Один
В своих мечтах Том Холланд был самым обыкновенным мальчишкой, вчерашним подростком с ничем не выдающейся смазливой мордашкой. В ближайшей перспективе Том был двадцатилетней восходящей звездой американского кинематографа, о встрече с которым мечтала каждая вторая выпускница старшей школы Калифорнии по версии журнала «Вест-Кост Вью». В своем самом что ни на есть настоящем Холланд был гордым носителем марки с цифрой один, чтоб ей было пусто. Что означала марка с цифрой один? Тому и самому хотелось бы знать. Общеизвестный факт, что каждый человек при рождении получает марку. Вернее, та просто проступает в течение первых нескольких часов после твоего рождения, в основном на левой руке. Встречаются, конечно, и уникумы с марками на лодыжке или, еще чего хуже, в более труднодоступных местах, что несомненно делает процедуру идентификации человека в аэропорту и прочие бюрократические мытарства занятием крайне увлекательным. Каждый школьник с малых лет знает, что восемьдесят процентов всех ныне живущих людей носят марки с датой и временем рождения своего суженого — счастливчики. Еще пятнадцать — другие памятные даты и числа, которые почти во всех случаях партнеру легко узнать. Оставшиеся пять процентов «везунчиков» имеют марки, не попадающие под два предыдущих правила: простые одиночные цифры, математические формулы, нечитаемые двоичные коды из двухсот знаков — все эти примеры Том отлично помнил еще с уроков познания человека в начальных классах. Он даже лично знал еще одного такого «неформатного» — парнишку с преобразованием Фурье на запястье, и это давало ему почву думать, что его собственная единичка была не такой уж и плохой. Мама много раз рассказывала, что когда на маленькой ручонке новорожденного Тома появилась первая блеклая единичка, вся семья ждала с замиранием. Отец, работавший тогда на съемках в ночь и по этой же причине не приехавший в роддом, даже откупорил на площадке бутылку дорогого шампанского. Когда спустя два часа долгого ожидания на руке мальчонки не появились другие цифры, все насторожились. Когда на следующие сутки одинокая цифра укрепилась в цвете, оставаясь при этом все такой же одинокой, его мать пролежала до вечера в слезах. Еще во время беременности гуманологи в государственном Центре планирования жизни пугали, что рождение «неформатного» ребенка не сулит семье ничего хорошего: такие дети чаще всего вырастают маргиналами, да и вообще не приносят пользы обществу. Немного утешала лишь статистика: всего пять процентов из ста — не так уж и много. Хотя, это с какой стороны посмотреть. Едва Тому стукнуло пять, в его жизнь, наряду с обыкновенными детскими занятиями и играми, пришли многочисленные походы к гуманологам и психологам — заботливая мать побеспокоилась о том, чтобы как можно раньше начать показывать своего «неформатного» ребенка специалистам. Мальчишка тогда еще не знал, почему же он является не таким, как большинство, но зато укоризненные взгляды врачей запомнил надолго. Доктора разводили руками — ребенок развивался абсолютно нормально для своего возраста, и был даже чрезмерно любопытным и сообразительным, но при этом не забывали упоминать, что все их последние пациенты с марками-одиночками как один становились наркоманами и отщепенцами и заканчивали свою жизнь в юные годы в притонах с такими же жалкими людишками, как и они сами. Чем была вызвана такая статистика никто объяснить толком не мог. Существовала теория, что причиной незавидной участи неформатышей становилась практически нулевая вероятность найти в этом мире своего партнера — носителя марки-двойняшки, и те от отчаяния обрести душевный покой своими же руками превращали свою жизнь в ад. Но это была лишь теория, а статистика была неутешительной. Впрочем, она волновала врачей куда больше, чем душевное равновесие их маленьких пациентов. Но Том, вопреки прогнозам ученых, не стал наркоманом. Том стал актером и, кажется, даже начал завоевывать признание и любовь публики своими простыми, но искренними ролями. Однако единицу свою тщательно скрывал от посторонних глаз и от самого себя, твердо уяснив: в обществе, помешанном на числах, от обладателей нестандартных марок ничего хорошего не ждут.Двадцать-сорок пять
