Magic shop

Еще никогда пианино не звучало так живо, словно это была песня души. Клавиши быстро перебирались под хрупкими пальцами. Тэхен, закрыв глаза, играл грустную мелодию. Крик души, пока сердце безбожно разбивалось на тысячи осколков. Темп то ускорялся, то становился спокойным, как морской берег в жаркое утро. Намного легче отпустить боль, когда ты выплескиваешь все на инструмент. Жизнь любит играть с любовью, это так несправедливо, что аж тошно. К него нет крыльев, его ангельские крылья обрезали, спустили на землю, сказав лишь несколько слов.  Разве нельзя было избежать всего этого. Он запутался в своем собственном мире. Создал лабиринт из буквально ничего и отвернулся ото всех. Никто не придет на помощь, никто не спасет. В его кромешной темноте не будет солнца. А в крошечной комнатке уж тем более. Тэхен, вообще-то, не понимает, зачем ему жить. Потому что его ничто не держит. Однажды он уже умирал, но его спасли и посадили в эту чертову психушку, назвав самоубийцей и подростком! Почему он просто не может сам решить умирать ему или жить. Смыслом жизни для него всегда был и будет один человек, который является  центром его вселенной. Ради него он каждый день садится за пианино, наизусть помня мелодию, которую придумал вместе с ним еще в детстве. И все, кто слышит эту мелодию, замирают, как вкопаные, лишь бы послушать, откуда доносится сей замечательный звук. И хотя многие говорили, что ему надо было стать музыкантом, его это не интересовало.  Ноты переходят на бас, аки гром гудит инструмент. Тэхен бесится. Чонгук его бросил! Бросил как зверька, с которым можно поиграть и выбросить. Поиграл с чувствами наивного мальчика, каким же глупцом Ким был. Его использовали почти все, о верен был один человек и даже тот использовал. До этого всегда улыбчивый Тэ, ни разу не смеялся. Он уравновешеный, спокойный, словно на все ему наплевать. Нет, ему не плевать, он просто не показывает эмоций. Тэхен — врунишка. Он врет сам себе. Убеждает, что все в порядке, когда разрушается по частям, ибо один урок он уже понял: что доверять людям нельзя, а вот врать самый легкий вариант. Он врет, что больше не любит Чона, что он принял его отказ, но это не так. Ему больно каждый раз, когда в кошмарах Гук приходит и смеется над ним. Конечно, Гуки бы тау не поступил… наверное. Он и сам не уверен. Ему нужен свет. Лучик солнца, что проникнет в его тьму и вытащит оттуда. Ему нужен тот, кто научит улыбаться вновь, покажет, что мир не черно-белый. Разве он так много просит? Он лишь роняет слезы один. Пытаясь сохранить тепло в сердце, верит, что после темной полосы наступит светлая. В надежде смотрит на дверь, ждет, когда придет его спаситель. Надеется, как кажется, бессмыслено. Из своих мыслей его вырывыет настойчивый стук в дверь. Чонгук? Уже? Еще ведь раннее утро. Солнце светает, Тэ открывает шторы и морщится, день обещает быть ясным. Он не спешит открывать дверь, так как уверен, что это не Гугу, а санитары. Пусть сами зайдут. Дверь со скрипом открывается. Так и знал, что санитары. Однако вместо привычных врачей в белых халатах и со шприцами в руках, в комнату входит, похоже, его ровестник. Парень смотрит на Кима с некой заинтересованностью и проходит в комнату. — Пианино? Оригинально, — усмехается он, пока садится на не застеленную кровать Тэхена. Ким терпит дерзость парня и закрывает крышку инструмента. В мягких тапках идет к креслу, зевает и заваливается на бок, скрутившись в позе эмбриона. Он уверен, что пришедший ему вреда не причинит. Во-первых, откуда в псих.больнице психи? … Ну да, глупый вопрос. Во-вторых, он и сам не знает, просто этот парень внушает доверие, что-ли. Шестое чувство в жопе заиграло. Он чувствует, как на его плечи опускается покрывало. Его укрыли, как мило. Совершенно забив на халат, который грозился сползти и оголить его худощавое тело, он заснул. Ничего. Нет ни кошмаров, ни монстров вообще. Только тепло, которое разливается по венам и свет? В  его сне только белые краски. Его лишили свободы, которую он чувствует всем нутром. Только бы продлить этот момент. Где? Где этот спаситель, из-за которого нет страха? Ким не понимает, как увидеть его. Как проснуться и посмотреть, кто там стоит возле него и поет колыбельную, потому что он слышит песню матери. Говорят, когда спишь, ничего не чувствуешь, но ему грустно и обидно. Спектр эмоций непонятных, среди которых и радость от тепла. *** — Ну же, налей больше, — проныл Чон, лениво опуская голову на столешницу, — тебе что, жалко? — он состроил щенячьи глазки. — Нет, просто не хочу