Baby, did you forget to take your meds?

Адриан ненавидит рождественские праздники за то, что когда остальные могут позволить себе отдыхать в кругу семьи, в больнице начинается хаос и ажиотаж. Отделения, заполненные больными до предела, требуют дополнительных смен, оплачиваемых копейками. Родственники ходят день и ночь, стучат в окна, просят передать что-то или назначить, отменить лекарство или отпустить кого-то на несколько дней. Праздничная атмосфера, наполненная запахами хвои и имбирных пряников, где-то слишком далеко — во всем этом бардаке невозможно не то, что радоваться приближению нового года, а банально выспаться и вспомнить, каково это — полноценно поужинать или пообедать. Агрест в очередной раз задерживается в душном кабинете, проклиная теплую зиму. Ни снега, ни холодов, ничего, напоминающего о Рождестве. Глаза болят от усталости — сегодня пришлось заполнять столько карточек и документов, что без капель к концу дня работать становилось невыносимо. Банка дешевого растворимого кофе подавала последние признаки жизни жалкими крупинками на дне. Энергетики закончились во всех магазинчиках еще неделю назад, скупленные как работниками больницы, так и местными. Хотелось снова отпроситься в отпуск, но из-за летнего происшествия Агрест обязался отработать все праздники. Когда в дверь в очередной раз постучали, док посмотрел на наручные часы. Восемь вечера. Поздновато для кого-то из родственников больных, скорее пациентка. — Войдите, — буркнул мужчина и вернулся к заполнению отчетности по использованию лекарств. Дай бог кто-нибудь из депрессивных, это затянется не на несколько часов, как с диссоциативными. — Здравствуйте, доктор Агрест, — знакомый звонкий голос мгновенно вырвал весь воздух из легких Адриана одним своим звучанием. Мурашки покрыли кожу, мужчина оторвал взгляд от бумаг и понял, что пропал. Сердце пропустило удар и замерло в груди. Маринетт Дюпен-Чен стояла в кабинете и улыбалась. На ней было надето коричневое кашемировое пальто с меховым воротничком, в котором совершенно очаровательно прятались концы иссиня-черных прядей волос. С черных ботинок стекала грязь, но это уже не имело значения. Маринетт, его Маринетт пришла. Адриан ждал этого момента несколько месяцев, но сейчас не мог сказать ни слова. Все, что он планировал высказать, осталось где-то на подкорке сознания. Сейчас он был обезоружен и оголен. Любое движение казалось замедленным, любая реакция — недостаточной. — Я не знала, застану ли вас здесь, но кое-кто мне сообщил, что доктор часто задерживается. Может, снова познакомимся? — Мари подошла вплотную к столу. — А, да, — Адриан подскочил и протянул руку. — Адриан Агрест, психотерапевт. — Очень приятно, — девушка снова улыбнулась и пожала ладонь. — Маринетт Дюпен-Чен, студентка дизайнерской школы, начинающий дизайнер. — Ты… Вы… Адриан улыбался и не мог ничего сказать. Ее чувства оказались сильнее времени, правил, лекарств и быта. Она все-таки пришла, чтобы начать сначала. Чтобы у них был шанс на свою историю. — Может, выпьем по чашечке кофе? — Маринетт, казалось, безумно выросла с предыдущей встречи, в ней появилось какое-то внутреннее спокойствие. Ни яркий макияж, ни отсутствие оного не могли отобрать у нее очарование и красоту. — Да, я угощаю, — Адриан снова глянул на часы. — К сожалению, сейчас это можно сделать только на заправке. Вас это не смущает? — Я могу и сама за себя заплатить, — хихикнула Мари. — И заправка подойдет. Она смотрела на Агреста и чувствовала то тепло, которое появилось в груди при одной из встреч в период терапии. Конечно, сейчас он выглядел усталым, растрепанным и заросшим щетиной, но от этого — еще более привлекательным. Те съемки, в которых Адриан мелькал как модель, старались преподнести мужчину идеалом, но живой и настоящий он казался… роднее. Сейчас, когда между ними уже нет связи «врач — пациент», они могли познакомиться по-настоящему. Узнать лично то, о чем молча читали в соц.сетях друг друга. Обсудить последние новости, пошутить о каких-то моментах, наконец — уже без осуждения общества и окружения взяться за руки, как и положено возлюбленным. Маринетт смотрела на Адриана — и не могла им налюбоваться, когда он собирался, бурно жестикулировал во время рассказа историй из юности или оставлял крошки на лице во время еды. Адриан смотрел на Мари — и если сначала им двигала жалость, затем — интерес, то сейчас он видел взрослую очаровательную девушку, с которой хотелось проводить совместные вечера каждый день, а не только в выходные. Ее лицо, озаренное улыбкой, не могло конкурировать с фотографиями, что Агрест сохранял себе в телефон. Он искренне надеялся, что девушка не заметила, что ее снимки стоят на заставке. Как и она хотела верить, что Адриан не видел его лицо на весь экран розового смартфона с красным брелком. — Может, встретимся после Рождества? — Адриан почти вжался в красный дешевый стул. — Я вечером отмечу с семьей, а ночью мы можем встретиться, — девушка улыбнулась. — Сохранишь мой номер? — Конечно, диктуй! — мужчина только собрался набирать цифры, как был прерван. — Смотри! — Маринетт бессовестно взяла его за руку. — Начался снег! Пушистые белые хлопья медленно опускались на землю, кружа в свете тусклых фонарей. Длинная улочка, похожая на открытку, загоралась гирляндами на крышах домов. Кто-то вытащил фигурку оленя на дорогу, и в шуме голосов терялся детский смех. Маринетт не поняла, кто из них потянулся друг к другу первым, но ровно через несколько секунд Адриан Агрест нежно-нежно ее целовал. И вечерний пригород засыпало снегом, и звенел колокольчик над дверью заправки, и пахло бензином и разогретыми булочками. И впереди была целая жизнь.