Отражение

Такси медленно везёт нас в сторону дома. Мы попадаем в пробку, и я в какой-то момент даже жалею, что выдернула Голубина вот так без видимой причины с этих дружеских посиделок. Он отмалчивается, задумчиво глядя в окно на подсвеченные улицы. Я сижу боком, откинув голову на спинку сиденья, и изучаю его профиль. Он очень красивый. Я не знаю, говорят во мне сейчас остатки алкоголя или остатки моего разума, но только эта мысль остаётся внутри. Кончики пальцев почти дрожат от желания обвести линию его носа или челюсти, пройтись по кромке волос. Я безумно хочу его именно в эту секунду. Глеб поворачивается, ловя мой взгляд. Прищуривает левый глаз и вдруг произносит: — Это невежливо — вот так вот пялиться на людей в открытую. — Не говори, что ты против. Он кусает кончик языка с улыбкой чеширского кота, небрежно ведёт плечами. Почему мне снова кажется, что ты знаешь, о чём я думаю? Всё ещё не прерывая зрительный контакт, я мягко опускаю ладонь на его бедро. Во взгляде напротив мелькает удивление. Да брось, ты ведь уже должен был догадаться. Я осторожно веду ладонь выше, прикасаясь едва ощутимо, просто играясь. Блондин напрягается, задерживая дыхание. Я вижу, как нервно дёргается его кадык, и самодовольно усмехаюсь. — Даже не думай, — умоляюще шепчет он одними губами. Я лишь упрямо качаю головой в ответ. Ну, пожалуйста, позволь мне эту маленькую шалость. Зелёные глаза темнеют, гипнотизируя меня, не давая отвлечься. В голове кромешная пустота. Я будто существую только в этом моменте, и нет ничего важнее, кроме этого парня рядом. Он знает, что я не отступлю. Неясная злость, мелькающая где-то на фоне чувств, из-за этой вынужденной встречи с Максом, выливается в эту странную форму наказания, основанную на невероятной нежности и желании. Мне хочется подтолкнуть его, проверить реакцию, посмотреть, как далеко он может зайти. И насколько далеко он позволит зайти мне. — Ты точно ненормальная, — потрясённо бормочет Глеб, кидая взгляд на водителя впереди. В ответ я пробираюсь пальцами под его широкую толстовку, наощупь находя металлическую застёжку джинс. Даже сквозь ткань я ощущаю жар его кожи и то, как начинает твердеть его член. Тебя возбуждаю я или тебя возбуждает сама ситуация? Кто-то уже делал так до меня? Сколько их было, тех, других? Помнишь ли ты их имена? Хотел ли ты их также сильно? Он бегло проходится языком по пересохшим губам, но никак не останавливает. Мы продолжаем молча смотреть друг другу в глаза, и это заводит меня сильнее всего. Интимность момента — вот что западает в душу. Спектр эмоций на его лице ошеломляет. Обычно хладнокровный блондин сейчас совершенно открыт. Я с лёгкостью считываю его настроение. Он в предвкушении. Я осторожно расстёгиваю ширинку чужих джинс, и Голубин поддаётся, сползая чуть ниже с сиденья и принимая более удобную позу. Пальцы медленно продвигаются вглубь, застывая возле резинки трусов. С его губ срывается тихий выдох, и я мимолётно ухмыляюсь, склоняясь к нему для поцелуя. Блондин буквально впечатывается в мой рот, грубо сталкивая языки. Я ласково поглаживаю его член, ощущая, как тот каменеет всё больше от каждого моего прикосновения. Боже, тебя всегда так легко завести или дело сейчас действительно только во мне? Я отрываюсь от него с тихим причмокиванием, замечая косой взгляд от водителя в зеркало заднего вида. Он не видит, что происходит у нас, но подсознательно чувствует. А потому делает музыку в авто громче, мол «Не обращайте на меня внимание». Глеб краснеет, дышит глубоко, но часто. Закусывает губу, и я различаю отблеск мольбы в его глазах. Ага, а ведь ещё пару минут назад ты был против моей идеи. Твёрдый член ощутимо выпирает, натягивая тонкую ткань. Я вновь целую парня, заглушая тем самым его рваное «Блять…», когда мои пальцы, наконец, забираются под резинку фирменных трусов, нежно обхватывая горячий орган. Это какая-то странная, извращённая форма удовольствия. Я