Specular

Наверное, иногда действительно легче не говорить. Прикосновения говорят больше, чем слова. Степень мягкости звука трения кожи о кожу показывает больше, чем клятвы. Этот звук не услышать просто так. Если ты не чувствуешь человеком, которого касаешься, не услышишь никогда в жизни. А Лухан почему-то слышит. Ему до жути интересно, слышит ли это Сехун? Этот звук невероятно теплый и знакомый, как какая-то мелодия, заученная слухом на всю жизнь, до того момента, пока сердце в старом, дряхлом теле не остановится, чтобы слиться со временем навсегда. Наверное, даже тогда возможно помнить мелодию, возможно сохранять ее в себе в качестве воспоминаний, которые Лухан собирает постоянно. И звук трения кожи. Он такой, какой въедается в слух. Он по-настоящему шелестит, будто трогаешь завялые лепестки цветов. Тот, кто трогал их когда-нибудь, обязательно поймет, какого это. Обязательно поймет, насколько это восхитительно нежно. - Ты слышишь, как я люблю тебя? – Лухан спрашивает настолько тихо, насколько позволяет его дрожащий шепот. Лухану грустно, что об этом нельзя кричать, потому что завядшие лепестки слишком хрупкие. Как и это невесомое чувство, которое можно слышать, если дышишь за двоих. Наверное, Сехун все-таки должен расслышать все, что предназначено в его адрес, даже если это будет просто очерчено губами. Они лежат просто так, в неразобранной сехуновой постели, не включая свет, не занавешивая штор. На противоположной от окна стене висит очертание окна, вырезанное серебристым светом луны. Странно, что от луны тени серебристо-холодные. Сехун обнимает лучик солнышка, нечаянно упавший с неба в один из промозглых, дождливых дней, когда солнце спешит спрятаться за облаками. А может быть, это облака спешат спрятать его. В любом случае, в такие моменты парочка лучиков у солнца все же срывается вниз. Одним из таких неосторожных лучиков стал Лухан. Он, наверное, грустит по своему настоящему дому. И Сехуну странно, что Лухан так спокоен при луне. Наверное, и с ней у него есть какие-то нити, связывающие его широкую душу с ее умиротворенным блеском. У Лухана улыбка солнца, а глаза – луны. У него голос рассвета, а движения – заката. Он будто сотворен самой природой. Будто бы какой-то невероятный. Будто бы заметный только одному Сехуну. И будто принадлежит только ему. - Слышу. Кажется, я действительно слышу, - Се тоже говорит шепотом. Лухан сегодня удивительно тихий. Неприметный. От него сегодня слишком мало вопросов. Он мало говорит. Он тихо дышит и медленно двигается. Сехун гладит его по спине в такт его дыханию. Сехун удивляется с каждым днем тому, как мало времени он проводит с самим собой. Лухан слишком увлек его. Увлек в этот омут жизни, в омут чувств, в омут эмоций, которые можно впитать от другого человека. Сехун находит это гораздо приятнее, чем видеть свое удовольствие в зеркале. Он чувствует, что Лухан стал чем-то важным. Кем-то важным. Он важнее всего на свете. - Ты чувствуешь, как я тебя люблю? – Лухан поднимает голову, сразу же встречаясь с сехуновыми губами, прижимаясь к их мягкой поверхности. Лу избавил юношу от этих маленьких шершавых ранок, которые ветер так старательно оставляет каждый день. Теперь губы у Сехуна невероятно мягкие. После поцелуя Лухан всегда чувствует отголоски этой нежности на коже. Еще долго помнит прикосновения чужого языка к нёбу, помнит, как Се прерывается, делая глоток воздуха. Они никогда не целовались долго, но воздуха почему-то всегда не хватало. Лу старается продержаться как можно дольше, когда привычно вздрагивает от чужих холодных рук. Если губы от обветренности избавить удалось, холодные руки никак не исправить. Сехун всегда касается ими лухановой талии, по-свойски приподнимая одежду. Обоим необходимо соприкасаться еще каким-то участком кожи, кроме