Принц с соседнего огорода

С самого детства Хёджону нравилось слушать, как бабушка пересказывает деревенские предания о страшных, но иногда совсем не злых обитателях полей, рек и лесов. Иногда это была полусказка-полубыль, как та история об охотниках за кладами, которые раскопали могилу крупного землевладельца в поисках драгоценностей и после скоропостижно скончались. Но даже если история была самой обыденной, в детском воображении она всё равно приобретала мистический оттенок. Особенно сильно ему нравились рассказы про русалок – юных утопленниц, пострадавших от несправедливости при жизни и потому не находящих покоя. Русалки с жемчужной при лунном свете кожей, звонким смехом и ледяными руками и ногами как живые стояли перед его глазами, когда он засыпал на скрипучей пружинной кровати, убаюканный бабушкиным размеренным голосом. Правда, чем старше он становился, тем чаще происходило наоборот – она сама случайно засыпала спустя пару предложений. И маленький Хёджон разочарованно вздыхал, поправлял её одеяло и уходил ворочаться, самостоятельно додумывая продолжение. Так продолжалось еще одно или два лета. А потом бабушки не стало. Хёджон относит себя к тем самым извращенцам, которым летняя жара по кайфу и никаких кондиционеров не нужно, иначе не переехал бы из города в деревню, где прошла лучшая часть его детства. Единственное, что русалок за весь этот год обитания прямо возле реки он ни разу не встретил. Разве что… Однажды в ночи, повстречав Хёнгу, возвращавшегося с очередных посиделок с горячительными напитками, понял, что вот оно, самая настоящая русалка во плоти. При ближайшем рассмотрении Хёнгу оказался, к его, хёджонову, разочарованию, живым, но тоже весьма загадочным, смешливым и с холодными руками. А что важнее, он стал вторым человеком в памяти Хёджона, который умел и хотел интересно рассказывать истории. Сказочного в них было немного, но для Хёджона это была совершенно неизведанная вселенная, потому он легко впустил Хёнгу в свой неприступный для сельчан дом. И в сердце тоже. – Да почему “русалочка”, у Ариэль же красные волосы были? – возмущается Хёнгу, когда его в очередной раз зовут этим странным прозвищем. – А кто тебе сказал, что я про принцессу из мультика? – Хёджон ласково пропускает его лазурного цвета волосы сквозь пальцы, – настоящие русалки не носят лифчики из ракушек, и хвосты у них тоже отсутствуют. – Но они наверняка умеют плавать и не боятся воды, – Хёнгу щурит смеющиеся глаза. Рядом с Хёджоном хорошо, с ним можно быть полностью расслабленным и делать, что заблагорассудится, без оглядки. Как будто у хозяина дома у реки есть какое-то тайное знание о мире и превосходство над всеми живыми существами. – И это тоже необязательно, – уверяют его, целуя в мокрый от пота висок. – Так чем же тогда они отличаются от людей или простых призраков? – Они, как и ты, бродят ночами по берегам и заманивают в свои сети одиноких прохожих, – о цели Хёджон недоговаривает, хотя сложно не догадаться. – Это еще кто кого соблазнял, – хмыкает Хёнгу, отмахиваясь от его намёков, – Хён! Я и так весь мокрый из-за погоды, не трогай. Хёджон надеется, что шутки про отсутствие секса до осени останутся шутками, и предлагает сходить в душ у него дома. То есть как дома, на улице во дворе. Ничего не предвещает беды, когда Хёнгу с полотенцем наперевес заходит в маленькое пространство, огороженное шторками и гордо именуемое деревенским душем. Он даже успевает включить воду и намылить голову. И только потом замечает прямо возле своей ноги ЭТО. Не то чтоб Хёнгу боялся насекомых, он вырос в деревне и привык быть окруженным этими ползучими и летающими ребятами всю свою жизнь. Он даже с лёгкостью мог снять паука со стола голыми руками. Но именно сейчас, стоя в душе совсем без одежды, он чувствует себя крайне уязвимо рядом этим огромным (еще и крылатым!) нечто, чему он даже названия не знает. – Хён! – зовёт он ослабевшим голосом, утратив всякую надежду и сомневаясь, услышат ли его вообще, – у тебя тут то ли огромная саранча, то ли летающий таракан, спасай, пока я его не раздавил! – храбрится как может, ведь Хёджон реально против убийства живых существ. С минуту они с псведотараканом смотрят друг на друга. Хёнгу старается не шевелиться и ждёт затаив дыхание. – Хёнгу-я, что случилось? – Хёджон открывает шторку, и почему-то именно в этот момент злосчастное насекомое решает быстренько ретироваться прочь. – А… уже ничего, – Хёнгу растерянно смотрит ему вслед и медленно приходит к осознанию, что стоит совершенно голый, а Хёджону не мешало бы подобрать слюни и свалить. – Интересно, есть разновидность русалок, которые живут в душе? – глубокомысленно изрекает тот, бесстыже продолжая разглядывать его, пока выдержка Хёнгу не заканчивается и он не закрывается сам. В душе вроде бы нельзя никого утопить, но Хёджон не горит желанием проверить.