ловлю его взгляд, удерживая внимание, и мне становится хорошо от одного только осознания, что ему сейчас хорошо. Господи, это просто невероятно! Мы стоим в пробке где-то в центре Москвы, запертые в замкнутом помещении с незнакомым человеком, и я действительно, на полном серьёзе, собираюсь сейчас подрочить Глебу Геннадьевичу. В голове вдруг мелькает злая мысль: «А об этом ты тоже потом расскажешь своему близкому другу Лазину?». На миг накатывает приступ раздражения, и я неосознанно сжимаю его член чуть сильнее, чем планировала. Блондин реагирует по-своему, принимая это за форму ласки, и расплывается в довольной ухмылке, прикрывая глаза. Плавные, неторопливые движения доводят его до предела за пару минут. В моей памяти навеки отпечатываются эти проницательные глубокие глаза, каждый выдох и тихое «Боже», срывающееся с его губ. В какой-то момент он хватает меня за запястье, и по туманному пустому взгляду я понимаю, что вот-вот наступит момент пика его удовольствия. Я мысленно забиваю на мужчину, сидящего за рулём впереди, на то, что мы чёрт знает где в окружении сотни машин и сотни людей, которые в это самое время занимаются своими делами, думают о чём-то и даже не подозревают, что рядом с ними в соседней тачке происходит подобное. Поэтому я выгадываю нужный момент и, заметив, как парень закусывает губу, сдерживая стон, склоняюсь ниже, мягко обхватывая губами пульсирующий орган. Пару секунд спустя Глеб кончает прямо мне в рот. Я послушно глотаю, хотя, в общем-то, это ведь была моя инициатива, верно? Ласково прохожусь языком по его члену напоследок и отстраняюсь, сдерживая саму себя от этого финального характерного причмокивания. Вытираю губы тыльной стороной ладони и с довольной улыбкой откидываюсь назад на спинку сиденья. Наблюдаю за тем, как парень трёт лицо руками, приходя в себя, и медленно восстанавливает дыхание. Поворачивает голову в мою сторону, и я замечаю настоящее изумление в зелёных глазах. Явно не такого он ожидал от простой поездки в такси. — Почему? — Иногда люди делают что-то просто так, чтобы порадовать близких. Голубин недоверчиво пялится на меня. Уверена, в глубине души ему кажется, что это лишь очередная выходка с моей стороны, какая-то проверка. Ему всегда всё нужно знать, контролировать каждую секунду. Он не может просто взять и пустить всё на самотёк. На меня вдруг накатывает ощущение пустоты. Блондин берёт меня за руку, ласково переплетая наши пальцы, но я не чувствую совершенно ничего. Равнодушно кладу голову на его плечо, устремляя взгляд в окно. Он бормочет что-то мне на ухо, но все слова проходят мимо. Я хочу уехать домой. Хочу остаться одна. Минут двадцать спустя, когда мы уже въезжаем в наш район, таксист переключает радиостанцию, и в авто начинает играть знакомый трек. Я узнаю его с первых секунд, тут же покрываясь мурашками. Это «Ожоги» Артёма. Глеб хмурится, с силой сжимая мою ладонь. Неловкая ситуация, конечно. Я приподнимаю голову, машинально отмечая, как он напряжённо стискивает челюсти, кусая губы. Пытаюсь успокоить его, мягко поглаживая по руке, но это едва ли ему помогает. Всё хорошо, милый, расслабься. Машина подъезжает к дому Голубина. Он буквально вылетает из неё, глубоко вдыхая ночной воздух. Я медлю, борясь с навязчивым желанием назвать сейчас таксисту свой адрес и уехать прочь. Блондин заглядывает внутрь с растерянным лицом и немым вопросом в глазах. И я ведусь на это, останавливая поток мыслей. Тихо благодарю мужчину и выхожу наружу. Авто уезжает, оставляя нас наедине в неуютной тишине. Парень нервно расхаживает передо мной, закуривая сигарету. — Скажешь что-нибудь? — Нет, — ледяным тоном отрезает он. Весь лёгкий игривый настрой, который был у нас обоих буквально полчаса назад, сейчас исчезает без следа. Я мрачнею, мысленно матеря Депо и его вездесущее творчество. И нужно ведь было нам попасть именно на этот трек! Я присаживаюсь на скамейку у