Роберту Дауни было сорок пять лет, и он со всей уверенностью мог назвать себя успешным, состоявшимся актером. Вселенная не обделяла Роберта своим вниманием, и в середине своего пятого десятка он имел абсолютно все: деньги, недвижимость, славу. Ну, или почти все. В первый день после рождения Роберта каким-то чудом записали в категорию номер два: да-да, в те несчастные пятнадцать процентов, которые не были счастливчиками, но и избежали незавидной участи отщепенцев. На его левой руке недалеко от локтевого сгиба отчетливо проступили четыре цифры — два, ноль, четыре и пять, но за него никто не открывал шампанского. Увидев метку сына, мать коротко вздохнула, а отец просто промолчал, и более никогда об этом не вспоминал. По специалистам Элси сына не водила. Похоже, ей было достаточно того факта, что ее сын ходит в школу с остальными ребятами и ничем от них шибко не отличается. Его отцу было и подавно наплевать. Сколько Роб себя помнил, папа всегда так сильно был занят на кинопроизводстве, что внимания сыну уделял ровно столько, чтобы соседи лет через двадцать могли сказать: да, Роберт-старший любил своего сына. Возможно. Просто любовь его была весьма особенной. Казалось, что числа на руке у Роба куда больше интересовали его знакомых, нежели родителей. Еще в средней школе к парню привязалась дурацкая кличка «двадцать-сорок пять», которую Дауни ненавидел всем сердцем. Но вскоре сообразив, что искоренить детское прозвище ему вряд ли когда-нибудь удастся, парень смирился и начал называть так себя сам. Он первым затравливал все шутки, касающиеся его глупой метки, и почти даже свыкся с тем, что никнейм стал едва ли не его визитной карточкой. Когда же имя Роберта Дауни впервые засветилось в местной газетенке в контексте скандала с наркотиками, винить в этом дурацкие числа в голову никому не приходило. Даже тогда Элси не повела сына к специалистам — марка здесь ни при чем, была уверена женщина, решившая возложить вину за случившееся целиком на плечи Роберта-младшего. Спустя пять лет, когда его, двадцатипятилетнего юношу, приговорили к трем годам колонии, уже тогда неплохо знавшая его по некоторым фильмам общественность предпочла думать, что молодой актер просто запутался. Дауни предпочитал думать так же. Черт знает, что тогда увело его с кривой дорожки — может быть «судьба», а может и тщеславие, коим мужчина обладал без меры, но с дурной славой на этом было покончено. С тех пор и пошла в гору его актерская карьера, вызывавшая зависть у бывших одноклассников и скупую гордость у отца — ведь надо же было отрабатывать свой статус «почти счастливчика». По прошествии двадцати лет и с оглядкой на свое прошлое Дауни с уверенностью мог сказать, что ни один из кассовых и запоминающихся фильмов в Голливуде не вышел без его имени в титрах. Роберт успел сделать многое: побыть актером, продюсером, режиссером, и даже стать заложником образа супергероя из подростковых комиксов. И кому какое было дело, что к своим сорока пяти носителя марки-близняшки мужчина так и не нашел — у него ведь было все: деньги, слава, недвижимость. Ну, или почти все.***
