Baby, did you forget to take your meds?

Маринетт ерзала на краешке стула, чувствуя себя достаточно неуютно, чтобы что-либо говорить. Адриан улыбался — и от этого было только хуже. Он как будто пытался всем видом показать, что не причинит ей зла и хочет помочь, но Мари не могла поверить, что это происходит на самом деле. Было немного страшно. Она никогда не проходила терапию, не интересовалась подобными вещами и в целом была далека от психологов настолько, насколько это возможно. В ее жизни все имело свое место, пока не случилась авария. Теперь ее жизнь — один сплошной хаос и комок разных проблем, решение которых неизвестно. Еще и прозрачный силуэт за спиной Адриана осуждающе качает головой — напоминает, что придется рассказывать о своей вине. Огромной, поглощающей дегтем вине — если бы душа Маринетт стала комнатой, то ее затопило черной вязкой жидкостью, что утягивала за собой и напоминала о произошедшем чем угодно — ведь поверхность настолько темная, что способна отражать любое движение. — Привет. Меня зовут Адриан Агрест, я буду твоим психотерапевтом до выписки, мы будем встречаться дважды в неделю. Сегодня наша беседа направлена на первичное обследование — в рамках терапии, которой мы будем заниматься. Сегодня нам понадобится около часа, — проговорил мужчина, глядя на Маринетт. — Расскажи мне о своих проблемах. Девушка медленно вдохнула, а затем выдохнула. Воздух показался слишком свежим — может, из-за открытого окна или ненавязчивого запаха мяты, исходящего от Адриана. — Все началось с аварии. Мне не всегда нравилось работать на Хлою Буржуа, мы не ладили в школе, но я не испытывала сильных негативных чувств. Иногда, конечно, она раздражала, но у Хлои… Своеобразный характер. А мне нужно было заработать на хорошее образование, — Мари начала издалека, заново пересказывая то, что было до. Ей казалось, что так проще — она безумно не хотела рассказывать все сразу. Адриан кивнул, внимательно слушая. — После того, как в нас влетела машина, я не могу водить. Мне все время кажется, что я могла убить Хлою, себя. Мне страшно засыпать — в последнее время мне снятся одни кошмары. Мне кажется, что я подставила свою семью и испортила все, что могла — я сломала жизнь себе, маме и папе, — голос Маринетт дрожал, хрупкие плечи дергались. Она то и дело то сжимала, то разжимала пальцы, будто пыталась ухватиться за что-то, но не находила подходящей веревки, что могла бы вытянуть ее из этого омута. — Я правильно понимаю, что тебя пугают ситуации, связанные с вождением и последствиями от поступка? Я не забыл что-то важное? — Адриан поправил очки. Он обращался к Мари на «ты» — девушке явно не нравилось, когда он начинал «выкать». И хоть желание вернуться к более этичному обращению периодически возникало, в первую очередь он думал о том, чтобы Мари могла рассказывать о проблеме более спокойно, чем у Менделеевой. — Почти. После аварии я стала видеть призраков, и это напугало моих родителей, — тяжело вздохнула девушка, заглядывая за спину Адриана. Прозрачный силуэт помахал ей и растворился. — Какие физические ощущения преследуют тебя во время этого? — Мне страшно. Мне очень страшно, — Мари кашляет, чувствуя, как голос пропадает. — Мне… Тяжело. Адриан молча поднимается из-за стола — взгляд девушки скользит по его спине, она вздрагивает. Что он может сделать? Но мужчина просто подходит к тумбочке и включает старенький чайник, повидавший столько, что удивительно как пластиковое чудо техники все еще в состоянии работать. — Воды? Чаю? Кофе, увы, не могу предложить, — улыбается Агрест, и Маринетт немного расслабляется. Ее все еще трясет, но она в состоянии сделать простой выбор. — Чай, пожалуйста. Если… Если Вам не сложно, — она сглатывает и виновато опускает взгляд. Ей не хочется доставлять кому-либо неудобства. Она и так — сплошное неудобство сейчас. — Все в порядке, мы можем делать перерывы, — Адриан немного отступает от правил, жертвуя личным временем. Но он не станет продолжать, когда пациентка не в состоянии даже слово выдавить. Шум чайника быстро затихает, из тумбочки терапевт достает две белых чашки, упаковку дешевого чая и несколько кубиков сахара. Он забывает спросить, какой чай Маринетт предпочитает и по-привычке заваривает также, как и себе. — У меня пересыхает в горле. Мне тяжело говорить, — продолжает девушка чуть увереннее, но голос предательски дрожит. — Появляются неприятные ощущения в животе, как будто я падаю. Я сильно потею во сне и очень быстро устаю. — Как ты думаешь, какие ограничения в твою жизнь приносят эти проявления? — Адриан ставит чашки на стол, пододвигает одну Мари. Его вопрос кажется глупым и очевидным, но она отвечает. — Я не могу нормально работать и творить. Я не могу помогать родителям в