***
Когда Нэнси и Робин уезжают, возникает маленькая, но почти неразрешимая проблема. Молли пытается от нее отвлечься, уйти на кухню, чтобы приготовить обед, чтобы не смотреть все время на сгорбленную спину Макс. Остальная команда осталась в подвале Уилеров наблюдать, анализировать и страдать херней. Хендерсон шинкует лук, он едким запахом врезается в ноздри, вызывает слезы, жжение, желание забиться в угол. Молли смывает это ощущение под струей холодной воды, и так и замирает. — Молли? Голос Макс врезается в спину. Хендерсон старается проморгаться как можно быстрее, да только этот лук… — Скоро обед будет готов, — вяло сообщает Молли, оборачивается и натыкается на вопросительный взгляд Макс. Девчонка явно что-то видит. Что-то глубже, чем запах, потому первая отводит взор, перебирает в руках какой-то странный конверт. — Возьми, — резко протягивает она, отчего Молли немного теряется. Глядит на конверт, на Макс, и снова на серый конверт. — Это ведь не прощальное послание? — усмехается Хендерсон, вытирает руки о фартук и замирает, когда Макс ей не отвечает. Не решается открыть. Смотрит на бумагу, там почерком Макс выведено «Молли», и от этого становится не по себе. Интересно, у них в семье так принято? Билли тоже любил оставлять записки типа: «я в мастерской», «купи овощи» и «удачи на экзамене». — Я хочу домой, — хрипло признается Макс, вцепляется в столешницу тонкими пальцами. — Я хочу… оставить семье послание. Боже мой. У них ведь уговор. — Рация, — выдыхает Молли, выключает огонь на плите. — Дастин сказал, что будет ловить. Пару секунд девчонки смотрят друг на друга, будто общаются ментально. Молли понимает желание Макс, наверное, она бы сделала также. Но, с другой стороны… Это может обернуться плохо. Очень плохо. Ну и плевать. — Поехали, — кивает Хендерсон, снимает с себя фартук. — Только не одни. Стив, конечно, против. И упорно не понимает, с чего бы им надо куда-то ехать, рисковать. Это крайне опрометчиво и непредусмотрительно. Одним словом — плохо. — Либо отвези меня, либо свяжи, — настаивает Макс, упрямо шагая к машине Стива, который сопротивляется, как может. — Хотя это будет уже похищением ребенка, и, если я доживу до завтра, Стив, я подам на тебя в суд. Харрингтон тормозит у тачки вместе с пытающейся открыть дверцу Макс. Молли опережает братца и Лукаса, те плетутся чуть позади, не решаются высказать свое мнение, потому что… разделяют голос разума Стива? Хендерсон видит это в глазах Лукаса, который не спешит тормозить Макс, но боится за нее. Потому бледнее, чем обычно, потому шаг такой сбивчивый. Быть взрослым — отстой, Молли на себе это прочувствовала, и с радостью бы вернулась в свои четырнадцать, когда подержаться за ручку со Стивом Харрингтоном было пределом мечтаний, а то, что он не звонит — самой большой проблемой. — Ты чего молчишь? — взрывается Стив, призывая хотя бы одного взрослого человека на свою сторону. — Поехали, Стив, — вздыхает Молли, — ты же слышал, у мисс Мэйфилд есть адвокат. — Вы с ума сошли! — возмущается Харрингтон, вертит ключи в пальцах, глядя на Макс с высоты своего роста. И открывает дверь.***
Конечно, Харрингтон ставит свои условия по пребыванию Макс в доме. Не больше двух минут, а затем он вламывается. Девчонка только закатывает глаза, но спешит покинуть машину и скрыться в недрах небольшого фургончика, довольно опрятного на вид. Молли тоже выходит, закуривает, прислоняясь к автомобилю, и рассматривает райончик. Тихим его не назовешь. Чуть дальше, если уехать вглубь и свернуть направо, будет трейлер Мансонов. В свои пятнадцать Молли бывала там пару раз. Помогала Эдди с домашкой, а он ей покупал сигареты. Вишневые, потому что другие Молли было тяжело курить. — Нельзя так убиваться из-за парней, — закатывал глаза Эдди, пытаясь настроить свою электро-модную-гитару. — Никто не достоин того, чтобы из-за него убиваться. — Я не убиваюсь, я курю, — фыркала Молли, но покорно слушала это бренчание. — А разница? Молли усмехается этим почти несуразным воспоминаниям. Делает затяжку, когда Стив вылезает из машины, кидает неодобрительный взгляд в ее сторону. — Время вышло, — объявляет он. — Не торопи ее. — Она в опасности. — Поверь, об этом она знает лучше, чем мы. Или, думаешь, почему оставляет эти письма? — огрызается Хендерсон, начиная нетерпеливо постукивать по металлу. Макс объявляется через двадцать секунд. Почти вылетает из-за угла с таким странным выражением лица, что сразу становится понятно: что-то