На съемочную площадку Том явился, как потом оказалось, позже всех остальных. Нет, юный актер к назначенному времени не опоздал, просто по какой-то неизвестной ему договоренности остальные звезды решили собраться чуть раньше. В Атланту Холланд прибыл сегодня же утром, и после перелета выглядел немного помятым. Заметили это и другие. Парнишка вошел в павильон и кинул на один из складных стульев свой увесистый рюкзак. На вопрос ассистента наивно ответил, что притащил с собой спортивный костюм — кто-то из Руссо сказал, что сегодня будут репетировать трюковые сцены. Парнишка боязливо покосился на Дауни, Эванса и Йоханссон, сидящих за длинным столом в предбаннике у гримерки, но к ним отчего-то не подошел. Вскоре из поля зрения старших актеров мальчишку увел третий помощник режиссера, и снова появился тот только минут через десять, переодетый в серую спортивную форму — облегающая майка, свободные штаны, что-то вроде напульсников. Дауни бросил читать свой сценарий и стал откровенно следить за молодым дарованием: тот все ходил из стороны в сторону, с головой выдавая собственное волнение, и будто разговаривал сам с собой. На деле же, наверное, повторял заученные для репетиций реплики. — Полгода назад на пробах он казался младше, — то, что Крис тоже больше не смотрит в свои распечатки, Роберт заметил тогда, когда актер заговорил. — Полгода назад он и был младше, дубина. Пацанята в этом возрасте растут как на дрожжах, — Дауни отхлебнул из своего стаканчика остывший кофе и поморщился. Энни сильно не доложила сахара. — Холланд, — просмаковал имя Эванс, — это не тот, который во время собеседования в графе «развлечения» написал, что любит собирать грибы, когда накуренный? — Нет, того мы не взяли. И зря. Хороший получился бы Паук, — Роберт неотрывно следил за тем, как мальчишка расхаживает, разминая плечи. — Ты посмотри на него, типичный пай-мальчик. Такой сладенький, аж смотреть тошно. Готов поспорить, что на ручонке у него красивая дата рождения, выведенная гребаным «Таймс Нью Роман». Дауни внимательно разглядывал парнишку, суетящегося в двадцати метрах от него. За те шесть месяцев, что прошли с момента прослушивания, мужчина практически успел о нем позабыть. Безусловно, тогда они успели худо-бедно познакомиться, и Том даже подписался на Роберта в инстаграме, но тогда мужчина не придал их встрече особого значения. Ему удалось подметить лишь несколько вещей, которые хорошо просматривались в поведении Холланда и сейчас: молодой актер был нелюдим и достаточно суетлив, но в присутствии старших всегда делался услужливо-приветливым, хоть Роберт и видел, что от дружелюбия этого веяло фальшью. Вот и сейчас, рассматривая своего нового коллегу, Дауни понимал, что Холланд — персона скрытная и неоднозначная, но никак не мог разгадать причины. Впрочем, свои догадки у него имелись: парнишка либо клинический затворник и намеренно избегает близких контактов (думая об этом, Роберт категорически отметал мысль о сходстве Тома с самим собой), либо же тот что-то скрывает, и что-то Дауни подсказывало, что числа играли здесь далеко не последнюю роль. Из гримерки вернулся третий помощник режиссера и привел с собой визажистку. Вечно растрепанная и невыспавшаяся Кристи вытащила из кармана фартука баллончик лака для волос и щедро оросила им кудри юного дарования. Том терпеливо стоял и ждал, пока девушка приберет и закрепит его вечно болтающуюся на глазах челку. Роберт наблюдал с любопытством. До начала сей процедуры волосы парня выглядели кучерявым облаком, теперь же оказались прочно зализаны назад. Впрочем, что первый вариант, что второй были одинаково далеки от того, что Дауни мог назвать идеальной прической, но на репетиции лоску не было места. Когда Кристи закончила, третий помощник кивком направил Холланда в предбанник к остальным актерам и, кажется, бросил в след что-то напутственное. Том послушно вошел в стеклянные