подъезда, зябко кутаясь в тонкую джинсовку и складывая руки на груди. Голубин продолжает упрямо молчать, искоса кидая колкие взгляды. Не смотри так, не я же включала на радио песню Шатохина. Он докуривает в две глубокие затяжки, кидая окурок в мусорку. Делает осторожный шаг ко мне и протягивает ладонь. Я смотрю на длинные пальцы, скольжу взглядом по его торсу и останавливаюсь на лице. То ли доза никотина помогла, то ли самовнушение, но он кажется спокойным. Убийственное хладнокровие на лице блондина вызывает приступ бессильной злобы. Почему ты не можешь хоть раз заявить обо всём открыто? О чём ты думаешь? Что именно тебя так взбесило? — Может, в кино сходим? — вдруг вырывается у меня. — Сейчас? — недоумённо хрипит он. Я неловко киваю. Подсознательно я не хочу сейчас оставаться с ним наедине. Что-то меняется, но я не могу уловить, что конкретно. Момент осознания ускользает сквозь пальцы, как бы я ни старалась чётко оформить в голове эту мысль. Голубин равнодушно пожимает плечами. Собственнически закидывает на меня руку, когда я встаю. В абсолютной тишине мы доходим до ближайшего торгового центра. Он уже не работает, но по отдельной лестнице ещё можно подняться в кинотеатр. Я вдруг задумываюсь о том, почему люди вообще ходят в кино по ночам. Использует ли его кто-то ещё как возможность убежать от самих себя, как это делаем мы сейчас? Не сговариваясь, покупаем билеты на какую-то российскую комедию. Обоим очевидно, что пришли мы сюда вовсе не за тем, чтобы удивиться сюжетным линиям и получить восторг от просмотра. Мы сидим на небольшом удобном диване, залипая каждый в свой телефон, когда я замечаю рядом движение. Две девушки лет шестнадцати застенчиво останавливаются перед нами, прося у Глеба автограф и выражая фанатскую любовь в виде целой горы комплиментов ему и его творчеству. Он мгновенно меняется в лице. Цепляет широкую улыбку и встаёт, чтобы по очереди обнять их и сделать фото. Мне хочется закатить глаза. Они едва не пищат от восторга и, наверняка, отойдут сейчас и обзвонят всех подружек, чтобы похвастаться. Но они видят в тебе лишь образ. Не знают, каким ты можешь быть, не видят дальше этой улыбки-маски. Неожиданно я понимаю, что, в принципе, нахожусь в том же положении. Я провела с тобой четыре месяца, спала на одной подушке, ходила по магазинам, смотрела сериалы, рассказывала истории из детства. Но я не знаю тебя. Могу назвать твой любимый фильм и что ты любишь на завтрак. Но разве понимание другого человека характеризуется этим? А знаешь ли ты меня? Какой ты меня видишь в своих глазах? Девушки отходят, радостно переговариваясь, и парень возвращается на своё место, снова мрачнея. Я слежу за ним краем глаза, но молчу, не желая нарываться на ссору и выяснять отношения на виду у незнакомцев. Так думаю я, но у мистера Голубина оказываются совсем иные планы. Мы проходим в зал и просматриваем миллион трейлеров в ожидании фильма. Комедия идёт от силы полчаса, когда он не выдерживает, пользуясь тем, что здесь находятся всего человека три, сидящие на передних рядах. — Ты думаешь о нём? — О ком? — я прикидываюсь, будто не понимаю, кого он имеет в виду. — Депо, — цокает блондин. — Ты думаешь о нём? — Конкретно сейчас я думаю о тебе и твоём странном поведении. Он рассерженно поджимает губы, стуча пальцами по подлокотнику. — Почему ты злишься? Ну, заиграл на радио этот трек, и что с того? — осторожно интересуюсь я. — Я не злюсь, — нервно передёргивает он плечами. — Глеб… — Просто, блять, это всегда будто закон подлости! Он здесь, даже когда находится на другом конце России. — Это не имеет значения, — мягко напоминаю я ему. — Ты ведь сам говорил пару месяцев назад, что Артём всегда, так или иначе, будет рядом. Что от этого никуда не деться. Проще просто забить. — И ты смогла? Голубин цепко осматривает моё лицо. Он знает, если я совру, почувствует сразу. И поэтому я говорю правду. — Нет. Но я стараюсь это