Тридцать дней

Несколько глотков противной до одури воды всё же сделали своё дело: тошнота чуть отступила, но на её место пришла тревога. Если всё будет и дальше продолжаться в том же духе, скрывать беременность станет всё труднее. Постоянно сваливать всё на отравление она уж точно не сможет. Постоянно… У Рейчел оставалось не так и много времени на её «постоянно», и ребёнок, его ребёнок не имел никаких шансов. Рейчел чувствовала себя предательницей. Она могла решать за себя, но имела ли право распоряжаться своей жизнью теперь, когда эта самая жизнь перестала принадлежать ей одной? То, к чему она так и не смогла прийти за двадцать лет своего пребывания в Уитни, теперь становилось единственным возможным вариантом. Она должна бежать. Не думая ни о чём. Должна. Потому что сохранить это дитя — единственное, что она может сделать для Доминика. Единственное, чем она может отплатить за его поддержку и любовь. Она прошла в комнату, где находились тяжелобольные дети. Сегодня Саре Льюисс стало хуже. Девочка дважды теряла сознание, а во второй раз Нора даже испугалась, что Сара умерла. Слишком тихо та дышала, слишком слабо бился пульс. Рейчел не была врачом, она даже не могла выговорить половину хитромудрых названий болезней, и уж тем более не знала, чем это всё лечить, не имея ни кредитов на лекарства, ни возможности сделать операцию. Всё, что ей оставалось: бороться за каждый новый день для всех этих детей. Только вот ради чего? Если она хотела бежать — а она хотела, в этом Рейчел больше не сомневалась — брать этих детей с собой она не могла. Это было и физически невозможно, и бессмысленно. Их всех в любом случае ждала смерть, нельзя было позволить, чтобы из-за этого свой шанс на спасение потеряли и все остальные. Один из мальчиков зашелся кашлем, и Рейчел захотелось зажать уши ладонями. Она больше не могла этого слушать. Не могла видеть, как смерть медленно утаскивает их. Смерть не была врагом этих детей — для большинства она должна была стать избавлением, и это она, Рейчел, продолжала тянуть их обратно. Эгоистично, ради себя. Чтобы не терять, чтобы не испытывать угрызений совести, что не постаралась. Но впервые за всё время Рейчел готова была признать, что вовсе не помогает. И впервые за всё время готова была встретить смерть как друга и союзника. Друга, который однажды отнял у неё любимого. *** — Почему ты смеёшься? Надёжные руки Доминика накрыли плечи Рейчел, и она откинула голову, устраиваясь у него на груди. Перед ними был плац пожухлой травы, и лишь сухие почерневшие деревья создавали какую-никакую тень. Клетчатое покрывало и корзинка на этом фоне смотрелись чужеродно и дико. — Ты ведь понимаешь, что пикник подразумевает под собой отдых на природе, да? — спросила Рейчел, поглаживая обнимающие её руки. Доминик поцеловал её в затылок и крепче прижал к себе. — Природа, да. Не обязательно же зелень. Природу я нам обеспечил. — Не уверена, что за последние сто лет кто-то устраивал пикник, — засомневалась Рейчел, Доминик рассмеялся. — Тогда тебе повезло. Ты уникальная и для тебя созданы уникальные условия. — Он взял её за руку и подвёл к покрывалу. — Садись. На самом деле, мы здесь вовсе не ради романтики. Рейчел заметила беспокойство на его лице, и поняла, что разговор их ждёт серьёзный. — Стала известна дата чистки, — с места в карьер начал Доминик. — Она назначена на тридцатое сентября. Шестьдесят шесть дней… Рейчел ощутила, как слабеют ноги, и села. Она всю жизнь жила мыслью, что ей придётся умереть, но сложно было принять такой скорый уход. — Всего два месяца… — проговорила она, пытаясь осознать происходящее. Доминик кивнул. — Да, и я снова сделаю тебе предложение бежать. Знаю, ты не хочешь бросать детей. Не можешь допустить, чтобы они умерли без тебя в страхе и огне, но… Он придвинул к Рейчел корзину и поднял крышку. Вместо ожидаемой еды она увидела серебристый бокс, от которого поднимались струйки пара. — Я раздобыл это для тебя. Для них. Не спеши отказываться, выслушай. — Что это? — напряженно спросила Рейчел, водя рукой над боксом — пальцам было холодно. — Это так называемые уколы смерти, — ответил Доминик, опуская взгляд. — Лёгкий уход. Без боли, без страха. Просто сон. Для твоих детей это будет лучшим