«С основных событий фанфика прошло девять лет»
Жаркий июньский день подходит к концу, и блуждающий среди деревьев ветерок приносит долгожданную прохладу. Вечером в лесу становится тихо, но тишина эта обманчивая. Если прислушаться, то можно услышать редкий щебет готовящихся ко сну птиц, шелест ветвей и тихое шуршание травы, потревоженной мелкими зверьками, которые торопятся попрятаться по норам. Огненный шар солнца скатывается по небосводу, и затаившийся в засаде рыжий щенок видит, как низкие лучи играют золотыми бликами на пышных кронах кустарников и искрятся на черно-бурых шкурах вепрей. Дикие кабаны, ещё днём спрятавшиеся от зноя в канаве, лежат, довольно похрюкивая, и изредка перекатываются с боку на бок, наслаждаясь идущей от мокрой земли прохладой и последними часами отдыха. Вепри покидают логово, когда на лес опускается сумрак. Стая не очень большая: с десяток взрослых зверей и семенящие следом поросята, которым на вид не больше пары месяцев. Щенок не отводит взгляда от маленьких кабанчиков, чьи светлые шкурки окрашены темными полосками. Маскировка, которой наградила сама природа, им не поможет — волк выследил свою добычу. Проходит совсем немного времени, и проголодавшиеся за день вепри разбредаются в разные стороны. Они с громким чавканьем сжирают понравившуюся траву и роют землю, выискивая коренья. Иногда, почуяв слабый запах хищника, тревожно водят рылами, и в такие моменты волчонок перестает дышать. Он знает, что у вепрей отличное обоняние и слух, а вот видят они плохо. Надо вести себя тихо, не выдать своего укрытия лишним звуком или неосторожным движением, и тогда удача будет на его стороне. В этот вечер волчонку везёт, как никогда раньше. Утолив первый голод, кабаны уходят дальше в лес и уводят за собой потомство, но один поросенок немного отбивается от стаи. Он, роя пятачком уже переворошённую землю и подбирая последние обрывки корешков, так увлекается поиском вкусностей, что не замечает ничего вокруг. Взрослые вепри скрываются за стволами деревьев и кустарниками. Об их близком присутствии напоминает лишь треск отрываемой коры да негромкое хрюканье. Лучшего момента для нападения не будет — поросёнок отстал от стаи, он один и его отлично видно, а взрослые звери не скоро обнаружат пропажу, если всё сделать быстро и тихо. Волчонок почти бесшумно ползет на брюхе, готовясь к стремительному прыжку. Его мелко трясёт от нетерпения и азарта охоты. Ещё пара мгновений — и он атакует, сомкнёт челюсти на горле навсегда затихшего поросёнка, а после с гордостью вернётся в общину, впервые принеся пускай маленькую, но настоящую добычу. Не отводя взгляда от поросёнка, щенок доползает до последних укрывающих его ветвей кустарника, делает глубокий вдох и срывается с места, за пару мгновений преодолевая расстояние до желанной добычи, но схватить её не получается. Шустрый кабанчик уворачивается от нападения. Зубы волка громко щёлкают, ухватив вместо живой плоти пустоту, а лес оглашается звонким визгом удирающего к стае поросёнка. Промахнувшийся щенок падает на бок и трясёт головой, но быстро вскакивает и убегает прочь, едва по лесу прокатывается рёв взбешённого вепря. Охота превращается в погоню, вот только добыча теперь не лесное зверьё, а сам волчонок. Он петляет между стволов сосен и перепрыгивает через поваленные деревья, прошмыгивает под низкими ветвями, слыша за спиной громкое дыхание преследующего его кабана, который с треском сметает вставшие на его пути преграды в виде густых кустарников. По бокам хлещут колкие лапы низкорослых елей. Глаза слезятся от бьющего в морду ветра. Волчонок со всех лап мчится в сторону общины, но противник догоняет; и щенок, пользуясь неповоротливостью врага, бежит зигзагами, уходит то вправо, то влево, чтобы не быть раздавленным огромной тушей. Он знает: если вепрь настигнет его — собьёт с лап, а после затопчет и разорвёт клыками. Дикий кабан не оставит в живых того, кто осмелился напасть на его детёныша. Вепрь начинает отставать от волчонка, когда они оба выбегают из леса на открытую, расчищенную оборотнями поляну. До общины недалеко, и дикий зверь постепенно теряет задор, очутившись на территории, на которой слишком часто появляются волки. Пользуясь чужим замешательством, волчонок не сбавляет хода и больше не отвлекается на манёвры. Он бежит прямо, стремится пересечь поляну как можно быстрее, и из-за радости от скорого спасения забывает про новую подстерегающую его опасность. Внезапно высокая трава сменяется ненадежным настилом из веток ельника, который обрушивается вниз, едва волчонок забегает на него. Громко взвизгнув, щенок кубарем летит в глубокую яму. Больно ударившись и насквозь промокнув от скопившейся на дне ямы дождевой воды, щенок выбирается из лужи и со страхом глядит вверх. Если