***
Уокер ехал домой с отвратительными мыслями. Не хотелось спать, не хотелось есть. Не хотелось, в общем-то, ничего. Парень понимал, что все проблемы решатся в день его рождения. Но на словах это были мелочи. На деле предстояло как минимум дожить до этого злополучного дня, как максимум — собрать вещи, плюнуть в лицо старого мудака и с грохотом закрыть за собой дверь в родной дом. Калеб проклинал себя за то, что Корнелия подвергалась такой опасности каждый день по его вине. И хотя он осознавал, что Хейл терпит всё это ради него, но чувства вины это не поубавило. Он ждал, когда она уйдёт. Он знал, что так будет. Видел во снах, чувствовал сердцем. И это разбивало его сильнее. Чем дольше это будет длиться, тем ему будет больнее. А боли ему и сейчас было предостаточно. Припарковав машину около дома, Калеб устало облокотился спиной на сиденье. Хотелось закрыть глаза и умереть. Лишь бы не идти в этот дом. И почему он обязан? И почему всё так несправедливо? Заметив краем глаза на панели розовую вещицу, парень протянул в её сторону руку. Нащупав пластмассовый предмет, Калеб преподнёс его к лицу. Заколка в виде звезды, забытая Корнелией. Покрутив аксессуар в пальцах, Уокер опечаленно вздохнул. На сколько её ещё хватит? И как больно потом будет в конце? Ответов не было, но и догадаться ему было не сложно. Расставаться всегда тяжело, а с человеком, ставшим для тебя столь родным, тем более. Положив в карман вещицу, парень вышел из машины и направился по каменному тротуару в сторону дома. В гостинной пахло табаком. Почувствовав его, Калеб никак не отреагировал. Это был лишь своего рода сигнал о том, что отец находится дома. От этого настроение незамедлительно упало. Но и другого ожидать не следовало, знал ведь, что так будет. — Где ты был? — ледяной голос, лишённый каких-то чувств, раздался совсем неподалёку. — Не твоё дело, — как всегда ответил тот, даже не посмотрев на лицо отца. Это была заготовленная машинальная фраза, универсальная для любого вопроса, прозвучавшего из его уст. — Я беспокоился. Калеб застыл на месте, чувствуя, как его штормит от внезапно нахлынувшей лавины злости. Резко развернувшись в сторону прозвучавшего голоса, Калеб впился глазами в объект своей ненависти. Хотелось разорвать его к чертям, отомстить за всё, что он переживает по его вине. Пагубные привычки, отсутствие возможности жить со своей семьёй, приближающееся расставание с человеком, в которого он был влюблён. Сколько ещё эта сволочь должна отобрать у него? Сколько ещё дерьма он может вылить в этот свет? — Что?! — прорычал Калеб, отбрасывая снятые кроссовки в сторону. То ли от плохого настроения, то ли от безостановочного потока мыслей Уокер почти слетел с катушек всего от одной фразы отца. Последние несколько ночей они терроризировали его, отгоняя сон, заставляя мучаться и представлять, как жизнь разваливается на куски. — Ты, дерьмо, сейчас сказал, что ты переживал? Но на удивление мистер Уокер не ответил агрессией, как всегда это делал. Он был предельно спокоен, как будто ничего не случилось. Как будто его сын не готов был вылить ведро грязи на него. — Тебя не было дома две ночи. Что я должен делать? — У тебя нет ни жалости, ни сочувствия, ни души. Потолок твоих переживаний — собственная выгода, мудак. Не смей мне говорить подобное после всего, что ты вытворил за эти дни. Ты послал своих щенков, чтобы поймать мою одноклассницу. Совсем из ума выжил, старый идиот?! — Кто она для тебя? — проигнорировав всё вышесказанное, сказал Уокер старший, считывая каждую эмоцию на лице своего сына. Калеба не на шутку трясло, его кулаки были