губ. Наверное, чтобы воздуха хватило чуть дольше. - Сними это, - Сехун до дрожи желает увидеть чужое тело. До дрожи желает коснуться его. До дрожи желает почувствовать чужую кожу своей. Прижаться как можно плотнее. Лухан удивительно послушный. Податливый. Даже покорный. Кажется, что он сделает все, что ему скажут, лишь бы снова позволить слышать свои чувства. Он стягивает с себя футболку и сидит неподвижно некоторое время, освещенный луной. Сехун теперь действительно уверен, что Лухан как-то связан со всем этим. Ошеломленно оглядывая его худенькое тельце, юноша тянет к лухановым плечам руки, касаясь у самой шеи. Опускает пальцы и ведет ими вниз, встречаясь с лухановыми пальцами в его ладони. Младший не смеет двинуться. Он боится даже моргнуть лишний раз. Он неподвижен, чтобы серебристый отпечаток луны на стене сохранял силуэт в себе. Сехун тоже избавляется от майки. Он снова откидывается на кровать, приглашая Лухана к себе. Он снова слушается, осторожно соединяя обнаженные участки тела. Чувства настолько обострились, что уже режут своим мятным бризом по остаткам самообладания, которое пока еще в силах сдерживать желание крика, тонущего в эмоциях. Сейчас действительно хочется крикнуть, ущипнуть самого себя, похлопать по щекам, чтоб удостовериться, что весь этот трепет на самом деле существует. Кожа грудных клеток невероятно нежно соприкасается. Лухан немного измученно выдыхает, когда позволяет себе расслабиться под чужими губами. Для него это действительно мучительно. Для него это действительно немного неправильно. Для него это странно. Он не знает, как принимать то, что Сехун хочет подарить. Лу всегда думал, что только он может дарить людям свою самоотдачу. Дарить им все самое хорошее и нежное, что он таит в себе. А на этот раз приходится принимать. Приходится впитывать. Приходится примирять свои ощущения. Сехун целует у Лухана под подбородком, втягивая тонкую кожу в рот, оставляя красные следы, которые завтра будут видны еще более сильно. Сехун оставляет эти же следы в ямках над ключицами, на плечах, кое-где на шее. Не важно, что будут думать. Юноша просто делает то, что так долго снится ему. Юноша действительно хочет попробовать Лухана. Действительно хочет услышать, как он дышит от ощущений. Се совершенно не имеет понятия, откуда он знает все, что он делает сейчас. Что-то будто подсказывает ему, где лучше прикусить кожу, где лучше дотронуться. Сехун целует солнечное сплетение Лу и достигает губами ямки пупка. Пальцы расстегивают луханову ширинку, когда Сехун целует его выступающую тазовую косточку. В этот раз Лу не находит в себе сил возражать. Ему слишком хочется быть податливым. Слишком хочется, чтобы Сехун делал все, что приходит ему в голову. Лу уверен, что ничего плохого не будет. Се целует возбужденную плоть Лухана через ткань боксер. Гладит его сбоку, второй рукой отгибая край. Лу непроизвольно приподнимает таз, чувствуя холодные руки Сехуна, оттягивающие его крайнюю плоть. Се сразу же берет чувствительную головку в рот, обводя ее язычком, задавая пальцами темп. Сехун берет внутрь больше, втягивая щеки и слушая, как Лухан тихо поскуливает, выгибая спину. Лухан теряется в своих мыслях. Тело необъяснимо дрожит, пальцы вжимаются в кровать, губы приоткрываются в оргазменном крике. Лухан пугается всего этого, закрывая лицо ладошками. - Не пугайся, Луханни, – Сехун снова целует ямочку пупка, все еще продолжая двигать пальцами по члену Лухана, - все хорошо, - юноша снова доводит младшего до эрекции, нависая над ним и убирая его руки от лица. Лу смущенно отворачивается, пряча мокрые от слез глаза и раскрасневшиеся щечки. - Все хорошо, - Се целует юношу в щеку и снова спускается вниз, стягивая с него брюки. Снимает их с ног вместе с боксерами, оставляя Лухана полностью обнаженным. Се