Ты должен жить!

11 неделя беременности, протекает отлично. Итак. Прошло достаточно много времени, чтобы мне можно было подумать об этом и все переосмыслить. В тот день я уснул спокойно рядом с Тони, а когда проснулся, он подал мне горячий чай, нежно поцеловав в висок. Я расспросил о том, что с Кэпом, на что сразу сделавшийся недовольным Тони объяснил мне: — После того, что случилось, Романофф и Бартон устроили ему допрос с пристрастием. К слову, как ты и сказал, сначала глаза его были фиолетовыми, а потом поменяли цвет. Он помнил последние месяцы отрывками. В основном огромнейшие провалы в памяти, мол, ел, спал, тренировался. Про тот день он вообще не помнит. Это объясняет его нелюдимость, по его словам, он боялся, что сходит с ума. Ванда смогла наконец-то объяснить его снег в голове, потому что она просто не может туда пройти. Там есть что-то сильнее ее, две личности в одном, и их мысли смешиваются, не давая проследить мысли. Кэпом активно занимается Брюс, пытается найти антидот. Я тогда просто не хотел, чтобы со Стивом что-то случилось. Он был просто не в себе. Стив Роджерс, которого я знаю, смел, умен, честен и предан. А еще, в связи с последними неделями беременности, я был весь на иголках. Потому что я все еще боялся рожать, боялся. От каждого толчка вздрагивал и смотрел, вдруг отошли воды. Из-за того, что силовое поле ребенка все еще соперничало с паучьей регенерацией, точную дату не мог установить никто. От этого было еще страшнее. Я не мог определиться, кого бы хотел видеть на родах. Одновременно не хотелось никого, и хотелось всех. Все трепетали надо мной, напоминая, что мне скоро рожать. От этого было еще хуже. Они ни разу не рожали, никто, а я испытывал это на своей шкуре. И было далеко не сказочно. Я ходил весь бледный, еле передвигался, потому что ребенок отнимал очень много сил. Я попросту устал. Врач говорит, что ребенок очень силен и здоров, как бык, но это влияет на мое состояние. Был риск, что я не выживу. И если бы я знал, что умру, все равно бы согласился родить.

***

Я проснулся утром, понимая, что вся постель в крови. Я судорожно начал вставать, пытаясь позвать кого-то на помощь, сказать что начались роды. На крики помощи прибежал Стив: — О Боже, Питер! Я помогу тебе! Затем, вытащив острый кухонный нож откуда-то из-за пазухи, вонзил его прямо в мой живот. Нож вошел по самое основание, брызнула кровь, и раздался детский плач. Я проснулся, выныривая из этого кошмара, судорожно пытаясь отдышаться. Тони спал рядом, за окном было темно. Я откинул одеяло и посмотрел меж своих ног: чисто. Волна облегчения прокатилась по телу. Это было так правдоподобно. Я тихо рассмеялся. Всего лишь кошмар, плохой сон, плохой сон. Я тихо встал с кровати и, приоткрыв дверь, вышел из комнаты. База спала. Отовсюду раздавалось умеренное сопение. На кухне, к удивлению, сидел Вижн. — О, Питер, плохой сон? — задал он вопрос в лоб, своим тихим и умиротворенным голосом. — Да, есть такое, — я поежился в дверях, а затем прошел к дивану и лег на него. — Твои кошмары обусловлены страхом к неизвестности, — констатировал факт Вижн, рассматривая яблоко, — ты боишься перед неизвестностью, и она тебя пугает. Боишься, что тебя бросят и ты останешься один в такой тяжелый момент. — Я сам пришел к этому выводу уже давно, — возразил я, — но… Как же не бояться? Все говорят так легко об этом, а мне-то тяжело. Рожать не им, а мне. — В этом ты прав, Питер. Но неизвестность не должна тебя пугать. Ты же знаешь и Ванду, и Тони, и Наташу, всех остальных. Думаешь, они оставят тебя одного? — Не думаю. — Вот и хорошо. А теперь иди спать, — отправил меня Вижн. А я выходил из кухни, не понимая как, но слова его очень помогли мне. Придя в комнату, я сразу уснул, сквозь сон чувствуя, как две руки обвивают мою талию.