немедленно дал Бинхэ желаемое, вжав пальцы внутрь, часто ударяя его простату. Довольно скоро Шэнь Цинцю пришлось отодвинуться, чтобы добавить больше смазки, раз он планировал продолжить подготовку, и едва он это сделал, как тон Бинхэ тотчас же изменился. Более не заполненный пальцами Учителя и не получающий его прикосновений, Ло Бинхэ издавал жалкие звуки, слезы навернувшиеся на его глазах заструились через переносицу, задница дернулась, будто стремясь снова быть заполненной. — Сожалеет, ах, этот—этот ученик сожалеет, он будет вести себя хорошо, пожалуйста… Вид Бинхэ, принимающего три пальца, по мнению Шэнь Цинцю, не поддавался описанию. Его лицо покрывал глубокий красный румянец, его мягкое и податливое тело подергивалось вокруг пальцев, а бедра дрожали, пытаясь удержать задницу в воздухе. Даже не глядя, Шэнь Цинцю мог сказать, что красный и жаждущий прикосновений член Бинхэ истекал предэякулятом — руки Бинхэ скручивались и поворачивались в путах, ища что-нибудь, что угодно, что можно было бы схватить. Шэнь Цинцю понимал, что слишком спешил, что, в идеале, ему нужно как можно лучше растянуть Бинхэ, показав этим, как тот должен обращаться с Шэнь Цинцю. Он знал, что поощрял вредные привычки Бинхэ, но прямо сейчас он слишком хорошо понимал, почему Бинхэ никогда не тратил на это время. Во всяком случае, Шэнь Цинцю даже не думал забыть про смазку. Но даже минимальное прикосновение покрытой мазью руки к члену заставило его сделать несколько успокаивающих вдохов и выдохов, чтобы не кончить в тот же миг. Он никогда не сможет простить себя, если не познает приветственный жар Бинхэ. Стоило ему только прижать головку члена ко входу Бинхэ, как тот качнул бедрами назад, требуя большего, желая, наконец, принять Учителя и почувствовать его внутри. Вспыхнувшее возбуждение вынудило Шэнь Цинцю войти одним медленным толчком. Невообразимый жар внутри не шел ни в какое сравнение с тем, что он представлял. Вплотную прижавшись бедрами к крепким мышцам задницы Бинхэ, пальцами одной руки он стиснул его бедро, грозя оставить синяки, другой взялся за вервие, сдерживающее Бинхэ, и потянул вверх. Оставшийся без сил, Бинхэ едва мог сопротивляться и красиво прогнулся в спине. Его плечи тряслись, и Шэнь Цинцю осознал, что Бинхэ практически рыдал, на мгновение испугавшись, что зашел слишком далеко, толкнулся в него слишком сильно, и попытался выйти, но Бинхэ подался назад, впуская его в себя. Задыхаясь от слез, он отчаянно прохрипел: — Нет, нет, нет, Учитель, пожалуйста, не останавливайся, пожалуйста, я не могу… От этого «Учитель» Шэнь Цинцю будто ледяной водой окатило, и он со шлепающим звуком опустил ладонь на задницу Бинхэ. — Бинхэ! — его голос был твердым и низким. Бинхэ в ответ что-то бессвязно промычал, его мышцы свело в спазме — Шэнь Цинцю был уверен, что он кончил только от удара. Испытавшее второй за ночь оргазм, тело Бинхэ стремилось вобрать его в себя как можно глубже, выжать его досуха, и Шэнь Цинцю прикусил губу, чтобы не последовать за ним. Получив одобрение, он отпустил вервие, позволив Бинхэ упереться грудью в кровать, и снова шлепнул его. Две красные метки расцвели на коже, без возможности исчезнуть до тех пор, пока Бинхэ был лишен своей способности немедленно восстанавливать повреждения. Его всхлипывания стали тише, а бедра ритмично двигались назад, навстречу Шэнь Цинцю, но бездумно, механически, ненамеренно ища удовольствие. — Бинхэ, я говорил тебе не называть меня так. — Да, да, прости, мне жаль, эт-этот муж впредь будет осторожнее, ах, пожалуйста, не останавливайся— Слезы Бинхэ всегда были слабостью Шэнь Цинцю, однако сейчас ему совсем не хотелось утешить очевидно наслаждающегося Бинхэ. Темп, что он задал — быстрый и изнурительный, но Бинхэ ни словом не выказал недовольство, принимая его со стонами и изредка скатывающимися слезами, с бедрами, грозящими подвести его после каждого следующего перенесенного им шлепка. Все еще волнуясь, Шэнь Цинцю вцепился в вервие и потянул, вынуждая Бинхэ обратить на