вепрь не успеет остановиться и с разбегу упадет в ловушку оборотней, как в неё угодил сам щенок, то спастись уже не получится — из ямы самостоятельно не выбраться, а в замкнутом пространстве зверь расправится с волчонком. Готовясь к последней схватке, волчонок громко рычит, на его загривке дыбом встаёт шерсть, а злой оскал обнажает острые клычки. Рыжий щенок пятится назад, пока не упирается задними лапами в крутую стену ямы. Тревожно вслушивается в звуки, ожидая скорого появления врага. Кабан даёт о себе знать через несколько невыносимо долгих мгновений, но не оказывается внутри ловушки. Он осторожно подходит к краю ямы и с любопытством смотрит вниз. Издаёт довольное хрюканье, разглядев поверженного противника; и волчонок может поклясться, что в маленьких, заплывших жиром глазах тупого и агрессивного зверя пляшут огоньки злорадства вперемешку с ликованием. Вепрь уходит, вдоволь насладившись беспомощностью щенка. Возвращается в лесную чащу, откуда начинают раздаваться жалобные повизгивания поросят, потерявших папашу. Убедившись по стихающим звукам, что кабана рядом нет, волчонок отряхивается от воды и перевоплощается. Лишённое шерсти тело охватывает зябкая прохлада, и стоящий на дне ямы омежка обнимает себя за плечи, чтобы согреть покрытую мурашками кожу. Он бегло оглядывается, стараясь в сгущающейся тьме разглядеть яму, и приходит к неутешительному выводу — выбраться из ловушки в человеческом обличье тоже вряд ли получится. Не желая сдаваться, омежка сперва пытается взобраться по крутой стене, но глина под его ладонями слишком скользкая. Он начинает расковыривать пальцами стену, чтобы вырыть что-то наподобие ступеней, но быстро бросает эту затею — даже если это получится сделать, то на сооружение «лестницы» уйдёт вся ночь, а в общине папа уже наверняка устроил переполох, не найдя сына. С трудом поборов желание обратиться обратно в волчонка и отчаянно завыть на взошедшую луну, мальчишка садится на дно ямы и задирает голову. Он с тоской глядит на ночное светило и редкие зажигающиеся на небосводе звёзды — души ушедших волков. Где-то среди них есть тот, кто разделил бы с омегой страсть к охоте. С заоблачной высоты неусыпно следит за племянником тот, кто при жизни был таким же храбрым и отчаянным волчонком. — Ёнгук, ты же слышишь меня, правда? — тихо шепчет омежка, неотрывно глядя на ровное свечение звёзд. — Ты же всегда рядом со мной. Прошу, помоги. Луна восходит всё выше. Её белый свет серебрит верхушки сосен, закрадывается в яму и освещает на дальней стене едва заметные выступы черных извилистых корневищ, что остались в земле после вырубки леса оборотнями. Вскрикнув от радости, мальчишка вскакивает на ноги и торопится к противоположной стене ловушки. Он исследует корневища и убирает с них налипшую глину, делая чудом обнаруженную опору более выпуклой. — Спасибо, Ёнгук! — омежка машет рукой, обращаясь к звёздам, и крепко вцепляется пальцами в один из выступающих корней, что находится на уровне груди. Хоть не с первой попытки, но мальчишке удается выбраться наружу. Стоя на одном из верхних корней, он хватается ладонями за скользкую глиняную кромку. Подтянувшись на дрожащих руках, ложится грудью на поросший травой край ямы. Чуть отдышавшись, забрасывает сперва одну ногу, потом — другую. На животе отползает подальше от выкопанной оборотнями ловушки и встает в полный рост. Омега переводит дух и осматривает себя со всех сторон. Грязный и замерзший, по уши вымазанный в глине. Одежда осталась валяться далеко в лесу, но возвращаться за ней совсем нет сил. Только сейчас мальчишка понимает, как сильно он устал от охоты, погони и бессчётных попыток выбраться из ямы. А ещё он ужасно проголодался и хочет пить. — Юми! Услышав своё имя, омежка оборачивается на крик. Не успев толком разглядеть подскочившего оборотня, утопает в крепких объятиях альфы. — Где ты был всё это время, малыш? Что с тобой случилось? Мальчишка доверчиво жмётся к оборотню и от облегчения закрывает глаза. Его нашел вожак общины, и это значит, что теперь точно всё будет хорошо. Намджун осторожно отстраняется, чтобы стянуть с себя рубаху и отдать ее омежке. Ждёт, пока тот оденется, а потом подхватывает его на руки и идёт в сторону общины. — Ты мне расскажешь, что произошло? — спрашивает Намджун. — Я охотился, — честно отвечает Юми. На руках у вожака почти так же уютно, как и на руках родного отца, а согретая телом альфы рубаха приятно согревает кожу. — Выследил в лесу стаю вепрей и попытался утащить одного поросёнка, но у меня не вышло. Поросёнок смог увернуться, а взрослый вепрь загнал меня в яму. Омежка от обиды поджимает губы. Он — оборотень, охотник. И попался в сделанную его сородичами ловушку. Какой позор! — Поодиночке на кабанов не охотятся даже самые сильные