расстегивает свои брюки, опускаясь к лухановому паху снова, - согни ножки. И Лу слушается, сгибая ноги в коленях. Снова так стыдно. Ладошки так и норовят подтянуться к лицу, но юноша изо всех сил старается сдерживаться. Сехун успокаивающе гладит его голень, целует бедро, второй рукой дотягиваясь до прикроватной тумбы. - Нам нужна подушка, Луханни, подложи ее под себя, - Се уверен, что не заставляет Лу делать что-то. Он боится не его. Он боится своих чувств. Се хочет сделать так, чтобы этого страха не было. Он надавливает немного крема себе на пальцы, когда Лу снова укладывается на место. Сехун дотрагивается до его ягодицы, пальцами второй руки прикасаясь к сфинктеру. - Расслабься, - Сехун проталкивает один палец внутрь, осторожно двигая им внутри, как можно медленнее, давая Лухану привыкнуть к тому, что он чувствует сейчас. Его дыхание учащается, когда Сехун проникает внутрь вторым пальцем, погружая и вынимая их. Лу распахивает глаза и закусывает губы, не зная, что делать со своей странной реакцией. Больше не стыдно. Сехун целует бедро чуть ближе к паху, разводя пальчики в стороны, сгибая их внутри, погружая их глубже с каждым разом. Третий палец входит чуть сложнее, и Лухан позволяет голосу выйти наружу, зовя Се по имени, хватая самого себя за бедро, поцелованное старшим. Он целует и лухановы пальчики, продолжая проталкиваться внутрь. Чуть быстрее. Сехун снова разводит пальчики, обхватывая пальцами луханов член, стараясь заглушить дискомфорт. - Я люблю тебя, - Се обмазывает себя кремом и нависает над Луханом, прося его прижать ножки к груди. Юноша снова слушается, чувствуя, как член Сехуна заполняет его. Чувствует разницу между пальцами и самим Сехуном внутри. Чувствует, как вспухшие венки на твердом органе погружаются в него. Чувствует, как его сфинктер туго обхватывает Сехуна. Старший осторожно толкается, сразу же замирая. Лу выгибает спину, вцепившись в свои бедра так сильно, как только возможно. Больно. Все еще больно. Юноша зовет Се по имени, жалобно выдыхает ему в поцелуй, обхватывая его поясницу ногами. Сехун за что-то извиняется, когда выходит почти наполовину и снова погружается, заставляя Лухана вздрогнуть и тихо застонать. С каждым толчком он стонет чуть громче, чувствуя удовольствие Сехуна, возгласы которого он все еще превращает во вздохи. Сехуну невероятно узко в лухановом теле, невероятно горячо, невероятно приятно. Се чувствует, как мечется под ним Лухан, как он не в состоянии отвечать на поцелуи, в панике хватаясь за сехунову спину с каждым движением. Се поднимает юношу на себя, вынуждая его сесть до самого основания. Лу судорожно вдыхает воздух, больше чем нужно, захлебываясь удовольствием, пронзающим его тело. Сехун утыкается в луханову шею, целует кожу, чуть приподнимая его и продолжая двигаться, второй рукой сжимая его член. Младший резко сжимает Сехуна внутри и с измученным криком кончает во второй раз, пачкая его живот и руку. Се опрокидывает Лу обратно на кровать, поднимая его таз чуть выше и снова набирая темп, стискивая зубы и выдыхая с сумасшедшим рыком. Ладонь Сехуна с громким шлепком опускается на луханову ягодицу, оставляя красный след, снова и снова, пока юноша не входит до основания и не замирает, изливаясь внутрь. - Ты тоже чувствуешь, как я тебя люблю? – Сехун выходит из Лухана, опускаясь на него сверху и прижимаясь губами к припухшей венке на его шее. Лу на выдохе подтверждает, убирая влажную челку со своего лба. Комната все еще плывет перед распахнутыми глазами, стирая все границы между разделением мыслей двоих людей. Кажется, они даже думают как одно, после этого. - Да, – Лухан гладит Сехуна по обнаженной спине, ощупывая мелкие ранки от своих ноготков. Луна не дрогнула со стены. Она будто морозно-серебристый покровитель, помогающий слышать чувства.