него внимание. — Слово – какое слово, Бинхэ? — Ах, ах, — он будто думал над этим, но не так долго, чтобы Шэнь Цинцю понадобилось подсказать ему снова. — Огурец, это огурец, Муж, пожалуйста, продолжай… В таком случае, до тех пор, пока Бинхэ помнил это, но не произносил, он должен быть в порядке — ему, кажется, это нравилось, если его все еще истекающий после двух оргазмов член мог сказать Шэнь Цинцю что-то о мнении и желаниях Бинхэ, даже если его слезы говорили об обратном. Однако Шэнь Цинцю чувствовал, что мог не надеяться даже приблизиться к демонической выносливости Бинхэ, так что не было необходимости пробовать. Взамен он потянулся к члену Бинхэ и, используя сперму для лучшего скольжения, стал двигать рукой в одном темпе с движениями своих бедер. Другой рукой он стиснул бедро Бинхэ, так сильно вжимаясь пальцами и ногтями, что на нем наверняка метками расцветут синяки. Шэнь Цинцю подозревал, что Бинхэ не станет слишком скоро исцелять их, и не замечал, что ему нравилась мысль видеть напоминания о своих действиях на теле Бинхэ. Возможно, это мстительная черта; в конце концов, слишком часто кончалось тем, что Шэнь Цинцю рыдал и умолял, в надежде что Бинхэ просто кончит и оставит его в покое, в то время как Бинхэ явно старался взять больше, хотел большего, и плакал, не получая достаточно сильных ощущений. Шэнь Цинцю сдвинул руку и, потерев большим пальцем уретру, услышал искаженный отчаянием голос Бинхэ. — Бинхэ, Бинхэ… — почти произнеся что-то гораздо, гораздо более бесстыдное, Шэнь Цинцю прикусил губу, но одно только собственное имя заставило Бинхэ отреагировать, сжавшись вокруг его члена и, дрожа бедрами, кончить. Третий оргазм, но, откровенно говоря, хоть Бинхэ и выглядел перевозбужденным, он дергался, толкаясь во все еще ласкающую его руку Шэнь Цинцю, погружаясь в нее и сразу же отстраняясь. Эти противоречивые реакции были будто последовательными, если не сказать больше. Стоны стали жалкими всхлипами и хныканьем, звуча до тех пор, пока Шэнь Цинцю вновь не толкнулся в Бинхэ, полностью заполнив его и оставшись внутри, до боли сжимая в пальцах плоть и кость бедра Бинхэ, пока его собственный оргазм высасывал силу из его конечностей. Шэнь Цинцю вышел и не мог не удивиться тому, как бедра Бинхэ тут же подвели его, и он рухнул на кровать. Шэнь Цинцю не был так одарен, как Бинхэ, и последствия были куда менее интенсивными, но он все еще ясно видел, как его собственная сперма вытекала из трепещущего, словно продолжающего искать наполнения, отверстия. Но предел этого тела — один оргазм, а три, видимо, тела Бинхэ сегодня. Изумленный, будто очнувшийся от того, что сделал, Шэнь Цинцю разжал пальцы на бедре, пытаясь вместо этого успокаивающе его потереть. Его возлюбленный молчал, дышал прерывисто и моргал, как если бы был сбит с толку. — Бинхэ, ты… с тобой все хорошо? — в голосе Шэнь Цинцю слышалось неподдельное беспокойство — страх, что, казавшееся правильным ранее, на самом деле было чересчур, что Бинхэ не был к такому готов. — Да…да, этот муж в—в порядке, — пробормотал он, медленно закрыв глаза, уже вернувшиеся к своему обычному черному цвету, выглядя умиротворенно, но своим довольно слабым голосом беспокоя Шэнь Цинцю. Он впервые видел Бинхэ таким и волновался, что сломал его, связав, подмяв под себя и пригвоздив, что Бинхэ, как он и боялся, отказался использовать стоп-слово, даже когда это стало необходимо. Ничего не поделаешь; они поговорят позже, но он не в состоянии отменить то, что сделал. Шэнь Цинцю осторожно подвинулся выше на кровати, потянувшись к узлам бондажа на муже, и принялся избавлять его от вервия. Он растирал каждый новый открывшийся участок кожи и хмурился, видя оставшиеся неяркие отпечатки — неужели было слишком туго? Отчасти Шэнь Цинцю был уверен, что Бинхэ не заинтересуется этим вновь, но, в любом случае, собирался запомнить, что переусердствовал, что в следующий раз должен быть осмотрительнее. Подобные повреждения ничего не значили для Бинхэ, когда по его венам вновь