сжаты до предела, желваки заметно заиграли, его буквально раздирало от накопившихся эмоций. — Не твоё собачье дело! — Милый, что случилось? — вдруг послышался незнакомый голос со стороны лестницы. Машинально обернувшись в его сторону, Калеб увидел женщину лет тридцати, одетую в облегающее вечернее платье и каблуки. Уокеру показалось, будто бы ему дали пощёчину. Он не раз говорил отцу, чтобы тот перестал водить домой незнакомых ему баб для развлечений. Но, конечно же, тому было совершенно плевать. — Это твой сын? — Да, дорогая, — легко ответил старший Уокер, даже не посмотрев в сторону женщины. Дама грациозно спустилась по ступенькам и коснулась плеча парня. От неё повеяло дорогим парфюмом. Калеб стряхнул её руку со своего тела, не желая принимать её касания. Это была очередная дешёвка, найденная его отцом для забав в своей постели. — Такой душка. Почему я не видела тебя раньше? — спросила женщина, растянув в улыбке губы, аккуратно накрашенные красной помадой. — Потому что он раздолбай. Никак не может отлипнуть от одной юбки, вот и бывает дома раз в неделю. Женщина посмеялась над словами мужчины, изучая Калеба заинтересованным взглядом. — Наверное, она какая-то особенная, верно? Такого красавчика ухватила девчонка, хвалю. — Ненадолго, — ухмыльнулся мистер Уокер, открывая бутылку красного вина, как ни в чём не бывало. — Что ты сказал? — прорычал Калеб, сжимая кулаки. Боги, как же сильно он держал себя в эту минуту. Моментальная тревога прорезала воздух, от чего стало сложно дышать. Что, мать вашу, могли значить эти слова? — Я сказал, что это ненадолго. Ты думаешь, что если оставил пташку дома, то она в безопасности? — заговорчески улыбнулся мужчина, так медленно, так опасно, от чего у Калеба выступил холодный пот. Он, вдруг, осознал, что задумал этот мудак. От этого всё тело ещё больше задрожало. Глаза застелила пелена. Ярость завладела каждым кусочком его тела и мыслей. Хотелось драться, хотелось отомстить за то, что его жизнь была так близка ко дну. Калеб опомнился лишь тогда, когда его кулак уже был направлен в сторону отцовского лица. Ударив первым, чего ещё никогда не случалось, парень вдруг осознал, что остановиться уже не сможет. Не в силах. Слишком много ему пришлось пережить по вине этого подонка. Слишком много боли. Один удар, второй, десятый. Прямо в нос, глаз, губы. Костяшки кулаков сбиты в кровь, но парень словно обезумевший свалил отца на пол, продолжая уродовать его лицо. В крови бушевал адреналин, хотелось кричать, хотелось не оставить от него ни кусочка. Чтобы понял, как ему больно. Чтобы знал, что за свои поступки ему придётся ответить. Чтобы помнил, что его сын больше не ребёнок и может постоять за себя. Пол запачкался свежей кровью, а комната наполнилась женским криком.***
— К-кто вы такие? — едва слышно прошептала Корнелия, чувствуя спиной закрытую входную дверь. Бежать некуда, на побег уйдёт слишком много времени. Догонят, схватят и убьют. Никто даже не узнает. Заметут следы и закопают в лесу. Даже имени не спросят, хотя Корнелия была уверена, что его они и так прекрасно знают. Сразу ведь догадалась, кто проник в её дом. Люди мистера Уокера. Больше некому. Один из мужчин, сидевших на диване, закинув одну ногу на другую, в расслабленной позе наблюдал за девушкой с неподдельным весельем в глазах. Для него это была весёлая игра, когда сама Хейл считала минуты до верной погибели. — Милая, ну что ты, как в чужой дом пришла. Проходи, присаживайся, поговорим по душам. Этот разговор ей не нравился даже куда сильнее того факта, что перед ней стояли незнакомые мужчины в её же собственном