Небесный штрафбат

Поначалу Кариэль думала, что их безжалостно вышвырнут на поле боя, так торопливо отряд гнали до защищенного сотней чар лагеря, притаившегося за внушительно вздымающимися песчаными горами. Бои шли дальше — на грани, на полоске между бесконечным пылающим песком и красноватым небом. Однажды ночью они вылетали; Кариэль запомнила лишь свистящий в ушах ветер, боевые амулеты, которые сыпались между пальцев, а внизу грызлась ангельская пехота, врезающаяся в неровный строй демонских солдат, которых Кариэль видела смутными мелкими тенями. Любопытство всколыхнулось в ней, ночь была холодной и звонкой, напоенной воем внизу, визгом, напоминающим звериный. Крик был знаком Кариэль, побывавшей во многих сражениях, но примешивалось к нему некое отчаяние, безысходный рев. Для стремительного налета тоже нужен был момент, дабы прорыв не прошел впустую, чтобы войска успели подтянуться прямо к горам. Как и говорила Нираэль в далеком Городе Архангелов, складывалось все крайне неудачно, Рай отступал, нес потери — впервые за столько столетий демоны оказались по-настоящему воодушевлены. Что-то у них случилось; Самаэль поднял свой народ на борьбу. Капитан их штрафного отряда, едва прибыв, встретился с другими офицерами, надолго скрылся в палатке-шатре, занавешенной цветастым ковром, каких Кариэль никогда не видывала. Приблизясь, она запуталась взглядом в переплетении сложных узоров, но Тадиэл попытался оттащить ее прочь: как бы не подумали, что она подслушивает. Забота мальчишки, не умеющего подумать о своей жизни, Кариэль здорово забавляла. Пробыв в Аду недолго, она успела проникнуться им, поразиться виду простора. Ветер здесь дул иной — ему не мешали раскидистые сады и плотно заставленные домами улочки, и он рвался, бился, сам сражался с ангелами… Все в Аду было прекрасно — дикой и звериной красотой. Кариэль поглядывала на скалистые горы, куда им предстояло отправиться: именно среди вершин цеплялись демонские форты, чудом не обваливаясь. Главной мечтой ее вскоре стало прогуляться среди гор, пробежаться по ущелью, запрокидывая голову и видя поднимающуюся над ней красную породу. Они жили с пятеркой других солдат в просторном шатре, но почти все время Кариэль проводила снаружи, то стояла в карауле, то летала — тоже стерегла подступы к их маленькому военному городку. В тылу они прятались; должно быть, от операции зависело многое, потому чародейства на их сокрытие не жалели. Ежедневно в небе скользили разведчики, неизменно талдычившие, что выступать еще рано; капитану их вести не нравились, но он благодарил солдат одними и теми же словами и отсылал обратно в ставку, что стояла гораздо южнее — лететь всю ночь. В первые же дни Кариэль столкнулась с разжалованным лейтенантом — долговязый тип с нервическим лицом, злым взглядом и с лохматыми клокастыми волосами темно-русого цвета ей не понравился сразу же. Дружбы с Лахаилом никто не водил, а он сам задирал их, цеплялся к каждому слову, высмеял сразу же Тадиэла, как тот в свободную минутку сел на песок, подстелив какую-то циновку, выклянчил у Кариэль белый лист и грифель и принялся рисовать. Лахаил был тут давно — его перевели из другого отряда, когда он и там всем надоел хуже пустыни; вид у него был неприкаянный, злой. Вместо ангельского мундира он носил по демонской моде расшитые богатые шаровары (клялся, что снял с мертвого врага) и широкую рубаху, а на поясе таскал два хищно изогнутых кинжала. «Как два демона сразу!» — как-то бросила Кариэль ему вслед.