циркулировала демоническая энергия, но Шэнь Цинцю презирал саму мысль ранить его, словно подводя снова. Он причинил Бинхэ достаточно боли, заполучил доверие Бинхэ и разрушил множеством способов, а тот продолжил ему верить. Длинные пальцы Шэнь Цинцю массировали руки Бинхэ в попытке стереть следы от вервия, прежде чем продолжить снимать его, но лежащий на груди Бинхэ делал это невозможным. Обхватив Бинхэ, желая помочь ему подняться, Шэнь Цинцю тихо сказал: — Давай, Бинхэ. Сядь. Твоему мужу нужно развязать тебя. — Нет, все нормально—я хочу… оставить его, — голос Бинхэ еще не стал прежним, но уже был немного живее и привычнее. Несмотря на сказанное, он послушно сел, неловко сдвинувшись, вероятно из-за спермы, покрывающей его бедра и живот, а также кровать. Нужно было привести все в порядок, но веревка, казалось, врезалась в кожу все сильнее каждый раз, когда Шэнь Цинцю смотрел на нее. — Нет, мы должны его снять. Ты не можешь остаться так, тебе будет плохо. Ну же, Бинхэ, не бойся. Я сделаю это так осторожно, как только смогу. — попробовал убедить его Шэнь Цинцю низким и теплым голосом, успокаивающе поглаживая его по свободной от вервия спине. В какой-то момент Шэнь Цинцю начал ласково хвалить Бинхэ и бормотать, заботливо наставляя, только наполовину продумывая свои слова: «Хорошо, Бинхэ, все хорошо», — «Ты молодец, еще несколько секунд», — «Уже почти все, ты отлично справляешься, ты скоро будешь свободен, просто побудь так еще немного ради меня», — «Посиди еще немного, отлично, я позабочусь о тебе», и им подобные. По правде говоря, Шэнь Цинцю едва осознавал, что именно он говорил. Он продолжал развязывать вервие бессмертных и разминать освобожденные участки, заставляя кровь вновь циркулировать, стараясь изо всех сил, чтобы свести дискомфорт к минимуму. Как только веревка была снята, аккуратно сложена и убрана на прикроватный столик, Шэнь Цинцю помог Бинхэ лечь на спину, наблюдая как тело того оживает с вернувшимися в него силами. Он поднялся за полотенцем, собираясь обтереть Бинхэ, глаза которого медленно возвращались к жизни, становясь бдительнее и внимательнее, следуя за Шэнь Цинцю, пересекающим их общую спальню. Бинхэ слегка вздрогнул от движущейся по его телу ткани, особенно внимательно прошедшейся между его ног. Это напоминало то, как чувствовал себя Шэнь Цинцю, будучи не совсем в себе после секса, едва осознавая, когда Бинхэ ухаживал за ним. — Бинхэ, если ты не вымоешься сейчас, тебе придется сделать это утром. — откладывать так надолго всегда неудобно, но Шэнь Цинцю знал из личного опыта, что после секса с Бинхэ не был заинтересован в том, чтобы двигаться, и обычно Бинхэ относил его к горячему источнику. — Ты хочешь? Сфокусировав взгляд на Шэнь Цинцю, Бинхэ почти застенчиво кивнул, хотя не прошло и минуты. Шэнь Цинцю помог ему встать и, поддерживая как мог и насколько ему позволял Бинхэ, повел его медленно и бережно, не желая сделать Бинхэ хуже, чем уже было. Однако он должен был признать, что Бинхэ вел себя куда более спокойнее и приятнее, чем сам Шэнь Цинцю, будучи уставшим после секса. Теплая вода сразу же вымывает напряжение из конечностей Бинхэ, исторгая из центра его груди низкий удовлетворенный звук. По крайней мере, это чувство было знакомым. Шэнь Цинцю тихонько рассмеялся себе под нос и сложил ладони вместе, чтобы намочить волосы Бинхэ. Руки Бинхэ двинулись, будто желая помочь ему вымыть спутанные и мокрые от пота волосы, но Шэнь Цинцю мягко отмахнулся. — Просто посиди спокойно. Ты делаешь это для меня, и я сделаю это для тебя. — Я хочу, — заботливо добавил он мгновение спустя. Последние слова покорили Бинхэ, и он оставил попытки помочь, его веки начали тяжело опускаться, скрывая блестящие глаза, а сам он все больше и больше опирался на край горячего источника и тело мужа, пока вода успокаивала его мышцы. Длинные пальцы Шэнь Цинцю вплетались в пряди, распутывая и намыливая их. Давление пальцев и легкие поскабливания ногтями кожи головы еще больше расслабили Бинхэ, и его глаза полностью