альфы, — качает головой Намджун и крепче прижимает к груди едва не погибшего ребенка. — Ты хотя бы сейчас понимаешь, насколько твой поступок… — Знаю. Глупый, — перебивая вожака, вздыхает Юми. — Я хотел сказать, что этот поступок был очень безрассудным, — исправляет Намджун. — Хотя твой вариант тоже верный. — Но я хочу охотиться! — восклицает Юми. — Хочу быть в стае и доказать всем, что омеги тоже могут быть охотниками. Отец с папой против, а вот Ёнгук точно поддержал бы меня. — Мы потеряли Ёнгука, когда он был ненамного старше, чем ты сейчас. Родители боятся за тебя. Они не переживут горя, если ты уйдёшь от нас на свет луны, — тихим, но строгим голосом говорит Намджун. Юми чувствует, как от стыда начинают гореть щёки. Он не подумал о родителях, когда в очередной раз сбежал из общины в лес и затеял охоту. Вернее, думал, но не о возможной опасности, а о том, как вернется домой с добычей. Днём Юми казалось, что папа не станет сильно сердиться, когда увидит пойманного поросёнка. Сейчас нарушивший все родительские запреты, застрявший в лесу до глубокой ночи и потерявший свою одежду волчонок не знает, как будет оправдываться перед папой. А что скажет отец? — Не рассказывай обо всем случившемся отцу, ладно? — жалобно просит Юми. — Думаешь, если я не расскажу, то Чонгук ничего не узнает? — хмыкает Намджун. И сразу же, увидев печаль ребенка, утешает: — Я обязательно поговорю с твоим отцом, как только он вернётся в общину. Постараюсь убедить его отпускать тебя в лес вместе с охотниками. — Я смогу тренироваться вместе со стаей? — задохнувшийся от восхищения омежка подпрыгивает на руках альфы. — Стану настоящим охотником? — Только если Чонгук не будет против, — улыбается в ответ Намджун. Остаток пути они проходят молча: сильный вожак и сидящий на его руках Юми, едва не пищащий от восторга. В тихом ночном лесу отчетливо слышны волчий вой и громкие переклики на человеческом языке — оборотни разносят радостную новость, что потерявшийся волчонок уже найден и скоро будет дома. Едва Намджун и Юми добираются до общины, радость начинает тускнеть, и окончательно угасает, когда омежка видит встречающих его жителей: взбудораженных альф; взволнованных омег; хмурого, как грозовая туча Чимина; Юнги, цвет лица которого гораздо бледнее обычного; и заплаканного папу. Юми тихо вздыхает и сильнее жмётся к Намджуну. На душе становится тоскливо. Омежка понимает, что избежать наказания не получится. Даже если вожак, беседуя с Чонгуком, сумеет подобрать нужные слова, чтобы без лишних эмоций рассказать о неудавшейся юминовой «охоте», то папочка точно в самых ярких красках распишет отцу про все свои волнения и пережитый ужас.***
— Лето только наступило, а уже столько неприятностей произошло, что не унести, — вздыхает уставший Чимин, заглянув в гости к Юнги. Осталась позади Ночь Белой Луны. В общину вернулись оборотни, которые в этот год забирали омег из поселения людей. С брачных боев альф прошло два дня, и почти завершены приготовления к завтрашнему празднику — дню свадеб. В последнее время у Чимина — как у омеги вожака — было слишком много дел и хлопот, и поэтому он ненадолго приходит к Юнги, едва вечером появляется свободная минутка. — Как-то всё неправильно в этом году, — говорит Чимин, пока друг выставляет на стол угощения: кувшин с яблочным компотом и блюдо с земляничным пирогом, верхушка которого украшена взбитыми сливками. — Альфы ослушались указания Намджуна и вместо трех омег приволокли четверых. Юми чуть не погиб на так называемой охоте. Вот зачем Чонгук согласился идти в деревню? — Потому что никто из оборотней не горит желанием общаться с людьми. Вожак выбирает альф, которые пойдут за омегами, — объясняет сидящий напротив Юнги. Он откусывает от пирога здоровенный кусок, тщательно прожевывает и вытирает рукавом рубахи оставленные сливками белые усы. Насмешливо интересуется: — Ты что, не согласен с решением мужа? — Если бы Чонгук остался в общине, то Юми не убежал бы в лес, — делится своими размышлениями Чимин. — Это вряд ли, — насмешливо тянет Юнги. — Зная характер нашего Юми, он удрал бы в любом случае. Прям из-под носа отца. — А из-за того, что отца не было дома, удрать стало ещё проще. За что получил наказание, — огорченно вздыхает Чимин, со всей искренностью сочувствуя обожаемому омежке. — Лучше за волчонком следить надо, тогда и наказывать не придётся, — наставительно поднимает вверх указательный палец Юнги, а после кивает головой в сторону распахнутого окна. — Вот мои дети всегда под чутким присмотром. Чимин лениво поворачивается на стуле, чтобы посмотреть на веселящуюся во дворе ребятню. Юнги с Хосоком, как все пары оборотней, не остановились на одном волчонке и каждый год рожали очередного малыша, пока не появилось на свет главное чудо