двери и Роберт отчетливо увидел, как на его лицо вползает маска тошнотворного дружелюбия. — Всем привет, — отсалютовал Том и приблизился, чтобы почтить каждого рукопожатием. Навстречу юному актеру с готовностью вскочил со своего места Эванс. — Привет, — он крепко пожал Холланду руку. — Утречко, — следующей была Скарлетт. — Доброе утро, — Том добрался до Роба, но тот от рукопожатия отшатнулся. Когда парнишка вошел в комнату, Роберту внезапно сделалось дурно. Волнение перед съемками было исключено, и Дауни списал все на застоявшийся воздух. Когда Том подошел практически вплотную, в грудной клетке гадко екнуло и по спине прошелся холодный пот. — Я руки не жму, — как можно мягче постарался ответить Роберт и приподнялся на стуле, чтобы дать больше свободы телу. — И тебе привет, — с натяжкой улыбнулся он, вздрогнув от увесистого пинка, который Йоханссон дала ему под столом. — Не обращай на него внимания, сорок пятый тот еще зануда, — усмехнулся Крис, игнорируя красноречивый взгляд Дауни «я-тебя-блядь-убью». — Сказал типичный голливудский мачо, живущий со своей благоверной душа в душу с двадцати лет, — Роб закатил глаза. — Скучнее только твоя роль реднека-алкоголика в фильме про зомби. Холланд неловко улыбнулся, соображая, что настало время для его нелюбимой части знакомства — обсуждения марок. Первой оголил руку Эванс, явно гордящийся тем фактом, что один из немногих сумел найти свою половинку в столь юном возрасте, благодаря чему теперь был избавлен от любовных переживаний на многие годы вперед. — Да, мы с Мэрил познакомились, когда нам было по двадцать, и признай, — он обратился к Роберту, — что даже такой бука как ты не хочет вечно оставаться один. Следующей была Скарлетт. Со скучающим видом она приподняла рукав пиджака. На элегантном запястье не менее элегантным шрифтом были выведены дата и время рождения предполагаемой половинки. — У меня все стандартно, — протянула женщина. — Ты, кстати, случайно не пятого декабря родился? — кисло пошутила она. — А то эти долбаные числа сводят меня с ума. — Ты смотри-ка, — Крис толкнул нахмурившегося Роберта в бок, — Наташа взялась за пацана. Говорил я тебе, — кинул он Скарлетт, — что самый верный способ — это искать парочку на Фейсбуке. Набираешь в поиске дату рождения и назначаешь свиданки до тех пор, пока не найдешь «того самого». — Лет десять назад я так и пробовала, — Йоханссон отложила сценарий и вылила в себя остатки холодного кофе, — зависала на форумах и знакомилась с парнями с совпадающей датой рождения. А затем поняла, что это рехнуться можно — встречаясь с человеком, думать только о том, предназначен он тебе или нет. Помню, мы даже не слушали друг друга, только жали руки и сразу расходились. Какой толк продолжать знакомство, если тебя сразу не тряханет? — Тряханет? — переспросил Том, с непониманием глядя на старших актеров. Кажется, все были в курсе этого странного ритуала, кроме него одного. — Ну да, тряханет. Говорят, что когда впервые прикасаешься к тому, кто тебе предназначен, обоих как током бьет, — пояснила Скарлетт. — Да что там, впервые. Матушка рассказывала, что их с папаней целую неделю не отпускало, — хохотнул Эванс. — Так значит, ты потомственный зануда, — отмахнулся Роберт, после чего все ожидаемо обратили взгляды к самому молодому члену своей команды. Уже попривыкший к странному ощущению в подвздошной области Дауни среди первых уставился на Тома, успешно маскируя свой личный интерес под стадное любопытство. Спасибо небесам за его актерский талант. Он наверняка знал, что если Холланд сейчас расколется, то его отметина разом объяснит все странности мальчишки, которых не замечал разве что ленивый. — Я, вообще-то, не особо тащусь по этой теме, — юноша примирительно выставил