закрылись. Шэнь Цинцю и сам засыпал в горячем источнике, пока о нем заботился Бинхэ, так что он едва ли мог жаловаться, и видеть Бинхэ таким спокойным и умиротворенным было довольно приятно. Он вспенил мыло и оставил его ненадолго, а затем взял стоящую рядом чашу и, набрав в нее воды, принялся ополаскивать волосы, пока они не начали слегка поскрипывать в его пальцах. Бинхэ позволили поспать еще несколько минут, прежде чем Шэнь Цинцю осторожно потряс его. — Бинхэ, вставай. Ну же, вставай. Давай я вытру тебя и отведу обратно в постель. Выйдя из воды, выглядя лишь наполовину в сознании, Бинхэ послушно стоял, не двигаясь, если не считать легкого покачивания его тела (он, кажется, изо всех сил старался не заснуть), пока не был полностью высушен. Шэнь Цинцю накинул ему на плечи тонкий халат и нежно переплел их пальцы, снова поддерживая приличную часть веса Бинхэ, пока тот не лег. — Учитель, — Бинхэ выглядел бодрее, вопреки тому, что, наконец, был в постели. Он уткнулся носом в ногу Шэнь Цинцю, подобно большой кошке. — Учитель, было хорошо? Было хорошо? Он снова заплачет! Что с этим главным героем? Что он имеет в виду, спрашивая ‘было ли это хорошо?’ Разве это не его вопрос? Что это за реплика женщины-после-ее-первого-раза? Возмущенный — но очень, очень любящий, Шэнь Цинцю провел пальцами по основательно взъерошенным сухим волосам, изогнув губы в едва заметной улыбке. — Мн, было хорошо. А тебе? Последовал долгий вдох, а затем пауза, как будто Бинхэ держал это в себе уже довольно долго. И только Шэнь Цинцю собрался спросить, было ли что-то не так, было ли все настолько плохо, что он даже не дышал, показывая свое неприятие, лицо Бинхэ расцвело в самой нежной и теплой улыбке. — О, Учитель, это все, о чем этот ученик мог просить. Учитель? — Мн. — Учитель может – если это не проблема, может ли он сделать это снова для этого ученика? — его голос вновь был мягким и застенчивым. Лицом он продолжал потираться о обнаженное бедро Шэнь Цинцю без намека на секс, попросту ища утешение в тепле тела мужа, мягкости кожи под его щекой. — …Если Бинхэ желает, — дал Шэнь Цинцю уклончивый ответ, не только из-за поразившей его просьбы, но и потому что был удивлен, насколько оглушающе громким было это «да», как сильно он желал вновь увидеть Бинхэ связанным и умоляющим, но ему все же нужно было выразиться яснее. Шэнь Цинцю хотел бы прикрыть лицо веером, прежде чем произносить эти бесстыдные слова: — Это не проблема. Мне… мне тоже понравилось. Настроение Бинхэ тотчас же стало еще лучше и, сияя, он кивнул, моментально успокоившись. Шэнь Цинцю никогда не переставал поражаться тому, каким чувствительным был Бинхэ, как искренне он беспокоился, что мог пройти через все это только потому, что ему так сказали, что он волновался о Шэнь Цинцю, которому, честно говоря, было не в пример легче. — О… Хорошо. Шэнь Цинцю все еще пробегал пальцами по волосам Бинхэ, наблюдая как его муж проигрывает войну со сном, несмотря на то что недавно выиграл битву. Спустя мгновение он опустился на кровать рядом с Бинхэ и свернулся калачиком у него под боком, закинув руку ему на талию, переплетясь с ним ногами. Положив голову на левую сторону груди, где был шрам, он слушал биение его сердца, его вдохи и выдохи. Когда дыхание и сердцебиение выровнялись, говоря о крепком сне его мужа, Шэнь Цинцю сильнее сжал талию Бинхэ. Обдавая дыханием его кожу, он прошептал «я люблю тебя», не так быстро чтобы быть услышанным, но все же на ступеньку дальше, чем когда просто говорил что-то. Прислушавшись к мужу и убедившись, что его отдых будет мирным, не потревоженным никакими дурными снами, Шэнь Цинцю тоже позволил себе заснуть, пресыщенный и расслабленный. Удобно устроившись щекой на груди Бинхэ и наслаждаясь его теплом, все еще тронутый оказанным ему доверием. Шэнь Цинцю уже спал и не услышал, как мягкий голос прошептал в ответ «я люблю тебя, Учитель, я люблю тебя». Он уже спал и не почувствовал, как рука легла на его затылок, прижимая его лицо к чужой груди.