семьи — долгожданный омежка. Ночью прошел сильный ливень, и сейчас все пятеро детей Юнги, старшему из которых шесть лет, а самому младшему исполнилось два годика, с упоением возятся в огромной луже. Они громко топают, поднимая в воздух тучи брызг. Толкаются, чтобы опрокинуть братьев в воду, и с визгами кидаются друг в друга жидкой грязью, размазывая ее по одежде, оголенным рукам и ногам. — У меня из-за домашних хлопот и приготовлений к праздникам совсем нет свободного времени. Даже к Тэхёну некогда зайти и узнать, как у них дела, — говорит Юнги, отвлекая Чимина от наблюдения за его играющим потомством. — Чонгук сильно Юми наказал или как всегда повозмущался для вида и через пару часов успокоился? — Очень сильно, — хмурит брови Чимин. — Запретил отходить от дома дальше, чем на двадцать шагов. — Что вы делаете?! — внезапно оборотень срывается с места и бежит к окну. Он, словно только сейчас заметив, чем занимаются его дети, упирается ладонями о подоконник, почти перевешивается через него на улицу и громко кричит: — Разве можно так играть?! Пять чумазых мордашек поворачиваются в сторону возмущенного омеги. Дети с нетерпением ждут родительских наставлений. — В лужу надо прыгать с разбега. Так брызг получается больше. Обрадованные дети возобновляют весёлую игру, теперь уже следуя указаниям папы, а Юнги возвращается обратно за стол к Чимину. — Маленькие они ещё. Всему их учить надо, — со снисходительной улыбкой объясняет оборотень и продолжает прерванную беседу. — И чем же занимается наказанный Юми, чтобы не сдохнуть от скуки? — Цветочки под окнами поливает. Вместе с Тэхёном убирается в доме и моет посуду. От нечего делать даже вышивать начал. Чонгук ужасно злится, но Намджун не теряет надежды уговорить его отпускать сына в лес. Под свою ответственность. — Ну, Юми в любом случае не прекратит попытки охотиться. Так пускай лучше будет под присмотром стаи, чем опять в одиночку в лес удерёт. — Я предлагал ему охотиться вместе со мной на уток, — разводит руками Чимин. — Но Юми почему-то отказывается. — Потому что Юми оборотень, — улыбается Юнги. — Ему не нужны лук со стрелами, чтобы приносить в общину добычу. Ты ещё даже не представляешь, какими упрямыми бывают волчата. На последнее заявление друга Чимин согласно кивает. Он провел в общине полных девять лет, сам стал папой троих очаровательных волчат, но до сих пор каждый день наполнен новыми открытиями. Омега прекрасно помнит прошивший тело ужас, когда он впервые увидел новорожденного Юми. У лежащего в колыбели младенца были плотно сомкнуты веки, и Чимин был уверен, что ребенок родился слепым; а после друзья со смехом объяснили ему, что это нормально, так и должно быть. Глазки малыша — и в волчьем, и в человеческом обличье — начали потихоньку открываться спустя десять дней. Ещё Чимин помнит, какой скандал закатил мужу два года назад, когда ненадолго отлучился из дома, а вернувшись увидел, что годовалые близнецы — омежки Мини и Мони — забились под комод и мирно спят на полу, подергивая во сне хвостами. Омега вопил громче раненого медведя и молотил кулаками по груди Намджуна, который не уследил за сыновьями. Они же маленькие и могут простудиться! А что будет с близнецами, если они во сне случайно перевоплотятся из волчат обратно в детей? Вся мебель в доме стоит на слишком коротких ножках, чтобы под ней могли поместиться дети! Тяжелый комод расплющит близнецов! В тот день Намджун долго удерживал бушующего Чимина и спокойным голосом объяснял, что волчата гораздо умнее, чем о них думает их папа, и перевоплощаться в столь неподходящем месте точно не станут даже во сне. А от простуды их защищает теплая шерсть. Последний раз Пак удивлялся различиям между оборотнями и человеческими детьми сегодняшним утром, когда пятилетний Юхён, заметив, что папочке тяжело нести наполненный водой котёл, забрал его из рук оторопевшего Чимина и с легкостью повесил на крюк очага. Из раздумий Чимина вырывает раздавшийся на улице протяжный волчий вой. Отчаянный, с нотками обреченности. Вой отца, который пришёл домой и осознал, насколько долго ему этим вечером придётся отмывать в бане своё потомство. — Хосок вернулся, — обрадованно улыбается встрепенувшийся Юнги, а Чимин в несколько глотков выпивает налитый в кружку компот и, позабыв про нетронутый кусок пирога, спешит покинуть дом друга. — Я, пожалуй, пойду. Намджун уже наверняка ждёт меня. Увидимся завтра на празднике, — торопливо прощается Чимин, но идёт не к двери, а в сторону открытого окна. — Ты что, забыл где выход? — удивляется Юнги, увидев, как Пак вскарабкивается на подоконник. — Помочь выйти на крыльцо? — Мне так удобнее, — отмахивается от любезного предложения Чимин и выпрыгивает на улицу. Он выпрямляется в полный рост и тревожно осматривается. Видит, как волк стремглав взлетает по ступеням крыльца и, встав на задние лапы, распахивает дверь. Убедившись, что поступил верно, Пак выходит на дорогу и идёт к своему дому. Он уверен, что Хосок не стал бы специально причинять ему вред. Зато мог случайно сбить с ног, столкнувшись с ним на пороге.***
