Неслучайные встречи

      Азирафаэль вчитывался в отчёт по продажам за второй квартал, чувствуя, что голова уже начинает закипать. С цифрами он всегда ладил с трудом, но перепоручать бумажную волокиту кому-то не хотелось. Магазинчик был чем-то личным, его делом, которое он не хотел бы ни с кем делить. Ни с кем, кроме Кроули, но тот, конечно же, нисколько не хотел вслух признавать свою причастность. Тем не менее, Азирафаэль уже не раз думал, что не справился бы сам. Не решился бы начать сначала, слишком больно было признавать саму эту необходимость, да и боязно, что в этот раз ничего не получится. Но Кроули в него верил, поддерживал и вдохновлял, с ним даже невозможное казалось возможным. И они действительно справились. Отремонтировали здание, выбрали новый интерьер (магазин внутри теперь напоминал античную библиотеку, даже мраморные статуи имелись и несколько стилизованных под эпоху ваз), закупили книги. Для магазина началась новая жизнь. Для Азирафаэля тоже. Они с Кроули уже год как жили вместе. И хотя Азирафаэль вовсе не собирался торопиться с подобными решениями, они съехались уже в конце второго месяца отношений.        Произошло это легко, почти само собой: постоянные ночёвки друг у друга лишь усилили желание проводить вместе как можно больше времени, не спешить по утрам в свою квартиру за какими-нибудь забытыми вещами. И, несмотря на разницу в привычках и вкусах, уживаться с Кроули оказалось довольно нетрудно. Это было очень здорово, на самом деле. Азирафаэля даже забавляли мелкие стычки из-за какой-нибудь мелочи, вроде цвета покупаемого сервиза. Или то, что, когда они занимались любовью, Кроули куда благосклонней воспринимал ласковые слова в свой адрес (они ему вполне очевидно нравились, и в такие моменты он не мог этого скрывать). Или то, что Кроули по-прежнему не хотел признавать своё увлечение цветоводством, тогда как любое растение в квартире являлось живым доказательством. Даже орхидеи Азирафаэля, упрямо отказывавшиеся цвести несколько лет подряд, получив более чуткий и грамотный уход, распустились во всей красе. "Холодная война" Кроули с Гавриилом обрела рутинный и вполне безобидный характер. Иногда Азирафаэль уставал их одёргивать и просто игнорировал, пока они сами не разойдутся по разным углам. С остальной его многочисленной роднёй Кроули либо вполне сносно ладил, либо толком не общался. Часть сестёр так вообще пришла от него в полнейший восторг. Что ж, очаровывать Кроули вполне умел, когда на то у него имелось настроение и желание.       Когда зазвенел колокольчик на входной двери магазина, Азирафаэль поднял голову, радуясь возможности отвлечься от расчётов на покупателей (по правде, он уже минут пять, если не больше, только и делал, что смотрел на лист с цифрами, даже не пытаясь их никак увязать). Вместо покупателей в дверном проёме показался Кроули, держащий перед собой круглую картонную коробку, исписанную узорами. Азирафаэль устало протёр глаза:       — Я думал, ты вернёшься к вечеру.       — Ангел, уже вечер.       — Да? — Азирафаэль присмотрелся, за окном уже действительно темнело. — Ой.       — Бросай свою бумажную волокиту, она потерпит и до завтра. — Кроули поставил на прилавок коробку с тортом, опустился на стул напротив Азирафаэля. — Раз уж сегодня моим заказчиком была кондитерская, я не мог этим не воспользоваться.       — Отлично. Сейчас поставлю чайник, — сказал Азирафаэль и тут же направился для этих целей в подсобку. Когда он вернулся обратно, то спросил: — И какие у них, кстати, перспективы?       — Я бы на их месте не волновался, на данный момент. У их конкурентов по соседству продукция дешевле, что изначально привлекло к ним много покупателей, но качество довольно низкое, многие уже подметили не самый лучший привкус. Ажиотаж пройдёт, он уже пошёл на спад. — Кроули достал из сумки несколько книг, положил на прилавок рядом с коробком. — И вот эта сделка тоже состоялась.       — Волшебно, — сказал Азирафаэль, считывая на корешках названия книг: всё то, что он заказывал. Кроме одного, без единой надписи. — А это что? — Азирафаэль вытащил «неопознанный объект», осмотрел: чёрная обложка и спереди, и сзади была девственно чиста.       — Блокнот, — ответил Кроули, и в его голосе вдруг послышалось волнение.       