¹ К счастью, Лахаил не услышал, занятый своими думами, а Тадиэл тревожно зашипел пустынной змеюкой (на юге видели таких, потому все летали, а не топтали зыбкий песок) и напомнил, что нарываться на еще одну дуэль в ее-то положении — последнее дело. Кариэль согласилась, но ей вовсе не было стыдно. Скукой мучиться ей пришлось недолго, потому что Кариэль принялась писать Нираэль, хотя и полагала, что ответа не дождется: та не любила излагать чувства словами, отвечала односложно и по делу, когда Кариэль из мира людей справлялась о жизни в городе архангелов. В этих же заметках она больше живописала красоты Ада и рассказывала про новых товарищей. Полагая, что Нираэль не станет слушать демонские легенды, которые тут пересказывали втайне от офицеров, Кариэль сдерживалась и не начинала долгие напевные мифы. Она писала много и почти столько же рвала и выбрасывала, боясь, что письмо прочтут при передаче (письма отправляли вместе с снабжением, что прилетало почти еженедельно, притаскивая все самое необходимое); Кариэль опасалась, что сама Нираэль не поймет и заклеймит безумной. «Однажды мы были во Дворце Архангелов, туда повели всех гимназистов незадолго до выпуска, — писала Кариэль, вспоминая детские годы. — Я никогда не видела столько белого цвета и света. Мы прошли в зал, подняли головы и увидели там окулюс, сквозь который лился дневной свет.² Учитель спросил, что я вижу. Что чувствую. Я стояла, с головы до ног облитая светом. Я хотела сказать, что мне жарко, душно, глаза печет, если долго глядеть наверх, что это напоминает мне о легендах про Ад. Но я всего лишь сказала: «Свет Господень». Потому что так написано в учебниках, потому что нельзя иначе. Но вот я взглянула в глаза учителю и поняла, что и он не видит ничего подобного. Что Бог нас давно оставил. Но правила заставляют его задать вопрос. А теперь я вдруг почувствовала Его присутствие — и где, в Аду! Разве мог кто-то другой сотворить этот прекрасный мир, сверкающий при закатном солнце всеми красноватыми оттенками, своевольный и надменный, жаркий. Мы считаем врагами и его — не только демонское племя, которое я, признаться, пока не встречала лицом к лицу (лишь Лахаил хвастает у костра, но я знаю, что он не стал бы лгать товарищам — потому считаю его россказни правдой). А ведь как прекрасен Ад…» И вымарала половину, а потом, подумав, уничтожила листок, украдкой сбросила его в костер, разведенный для обогрева: иначе адскую ночь можно было не пережить. Со стороны фронта их прикрывала песчаная возвышенность, а позади раскинулись безопасные земли, на которых ангелы плотно обосновались… Они с Тадиэлом неизменно становились жертвами насмешек и шуток Лахаила — ему покоя не давало их воодушевление Адом, восхищение и преклонение перед величием пустыни. Поначалу Кариэль наивно думала, что его и самого притягивает Ад и его жители, потому он рядится в демонские одежды, но потом поняла вроде как: это он выделялся среди солдат, не желал сливаться с прочими ангелами. Удобство шароваров из легкой ткани по сравнению с форменными брюками Кариэль представляла и завидовала по-белому, провожая быструю фигуру Лахаила задумчивым взглядом. Что-то в нем было особое, что она хотела бы разгадать. «Если бы был у меня выбор, где родиться, я бы лучше появилась на свет здесь, в пустыне. Не демоном, конечно, — писала Кариэль, опасливо оглядываясь и видя там только Тадиэла, что, высунув язык от усердия, ладил стрелы оперением. — Я бы хотела быть здешней птицей, парящей в небе и видящей всю красоту. Они стремительные и смелые — Лахаил сегодня отправился на охоту, препирался с капитаном и вернулся с крупной черной птицей. Удивительно — со стороны кажется, будто перья стальные, так они переливаются». Как и обычно — половину пришлось вычеркивать. В этот раз Кариэль поленилась и не стала уничтожать свои записки, а заштриховала текст и спрятала поглубже в свою сумку, а сама, гибко потянувшись, встала и вышла из палатки. На нее ворчали солдаты, сидевшие у самого входа, но двинулись, чтобы Кариэль не пришлось перепрыгивать через их ноги. За палаткой она неожиданно наткнулась на темную фигуру, приметила мерно вспыхивающий огонек, напружинилась — показалось, это какая-то магия. Но тихий смешок заставил Кариэль подпрыгнуть на месте. По голосу она с изумлением узнала Лахаила и подошла поближе, поскольку совершенно глупо было бы сбегать и давать ему повод для десятка новых острот. От него странно пахло — терпко, пряно, дымом, но не костром. Прищурившись, Кариэль