Праздник удаётся на славу. Над поляной возвышаются купола шатров. Длинные столы ломятся от выставленных блюд и кувшинов. Альфы снимают с вертелов жареные туши жирных барашков. Пирующие оборотни и люди-омеги наполняют свои опустевшие тарелки снедью, подливают в кружки напитки. Все вокруг веселятся, смеются, ведут оживленные беседы с сидящими рядом за столами друзьями и соседями; и только Хосок ни на минуту не теряет бдительности. — Нельзя прыгать через костер! — кричит он своим детям, которые, явно придумав увлекательную игру, стоят слишком близко к огороженному булыжниками пламени. — Немедленно отойдите от огня! Хосоку с трудом удается перекричать гул толпы. Жители общины громко выкрикивают поздравления, не скупятся на добрые пожелания и дают шутливые советы новым образовавшимся парам. Дети вперемешку с щенками затевают шумные игры, путаются под ногами у взрослых и таскают со столов самые лакомые кусочки. — Надо было рябиновую настойку ставить ближе к омегам, — подмечает Юнги, увидев, что рядом с новыми прибывшими в общину людьми мало кувшинов, обложенных льдом. — Лучше налить им в кружки успокоительные отвары, — не соглашается Сокджин. — Я как раз недавно свежие приготовил. Пользы от отваров будет больше, а вреда — меньше. — Ерунду не говори, — спорит Юнги с лекарем. — Уж кому-кому, а этим омегам точно не повредит выпить для храбрости. Накидаться бы им сейчас до беспамятства, и сами не заметят, как ночь пройдёт. — А утром альфы ко мне косяком попрут! — возмущается Сокджин. — Чтобы я лечил больные головы их перепивших супругов! Чимин издает нервный смешок, но не влезает в перепалку оборотней. Скорее всего, в данном споре прав Юнги. Крепкий алкоголь — лучший способ расслабиться для людей, с ужасом ожидающих первой брачной ночи. Пак это точно знает. Ему в своё время настойка помогла. Ненадолго. Наверное, потому что была выпита в недостаточном количестве. Чимин в своем веселье не отстает от оборотней. Он с удовольствием ест и пьет, много общается с друзьями, мельком присматривает за детьми и наблюдает за новыми семейными парами. Нынешний день свадеб — десятый для Чимина, и последний, когда альфы выбирали омег для общины. Выжженный пустырь, который остался на месте уничтоженного людского поселения, зарос луговой травой, непроходимым кустарником и тонкими, тянущимися ввысь молодыми берёзками. Деревень осталось девять, и оборотни, сделав полный круг, на десятую Ночь Белой Луны вновь пришли в ту, с которой начали. В этом году альфы забрали омег из деревни, в которой когда-то жил Чимин. «А ведь им гораздо проще, чем было нам с Тэхёном, — думает Пак, вглядываясь в побледневшие лица. — Они видят людей и точно знают, что их самих не принесут в жертву. Они понимают, что им ничего не угрожает, но всё равно выглядят так, как будто этот день для них — последний». Чимин наблюдает за омегами, подмечая, как нелепо они смотрятся среди беззаботно веселящейся толпы. Двое из них оцепеневшие, скованные отчаянием. Они, уже смирившиеся со своей судьбой, но ещё не принявшие её, сутулят спины и смотрят перед собой, вяло отзываясь на ухаживания мужей. Третий омега кажется чересчур собранным, что выдают сжатые губы и горящий недобрым пламенем взгляд. И только четвертый человек, которого не должно было быть в общине, сидит у оборотня на коленях, уткнувшись лицом в изгиб его шеи. — Думаешь, альфы поступили правильно, что забрали его? — шепотом спрашивает Чимин у сидящего рядом мужа, который без лишних подсказок понимает, о ком идёт речь. — А ты считаешь, что было бы лучше оставить в деревне? — вопросом отвечает Намджун. Чимин качает головой. Было бы свинством оставить несчастного паренька на произвол судьбы. Пак, как и другие жители общины, может только догадываться, насколько ужасная была жизнь у этого омеги в родной деревне — за всё недолгое нахождение в общине парень не сказал ни слова, — зато знает историю, как он оказался среди оборотней. Когда закончился выбор омег, Ночь Белой Луны подходила к концу, а оборотни, забрав с собой живую дань, подняли на плечи паланкин и собрались покинуть деревню, из стоящего на площади строя внезапно выбежал паренёк и бросился вслед уходящей стае. Он быстро догнал молодого альфу, который шёл последним, и набросился на него. Омега пинал по ногам и бил ладонями по мощной спине, всеми возможными способами провоцировал оборотня, а когда тот, удивленный подобной наглостью человека, обернулся — заплакал и упал на колени, не