Ведьма

*18.01.2017 - 11:35 –Лос-Анджелес – Сиэтл Напоминание высветилось на экране моего телефона ровно в 10:35, когда я подходила к стойке регистрации на рейс. Медленно выдыхая, я старалась не раздражаться по мелочам, стирая уже десятый раз высветившуюся иконку с экрана смартфона. Такое же уведомление появилось в телефоне Алекса, моего брата. Могу поспорить, оно вызвало у него те же эмоции, что и у меня. Мы улетали из яркой и солнечной Калифорнии в хмурый и пасмурный штат Вашингтон. Навсегда? Не думаю. Надолго? Вопрос, конечно, философский. Что считать долгим? Жизнь? Она скоротечна, жестоко скоротечна. Я никогда не думала, что меня затронет этот вопрос так скоро. Не ожидала таких глобальных перемен на предпоследнем классе школы. Не предполагала, что все может в одночасье так резко измениться. Я не понимала, как сильно моя жизнь зависела от одного человека. Как другой, пусть и родной человек определял мою судьбу. И как все в одночасье может измениться. Бабушка умерла две недели назад, внезапно и одномоментно. Сердечный приступ во сне. Когда я проснулась и застала ее в своей постели, то уже ничего не могла сделать. - Ваш паспорт, пожалуйста, - дежурная улыбка милой девушки ни на секунду не померкла при виде моего заплаканного лица. Я протянула ей документ, после чего поставила чемодан на ленту. Алекс молча повторил за мной. Основной багаж мы отправили грузовиком прямиком в Форкс, где последний год жила наша тетя Джулс, признанная официальным опекуном двух подростков. Джулия была младшей сестрой моей матери Рене, и по завещанию бабушки она являлась нашим единственным возможным опекуном. Джулия Мередит Честер жила и работала в маленьком городке Форкс в штате Вашингтон. В ноябре ей исполнилось 35 лет, она переживала личный кризис после неудавшегося брака и еще более неудачного развода. Еще в прошлом году она перевелась из клиники Хьюстона в маленькую больницу города Форкс, надеясь сбежать от плохих воспоминаний и родственников бывшего мужа. В больнице не было клинического эксперта и патологоанатома уже несколько лет, и ее запрос был быстро одобрен. После похорон наш адвокат сообщил, что по закону и завещанию Мари Элсбет Свон, моей бабушки, мы должны были остаться с Джулс. Ожидания, что она переедет в Калифорнию и мы будем жить в любимом коттедже в Бель Эйр, рухнули, стоило адвокатам рассмотреть условия контракта тети при трудоустройстве в больницу Форкса. Ей нужно было проработать в городке еще десять месяцев. Мы же не могли остаться без опекуна в Лос-Анджелесе, даже несмотря на готовность друзей нашей семьи помочь в этом вопросе. Слишком многим работникам социальных служб бабушка перешла дорогу за последние годы. Мари Свон была известным адвокатом и благотворителем в Калифорнии. Работала она, в основном, с вопросами родительских прав. Ее юридическая практика была недолгой, но яркой. Она выиграла несколько дел против государственных учреждений и после ушла из адвокатуры. В шестьдесят пять она занялась благотворительными проектами, сосредоточившись на помощи родителям-одиночкам и семьям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации, в поиске работы, жилья и возвращению детей под их родительскую опеку. Мои родители, Чарли и Рене Свон, погибли в 2006 году в авиакатастрофе. Мне было семь лет, брату пять. Единоличную опеку получила Мари. Прожив в Калифорнии на тот момент больше пятнадцати лет, она не решилась переезжать обратно в Филадельфию, а забрала нас с собой в Лос-Анджелес. Вместе с опекой над детьми Чарли Свона Мари получила контрольный пакет акций его девелоперской компании и право на владение всей недвижимостью, принадлежавшей родителям. Бабушка и дедушка Денверы получали отчисления от доли своей дочери ежегодно, что позволило им прожить следующие семь лет насыщенной жизнью, оплатить колледж младшей дочки и путешествовать по миру. В 2012 году они подхватили грипп в поездке по Индонезии и тяжело болели. Чета Денверов умерли в том же году с разницей в пару месяцев, болезнь сильно истощила их организм. Родители Рене лишь раз попытались отсудить опеку над внуками у Мари, но единственный разговор с ней расставил все точки над