тащить тебя, пьяницу, до дома, — объяснил Джун. — Но я хочу еще сакэ! Сакэ-э-э-э, Намджун-и, сакэ-э, — тянул Гук, пуская искры вместо взгляда. Чон зашел в бар после посиделок на работе в очередной день, который состоял из скукоты и только. Дело не двигается с мертвой точки, а серийный маньяк словно исчез с радаров. Он не убивает, совсем, словно залег на дно. Все это больше похоже на затишье перед бурей, и Чону страшно скольких может убить киллер, когда выйдет из спячки длиною в неделю, может, больше. — Чонгук, ты пьян, хватит пить, — Джун правда беспокоится за друга. — Ты знаешь, у меня были бабочки в животе, а у него звезды в глазах, — восторжено стал рассказывать Чон. — Ты все-таки курил ту дрянь… — Ким словно его не слушал, занимался своей работой. — Нет же! — вскрикнул Гук. Все обратили свои взоры на него, и он утих, — я смотрел на него и даже не знал, что сказать, — стал вспоминать Чон. — Ты все ж принял чувства Тэтэ? — Намджун протер очередной стакан. — Это был не Тэхен, — ответил Чон, а Ким так и замер, не в силах пошевелится. Если не Тэ, то кто? Кто смог растопить льдинку Гука. — Так это был не мой брат, — иронично подметил Джун. Ну да, как же по-другому. — Я не могу смотреть на Тэхена никак, кроме как на младшего братишку, как и ты, — погрустнел Чон. *** Тэ проснулся, когда солнце вышло из-за горизонта, но почему-то на кровати, укрытый одеялом. Он даже не хотел больше спать. Настолько хороших снов он еще не видел. От этого приятно. На часах уже обед и его животик предательски урчал, требуя свою еду. К Тэ должен прийти врач, но он задерживается. Это плохо для врача, а что, если Ким тут умирает. Однако вместо врача в палату вошел тот самый парень со вчера. — Ты! — прикрикнул удивленно Тэ. — Я, — усмехнулся незнакомец. Парень прошел к кровати, откинул одеяло и даже приказным тоном заявил: — Раздевайся. Сказать, что Ким был в шоке, ничего не сказать. Какой-то левый парень зашел к нему и требует раздеться. Какого,  собственно, черта? Тэ вооружился подушкой, приготовился к бою с этим извращенцем. — Кто ты такой? — Ким дернулся, когда парень сделал шаг к нему. — Твой лечащий врач, Чон Хосок, — он вновь улыбнулся и его улыбка настолько яркая, что Тэ не помешали бы солнцезащитные очки. — Моего врача зовут Сонхе, — на ум пришел образ старика в белом халате, который всегда молчал в присутствии Тэхена. — Сонхе ушел на пенсию. Теперь тебя осматривать буду я, так что раздевайся, — Чон подошел к Тэ, как бы невзначай коснувшись плеча. Ким ойкнул, но халат снял, не полностью, до половины. Тэ, правда, не доверял Хосоку, но что поделать. Чон провел пальцами по линии позвоночника. Достал нужные препараты и принялся за работу. *** — Что ж, я вижу, что ты умираешь, — вынес вердикт Чон, — твое тело исхудало больше нормы, а, слушая твои диагнозы, у тебя отказывает печень, причем часто. — Шутишь? Как я умру? — Тэ уже оделся, завернулся в одеяло, свою личную крепость. — Ну, не умрешь, но плохо тебе точно есть и будет, — Хосок отправил себе в рот бутерброд и простонал от удовольствия. Вкусно, даже слишком. Он что-то чиркал в истории болезни Тэтэ, искося глядя на него. — Эй, это мое! — Ким ринулся спасать последний бутерброд, а заодно уронил коробку с мягкими игрушками. Встав, он тут же продолжил возмущаться: — Какой доктор будет есть на рабочем месте? — Тэ пытался подружиться, правда, но этот Чон его уже довел. — А какой взрослый парень будет хранить у себя игрушки? — Хосок даже поднял одну из них, потрогал, понюхал… — Отдай! — Тэ выхватил плюшевого друга и покраснел,  — я просто, — он запнулся и замолчал, — понимаешь… — стыдно признаться, — мне страшно спать без них, — он склонил голову, потупил взгляд и ожидал, когда врач засмеется. — Все указывает на то, что ты очень одинокий человек, — несмотря на это, Чон не смеялся, наоборот, стал подозрительно серьезным, — к тебе кто-нибудь приходит? Родители? — Хосок отложил игрушку, и скрестив ноги, внимательно смотрел на пациента. — Нет, — помрачнел Ким, — я — сирота. Ко мне приходит только… друг. Хосок понимает его боль как никто другой. Его сердце сжимается, но он не находит сил на то, чтобы хоть что-то сказать. Нервно закусывает губу, мнет листы и видит, как Тэ превратился в того пациента, которого он увидел впервые вчера: с опустошенными глазами и без толики эмоций на лице. Если бы можно было забрать его боль себе, то Чон так бы и сделал. — У меня тоже нет родителей, — вторил ему Хосок, а Тэ так удивился, что аж приоткрыл рот, — мне не стоило спрашивать, — все, что он придумал — это