выдержав обращённого на него жёлтого взгляда. Омега одной рукой вытирал струящиеся по щекам слёзы, другой держался за край чужих штанов и сквозь рыдания просил не оставлять его в живых. Умолял убить так быстро, как это умеют делать волки. Альфа не смог равнодушно уйти. Нарушив указание вожака, он подхватил осевшего у его ног паренька и унёс с собой в лес. Стискивая в объятиях чудом обретённое счастье, на руках донес омегу до общины, а тот, найдя в волке спасение, жался ещё ближе, судорожно хватался за его одежду и не разжимал пальцы даже во сне. — Хэвон не нарушил закон, — бесстрастным голосом говорит Намджун. — Человек сам отдал свою жизнь во власть волка, а оборотни всегда с благодарностью принимают подарки. Тем более, такие ценные. — Он не дрался за омегу, — тихонько спорит Чимин. — Брачные бои были проведены по всем традициям. Хэвон не виноват, что этот человек не заинтересовал других альф. — Другие альфы не вышли, потому что уступили Хэвону и пожалели омегу, — стоит на своём Пак. — Да, оборотни очень великодушны, — согласно кивает Намджун. — И это неправильно. — Мне лучше знать, что правильно, а что — нет. — Это ещё почему? — уже открыто возмущается Чимин. — Потому что я — вожак, — не скрывая превосходства, отвечает Намджун и, прекращая бессмысленный спор, закрывает омежий рот поцелуем. Чимин недовольно мычит в намджуновы губы, но очень скоро поддается ласковому напору. Его муж чуткий и умный, заботливый ко всем жителям общины и умеющий мыслить значительно шире, чем другие оборотни, выходя за рамки вековых традиций и обычаев, но при этом не нарушая основной уклад жизни. Нет ни одного повода, чтобы сомневаться в мудрости и рассудительности вожака, но вздорный характер не даёт Чимину покоя. Омега частенько спорит с мужем и переживает за всё подряд. На сегодняшнем празднике чувство тревоги не покидает Пака. И как оказывается не зря. Безобразный скандал вспыхивает ближе к полуночи, когда на поляне начинает играть музыка, оборотни, продолжая пирушку танцами, выходят в круг, а новые семейные парочки постепенно разбегаются по домам, чтобы провести в ласках остаток ночи. — Не смей меня трогать, вонючая тварь! Омега, чей недобрый взгляд ещё в начале праздника успел заметить Чимин, вскакивает со скамьи и в порыве ярости сметает со стола стоящие рядом блюда и кувшины. С трепетом приготовленные угощения падают в пыль. Напитки растекаются ручьями и впитываются в утоптанную землю. Омега тяжело дышит и с ненавистью глядит в глаза оборотня, который, как видимо, предложил уединиться в спальне. — Никакой ты мне не муж! — кричит омега. — Я лучше сдохну, чем лягу под волка! На поляне стихают все звуки. Испуганные непонятной ситуацией дети подходят ближе к родителям. Омеги жалостливо кривят губы. Альфы хмурят брови. Новоиспеченный муж бушующего омеги смотрит на вожака, взглядом прося подсказать, как он должен поступить дальше. — Ты выиграл брачный бой, — ровным тоном говорит Намджун. — Омега принадлежит тебе. Оборотень коротко кивает, тем самым показывая, что всё понял, и закидывает супруга к себе на плечо. Повиснув вниз головой, омега истерично визжит и извивается всем телом, но альфа, получив одобрение вожака, уносит его с ярко освещенной кострами поляны в темноту улиц общины. Ещё некоторое время слышны постепенно затихающие истошные омежьи вопли, а после над поляной проносится хосоков крик. — Вы зачем схватили чан?! — грозно спрашивает Чон у своих детей, которые воспользовались замешательством взрослых и стянули посудину, чтобы вдоволь полакомиться запрещённым льдом. — Немедленно поставьте обратно на стол! Горестно вздыхая и жалуясь друг дружке на бессердечного отца, ребятня возвращает похищенное; жители общины возобновляют прерванный праздник, ведь дальнейшая жизнь супружеской пары — это их личное дело, и никто не имеет права вмешиваться в дела семьи, если только они сами не спросят совета; а к Чимину на колени вскарабкивается взволнованный сынишка. — Папочка, почему этот человек не любит Минхо? — широко распахнув от изумления глаза, спрашивает Юхён. — Он полюбит, мой милый, — успокаивает сына Чимин, приглаживая рукой его растрёпанные волосы цвета спелой ржи. — Очень скоро полюбит всем сердцем. Потому что невозможно не прикипеть душой к оборотню, который вышел биться против собратьев за право посвятить всю свою жизнь выбранному омеге. — Но сейчас Минхо ему не нравится. А почему? — не понимает Юхён. — Минхо же выиграл битву, победил всех других альф. Что ещё нужно этому омеге? — Ему нужно немного времени, чтобы разобраться в своих чувствах, лучше познакомиться с мужем и избавиться от всех предрассудков. — У омеги было целых три дня! — восклицает Юхён. — Разве этого мало? — Для людей мало, — улыбается Чимин. — Когда я вырасту