пекарне. И я плохо отдыхаю, из-за чего после мне сложно дается любая нагрузка, — девушка отхлебывает немного горячей жидкости, едва не обжигая язык. Удивительное совпадение на секунду пронизывает мысли — он сделал именно такой чай, как ей нравится. — Когда появились эти ограничения? Они всегда одинаковой интенсивности или что-то может повлиять? Есть ли какой-то спусковой крючок? — Адриан не притрагивается к своему чаю, и белая чашка просто стоит возле его открытых ладоней. — После того, как я пришла в себя в больнице. Я была в таком ужасе, что после мне снились одни кошмары и я плохо себя чувствовала… Когда до меня дошло, что случилось, — вздохнула Мари, сжимая пальцы вокруг своей чашки. — Мне не постоянно плохо. Не каждую секунду. В какие-то моменты немного легче. Если ничто не напоминает… Я могу вспомнить из-за звука машин, упоминания родителей или чего-то еще… — Как ты думаешь, в чем бы изменилась твоя жизнь, если бы этих ограничений не было? — Адриан улыбнулся, снова глядя на пациентку. — Изменилась? — Маринетт вдруг замолчала, удивленно распахнув глаза. Он правда думает, что возможно что-то изменить? — Я бы смогла вернуться к работе, семье и друзьям. Я смогла бы снова жить, как раньше. Это событие разделило мою жизнь на «до» и «после». Девушка снова вздрогнула, хотя ее плечи расслабились. Она наконец-таки села поудобнее, придвинувшись ближе к спинке. — У тебя возникают мысли о самоубийстве или чувство безнадежности? — чуть тише спросил Адриан. — Я должен сообщить, что все, что ты мне скажешь, останется в пределах этого кабинета. Я не буду переводить тебя обратно к Менделеевой или в другое отделение, ты закреплена за мной. Наш разговор даже не записывается. — Хорошо, — пробормотала Мари, но еще не была готова поверить. — Я… Нет, я не хочу покончить с собой. Но у меня есть чувство, что все разрушено. — Если я верно понял, то тебя мучают кошмары. Сколько времени тебе необходимо, чтобы заснуть? Ты просыпаешься среди ночи? — Адриан резко перевел тему, наблюдая за пациенткой. Она явно не хотела рассказывать больше, но простые вопросы оживили ее интерес. — Когда как. Иногда я засыпаю моментально, но чаще — мне страшно засыпать, я лежу по несколько часов и разглядываю потолок, — вздохнула Маринетт. — Раньше я спала по восемь часов, а теперь — от четырех до двенадцати, все время каким-то обрывками. Порой мне сложно сразу определить, где я нахожусь, проснулась ли я уже — но это первые две-три минуты после кошмара. — А как у тебя с аппетитом в последнее время? — продолжил расспрашивать Агрест. Чашка чая остывала возле его рук. — Паршиво, — девушка поджала губы и опустила взгляд. — Мне сложно заставить себя есть, хотя прежде такого не было. Меня… Меня часто тошнит. Адриан кивнул, после чего взял в руки пустой лист бумаги и ручку, что до этого лежали на краю стола, едва заметные. — Что ты хотела бы получить от терапии? Мари замолчала. Агрест не торопил пациентку — молча наблюдал за тем, как она вздыхает, сжимает пальцы на чашке, скользит взглядом по столу — словно что-то ищет. Если бы она не была так замучена, то он бы назвал ее красивой — большие голубые глаза, пухлые маленькие губы и аккуратный носик, который достался от природы, а не из-за очередной пластической операции. Если бы они встретились раньше, может, Адриан бы предложил Маринетт поработать моделью — для подиумов она не вышла ростом, но могла бы сниматься в рекламах. Ей бы подошла молодежная линия одежды… Или какой-нибудь магазин цветов. — Я бы хотела справиться с кошмарами. Я бы хотела перестать чувствовать себя так, будто я все разрушила. Я бы хотела снова работать и выполнять свои ежедневные обязанности. Перестать видеть призраков, — голос Мари прервал мысли Агреста, и он принялся усердно записывать, выводя каждую букву. Его почерк был идеален, но мужчина этого не замечал — с детства его обучали не самыми мягкими способами, чтобы некоторые вещи стали привычными. — Сейчас мы проговорили предварительные цели, — пояснил Адриан. — Во время терапии возможно изменение этого списка, но от него мы будем отталкиваться во время последующих сеансов. — Хорошо, — пробормотала Маринетт, подняв взгляд. — Я поставил тебе посттравматическое стрессовое расстройство, — продолжил терапевт, отставив чашку. — Это расстройство, которое возникает после чрезвычайно травматического события, вызывает шок, ужас и другие проявления крайнего стресса. В твоем случае этим событием стала авария. Твои кошмары, навязчивые воспоминания, избегание машин и упоминаний — все это симптомы расстройства. Переживание стресса у тебя затянулось, что привело к когнитивным ошибкам. Мы будем работать над тем, чтобы изменить твое мышление. Сейчас я нарисую тебе примерную схему, что привело