доме. В каждом слове читалась скрытая угроза, от чего в животе всё неприятно сжалось. — Мама! Папа! — вдруг крикнула девушка в надежде, что кто-то из родителей появится на лестнице и вызовет полицию, но этим она лишь сильнее разозлила мужчин, хотя те и не подали виду. Один из них нахмурился и закатил глаза. — Ну зачем же так кричать при гостях? Мамочка и папочка работают, поэтому только тебе предстоит проявить гостеприимство. Корнелия окончательно вжалась в дверь. И, казалось бы, её можно было просто распахнуть и бежать прочь, кричать о помощи и просить вызвать полицию. Но от шока и стресса девушка просто не могла пошевелиться, чувствуя как ноги постепенно немеют, а колени начинают подкашиваться. Она пропала. — Что вам от меня нужно? — едва передвигала языком девушка, с ужасом наблюдая за бандитами, уже удобно расположившихся в её гостинной. Один из мужчин вдруг поднялся и двинулся в сторону Хейл, пока та с ужасом наблюдала как он движется к ней словно зверь, загнавший добычу в угол. Так, по сути, оно и было. Не сказать иначе. — Мой босс сильно тревожится о том, что ты сблизилась с его сыном, дорогая. Я пришёл со своими друзьями, чтобы поговорить с тобой. Как тебе кажется, может, ты хочешь бросить его? — фальшиво улыбался мужчина, настигая блондинку. — Нет, — твёрдо отрезала девушка, пытаясь не потерять остатки самообладания. Спорить с этими людьми, пусть, и не было смысла, но Корнелия даже и думать не хотела о том, чтобы произнести подобное в слух. Даже таким гандонам, как они. Посмотрев на своих друзей, мужчина в чёрной куртке посмеялся, пожав плечами. — Не хочет, ребята, — продолжая смеяться, он запустил руку в карман куртки и вытащил оттуда блестящий предмет, быстро превратившийся в карманный нож. Раскрыв его, он вновь двинулся в сторону побелевшей школьницы. — Точно? — Точно, — процедила она, пусть её и без того шаткая уверенность ещё больше поубавилась после появления холодного лезвия в руках незнакомца, явно имеющего криминальное прошлое и, без сомнений, настоящее. Подойдя к девушке почти вплотную, он коснулся рукой её волос, убрал их с плеча и переместил свои пальцы на её щеку. Поднеся ледяной нож к её шее, он едва заметно прикоснулся губами к её коже лица. — А так, милая? — шепнул он на ухо дрожащей блондинке. — Всё ещё не надумала? Затаив дыхание, чтобы лезвие не касалось её кожи, Корнелия тихо всхлипнула, не желая умирать подобным образом. Не так рано. Ведь у неё должна быть целая жизнь впереди. Она мечтала закончить школу, поступить в какой-нибудь колледж, жить с Калебом спокойной жизнью и просто быть счастливой. Неужели она не заслужила этого, хоть и сильно банального, плана? Всё правда может закончиться так быстро? От рук каких-то уродов, которым заплатят за это деньги? — Калеб узнает об этом, — едва дыша произнесла девушка. С лица мужчины пропала улыбка. Он как по канону настоящего головореза выглядел устрашающим, бесчувственным. Жестоким, наконец. Бандит грубо прижимает девушку к стоящей рядом стене, от чего та больно ударяется спиной. — Не узнает. Мне ничего не стоит убить тебя сейчас. Если ты останешься с ним, клянусь, я стану твоим главным кошмаром. Я буду преследовать тебя везде: около школы, дома, на ваших сладких сраных свиданиях. Я буду мерещиться тебе за каждым углом, за окном, пока ты спишь в своей постели. Ты не сможешь сделать ни единого вдоха без моего присутствия. Клянусь тебе, ты будешь сильно жалеть о том, что решила остаться с ним. И, поверь, надолго тебя не хватит. Я лично об этом позабочусь. Лезвие касается бледной сливочной кожи школьницы, оставляя за собой