большим, за меня тоже будут драться альфы, — мечтательно закатывает глаза Юми, протиснувшийся на скамью между родителями. Он смотрит на звёздное небо и едва заметно подмигивает тому, кто следит свысока. — Много-много альф! — Наверное, сразу десять выйдут, — поддерживая сына, предполагает Тэхён. — Не меньше двадцати, — исправляет мужа Чонгук и целует Юми в темно-рыжую макушку. — Наш Юми такой храбрый, что наверняка не устоит в стороне, — посмеивается Юнги. — Выйдет к своему альфе, чтобы вместе с ним раскидать всех противников. — Какой ещё «свой альфа», — презрительно морщит нос Юми. — Разве можно влюбится в кого-то до свадьбы? — Иногда такое случается, — говорит Хосок и притягивает к себе ближе мужа, обняв за плечи. — Ну уж нет, — хохочет Юми, радуясь, что не поверил шутке. — Я полюблю только самого сильного, самого красивого и самого лучшего на свете альфу. — И кто он? — интересуется Чимин, на что Юми говорит ему истину понятную оборотням, но странную для людей. — Тот, кто выиграет брачный бой конечно же! Кто же ещё? Омежка выпутывается из родительских объятий, прошмыгивает под столом и убегает в центр поляны, не замечая, как оставшиеся сидеть на скамье Тэхён и Чонгук провожают его опечаленными взглядами. — Годы пролетают слишком быстро, — негромко говорит Тэхён. — Братья Чонгука уже совсем взрослые. Альфы всё чаще начинают разговоры о том, что хотят жить самостоятельно. Омега через три года выйдет замуж. Скоро дом опустеет. — И поэтому мы решили родить ещё одного малыша, — продолжает Чонгук начатую супругом речь. — Или двух. — Очень правильное решение, — поддерживает Чонов Сокджин. — Вы молоды и сможете воспитать даже трёх волчат. — Все дети так быстро выросли, а нам хочется повозиться с крохами, — улыбается Тэхён. — И для Юми это тоже пойдет на пользу. Быть может, он будет вести себя осторожнее, когда поймёт, что стал старшим и должен заботиться о братиках. — Юми в любом случае не откажется от своей мечты стать охотником, — Намджун чуть приподнимается со скамьи, чтобы хлопнуть по плечу сидящего напротив Чонгука. — Ну что, отец, отпустишь сына со мной в лес? — Я ещё не решил, — мрачнеет Чонгук. Этот праздник наполнен для Чимина весельем и смехом друзей, их искренними мечтами и смелыми планами на будущее. Вкусной едой и танцами до упаду. Нежным взглядом мужа и тёплыми объятиями сыновей. Чимин ощущает себя самым счастливым на свете и мысленно радуется, что в следующем году день свадеб пройдёт гораздо лучше — на нём не найдётся места для испуганных омег, а в глазах молодых супругов если и будут блестеть слёзы, то только от счастья. Чимин на время забывает о всех волнениях, но ноющая под ребрами тревога возвращается, едва муж шепчет на ухо: — Приготовь завтра побольше еды и сложи необходимые вещи. Через день рано утром мы отправимся в поход.***
Поход перестает нравиться Чимину вечером первого дня. — И как я буду спать? — спрашивает Пак у мужа, когда понимает, что они ушли от общины слишком далеко в лес и вернуться домой к нужному времени уже не выйдет. — Я два одеялочка с собой прихватил, — широко улыбается Намджун. Он достает из объемного мешка вещи и протягивает мужу. — На одно ляжешь, а другим укроешься. «Хорошо быть оборотнем, — размышляет рассерженный Чимин, расстилая себе постель на собранных в невысокую кучу сухих сосновых иглах. — Перевоплотился в волка и спи хоть в чистом поле». Ночь проходит вовсе не так плохо, как представляет себе омега. Наспех собранная постель оказывается достаточно мягкой, а улегшиеся рядом муж и дети согревают теплом своих тел. Утром Чимин разводит небольшой костерок, игнорируя недовольное бурчание мужа. Омега категорически не согласен продолжать путь, пока не съест горячий завтрак и не выпьет ароматный чай. — У нас не так много времени, — поторапливает его Намджун. — Мы можем опоздать. — Ну и идите дальше без меня, раз я вас так сильно задерживаю, — огрызается Чимин. — Без тебя этот поход не имеет смысла. Затоптав костёр и наспех собрав вещи, омега перекидывает через плечо лямку мешка. Второй мешок, значительно больше по объему и тяжелее, отдает альфе и, позвав носящихся неподалёку волчат, идёт следом за ним. Они продолжают свой путь навстречу восходящему солнцу. — Куда мы вообще идём? — не выдерживает Чимин к полудню второго дня. Намджун заранее предупреждал, что никаких подробностей о цели похода не расскажет, но сейчас с неохотой объясняет. — К границе нашей территории. Мы идём в ту часть леса, которая не принадлежит ни оборотням, ни людям. — Вы же его поделили, — вспоминает давний рассказ мужа Чимин. — Поделить каждый куст и кочку невозможно, — пожимает плечами Намджун. — Есть лес, который пролегает между двух границ. — И чего ты хочешь? Показать мне все наши лесные угодья? — Потерпи и сам