ладошки вперед. — По мне так все эти числа — бред собачий. Кому вообще какое дело, что у тебя на руке? — Так и знал, — почти неслышно для окружающих, выдохнул Дауни. К неудовольствию последнего, в комнату заявился какой-то там по счету ассистент режиссера и позвал всех на локацию для прогонки сцены. Так же отчетливо, как и во время приветствия, Роберт отметил на лице Тома смену настроения: складка меж бровей разгладилась, и щеки порозовели — пацан испытывал такое облегчение, будто ему только что сообщили, что он не умирает. Едва Дауни вышел из предбанника и, зажав сигарету в зубах, зашагал по длинному коридору на локацию, странная дурнота сразу же от него отступила. Как пить дать — во всем был виноват дурацкий спертый воздух. Эпизод гоняли до восьми вечера, пока каждый из актеров не почувствовал себя выжатым до предела. К середине дня на локацию подтянулся Себастиан, чтобы пристреляться к совместной с Томом сцене в аэропорту, но в итоге покинул павильон самым уставшим. Бедолага пожаловался, что до этого отпахал двухчасовой кроссфит в спортзале, и теперь буквально не чувствует ног. Роберт совершенно точно знал, что Холланд устал ничуть не меньше, а может быть даже больше остальных, но когда вышел из душа и переоделся, обнаружил, что молодой актер все еще работает над трюками. К мужчине со спины незаметно подплыла Энн, и сунула в руку стаканчик с неподслащенным кофе. — Мистер Дауни, может быть вам еще что-нибудь нужно? — Спасибо, Энни, ничего, — кинул Роб, не отрывая глаз от хромакея в противоположном углу павильона. Холланд ухватился за трос и сделал сто двадцать пятый бэкфлип, устало опускаясь на маты и поправляя рукой скомканные влажные волосы. — Вы собираетесь домой? — Да, конечно. Подожду, пока с Эванса сотрут его гейский макияж, и сразу домой. Судя по тому, что ответа не последовало, Энни удовлетворилась его словами и ушла из павильона, оставляя Дауни одного. Мужчина процедил сквозь зубы кофе и сглотнул. Для него оставалось непонятным, почему мальчишка впахивает как проклятый, ведь одобрение и признание от старших коллег — совсем не то, что ему было нужно. Здесь было что-то другое, куда более тонкое и неочевидное. Рвение доказать что-то другим? Вряд ли. Желание доказать самому себе? Возможно. Роберт махом заглотнул остатки кофе, почти как необходимую дозу, и потянулся за сигаретой, когда вдруг вспомнил, что на локации курить запрещено. Совершенно понятно было одно: скрытность мальчишки раздражала Роберта. Не давала ему покоя. Он привык видеть всех на ладони, сам при этом оставаясь в тени. По этой причине Дауни полностью устраивали его друзья и коллеги по площадке: простой и открытый Марк, добродушный Крис, веселая и дружелюбная Скарлетт. И по той же самой причине его категорически не устраивал Том: за скрытностью для Роберта всегда таилась опасность. Когда не знаешь, что у человека на уме, его куда сложнее контролировать. Куда сложнее контролировать себя. Так Дауни объяснял себе явление, которое при любых других «дано» объяснить наверное бы не смог: он уже полчаса неотрывно наблюдал за тем, как тренируется Холланд. Как тот исправно, раз за разом забирается на возвышение и, слабо придерживаясь натруженными ладонями за трос, а иногда и вовсе не держась, выполняет кувырок через плечо на маты. Словно пытался найти в его движениях ответ на свой вопрос. Именно благодаря этой своей маленькой слабости мужчина одним из первых видит, как отстегивается трос и Холланд делает осечку. Одно мгновение — и красивый взмах длинными ногами превращается в отчаянную попытку удержать равновесие, и мальчишка криво падает лицом вниз. Позабыв себя, Дауни пулей бросился мимо спящих камер и бесчисленных стоек с оборудованием к мальчишке, поднимая того за