случилось. — Что с тобой? — Я в норме, поехали, — прикрикивает Макс, захлопывает за собой дверцу и замирает. Они отъезжают в тяжелом молчании, Стив и Молли то и дело бросают взгляды в зеркало заднего вида, следят за Мэйфилд, у которой перестают трястись губы через минут десять. Хендерсон включает тихо радио, открывает окно в надежде запустить свежий воздух, но почему-то кажется, что будто пахнет кровью. Лучше об этом не думать. Молли прибавляет еще громкости, Стив, пусть и морщится, но молчит, глядя на то, как парни на заднем сидении пытаются подбодрить Макс. Поют мимо нот песню, которую Макс когда-то любила. Лукас так вообще будто специально коверкает слова, заставляет девчонку усиленно скрывать улыбку. Но та, предательница, светится в голубых глазах и ползет, трескает недавно трясущиеся в страхе губы. Ведущий на радиоволнах желает хорошего вечера, обещает теплую погоду и новинку, которую еще никто не слышал. Молли делает тише, когда впереди, будто в насмешку, мелькает вывеска кладбища. — Поверни, — командует Макс. Стив следует ее командам безропотно. Паркуется на стоянке под указания Макс, а, когда они тормозят, она идет одна. Далеко не уходит — Лукас ее нагоняет, настигает и выбивает настрой, о чем-то говорит, что-то требует, просит, пытается достучаться. Хендерсоны и Харрингтон остаются в машине, наблюдая за ними со стороны. Стив нетерпеливо стучит пальцами по рулю, поглядывает на рацию в руках Дастина. — Может, стоит с ними уже связаться? — не терпится ему сделать хоть что-то. Потому, что Макс на кладбище выглядит чудно и неестественно. Они знают, кто лежит под надгробием, у которого останавливается Макс. Нил Харгроув. — Рано еще, — отмахивается Дастин, бережно перекладывает свой прибор на соседнее сидение. — Зачем она вообще к нему пошла? — все еще засыпает вопросами Стив. Молли старается не усмехнуться. Старается сохранить ледяное спокойствие. Вдох-выдох. Они все сейчас на взводе. Им всем сейчас нужна остановка, да такая уютная и удобная, чтобы потом не было желания стартовать обратно во весь этот кошмар. Лукас возвращается мрачнее тучи. Не сводит взгляда с Максин. Девчонка сначала стоит, а затем плавно опускается на колени перед человеком, который ее, по сути, вырастил. Его смерть стала неожиданностью. И, наверно, Молли впервые задается вопросом: для каждого ли своего ребенка Нил был сволочью, или только Билли так повезло? Может, Макс по нему скучает? Или… Но минуты уходят, стремительно и ровно. Стив не выдерживает, глядит на часы, и, когда проходит больше десяти минут, вырывается из томительного ожидания. — Дай ей время, Стив, — летит от Лукаса, застывшего в этом вязком ожидании вместе со всеми. — Я достаточно дал время, хватит, — отмахивается Харрингтон, упорно поднимаясь по мшистому склону. — Пусть звонит своему адвокату. Хендерсоны глядят вслед широкой спине, но оба выходят из автомобиля. Замирают, ожидая, когда Стив приблизится к Максин. — Ты помнишь нашего отца? — неожиданно раздается тихий голос Дастина. Молли напрягается. Бросает на брата быстрый взгляд, убеждается, что он действительно задал вопрос. — Плохо, — выталкивает она, и взгляд отводит на всякий случай, чтобы ее теперь совсем взрослый брат не прочитал там сожаление. — Макс! — разносится чуть ли не по всему кладбищу окрик Харрингтона. Группа тут же подрывается. Так быстро бежит, да мальчишки все равно обгоняют, пытаются что-то сделать. Ярких голубых глаз Макс почти не видно — закатились так, что наружу белые белки только, и губы полуоткрытые, синюшные. — Свяжись с девчонками, — толкает Дастина Стив, все еще пытаясь вытрясти Макс обратно на их свет. — Принеси воды, — шипит на Синклера Молли, и тот подрывается сразу. — Что делать? — паника проскальзывает в голосе Харрингтона контролируемая, с нотками отчаяния. Хендерсон давит в себе это «не знаю», но понимает, что Максин просто так из транса не вывести. Она легко бьет по щекам, затем чуть сильнее — но, видимо, физическая боль не принесет результата. — Вода, — тут же оказывается Лукас рядом, на коленях, повторяет снова и снова имя девчонки, просит вернуться. Водой в лицо тоже не помогает. Молли прощупывает пульс на шее Макс, сердце ее бьется слишком сильно, слишком быстро. — Он удерживает ее в своем мире, — почти не размыкая губ, проговаривает Хендерсон. Где-то на заднем плане она слышит, как кричит брат. Зовет Нэнси и Робин, но ни черта не помогает. Сердцебиение Макс только ускоряется, ладони ее холодеют, дыхание