увидишь, — обрывает разговор оборотень. Вечером второго дня Чимин окончательно понимает, что семейная прогулка ему ненавистна. Он покусан комарами, а стёртые ноги гудят от усталости. Ему хочется вернуться домой и лечь в удобную постель, приготовить для всех вкусный ужин, а не есть то, что удалось найти в мешке. Впрочем, дети не разделяют мнение своего папочки, и Чимин согласен потерпеть эту бесполезную и затянувшуюся прогулку ради них. Волчата, ощущая свободу так полно, как никогда раньше, без устали носятся между сосен, обнюхивают всё вокруг и тявкают на птиц, засевших высоко на ветвях. Время от времени они гоняют между собой оторванную голову зайца, которого накануне поймал отец, толкают её мордочками и пихают лапами, словно это тряпичный мяч. Мони и Мини воют от обиды, если игрушку перехватывает их более ловкий старший брат, и тогда Юхён поддается и позволяет забрать обратно заячью голову, чтобы малыши не расстраивались. Чимин с любовью смотрит на играющих детей. Юхёну всего пять лет, а он уже выделяется среди сверстников рассудительностью и силой. Он вырастет умным и крепким альфой. Мони и Мини — на редкость симпатичные омеги и любимцы всей общины. Чимин правда гордится своими волчатами, но не чувствует полного триумфа. «И всё-таки обидно, что их не трое», — глядя на близнецов, сожалеет Чимин, хоть никогда не скажет об этом вслух. Тревожное чувство постепенно нарастает. Оно бьётся в груди, подсказывает, что очень скоро произойдёт что-то волнующее и значимое. Чимин смутно понимает, что упустил, не заметил какие-то мелочи и едва уловимые знаки, которые могли бы стать разгадкой на мучающий его вопрос. Беспокойство не пропадает, и Чимин не знает к добру это или к худу. — Зря мы пошли в поход, — говорит омега, когда семья останавливается на вторую ночёвку. Он легонько гладит уснувших на одеяле волчат, умиляясь мягкости их пушистой шёрстки. — После праздника в погребах осталось мало дичи. Стая готовится к охоте, а вожак пропадает неизвестно где. Ты выбрал неудачное время для прогулки. — Другой возможности не будет, — тихо отвечает лежащий напротив Намджун. — Или сейчас, или никогда. — Не преувеличивай, — фыркает от смеха Чимин. — У нас впереди всё лето. Да что там лето. У нас вся жизнь впереди! — Ты можешь хотя бы раз полностью мне довериться? Не спорить, не обдумывать, как было бы лучше, а просто сделать, что я решил? — Не могу, — хитро прищуриваться Чимин. — Забыл, что ли? У меня слишком боевой характер. — А я — самый неправильный оборотень из всех, кого ты знаешь, — улыбается Намджун. — За это я тебя и люблю, — шепчет Чимин, прежде чем прижаться губами к губам мужа. На третий день Намджуна тоже покидает спокойствие. Он чаще обычного перевоплощается и убегает вперёд, чтобы разведать дорогу. Время от времени замирает на месте, прислушиваясь и принюхиваясь. Пытается найти следы, которые неприметны для человека. Чимин видит, как его волк что-то ищет, но что именно — понять не может. Лишь в конце третьего дня оборотень обнаруживает то, что искал. — Идём скорее! Они уже ждут! — выкрикивает Намджун, на миг принимая человеческий облик, и вновь перевоплощается в волка. Взволнованный Чимин спешит, как может, но оборотню этого мало. Он скачет вокруг, едва не сбивая с ног, скулит и потявкивает, как расшалившийся щенок; а за ним носятся трое волчат и пытаются схватить зубами за хвост, принимая радость отца за игру. Чимин бежит со всех ног и замирает, когда оказывается на краю поляны. Волк становится рядом, легонько пихает влажным носом ладонь, показывая омеге, что тот должен идти дальше, но Чимин больше не может сделать ни шага. От нереальности увиденного перехватывает дыхание и начинают мелко трястись колени. На поляне разбили лагерь трое людей, лица которых по прошествии лет почти стерлись из памяти Пака. Сурово сдвинув брови, пожилой альфа сидит напротив костра и нервно ворошит горящие поленья, чтобы огонь стал выше. Присевший на корточки рядом с мужем омега, чьи волосы искрятся седыми прядями, наливает из раскаленного котелка какой-то дымящийся напиток. А на телеге полулежит на подушках закутанный в покрывала старик. Немощный и полысевший он протягивает ссохшиеся тонкие руки, чтобы обхватить обеими ладонями протянутую омегой деревянную кружку. Потревоженный запахом зверя пасущийся неподалеку конь издаёт громкое ржание и пятится назад, натягивая привязанную к его шее верёвку. Тихо скуля и поджав хвосты, трое волчат прошмыгивают между лап отца и прячутся под ним, испуганные близостью незнакомцев. Трое людей оборачиваются в сторону пришедших. Старик, рассмотрев стоящего рядом с волками омегу, первый стряхивает с себя оцепенение. Улыбается, обнажая беззубые десны. Тянется навстречу. И лес оглушает звонкий чиминов крик. — Дедушка!