Двухцветное кино

Выбор небольшой, руки не трясутся. Ты не имеешь права умереть, пусть твоя жизнь при таком раскладе стоит дороже жизни даже самого чистого и непорочного человека. Не штормит, ни минуты сомнения, курок спущен, ответ Хосоку нравится. Его девочка его не разочаровала. * * * — Зелёный или чёрный? — Хосок сам заваривает тебе чай. Чай. В доме. Его доме. Кажется, у кого-то окончательно поехала крыша, и Лалаляндия захватила мозги. — Виски, — он улыбается и заваривает зелёный. «Ты не имеешь права умереть». Сколько раз за последние четыре года эти слова заставляли заткнуться оставшиеся отголоски совести, позволяя рукам хладнокровно забирать чью-то жизнь? Уговариваешь себя, что не знаешь, но на самом деле, даже если не считать трупы, они считаются сами по себе и приходят во снах, напоминая, что ждут тебя. Они все ждут тебя в Аду. * Flashback: воспоминания Т/и * Ты пришла в сознание три дня назад, но и за эти семьдесят два часа зелёные стены палаты опостылели до болей в голове. Много времени для разговоров с самой собой, даже слишком, но говорить не о чем. Если бы ты вернулась в ту ночь, то вновь бы поступила также, руки бы не дрогнули, только ты бы предусмотрела, чтобы Юнги тебя не нашёл, не спас бы. Всё бы получилось, ты бы покончила с собой. Ведь не сомневаешься, что тебе необходим билет на тот свет. Мин не приходит, и ты думаешь, что, возможно, он разочаровался в тебе и больше не хочет видеть, ты его понимаешь. Если бы ты могла, то ни за что не приблизилась бы к кому-то вроде себя. Однако Мин Юнги мазохист, не оправдавший ожиданий, появляется на пятый день, застав тебя во время раскрашивания нарисованных машинок, которые ты позаимствовала у пятилетнего мальчика. Не помнишь почти ничего из вашего разговора, одни обрывки: измождённый юноша, пакет шоколадок, вселенская боль в его глазах и непонятно откуда взявшиеся деньги на оплату больничных счетов. Его молчание, вырывающее между вами Марианскую впадину непонимания, тяжёлый укор взглядом, раздавливающий до размеров букашки. Помнишь ещё своё желание стереться в порошок, горящие щёки и его кулаки, сжатые до белых костяшек, а также непроизнесённые вслух «наркотики» и «суицид», висящие над вами бесцветной натянутой струной. Всё неестественно яркими обрывками, причиняющими разъедающую изнутри боль вместе с доброй тягучей ностальгией. У тебя от парня остались лишь воспоминания, пусть и паршивые, они самое дорогое, что ты имеешь. И ты этому отчасти рада, все драгоценные тебе вещи есть только в твоей голове, никто их не заберёт, не сможет с помощью них тебе угрожать, прекрасная система защиты. Ты тогда злилась, что он не стал упрекать тебя твоей зависимостью, кричала, а когда он поднял голову, моментально замолкла. Такого свирепого взгляда ты никогда не видела у него раньше и после тоже не довелось. — Ты любишь меня? — Мин всегда был с тобой милым и добрым, делал всё, чтобы жилось легче, разруливал проблемы раньше, чем ты узнавала о них, поэтому ледяной тон напугал и заставил сжаться. Ты его боялась, и это нонсенс. Из-за тебя юноше пришлось опуститься в такие глубины нашего мира, о которых ты на тот момент и представления не имела, но даже будучи маленькой беззащитной эмоционально неуравновешенной девочкой почувствовала, что что-то изменилось. Ты на секунду соприкоснулась со всем, через что Мин прошёл, чтобы вытащить тебя из мерзости, в которую ты собственноручно вляпалась, попытавшись свести счёты с жизнью, порезав запястья и лодыжки, и тебе хватило мимолётного касания, чтобы по телу пробежала неконтролируемая дрожь. Его обиды, его горечи, его отчаяния. Всего того, что из парня вырвалось, когда он обнаружил девичье тело в крови на кафеле в ванной. Стало резко стыдно, будто ты самая неблагодарная в мире мразь. — Да, — другого ответа и быть не могло. — Тогда ты не имеешь права умереть, запомни это. Поняла? — Да, — одно твоё приглушённое согласие, которое он будет использовать следующие несколько лет, дабы вытолкнуть тебя в мир, самому опускаясь на дно. Одно твоё приглушённое согласие и десятки порушенных жизней. Сейчас понимаешь, что это было бесполезно. Ты недолго наслаждалась подаренным светом, вскоре сама нырнула туда, откуда юноша вырваться не смог, в поглощающую тьму с застывшим на губах «Прости». * Flashback end * — Что ж, Т/и, меня достала эта игра в одни ворота, пора менять правила, не думаешь? — отвечаешь безразличным взглядом и громко отпиваешь обжигающий чай. — Теперь ты всегда для меня на связи, — он протягивает свой телефон. — А если я откажусь? — вопрос риторический, ответ не нужен, но почему-то всё же задаёшь. — Я