шиворот с матов. Свербящее чувство в подвздошье, которое не беспокоило Роберта с самого утра, нахлынуло резко и без предупреждения, заставив его пропустить вдох. — Ты как? Ничего себе не сломал? — Роб планировал сказать это спокойно, но вместо этого почти что наорал. Том кое-как поднялся, откидывая назад налипшую на лицо челку. Лоб у него был мокрым, глаза утомленными. Из носа на губы капнула бордовая капля, затем еще и еще, утекая в уголок рта, а оттуда на подбородок. — Черт, нет, кажется, только кровь, — Холланд запрокинул острое личико и утер нос рукой, но стало только хуже. Кровь размазалась по щеке, делая все зрелище поистине ужасающим. — Хватит тебе на сегодня тренировок, — указательным тоном заявил Дауни. — Нос точно в порядке? Выглядит не очень. — Я ломал его три раза, и точно знаю, если с ним что-то не в порядке, — успокоил Том. — На этот раз просто ушиб. К ним немного с запозданием подскочил ассистент с полотенцем. Роб уже видел, как тот сейчас бросится к Холланду и начнет рассыпаться перед актером в причитаниях, а поэтому сразу осадил: — Все в порядке, э-э, — он заглянул на бейджик на груди у ассистента, — Майк. Я отведу его в уборную. Не надо никаких полотенец. Ассистент подобострастно кивнул и спорить не стал. Браво, Дауни, за то, что твои слова на съемочной площадке имеют хоть какой-то вес. Благо, уборная была за углом, и Холланд не успел залить кровищей половину павильона. Едва они оба вошли в помещение, Том подковылял к раковинам и щедро выкрутил кран с холодной водой. Устало оперевшись на край, смочил лицо. В туалете было прохладно, а кондиционер неплохо освежал, но парню показалось этого недостаточно, и следом за лицом он затер волосы. Рьяно зачесывал непослушную челку мокрыми пальцами, пока с той не сошел зверский слой лака и волосы не стали похожи сами на себя. — Эй-эй, потише, — не смевший прервать его до этого момента Роберт, наконец, подошел ближе. Парнишка с таким остервенением расправлялся с волосами, что Дауни показалось, что тот вот-вот вырвет себе клок. — Ты не виноват в том, что так произошло, ясно? И нечего себе устраивать показательную порку, я все равно жалеть тебя не буду. Том поднял на него взгляд, да так, будто полоснул осколком по коже. — Так если вам наплевать, зачем вы тогда пришли? Роберт поджал губы, на секунду задумавшись, что же ему ответить. Думать слишком долго ему было никак нельзя, ведь не мог же Дауни признать, что мальчишке удалось его подловить. «Потому что меня просто разрывает от любопытства узнать, что за циферки там у тебя на руке. Да и вообще, что за птичка ты такая, Холланд», — почти сорвалось у него с языка, но Роберт себя вовремя остановил. Том продолжал смотреть на него исподлобья, явно не собираясь отпускать мужчину без ответа. Кровь у него идти не перестала и теперь мешалась с каплями ледяной воды, создавая на губах и подбородке почти что художественные разводы. Не сообразив ничего лучше, Роб снял с крючка на стене белое полотенце и подошел ближе, старательно игнорируя нарастающую внутри бурю. Дошло все до того, что когда он приблизился к Тому, то испугался, что кожа на груди сейчас затрещит по швам. Как ни в чем не бывало, Дауни открутил кран и добротно смочил полотенце. Немного покрутил его в руках, окончательно формулируя вопрос. — Может, покажешь? — мужчина указал взглядом на левую руку мальчишки. Тот упрямо мотнул головой, побелевшие от напряжения губы — поджаты. На мгновение Роберту даже показалось, что от обиды на самого себя тот вот-вот разревется. — Ну и ладно, — Дауни пожал плечами, ни единым мускулом не выдавая разочарования. Наконец, сделав над собой титаническое усилие, он приобнял парнишку за спину, а другой рукой прижал мокрое полотенце к его раскрасневшемуся