подозрительно поглядела на бумажную трубочку, набитую чем-то пахучим (она не могла понять, приятный это запах или нет); заметив то, как она тянется ближе, растревоженная неизвестным ароматом, Лахаил молча сунул руку в карман шароваров и извлек сверток из плотной бумаги. На обороте что-то написано было, и Кариэль поклялась бы, что это не енохианский. — Демонское курево, очень даже неплохо, — порекомендовал Лахаил, и Кариэль несмело вытащила себе пару палочек и спрятала. — Там, в самокрутках, какие-то местные травы, но они не дурманят голову, а успокаивают. Вряд ли это было разрешено, если Кариэль никогда прежде о таком не слышала, потому она благоразумно промолчала. Однако мысли по-быстрому избавиться от самокруток или даже кинуться сломя голову к капитану с донесением у нее не возникло. И Кариэль оставалось только поразиться своему милосердию: ведь часть ее, слыша ехидства Лахаила, мечтала отомстить, но теперь не нашла в душе того злого огня. — Удивительно, как ты нашла это место. Тут я обычно прячусь от Ризеля, чтобы он не отправил меня снова на патрулирование, — сказал Лахаил и объяснил, качая головой: — От капитана. — Вы… знакомы? — несмело спросила Кариэль. Никто из них не отваживался называть хмурого сурового командира по имени, как и никто, кроме нее, не смог бы обратиться к Нираэль иначе как «полковник». Она уставилась на Лахаила, на редкость беззаботного и спокойного, даже приятного, и поразилась, что в его тоне нет ни малейшей опаски. — Я учился с нашим капитаном в гимназии на одном курсе, — снисходительно произнес Лахаил. — Ризель всегда был усердный, любил учиться — я был уверен, что он хорошо устроится в армии и будет достаточно умен, чтобы держаться от передовой подальше. Он похоже размышлял о моей судьбе — и погляди, где мы сейчас. Никогда не спрашивал, отчего Ризель тут оказался… Они помолчали. Наблюдая за ним, Кариэль не могла не поразиться точности и изящности движений его руки, тому, как Лахаил лениво втягивал воздух и выдыхал белесый дым. Пахло жжеными травами. — Сюда я прихожу на закате, но немного припозднилась, — сказала Кариэль. — Отличный вид на закатное небо. Обычно оно кажется красноватым, но в этот момент переливается и золотым, и оранжевым, и лимонно-желтым. Буйство красок, которым я не знаю названия. С поднимающимся кусачим раздражением она оглянулась на Лахаила, но тот был спокоен, точно прохлада ночи, мурашками пробравшая ее, охладила наглецу голову и заставила позабыть свои излюбленные шутки. — Это уродливое место, отвратительное, — говорил он, и голос Лахаила скрежетал от удивительно рьяной ненависти к Аду. — Несправедливое на корню, обрекающее страдать каждое существо, что ступит на песок. Ты молода, наивна, тебе оно кажется прекрасным. Я не знаю, кого мне жаль больше: юнцов, которые презирают Преисподнюю, наученные древними наставниками, или одиночек, тронутых его жестокой прелестью. Вторым предстоит жестоко разочароваться. Она ненавидела чувствовать себя ребенком, которому что-то терпеливо втолковывает умудренный опытом взрослый; только с Нираэль она готова была терпеть это ощущение. Подобно же Лахаилу говорили глубокие человеческие старики. — Сколько ты в Аду? — невольно спросила пораженная Кариэль, не способная ничего выдавить в свое оправдание. — Столько, что уже не вспомню. Разве ты считала года, проведенные на человеческих войнах? Для бессмертных ощущение времени постепенно слабеет, пока не пропадает совсем. На Земле ты хотя бы можешь видеть, как смертных гнут прожитые десятилетия, как их волосы белеют, но Ад никогда не меняется. Это бойня без конца. Лахаилу потребовалось несколько секунд на новую затяжку, а Кариэль заметила, что и ее дыхание вырывается клубами пара: перевалило за полночь, наступали самые холода, и ей захотелось вернуться в палатку и по уши закутаться одеялом, забыться сном, раз уж сегодня стеречь выпало не ей… Вдалеке, на линии фронта, явственно расцветали вспышки, широкие куполы защитных заклинаний и росчерки боевых. Отзвуки