становится более частым, глубоким, будто при беге. — Что делать? — голоса Стива и Лукаса смешиваются, они все еще не теряют попыток дозваться Макс. Что делать? Молли не знает, пытается также докричаться, достучаться, но Макс не реагирует. Она в своем сознании от кого-то убегает, ей страшно, ей очень страшно, и больно, и одиноко… Тело начинает мелко трястись. Молли сжимает Макс в объятиях сильнее, у той, кажется, вот-вот начнутся судороги. Хендерсон не знает. Ничего не знает. Дастин не может достучаться до девчонок. Лукас не может докричаться до Макс. Стив не может просто взять и увести детей в безопасное место. А Молли не может ничем помочь. — В сторону, — голос новый врывается неожиданно, заставляет остальных заткнуться. Хендерсон в удивлении смотрит, как к ним на полной скорости на велосипеде Макс едет Билли, а затем просто отбрасывает его, приземляясь рядом с сестрой. Вглядывается в ее лицо. Пытается смахнуть рыжие мокрые волосы. — В чем дело? — рычит он, и рычит явно на старших. — Векна, — вместо Стива отвечает Лукас серьезным, ровным голосом. — Макс, — Билли сильнее хватает сестру за плечи, — Макс! Она не реагирует. Она в своем мире, она идет по кровавым полям. Она не слышит. — Макс! Билли орет почти в лицо, его глаза наливаются кровью, страхом, неверием. — Ну же! Дастин возвращается с плеером в руках. Таращится на Харгроува, сбрасывает кассеты и плеер Макс возле надгробия Нила. — Какая ее любимая песня? — тараторит Дастин, начиная копаться в кассетах. — Что? — Робин сказала… — Дастин задыхается, слова и звуки наслаиваются друг на друга, и он резко выдыхает, — некогда объяснять. Какая у нее любимая песня? Билли тут же оборачивается. Отцепляется от Макс, переворачивает кассету за кассетой, выкидывая ненужные в сторону Лукаса. — Где Буш? — рычит он на паренька, и тот тут же кивает. Они находят нужную одновременно, Билли быстро вставляет в плеер и включает, пока Дастин и Молли размещают наушники. Медовый голос исполнительницы в молчании слышен слишком хорошо. Будто она поет прямо на ухо, стоит вот в метрах десяти. Хочешь почувствовать, каково мне? Хочешь знать, что мне совсем не больно? — Почему не помогает? — вглядывается в стремительно бледнеющие лицо сестры Билли. — Не знаю, — тянет Дастин. — Макс! И снова хоровод голосов. Каждый пытается перекричать другого, достучаться, быть услышанным сквозь мелодию. Но Макс так и не приходит в себя к началу припева. Чтобы он прошёлся той же дорогой Молли видит, как руки Билли прижимают сестру ближе. Взбежал на тот холм Он замолкает, ждет, даже глаза закрывает. Взобрался на то здание Что-то происходит. Билли резко отпускает Макс, а та, как ангел, воспаряет над ними. Если бы я только могла… Ее руки раскинуты в стороны. Макс не издает ни звука, так и зависает на высоте трех метров, пока ребята в ужасе поднимаются на ноги. Молли смотрит на нее, смотрит во все глаза, но, даже если она захотела, она не смогла бы ее коснуться. Не дотянулась. Не успела. Не уберегла. Билли, напротив, остается сидеть на коленях и лицо его… пустое. Никакое. Бледное и спокойное, пока глаза закрыты. Дыхание ровное. Он будто… В трансе? Молли толком не верит, не может поверить в то, что Билли Харгроув в трансе. Ей хочется тронуть его, но она боится. Вдруг, после клинической смерти, комы, восстановления, он все-таки видит что-то гораздо большее? Вдруг, те кошмары — и не кошмары вовсе? Вдруг он поможет Макс? За закрытыми веками глаза резко ходят, а руки сжимаются в кулаки. Билли явно что-то видит. Билли явно не с ними. Он там, с Макс. Озирается удивленно, оглядывает темное и красное, рвущееся и мятежное, не из их мира, не из их реальности. Оно воет на него, носится вокруг, но тронуть не может, и злится. А перед взором резко появляется Макс. Она бежит, бежит так быстро, как может. Бежит на свет, на музыку, на зов, бежит к голосам, друзьям, семье. — Давай, Макс! — кричит Билли в Изнанке и реальности одновременно. Алый мир погребает ее под осколками мертвых метеоритов и надежд. На них сыпется град чего-то неизвестного, неживого, но реального. Билли не может сдвинуться, воронка позади приковывает его тело, и единственное, на что он сейчас способен, это тянуться к сестре. Взгляд лишь краем глаза улавливает того. Другого. Векну. Билли сосредотачивается исключительно на Макс. Исключительно на ее руке. Исключительно на ее испуганных, таких родных глазах. — Билли! — кричит Максин, протягивает свою худую ладонь. И Билли делает шаг.