неглубокий порез, словно на память о первой встрече. Корнелия закрывает глаза, чувствуя, как слёзы бегут по щекам, как воздуха катастрофически не хватает. Она лишь слышит, как рядом раздаётся какой-то шум, обмякнув, она скатывается по стенке, не в силах сопротивляться, не в силах умолять. Лишь просто молчать и ждать, когда всё это закончится. Но неожиданно мужчина просто отпускает её и открывает входную дверь. — Помни, птенчик: не изменишь решения, приобретёшь нового лучшего друга в моём лице. И поверь, эта дружба тебе сильно не понравится. Трое мужчин покидает помещение, не дождавшись ответа девушки. Корнелия лишь обхватывает ноги руками и громко плачет из-за пережитого страха, с которым она не смогла справиться. Всё это слишком на неё давит. Эти прятки, нападения, а теперь ещё и проникновение в её дом. Всё это слишком. Даже для неё.***
Полиция, которую вызвала незнакомка в его доме, приехала оперативно быстро. Всё, что Калеб помнит после этого — несколько часов за решёткой. Ему не в первой приходилось оказываться в полицейском участке. Раньше это происходило из-за сильного пьянства или же уличных драк, в которые он ввязывался по глупости. Обычно его быстро отпускали, когда отец вносил за него откуп. И, на удивление, даже несмотря на то, что Калеб почти до потери сознания избил своего отца, этот случай не стал исключением. Когда перед ним открыли решётку, Уокер увидел мужчину в форме, а рядом и своего отца, лицо которого сильно заплыло после полученных травм. У него был сломан нос, напрочь разбиты губы и очень опухший левый глаз. Калеб не чувствовал вины. Видит бог, он мечтал сделать это не один год. Часто он терпел неудачу в драках с отцом, получая постоянные травмы и ссадины, которые как на зло очень долго болели. Но в этот раз в нём вдруг что-то переменилось. Будто бы озверев, он налетел на него и бил до тех пор, пока силы не иссякли даже замахиваться в очередной раз, чтобы вновь ударить куда-то наугад по лицу собственного отца. Мистер Уокер, увидев, как сын выходит из-за решётки, ничем ему не пригрозил. Лишь сказал негромкое «пошли домой, сынок». Словно так всё и должно было быть. Будто бы понял, что заслужил. Хотя Калеб не верил в это. После случившегося все его силы иссякли до конца. Отчаяние поселилось где-то глубоко в душе. Он не знал, что случилось с Корнелией в его отсутствие, не знал, как далеко зашёл его отец в этот раз. Но он понял одно — так дальше нельзя. Просто нельзя. Они с Хейл начали играть в игру уже заранее будучи проигравшими. Не с тем связались, выбрали неравного соперника, у которого уже была колода козырных карт со всеми тузами впридачу. Просто не победить. Ноль шансов из тысячи возможных. И это нужно было всегда держать в своей голове, не допускать и мысли, что всё можно исправить или кого-то спасти. Так не бывает. И Калеб зря подумал иначе. Зря затянул во всё это её. Он уверен, она уже и сама об этом догадалась. Выходя из полицейского участка полностью поверженным, Калеб ничего не видел перед собой. Ни заплывшее от его ударов лицо отца, ни женщину, которая стояла рядом с отцовской машиной. Ни бледное испуганное лицо его блондинки, непонятно откуда взявшейся здесь. Уокер не понял, что происходит даже тогда, когда тёплые руки обхватили его шею, когда она прижалась к нему всем телом и тихо заплакала на его груди. Её плечи дрожали то ли от страха, то ли от жалости. Лишь спустя несколько мгновений он осознал, кто находится перед ним. Его рука лишь на секунду скользнула по её спине, слегка прижимая к своей груди. Но нельзя было забывать о том, чему его научил этот день.Помни.