крепко обнять Тэ. А тот, в свою очередь, вжался с грудь доктору, от которого пахло медикаментами и чем-то приятным. Тепло тел согревало обоих, вот бы так всегда. Однако хорошего по-маленьку и в следующую секунду дверь со скрипом отворилась, впуская младшего Чона. Дабл-Чоны переглянулись, и Гук, извинившись, что прервал, вышел из комнаты. Тэхен тут же оттолкнул Хосока и с беспокойством посмотрел на дверь. — Он мог не так понять, — только и сказал Ким. *** Чимин отгородился от всех. Он закрыл магазин, не брал заказы. Денег, ясное дело, почти не осталось. Он тратил последнии на корм для Юни, а этот кошак только гадил и гадил и гадил и больше никакой пользы. А на душе итак ливень. Его губы горят. Он все еще чувствует то тепло и его это греет? Его первый поцелуй получился грубым, совсем не приятным, но таким чувственным. Никогда прежде он не думал о своей жизни, как сейчас. Он жил работой, лавочкой и котиком, ему и этого хватало с головой, об отношениях даже заикаться не стоит. Вся эта розовая фигня настолько противна, что хочется блевать. Фу! Но он не может не отметить, что и сам в последнее время ведет себя странно. Он может зависнуть на месте, когда придет смс от Чонгука и часами смотреть на профиль детектива. Странно, но он следит за ним как самый настоящий сталкер, хранит его запах, фотографирует из-под тишка, вешает снимки на стены. Вся эта одержимость не помогает сосредоточится на работе, часто он промахивается, либо ранится. Заказов меньше, а кушать хочется. Чимину жарко каждый раз, когда Гук ненароком облизнет свои припухшие губы, сердце буквально вырывается. Интересно, а у него есть девушка, может, даже жена и дети? Ну, не может же быть такой красавчик один. Пак убьет себя этим. Он — убийца, который часто ходит в агентство, где его ищут, где объявлениями о его поимке заклеена каждая щель. Но по другому уже не может. Только там он видит Чонгука. Он не говорит, что пришел, не предупреждает, лишь молча наблюдает за грозным Гуком. Злится, когда старый хрыч… начальник ругается, потому что дело стоит на месте, а сам только и делает, что в покер играет на компьютере. Юнги затих. Вновь ни одного смс. Каждый день Мин писал язвительную шуточку, его сарказм лился из уст реками, а от хитрых пары глаз иногда становилось страшно. Каким бы говнюком Юнги не был, но Пак любил его, как друга, единственного друга, лучшего друга, а потом случилось это. Стоит ли говорит, что он не знает как смотреть ему в глаза потом? Больно от того, что он мог стать чьей-то болью. В момент, когда Юнги отпрянул от него тем вечером, остановил себя, Чимин увидел в глазах Мина такую боль, о которой, возможно, только слышал. Юнги молил прощения глазами, может, заплакал бы даже, если бы Чим не побежал. Не столько, чтобы спастись, сколько, чтобы оставить друга одного. Ему стыдно за себя. Пересматривая причины, по которым Юнги мог так поступить, он нашел несколько. Это он одевался слишком вызывающе, открыто провоцировал, а Мин так стойко держался. Да, Пак винит только себя, потому что… А почему? Потому что не хочет злится на друга, скорее всего. Страшно будет, когда вернуться на работу придется. Снова встретиться с Мином, посмотреть ему в глаза, увидеть в них безразличие, за которым спектр эмоций. Если бы только можно было вернуть время вспять, начать их знакомство сначала, а не с того, что Юнги опозорил Чимина, а тот, в свою очередь, перекинул пару убийств на его счет. Телефон пару раз пикает и Чимин смотрит на пришедшее смс. JK: Ты как? Хоть кто-то заботится. JM: Нормально, жить буду. В ответ тишина. Однако совсем скоро приходит новое. JK: Может, лучше отвезти тебя в больницу? Заманчивое предложение, однако. JM: Было бы не плохо. В последнее время токсикоз не отпускает, а кашель усилился. Да уж, кто ж ожидал, что Пак действительно заболеет. JK: Айщ. Все потому, что ты ходишь в своей джинсовке, а уже ноябрь, это тебе не шуточки. Ладно, я заеду за тобой через пол часика, а пока опохмелюсь. Ого, такой порядочный Чонгук, оказывается тоже любит выпить. Это забавно. Блондин усмехается и продолжает печатать. JM: Меня греет твоя забота. Стирает. Вновь печатает. Смущается. Опять стирает, а затем и вовсе не отправляет. На самом деле, его и вправду греет забота Гука. Почти никто о нем не заботился, кроме… хена. Опять все мысли к Юнги возвращаются. Черт! Черт бы их всех побрал со своей любовью и всякой поеботней весенней. Сейчас осень! Завалитесь со своими привязанастями и радуйтесь, что скоро новый год. Чимин делает вдох-выдох и идет заваривать чай, раз уж не спит.