носу. Наклонился, заглянул в лицо, промокнул. Пока Роб заботливо и тщательно, словно играл роль, вытирал кровь с лица Холланда, тот продолжал бесстыдно пялиться ему в глаза, будто это был единственный способ убедиться в реальности всего происходящего. — Вот, то-то же. Теперь другое дело, — Дауни закончил свою нехитрую процедуру и отбросил запачканное полотенце в раковину. Его рука все еще лежала у парнишки на спине, и они оба прекрасно об этом помнили. Не думая долго, Том устало привалился к его груди, и от влаги с лица мальчишки тонкая олимпийка Роберта промокла насквозь. Мокрые каштановые пряди щекотали мужчине подбородок, но тот не спешил отстраняться. Его сердце все равно уже давно слетело со своей оси и отрабатывало в грудной клетке как бешеное, потеряв всякое приличие, а его былая предвзятость к парню улетучилась как облачко дыма. Они оба молчали. Холланд глубоко и ровно дышал — Дауни чутко следил, чтобы не всхлипывал. Сам же Роберт пытался найти предлог, чтобы дотронуться до его голой кожи. Вдруг тряханет? — За мной сейчас друг заедет, — Том первым прервал тишину и нехотя отстранился от груди мужчины. Не желая оставаться в дураках, Роб руку тоже сразу же убрал. — Ладно, беги, — пробормотал он, коря себя за нерешительность. Едва Холланд отступил на пару шагов назад, от пустоты засосало под ложечкой. Будто только и ждал от него одобрения, после этих слов парнишка пулей вылетел из уборной, словно его здесь и не было. «Ну и что это сейчас было?» — вслух сказал Роберт, зная, что его никто не услышит. Толкового ответа на этот вопрос у него не было. Когда Том вышел из туалета, Харрисон уже ждал его на входе. Жестом показав, что он сейчас мигом переоденется и придет, Холланд добежал до раздевалки и плотно прикрыл за собой дверь. Утренний разговор о метках пустил весь сегодняшний день наперекосяк. Только что произошедшее в уборной — вбило последний гвоздь в крышку гробика, в котором покоилось нечто, что Том именовал нормальным рабочим днем. Вся эта чертовщина с числами и мифическими ударами током с самого начала дня не давала ему покоя. Было странно признавать это, но после всего, что узнал, Том словно взглянул на вещи под иным углом. Пока спешно менял спортивную форму на уличную одежду, парень пытался припомнить всех, к кому в последнее время прикасался. Разглядывая стертые до мозолей руки, вспоминал: было или не было? Чувствовал ли он, когда дотрагивался до кого-то, нечто похожее на электрический разряд? И, наконец, мог ли он по незнанию просто упустить свой шанс на пресловутую нормальную жизнь? Окончательно выведя себя из равновесия дурными мыслями, Том закинул на плечо рюкзак и молча вышел к ожидающему его Харрисону. Вышли из студии и сели в машину тоже в тишине. Холланд кинул сумку назад и устроился на сидении рядом с водителем, игнорируя обеспокоенные поглядывания Остерфилда. Юноша завел машину и мотор плавно заурчал, заполняя собой висящую между ними пустоту. — Том, с тобой все нормально? — Харрисон не выдержал и вежливо прервал молчание Тома. — Вроде бы да. — Если я могу что-то сделать, только скажи. — Хаз, возьми меня за руку, — Холланд повернулся к товарищу и протянул ему ладонь. — Что? — Остерфилд лукаво улыбнулся, но тут же выполнил просьбу, плотно переплетая пальцы Тома со своими. Большим — ласково огладил кисть. Из-под рукава кожаной куртки выглядывали последние закорючки преобразования Фурье. — Ничего, — мотнул головой Холланд. Ничего. Когда дотронулся до руки своего больше-чем-друга, Том не почувствовал ровным счетом ничего. Как и прошлую сотню раз, что они прикасались друг к другу. Харрисон пожал плечами и снял тачку с ручника, увозя их со стоянки перед студией в уютный домик, снятый на одну неделю на двоих.