Прикрыв глаза на секунду, Калеб проклял себя. Он был проклят и с самого рождения, оказавшись во власти столь влиятельного человека. Он будет проклят сейчас, ломая единственный шанс на его исцеление своими собственными руками. В груди лишь боль, нестерпимая, удушающая. Так выглядит поверженный. Так выглядит человек перед своей казнью. Убрав руку со спины Корнелии, Уокер полностью вошёл в образ, который никогда бы не понравился девушке. Хейл так сильно дрожала в его руках, что Калебу хотелось незамедлительно заключить в свои объятия. Одному Богу известно, какой стресс она сегодня пережила. Калеб знал, что себя ему не спасти. Но он понимал, что ещё мог спасти Корнелию. Любой ценой, даже если она будет слишком для него дорога. Если с гадом нельзя играть по-честному, обнажив свою душу, значит нужно принять его правила. Посмотрев на Корнелию так, словно она была одной из тех девиц в школе, которые визжали при виде него, когда он только перешёл в школу, он медленно выдохнул воздух из лёгких. Ему было жаль, наверное, даже гораздо сильнее, чем он думал. Но сейчас шла речь не о любви и чувствах, а о её безопасности, что было для него гораздо важнее. Быть может, она однажды простит и поймёт. А может, будет зла до конца своих дней. Но выбора, как оказалось, у него не осталось. Сам всё усложнил, не переубедив её ранее. Сам знал, что совсем скоро она сама исчезнет. Уж лучше поступить сейчас так, даже несмотря на то, что сердце готово было вот-вот выпрыгнуть из груди. — Зачем ты пришла? Между нами всё кончено. Уходи, — бросил Уокер, после чего тут же направился лёгким шагом в сторону отцовской машины. Ситуация и так была дерьмовой, не хотелось устраивать разборки прямо рядом с полицейским участком. Но внезапно парень почувствовал крепкую хватку на его запястье. Повернувшись в сторону девушки, Калеб увидел, как та держала его обеими руками. Её взгляд, пропитанный непониманием и тревогой, заставил парня ещё тысячу раз проклясть себя за содеянное. Но он правда не мог иначе. Иначе с ней случится ещё большая беда. Этот день это отчётливо дал им понять, что рядом с ним не безопасно. По раздельности — тем более. Лучшим вариантом было не иметь друг друга в своих жизнях. Калеб ещё в самом начале это знал, но совершил оплошность. — Калеб, я… — чуть слышно прошептала девушка, зная, что отец Уокера был рядом и мог слышать их разговор. — Я знаю, он заставляет тебя это сделать. Но не слушай его, мы справимся. Доверься мне. Калеб знал, что она была его крепким плечом. И она надеялась, что и он станет для неё чем-то подобным. Ей казалось, что только вместе они могли справиться с этой напастью. Она верила, что может его спасти. Но она ошиблась. Они оба ошиблись. — О чём ты? — вырывая руку из её пальцев, холодно спросил Уокер младший. — Он тут ни при чём. Просто я понял, что всё это ошибка. Я не собираюсь становиться его приемником, моё мнение осталось прежним. Просто за эти два дня я понял, что ты не вписываешься в мой мир. У меня и так много своего дерьма, я не хочу спасать ещё и тебя. Святая Корнелия, геройствующая ради меня. Ради бога, давай прекратим играть в этот спектакль. Я просто устал от этого. Слова, сказанные Калебом с таким усилием, что голова невольно закружилась, ранили девушку в самое сердце. Сложно сказать, верила ли она в это, но в один момент её руки всё же опустились вдоль туловища и она замолчала. Её глаза лишь слегка намокли, а руки безжизненно висели вдоль тела, не в силах пошевелиться. Она не ответила, а потому не желая видеть эту душераздирающую картину, Калеб просто повернулся в сторону отцовской машины и продолжил свой путь. Ему казалось, что там, за спиной, он оставил не только человека, уверовавшего в него всем своим разбитым сердцем, но и себя, какую-то необъяснимо важную часть, которая давала ему всё это время оставаться человеком. Отныне вряд ли про него можно было так сказать. Вдруг он понял, как стало противно от самого же себя. Но так будет лучше. Нельзя сомневаться в том, что ты делаешь, когда дело касается безопасности любимого человека. Даже если ты топчешь ногами всю его надежду, веру и любовь. Так ему казалось. Мистер Уокер лишь хмыкнул, увидев, как сын садится в машину, а полностью обездвиженная девушка остаётся на месте, не в силах отвести взгляд. Подойдя к блондинке, он положил руку на её плечо, как-то слишком издевательски, словно его маленький сынок отнял у неё игрушку в песочнице. — Это жизнь, милая. Без обид. Слова, брошенные ей в лицо, словно отвратительный плевок, поставили окончательную точку в её отчаянии. Чувствуя, как всё нутро горит, Корнелия медленно сглотнула. Машина Уокера выехала со стоянки и уехала в неизвестном направлении. А девушка лишь наблюдала за ней, понимая, что связалась не с теми людьми. И сердце своё доверила не тому человеку.