нарушу своё обещание и вытащу всю твою подноготную, — почти не глядя, выстукиваешь свой номер на экране. — Зачем тебе это? — неподдельное любопытство, Хосока так и подмывает расплыться в довольной улыбке, но он не хочет тебя спугнуть. — Я тоже могу спросить, зачем ты влезла во всё это, но ты не захочешь отвечать, так что давай лучше каждый останется при своих причинах. * * * Тебе не нравился Чимин, а вот кабинет его ты просто обожаешь. Здесь никогда не пахнет сигаретами, выхлопными газами или дешёвой едой. Точно не можешь сказать, чем именно тут пахнет, но запах у комнаты дорогой, изящный и успокаивающий, поэтому утром от Хосока ты сразу направляешься сюда, тебе нужна доля своей валерьянки. — Я надеялся, что Чон всё-таки избавился от тебя, и у меня станет на одну проблему меньше, — у вас это своеобразная традиция: ты приходишь ни свет, ни заря, садишься у окна и смотришь вниз, потом появляется Чимин, бросает дежурную фразу, ты не отвечаешь на неё. Там, снизу миллионы жизней, прямо у твоих ног, как на ладони, к которым тебе строго настрого запрещено прикасаться. Словно хрустальные статуэтки, за которыми можно наблюдать лишь с большого расстояния через толстое стекло. Но, несмотря на то, что именно их жизни — хрусталь, почему-то ты ощущаешь себя зверем в клетке, смотрящим на мир сквозь прутья. Хрустальные человечки живут себе и не подозревают, как ты глядишь на них с опасением и затаённым восторгом, боясь лишний раз дунуть. — Не волнуйся, я в порядке, — Пак игнорирует, однако знаешь, что он волновался, возможно, так и не уснул ночью. — Меня пугает его милое отношение ко мне, как будто кормит курицу, чтобы в итоге съесть её. — Если ты занимаешься делом, а не только кувыркаешься с ним, то Чон не успеет тебя сожрать, — поворачиваешься, на лице полное ошеломление. Понимаешь, что была права, глаза красные, рубашка застёгнута неправильно, если и не из-за тебя, Чимин всё равно опять всю ночь провёл без сна. — Ревнуешь? — Пак молчит, а когда подходишь, чтобы нормально застегнуть рубашку, отбрасывает твои руки, испепеляя презрением. — Не шути так, ты просто шлюха, — не отпускаешь рук с его пиджака, не отводишь взгляда, Чимин сдаётся, пропускает твои пальчики к голубой ткани. — Вот именно, так что не ревнуй, ты сам даёшь мне задания, — говоришь это намеренно. Неуютно, когда настоящий Чимин показывается наружу, пусть он лучше остаётся деспотом и мерзавцем, ибо внутренний мир Пака — привлекательные потёмки. Ты можешь легко проникнуться к нему, а последствий вы не оберётесь. Мужчина в любом случае привык жить с маской на лице, её не отодрать, его нежные порывы недолговечны, после которых он вновь примется ранить правдивыми, но грубыми словами и действиями, к тому же, ты не хочешь становиться его слабостью, ибо у него и так есть одна, а сама ты не имеешь права никого любить или подпускать к себе. Если появится что-то, ради чего захочется жить, то идти до самого конца будет страшно. Это маленький перечень причин, с помощью которых предостерегаешь себя каждый раз, когда появляется кто-то, готовый ворваться в твою душу. Тебе хватило одного раза, когда ты увидела парня в совсем другом амплуа, и сердце защемило нереально. Тысячи вопросов посыпались из возбуждённого сознания: «Как он оказался здесь?», «Почему судьба так несправедливо обошлась с ним?» и тому подобное. Вы могли бы рассказывать свои истории и жалеть друг друга до конца жизни, но всё это чепуха. Да и не можешь ты его по-настоящему в своё сердце пустить, как и никого другого тоже, поэтому незачем глупить. — А ты проебалась по всем фронтам, знаешь ли, — вновь в нём просыпается змей, так-то лучше, пусть лучше открыто показывает, что может ужалить, чем вонзит клыки в спину. — Хесон мёртв, мы в убытке, Хосок теперь тебя подозревает, и я не уверен, что Джун сможет защитить всю информацию. — Зато Хосок заинтересован, — отходишь, нехотя отрывая руки от ткани, проводя по ней пальцами ещё несколько сантиметров, и глушишь всколыхнувшиеся мысли в носках туфель и паркете, чтобы после развернуться и направиться к выходу. — Ты не можешь больше ошибиться, — не успеваешь дотянуться до ручки двери, как последняя открывается навстречу, и в ней появляется самый большой сюрприз этого дня. Женщина, с которой связаны самые унизительные воспоминания из твоей жизни. Женщина, которая, несмотря на эти воспоминания, сделала года, проведённые рядом с ней, уютными и тёплыми. Женщина, за искренним оптимизмом которой вы не заметите безжалостность к тем, кто ей не интересен или к тем, кто смог причинить ей боль или неудобства. Пак Хекён собственной персоной.