Азирафаэль в удивлении поднял на него глаза. Для Кроули, как обычно, служили заслоном от всего мира солнцезащитные очки, лицо не выдавало никаких эмоций, и всё же какое-то напряжение в нём ощущалось интуитивно.       — Мне? — спросил Азирафаэль, немного сбитый с толку.       — Ну а кому же ещё.       — Спасибо, это очень мило.       На последнем слове Кроули театрально вздохнул. Азирафаэль снова опустил взгляд на странный подарок. У него было несколько записных книг, и в ещё одной он не нуждался, но если Кроули счёл нужным такое приобретение, то он и ей найдёт применение. Азирафаэль открыл блокнот и напоролся взглядом на знакомый почерк, мелкий, но с длинными закорючками. Всего одно предложение на белой бумаге: «Надеюсь, это будет лучшей вещью из всех, что ты читал». Заинтригованный Азирафаэль перевернул страницу, на следующем листе так же значилась лишь одна строчка: «И ты простишь мне небольшой вандализм». Он перевернул ещё одну страницу. Всего три слова, самых прекрасных из всех, что придуманы людьми: «Я люблю тебя». Азирафаэль улыбнулся, чувствуя, как щёки опаляет румянец, вновь поднял глаза на Кроули и нежно сказал: — Я тоже тебя люблю. — Это очень здорово, — мягко ответил Кроули, — но ты не отвлекайся. — Ладно. — Азирафаэль смущённо кашлянул и перевернул очередной лист.       «И ничего так сильно не хочу…». Предложение обрывалось, и Азирафаэль с замиранием сердца перевернул очередной лист. «…как услышать от тебя «да».       «Да»? Насчёт чего «да»?». В голове роились самые разные варианты: от самых простых, что это какая-то шалость, до почти безумных, что это что-то вроде предложения. Того самого, руки и сердца. Но… Они никогда ни о чём таком не говорили, Кроули даже ни разу не упоминал, как относится к браку, а Азирафаэль не спрашивал, не хотел производить впечатление, что он на что-то намекает или рассчитывает. Им и так было хорошо вместе, всё остальное не имело особого значения.       Азирафаэль перевернул ещё один лист, невольно затаив дыхание. Больше никаких надписей, вместо них — квадратная ниша, вырезанная по середине всех оставшихся листов блокнота. В ней — бархатная красная коробка, такая, в которых принято дарить украшения… Азирафаэль взял её в руки, испытывая волнение, близкое к панике. Отчего-то было страшно ошибиться. Всё происходящее… слишком внезапно.       Коробка открылась лёгким нажатием большого пальца. На её подушечке блестело изящное кольцо: извивающиеся линии белого и жёлтого золота в середине сплетались в узор, как змеи в тесный клубок. Оно прекрасно. Азирафаэль несколько секунд не мигая смотрел на него, прежде чем обрёл дар речи:       — Ты… делаешь мне предложение?        — Я думал, это достаточно очевидно. Я хотел… — Кроули вздохнул, и его щёки порозовели: Азирафаэль ещё никогда не видел его таким смущённым. — Хотел ещё в твой день рождения, но струсил, честно говоря, потому что если для тебя это окажется слишком быстро или вроде того, это было бы довольно неловко и могло бы испортить…       Азирафаэль дослушивать не стал. Перегнувшись через прилавок, он положил ладонь на шею Кроули, притягивая его к себе, и запечатал губы поцелуем.       — Я сказал бы тебе «да» тогда и говорю «да» сейчас.       Он поцеловал Кроули ещё раз, нежнее, мягче, поймав губами облегчённый выдох.       — Можешь повторить?       — Хоть тысячу раз, — улыбнулся Азирафаэль, чувствуя себя настолько переполненным счастьем сверху донизу, что стало трудно дышать: как такое вообще возможно? — Конечно, «да», любимый.       Кроули опустил взгляд на кольцо, затем вновь посмотрел на Азирафаэля:       — Я вроде как должен его надеть. Оно не совсем помолвочное*, но… В общем, подскажи, на каком пальце ты хотел бы его носить.       Азирафаэль без всяких сомнений протянул левую руку и оттопырил безымянный палец:       — Уверен, что здесь оно будет на своём месте.       Кольцо и в самом деле село как влитое. Кроули закрепил его на пальце нежным поцелуем и отстранился, не спеша выпускать руку из своей ладони. Азирафаэль жадно впитывал это прикосновение, ощущая себя так, словно в его жизнь ворвалось волшебство, самое доброе и светлое, что только можно было себе представить. Да так оно, пожалуй, и было.