i. Они бы с нами не справились, просто не знали бы как. Нет, мы были вовсе не проблемными детьми. Ну, не больше, чем любые другие дети. Но особенность нашего происхождения требовала внимания и заботы со стороны знающего человека. Мари Элсбет Свон была дочерью американца французского происхождения и иммигрантки из Польши, сбежавшей в США в 1936 году. Она бежала от страшной политики Гитлера в Европе и от своих родственников, желавших ее смерти. Люди двадцатого века все еще боялись ведьм. В восемь лет Мари села рядом со мной и начала серьезный разговор о том, что я происхожу из рода ведьм, весьма сильного и древнего. Он берет свое начало от ведьмы Изабеллы, жившей на территории нынешней Италии в конце 17 века. Единственными ныне живущими потомками являемся я и брат, тринадцатое поколение. Не то, чтобы нумерология играла большое значение в этой жизни, но потомок в тринадцатом поколении, рожденный тринадцатого сентября в год с тремя девятками, оказался обладателем исключительных сил. И этим потомком оказалась я. Изабелла Мари Свон. Для восьмилетней девочки история о древнем роде, магических способностях, зельях и проклятиях, казалась сказкой о феях. В детстве на эмоциях я могла заставить своих кукол танцевать, оживляла персонажей на рисунках, вызывала снег на Рождество над елкой в гостиной. Это было похоже на маленький секрет, который был полностью под контролем моих родителей и моей бабушки. Но они не могли контролировать мои всплески магии, которые происходили при возбужденном эмоциональном состоянии. Я поджигала мебель, разбивала стекла криком, сносила деревья. Я была сильнее их всех. В тринадцать лет наступает пробуждение ведьмовской силы у молодых ведьм, которые перестают зависеть от эмоций и чувств. Силы буквально сливаются с телом, оседают на кончиках пальцев и закрепляются в нашем сердце. После этого мы уже можем полноценно контролировать свои силы, учиться их использовать на практике для конкретных целей. Каждый из нас становится частью ковена, который призван защищать и оберегать своих подопечных, а также обучать и принуждать к соблюдению правил нашего сообщества. Меня обучать было некому, слишком много силы таилось в моем неокрепшем теле. Пробуждение почти убило меня, вырвавшаяся доля моих сил снесла гектары леса и дом, в который меня поместили. И это было больно, адски больно для тринадцатилетней девочки, занимавшейся теннисом и читавшей английские романы. Это было еще больнее для людей, находившихся рядом. После целого дня моих нескончаемых криков и стенаний Мари Свон полностью поседела. Последние четыре года я практически каждый день изучала магию. Вместо чирлидинга, на который ходили Сара и Дарси, мои лучшие школьные подруги, я сидела с древними книгами, изучала рецепты зелий и учила заклятия на латыни. Магия давалась мне легко, я осваивала все с необычайной скоростью, не позволяя моим учителям, бабушке и ее подруге Синтии, сделать передышку. Они пытались со мной справиться, учили сдерживать себя и держать магию под контролем. Но не всегда это удавалось… В мои четырнадцать лет Мари взяла нас с собой в Чикаго на пару дней, у нее были дела по бизнесу отца, а мы не могли остаться одни на летних каникулах. Прогуливаясь по ночному городу, я потеряла из виду родных и свернула не на ту улицу, затем еще раз, и еще раз. Когда мой рот зажала чья-то рука, а под ребро ткнули острым, я испугалась и подумала, всего лишь подумала вырваться. В ту же секунду мужчина отлетел в стену, ударившись головой о бетон так, что послышался звук треснувшей кости. Мари застала меня, сидевшей на асфальте. Не заметив ее, я продолжала впиваться взглядом в лежавшего грабителя и лужицу крови у его головы. С того момента контроль за мной усилился. Мой защитный медальон, подаренный на тринадцатый день рождения, повторно заговорили ведьмы теперь уже из нескольких ковенов США. Амулет должен был подавлять все выбросы магии вплоть до моего совершеннолетия. А глава нашего ковена Синтия вместе с Мари взяли всю ответственность за тот случай на себя, обязуясь перед сообществом контролировать меня и мои силы. Мари не хватило девяти месяцев, чтобы исполнить свой долг.