сделать, переключая внимание на другие вещи. — То есть, на меня? — хмыкает он. В памяти мгновенно всплывают недавние слова Макса. Меня снова накрывает флешбеками, и я мысленно переношусь в тот разговор, когда Глеб прямо заявил, что не хочет быть со мной, так как не будет играть роль замены Шатохина. Я тяжело вздыхаю, понимая, что разговор принимает совершенно иной оборот, на который я не рассчитывала. — Нет, это вовсе не так. Я никогда не воспринимала тебя, как его дублёра на роль моего парня, — убеждаю я. — Но в своё время ты действительно здорово помог мне отвлечься, не буду скрывать. Парень отводит глаза, утыкаясь взглядом в широкий экран. Я робко беру его за руку и склоняюсь к его уху. — Любым отношениям присущ страх. У вещей нет цены, если мы не рискуем их потерять. Но я не собираюсь никуда уходить. Тебе нужно отпустить себя и просто расслабиться. Ты думаешь, что если спрячешь чувства внутри, то никто их не ранит, и ты будешь в безопасности. Но в жизни так не бывает. Тебе стоит открыться миру и наслаждаться моментом, не переживая ежесекундно за свою шкуру. Он медленно поворачивает ко мне голову, и в этом полумраке я различаю, насколько ему страшно. Мы оба боимся поддаться чувствам, боимся возможного провала. Но Салуки прав, повторяя своё любимое «Не попробуешь — не узнаешь». И я хочу попробовать, забыв, наконец, обо всех сомнениях. Зелёные глаза напротив кажутся почти чёрными, бездонными. Я терпеливо жду его реакции. Через пару секунд, которые ощущаются как гребаная вечность, Глеб мягко накрывает мои губы своими, осторожно проскальзывая языком внутрь. Я чувствую, как он улыбается сквозь поцелуй, ласково обхватывая меня за шею. Всё в порядке, конфликт улажен. Нужды прятаться больше нет, поэтому полчаса спустя мы сбегаем из кинотеатра, неспеша прогуливаясь до дома в обнимку. Блондин трещит, не переставая, обсуждая со мной устройство мира и старые фильмы. Его голос подрагивает от возбуждения, когда он рассказывает, о чём хотел бы снять собственное кино. Я изучаю его лицо, не в силах сдержать счастливую улыбку, и расслабленно жмусь к его боку, цепляясь пальцами за футболку. Мы поднимаемся в его квартиру, и впервые я чувствую себя здесь, как дома. Как будто мне не нужно никуда уходить. Голубин направляется в спальню, на ходу стягивая с себя толстовку и футболку, раскидывая вещи по разным углам. Я закрываюсь в ванной, смывая с себя этот день, а когда выхожу — обнаруживаю уже спящего Глеба, двумя руками обнимающего подушку. Целую его в висок, слегка касаясь пальцами светлых волос. Чёртов упрямец. Сейчас он выглядит моложе своих лет, как беззащитный ребёнок. Но, проснувшись по утру, снова начнёт бороться со всем миром. Потихоньку ложусь рядом, стараясь не потревожить его сон, но, как назло, сама не могу уснуть. Ворочаюсь с бока на бок пару часов, пока мысли сплошным потоком крутятся в голове. Внезапно я выцепляю одну из них, и она заставляет меня фактически замереть, широко распахнув глаза в темноте, — я скучаю по Артёму. Вот, что пришло мне на ум, когда на радио заиграл тот трек. Вот, о чём я думала, когда Глеб задал вопрос в кинотеатре. Я страшно скучаю по Депо, иногда на автомате прокручивая в голове какие-то воспоминания, связанные с ним. Снова и снова я строю сценарии и проигрываю всю ситуацию заново, пытаясь понять — могло ли всё закончиться иначе? Я кидаю испуганный взгляд вправо, но блондин спит, как младенец, не подозревая ни о чём. Беру в руки телефон, просматриваю последние фотки Шатохина в ленте с сегодняшнего концерта где-то в Сибири. Медлю какое-то мгновение, но потом всё же отправляю ему то письмо, которое до сих пор лежит у меня в черновиках. Сейчас самое время, подходящий момент наступил. Но, несмотря на то, что уже около трёх часов ночи, я, видимо, не единственная сегодня, кто также бессонно коротает время. Так как пару минут спустя я получаю ответ. pluxury_sport: Я тоже очень скучаю по тебе