исходом. Они просто заснут, ты будешь рядом, и им даже не придётся испугаться. Милостивая смерть — это единственное, что я могу сделать для них. А ты, как и хотела, проведешь с ними их последние минуты. А потом мы уйдём хоть на край света. Вместе. — Предлагаешь убить их? Всех их? Рейчел ещё не понимала, что чувствует на этот счёт, но ощущение неправильного так и било в её голове набатом. — Все они обречены, — качнул головой Доминик. — Это — их возможность уйти на своих условиях. Здесь всего пятьдесят доз, но в течении пары недель я добуду ещё. Хватит на них на всех. И на Даниэль. Ты ведь хочешь защитить её от мучительной смерти? Слова Доминика злили Рейчел, но в глубине души она понимала, что он прав. Вариантов оставалось не так уж и много. Эти уколы действительно были их шансом, хоть и не хотелось этого признавать. — Спасибо, — в итоге сказала она. Трудно было говорить что-то прямо сейчас, но она собиралась подумать над этим предложением. Как знать, возможно наступит день, когда она будет думать о таком методе смерти без отвращения и ужаса. Именно потому ладонь сжала ручку корзины. — Спасибо. *** Рейчел откинула крышку бокса, в который раз за последний месяц взглянув на его содержимое. Пятьдесят доз, расположенных стройными рядами — Доминик не успел достать больше. Но пятьдесят в данный момент ей и не было нужно. Только двенадцать. Мысль о том, что она глядит на чистую смерть, заставила кожу покрыться мурашками. Рейчел не хотела играть роль Бога, но ощущала, что мысль об использовании препарата — не слабость, а сила. Она могла взять смерть под контроль. Могла освободить этих детей от боли и страданий. Доминик преподнёс ей дар, оставалось решиться на его использование. Двенадцать доз. Двенадцать детей, которых она любила. Использовать их — не слабость, а сила. Сила. Рейчел закрыла контейнер. Она была слаба. Всю ночь она промаялась, обнимая спящего Эйдана. Как ни пыталась, заснуть не удалось, хоть Рейчел и знала, что надо. Лишь под утро забылась часа на полтора, да и то призраки прошлого преследовали её. Сцены смерти, боли — воспоминания, которые она так отчаянно хотела оставить в прошлом. Мальчик рядом с ней спал тихо, и проснувшись на рассвете, Рейчел некоторое время просто наблюдала за ним. Лучше ему не становилось. Он всё так же просто лежал и молчал, но на ужин хотя бы согласился немного поесть, а это уже было большим достижением. Рейчел не знала, к какому типу причислять его. Сможет ли он идти, если потребуется? Бежать? Бороться за жизнь? Если вдруг она решится на использование уколов, что будет она делать с Эйданом? Да и вообще — хватит ли у неё отваги взять управление смертью на себя? Когда Доминик предложил это, Рейчел не сомневалась, что он собирался помочь ей. Он бы как минимум был рядом в эту непростую минуту, а теперь… Она была одна и рассчитывать могла исключительно на свои силы, которых отчаянно не доставало. Над ухом тихонько прозвонил будильник: сигнал к началу нового дня. Малыши вставали позже, старшие дети — наравне с Рейчел, а потому Нора и несколько её подруг зашевелились, прогоняя остатки сна. Они все привыкли к этому: Рейчел — готовить завтрак, девочки — переодевать и умывать младших детей, мальчики — накрывать на стол и сносить вещи в стирку. Каждому находилось занятие, каждый старался хоть чем-то помочь, и Рейчел не сомневалась: там, за забором, в мёртвых землях эти дети смогли бы точно так же сплотиться и выжить. — Эйдан, — позвала она, заметив, что мальчик больше не спит. — Послушай, малыш: я очень нуждаюсь в твоей помощи. Мы все очень нуждаемся в тебе. Все, кого ты видишь здесь, уже готовятся к чистке, ты знаешь. Им страшно, некоторые держатся из последних сил, и мы должны им помочь. У Кайла есть план, как спасти всех нас. Если бы ты на своём примере показал, что нужно быть храбрым и сильным, ты бы очень помог и всем остальным. — Всем? Слышать голос Эйдана было странно, Рейчел и не думала, что он вообще станет разговаривать. Но, кажется, её слова заинтересовали его. И всё же… Что она могла ему ответить? Сказать, что дорога к спасению открыта не для всех? Это было жестокой правдой, которая оттолкнула бы Эйдана навсегда. — Всем. Рейчел не любила лгать, но иногда не оставалось иного выхода.