***

Штат Вашингтон встретил нас моросящим дождем и промозглым ветром, температура воздуха была ниже калифорнийской в два раза. Алекс натянул капюшон своей толстовки на голову, сгорбился и посмотрел на меня. - Да, я знаю. Это не Калифорния, - пробубнил он в ответ на мой разочарованный взгляд, - но могло быть и потеплее. - Это мы еще до Форкса не доехали, - мрачно констатировала я, - там самое большое число пасмурных дней в году в США. Алекс обреченно выдохнул. - Потрясающе, просто потрясающе… Джулс встречала нас в аэропорту Порт-Анджелеса с большим плакатом и сияющей улыбкой. Рейс задержали на час, и она ждала нас здесь все это время. Мы любили нашу тетю. Она напоминала Рене своей тягой к приключениям, неудавшимся браком и нежеланием сидеть на одном месте. Только Джулс была менее инфантильной, более упертой и, при необходимости, очень строгой. Если уж она и совершала глупости, то с яркой улыбкой и последующим смехом над самой собой. Если уж она и принимала решения, то отстаивала их до победного, не оставляя близким и шанса переубедить ее. Так в восемнадцать лет по настоянию родителей она выбрала маркетинг как сферу своей будущей профессии, но на первом же курсе резко поменяла профиль на медицинский. Уже в ординатуре она резко ушла из общей терапии в патологоанатомическое направление, как бы ее, на тот момент, жених не уговаривал выбрать более благозвучную специальность. Единственное, на что Джулс долго не могла решиться, так это развод. Но решившись, она сменила свою жизнь на все сто восемьдесят градусов, перебравшись из знойного и консервативного Техаса в дождливый и пасмурный Вашингтон. Внешне Джулс чем-то напоминала свою тезку Джулию Робертс; ее каштановые волосы, узкий овал лица и большая улыбка сразу вызывали в воображении кадры из фильма «Красотка». Фигуристая, с тонкой талией и широкими бедрами она пошла в наших итальянских прабабушек со стороны матери Рене. - Вы нормально долетели? Кормили? Пересадка была быстрой? Ваш багаж не потерялся, это хорошо, - лепетала она по пути к машине, обнимая Алекса и меня за плечи, - Мои чемоданы дважды теряли в Сиэтле. Всю поездку до дома Джулия, не останавливаясь, рассказывала нам о доме, о людях в Форксе, о ресторанах и магазинах Порт-Анджелеса. Как куда доехать, где стоит покупать книги, а где можно починить машину. Можно сказать, она насильно втянула нас в разговор, заставляя строить планы на выходные по покупке необходимой одежды для здешнего климата. Сначала Джулс снимала дом в Форксе, не желая обзаводиться недвижимостью в маленьком городке. Но за месяц поняла, что коттедж немного разваливался. Крыша подтекала, проводка могла искрить, а бойлер ломался каждую неделю. Арендодатель отказывался ремонтировать дом за свой счет, предлагая ей обеспечивать все самой. Поразмыслив, Джулс поняла, что если уж и затевать ремонт, то полноценный. Тогда она его и выкупила, немного превысив рыночную стоимость. За три-четыре месяца, которые она почти что безвылазно провела в больнице, ей построили коттедж чуть ли не заново, и на момент нашего прибытия осталось докупить лишь такие мелочи, как новая бытовая техника и занавески. После Лос-Анджелеса с его пальмами, мягким солнцем, розовыми закатами, встречаемыми в кабриолетах у пляжа, Форкс встретил нас зеленью, высоченными елями, землей, покрытой мхом и дождем. Энергия тихого леса, не видевшего ни ураганов, ни пожаров, ни наводнений, обескураживала своим спокойствием и умиротворением. Ступив на мелкий гравий дорожки, ведущей к крыльцу, я на несколько секунд застыла, рассматривая наш новый дом. Светло-серый двухэтажный коттедж с широким крыльцом и узкой верандой, тянувшейся по трем внешним стенам стоял в окружении высоких елей и нескольких пихт. Одинокое дерево стояло у восточной стены, выходившей к лесу. Ко мне подошла Джулс и встала рядом, также взглянув на свой дом. Она сделала глубокий вдох, и я повторила за ней. На улице стоял, кажется, вечный для этих мест запах влажности, хвои и мокрой земли. Приятный свежий запах. В этот самый момент в голове неожиданно прозвучали слова, которые вселили уверенность, что мы все делали правильно. Которые лишь потом приобрели смысл и стали правдой. Я дома.