боя были не слышны, но Кариэль могла бы их представить: крик, хруст костей, с воем летящие дрожащие стрелы, скрежет стали о сталь. — Когда-то я любил Ад всем сердцем, но после понял… — снова заговорил Лахаил. — Этот мир мы ненавидим, а он ненавидит сам себя, и порочный круг никогда не преодолеть. Каждое существо в Аду мечтает о кровопролитии, потому что мы их этому научили. Демоны озлобились, зверье ходит следом за армиями и жрет еще не остывшее мясо, потому становится все яростнее. — Значит, мы виновны в бедах Ада? — недоверчиво спросила Кариэль. — Не стоило вторгаться? Но ведь наш священный долг — защищать людей, а если б не объявление войны, демоны продолжили бы безнаказанно совращать людские души, множить грехи? Осекшись, Кариэль поняла, что звучит так, будто читает строки из талмуда учебника. — Ты довольно прожила с людьми, чтобы понять, что им не нужны демоны или ангелы, чтобы творить зло. Это та свобода, которую им подарили… Неужто ты желаешь лишить выбора и привести к свету насильно? — Мы подскажем им верный путь, но прежде нужно отвратить от них демонов, — замявшись, высказала Кариэль. — Я был бы счастлив, если так. Думаю, сегодня прорвут оборону демонов, что в Шартавоке, — предрек он, — это крепость неподалеку от той, на которую мы точим зубы. Глядя на всполохи на горизонте, Кариэль совсем не различала свои и чужие заклинания, не привыкшая, чтобы над полем боя металось столько полуодичавшей магии, но поверила Лахаилу на слово. В его голосе звучало искреннее беспокойство, однако трусом он не выглядел. — Выспись перед налетом, нас наверняка отправят завтра в ночь, — сердечно посоветовал Лахаил. — По себе знаю, как трудно не терять сознание в полете. Если нам повезет, крепость сдастся без боя: взломаем их защиту, они будут как на ладони. Научившись на ходу его читать, Кариэль точно могла бы сказать, что — нет, никто им не сдастся, а драться демоны будут, пока не полягут все, — так, как она видела, когда впервые пролетела над ними, сбрасывая разрывные амулеты с боевой магией. — Эта война никогда не закончится, — с сожалением произнес Лахаил. — Однажды мы забудем, из-за чего начали сражаться. — Но Апокалипсис… Последняя война обещана, — поправила его Кариэль. — И ты хочешь этого? Она взглянула на Ад снова, вспомнила блаженные пейзажи Рая и подумала, что все это не может быть уничтожено — что сотрется все, что потрясало ее и многих других, что заставляло Тадиэла одержимо браться за рисунки и сидеть над ними, сгорбившись, часами, добиваясь сходства. А потом их Последняя война выплеснется на молодой и трогательный мир людей, перевернет его, искалечит — нет, Кариэль, нежно любившая те края внутренне никак не могла согласиться с предписанной им судьбой. И пусть им положена блистательная победа над черной силой Ада (иногда Кариэль казалось, что дух солдат вокруг держится лишь на этом великом пророчестве), она не готова была пожертвовать столь многим… Но что решал один ангел, пожизненный рядовой, мечущийся от битвы к битве в мире смертных, исходивший Европу, и теперь оказавшийся в распаренной алой Преисподней? Разве кто услышит ее, если станут спрашивать? — Так я и думал, — сказал Лахаил. — Мы похожи куда больше, чем ты думаешь, Кариэль. Это ей совсем не льстило, но Кариэль не стала возмущаться. Хотелось верить, схватка с Закиилом ее многому научила, и она больше не выдергивала меч из ножен при каждом неугодном слове и не летела на собеседника с диким визгом. Вдруг совсем рядом послышались шаги, и к ним стал кто-то приближаться. В единое мгновение Лахаил подобрался и резко ввинтился в воздух, подбросил себя с земли, что Кариэль оторопело застыла с разинутым ртом, глядя в небо. Там мелькнула стремительная тень, шорхнула крыльями. Покачиваясь, к Кариэль спланировало несколько небольших белых перышек. Крадучись, она проскользнула мимо дозорных, обходящих лагерь, и вернулась в палатку порядком удивленная: боялись они нападения демонов или следили, чтобы никто из солдат не сбежал?