к твоему состоянию. Адриан начал что-то схематично чертить на листке. Мари взглянула на его ладони — такие аккуратные и длинные пальцы редко встретишь у мужчины. Он играл раньше на фортепиано, он был моделью — все это оставило отпечатки, даже если Адриан пытался их скрыть. Когда схема была готова, он подвинул листок ближе к Маринетт. — Смотри. Есть возбудитель — например, мимо проезжает машина. Это связано с эмоциями — страхом и тревогой, что переходит в физическую реакцию — напряженность, ощущения в животе. Это же сказывается на поведении — ты избегаешь проспекты, а этот квадрат, справа — твои мысли. «Это снова произойдет!». И в сумме все выливается в поведение, — мужчина водил по квадратам и двусторонним стрелкам ручкой, показывая каждый момент отдельно. — Понятно? — Да, — удивленно проговорила Мари. Она не предполагала, что все так просто можно уместить в чертеж или таблицу. Возможно, даже есть шанс вылечиться и забыть все эти неприятные ощущения, как страшный сон. — Над изменением в этой схеме мы и будем работать. Доктор Ляиф назначил тебе некоторые лекарства, чтобы терапия проходила более успешно — твое расстройство влияет также на твое тело, поэтому пока без таблеток не обойтись. Насколько я знаю, пока что ты будешь пить легкое противотревожное, чтобы легче спалось, — Адриан наконец-таки притронулся к чашке и сделал несколько глотков. Холодный и сладкий. — Меня больше не будут колоть? — вздрогнула девушка, вспомнив первый день и санитарок. — Нет, но лекарства выбрасывать нельзя, — Адриан так увлеченно рассказывал о терапии, что даже здоровый захотел бы пройти у него сеанс. — Твое тело пострадало, как и ты — и поддержка необходима. Ты не будешь пить лекарства всю жизнь — наши сеансы продлятся примерно два месяца, курс медикаментозной терапии — чуть дольше. При выписке я дам тебе свой номер телефона, чтобы ты могла обращаться по поводу лечения. — Почему. — Маринетт пыталась подобрать слова, чтобы не показаться слишком грубой и прямолинейной, но так и не смогла что-то выдумать. — Почему Вы взялись меня лечить? Агрест поправил очки и улыбнулся. — Я просто люблю помогать другим. — Здорово, — уголки губ дрогнули, и у Мари вышло в ответ подобие улыбки. — На следующем занятии мы попробуем составить более полный твой «порочный круг» и разберем еще несколько аспектов терапии, которые будем использовать. Также я даю тебе домашнее задание. — Домашнее задание?! — голос девушки стал на тон выше. — Да, иначе терапия будет неполной. Ты тоже должна стараться, потому что без сотрудничества мы не сдвинемся, — тут же объяснил Адриан, забыв, каково это — проводить первое занятие. С Кагами он занимался психоанализом и больше слушал, чем разговаривал, а Аврора больше времени проводила в группах поддержки. — Хорошо, — кивнула Маринетт, все еще переваривая новую информацию. — Что мне нужно сделать? — Я дам тебе блокнот и несколько фломастеров. Попробуй составить свою шкалу настроения. Например, ты можешь делать записи три раза в день — утром, днем и вечером, отмечать от -4 до +4, насколько плохо или хорошо ты себя чувствуешь. — А можно, — она прикусила нижнюю губу, сомневаясь, стоит ли просить. С одной стороны — Адриан уже не казался абсолютно опасным созданием, что испортит все одним звонком Хлое — блондинка так и не появилась, даже не прислала гневных сообщений, как поступала всегда. С другой стороны — он был психотерапевтом, молодым, но все же почти врачом. — Не стесняйся, говори, — улыбнулся мужчина, снова поднимаясь из-за стола. Он специально отошел к шкафу в углу, что занимал большую часть пространства. Повернуться спиной не получилось, но он встал максимально близко к окну, чтобы девушка могла немного расслабиться, не проговаривая просьбу в лицо. Пока он искал упаковку фломастеров и чистый блокнот, она покраснела. — У вас не будет хотя бы четырех цветов? Фломастеров. Я… я так давно не держала в руках ничего, чем можно рисовать, — тише проговорила Дюпен-Чен, снова вздрагивая и сжимая пальцы в кулаки. Сердце слишком быстро колотилось и ощущалось так, будто живет отдельной жизнью. Слишком наглая просьба. Слишком наглая. Слишком. Сейчас он ей откажет, возмутится, скажет, что она переходит границы… — У меня есть целых двенадцать, все твои, — улыбнулся Адриан, возвращаясь к столу. — Спасибо огромное! — Мари улыбнулась так искренне, что сердце Агреста пропустило удар. Он тут же попытался отогнать от себя любые мысли. — Следующий сеанс у нас послезавтра. Этого мало, но ты можешь делать отметки на шкале раньше. Понятно? — Да, спасибо. До встречи, — девушка подхватила дешевый скетчбук и прозрачную упаковку фломастеров, и быстро скрылась за тяжелой белой дверью. Адриан снял очки и протер глаза. Слишком юная. Что за черт?