От перемены мест слагаемых сумма не меняется)0

В доме немцев неспокойно. Германия, расхаживая по собственной комнате с чашкой горячего кофе в руках, никак не мог избавиться от безумного низкого голоса у себя в голове, вечно подкидывающий неуместные фразочки, не избавленные от кровавых подробностей, или идеи по захвату насущных стран, просто чтобы знали своё место. А парень-то устал. Неимоверно устал от присутствия своего мёртвого отца. Вечно крутящийся около него нацист не имел возможности отойти от своего чада дальше чем на два метра, находил забавным докучать ему, ну и единственным, что он может делать. —Слушай, я же тебе говорил не полагаться на макаронника, он только и ждёт момента, чтобы бросить тебя на произвол. Но ты можешь опередить его, например... О, как насчёт подкараулить его на следующем собрании, схватить, и затащить в поместье? Знаешь, как папочка был бы рад, если ты отыграешься на нём в моём маленьком безобидном подвале? — лепечет мертвец, опираясь локтями о лопатки Германа, налегая на него, стараясь заглянуть в документы, с которыми младший немец так усердно возится. ФРГ обречённо вздыхает, устало потирая переносицу. —Я не собираюсь делать ничего из этого. И, блять, слезь с меня. Ты, может, и призрак, но всё ещё тяжелее слона, вопреки всем канонам о, подобных тебе, существам. Рейх всё же слушается, и становится рядом с ним, опираясь руками о стол. Германия продолжил работать дальше, но подозрительная тишина, воцарившаяся на несколько минут, начала напрягать. —Чего затих, язык отсох, наконец? — раздражённо спрашивает немец, поворачиваясь лицом к отцу. Надо же, излишняя болтливость его выводит так же, как и тишина, ему и не угодишь. Но нацист так и был тих, напряжённо всматриваясь в пол. Брови его свелись к переносице, а рука сжимала форму на груди. Странное, жгучее чувство разливалось внутри, словно сердце снова бешено забилось в мертвом теле. Но всё не то, он не мог вернуться к жизни, и так же не мог объяснить это ощущение. —Отец? Младший немец обеспокоенно смотрел на него, не понимая, что же случилось. —Что-то произошло...— Момент, и боль отступила, оставляя лишь беспокойство внутри, нацист перевёл взгляд серьёзных глаз на сына, отпуская ткань формы на груди. Чувство было таким знакомым, и брало начало в месте уродливого шрама на груди арийца, воспоминания сами собой маячили перед глазами. — В теории, я - не единственный, кто может завладеть телом следующего воплощения? —Так может каждая почившая страна. — ФРГ задумчиво поправил очки на носу, всё ещё не понимая, к чему его отец спросил об этом. — Но я не уверен, у нас мало сведений, а из доказательств только ты, Турция, и... —Молчать! Я понял. — глаза старшего немца забегали по комнате, в далёких годах причиной боли в груди был сам Союз, недавно ушедший из этого мира. Кончину своего врага он так же во всех красках прочувствовал, и не с проста, ведь социалист был причиной гибели арийца, что связывало обоих посмертно. — СССР вернулся. Его маленький отпрыск не смог долго сдерживать папку в узде. — губы нациста трогает злостная ухмылка, и чем сильнее мрачнел Германия, тем больше Рейху хотелось смеяться. — Надо же, как интересно получается, твой любимый трёхцветный мальчишка канул в пучине собственного сознания. Тишину разрезает треск пластмассовой ручки в руках младшего немца. Как же он жалел, что не может набить самодовольную рожу Третьего Рейха, его издёвки только причиняли ещё большую боль. И как только Германия не уследил? Неужели Россия врал ему, всё время заверяя немца, что всё хорошо и он чувствует себя намного лучше? От переполняющей злости ФРГ сжимает руки в кулаки и, всё же, даёт волю эмоциям, ударяя кулаком по столу из тёмного дуба. —Поверить не могу... —А придётся, сынок, ещё как. Только представь, каждый месяц будешь видеть эту красную коммунистическую морду, и будешь жить с осознанием того, что хитрость одной страны отобрала у тебя единственное дорогое. — продолжает язвить нацист, подначивая Германа специально, чтобы тот наконец сказал то, чего так давно ждёт Третий. — Но, как любил говорить твой маленький русский: "клин клином вышибают". Снимая с переносицы очки, Германия складывает их в футляр, очевидно понимая, что отцу они не понадобятся. —Ты знаешь, как заставить его отпустить Росса? —Ну конечно! Как только этот вертлявый русский меня увидет, сразу в штаны наложит и сам уйдёт. — уверял того Рейх, подходя ближе к ФРГ. —Я серьёзно. — едва ли не рычит в ответ немец, не терпя шуток в такой ситуации. Улыбка с лица Третьего сходит быстро, являя реальные эмоции, выражающие только спокойствие и что-то ещё, ускальзывающее от цепкого взгляда младшего. —Хорошо. У меня действительно есть план, но мне понадобится время. Около двух месяцев, может меньше, может больше. Такой вариант тебя устроит? —Будто у меня есть выбор. — отвечает он прежде, чем закрыть глаза. Лёгкий страх перед неизвестностью одолевал парня, он и понятия не имел, что с ним произойдёт, ровно как и не видел, что творится перед ним. Не замечая, как испаряются одна за другой его мысли, он словно погружается в сон и окружающая со всех сторон темнота уже не пугает страну, в одно мгновение пропадает и ощущение собственного тела, невероятное умиротворение и одна только темнейшая пустота вокруг.