Отмотай назад

      Из всех, кого когда-либо любил Иван Степанович Будько, всегда выделялась его Ласточка. Ему нравилось возиться с ней, мыть до блеска, наводить порядок в самом салоне, часто отвозить её на СТО. Машина была довольно старой, но Иван прошёл с ней через многое, и поэтому иногда, пока никто не слышит, мог себе позволить даже переброситься с ней парочкой фраз. — Ты видишь, как оно получается? Билеты профукала она, а везти всех в конечном итоге придётся мне, — жаловался Иван, ожидая зелёного света светофора. — Чемоданы искать мне, Любку просить за хозяйством присмотреть тоже мне, к Ольге съездить — опять я крайний! Такое чувство, шо Борисыч сам эти огурцы без неё не купит. Тоже мне, овощная королева.       Загорелся зелёный, и Иван нажал на газ. Он не видел сватью около трёх лет, всё как-то не было подходящего случая собраться, а Валентина в свою очередь всё это время капала на нервы разговорами о ней. Всё думала, как она там, чем занимается всё это время. С тех пор, как Ольга уехала к себе, ежедневные звонки Валентины стали превращаться в еженедельные, затем — в ежемесячные, а после и вовсе стали осуществляться по праздникам, как в очень давние времена, до того, как Жене исполнилось пять. Иван не знал, чего ожидать и как начать разговор. Вроде бы не чужие люди, но он даже не мог себе представить, как это будет происходить.       Он свернул не туда (по большей части, нарочно) и сделал огромный круг, прежде чем заехал в знакомый двор и аккуратно припарковался. Подниматься наверх хотелось меньше всего, но рано или поздно всё равно придётся. И при этом ведь нужно быть естественным и весёлым, каким он обычно себя показывает. Иван мысленно чертыхнулся и вышел из машины.       На пятый этаж ему пришлось идти пешком — лифт на бесцельное нажатие кнопки вызова реагировать отказывался. Затем Иван Степанович потратил несколько минут, чтобы вспомнить точный номер её квартиры. Нажал кнопку звонка. Пока ожидал какой-то реакции изнутри, заметил на своих ботинках прилипшие желтовато-оранжевые листья клёна и стал их заведённо стряхивать, ведь знал любовь своей сватьи к чистоте. За окном снова осень. А помнит ли она, что скоро годовщина смерти Юры?       Позвонил в дверь ещё раз. Неужели она не дома? Валюха ведь должна была предупредить, если вдруг что. «Хотя, — подумал Иван. — эта клуша могла и забыть». Тогда он решился дёрнуть ручку, и та, на удивление, ему поддалась. — Я щас не понял, — в недоумении произнёс Иван, проводив открывшуюся дверь взглядом.       Он зачем-то заглянул в квартиру перед тем, как вошёл. Было подозрительно тихо, но тем не менее, он снял тёплую шапку и стал снимать обувь. — Ольга Николавна! — позвал Иван, изображая весёлый настрой.       В ответ — молчание, но он решил не сдаваться. — Самолёт летел, колёса тёрлися, а вы не ждали нас, а мы припёрлися! — эта реплика сопровождалась его неповторимым смехом.       Он заглянул на кухню — никого, в гостиной его встретил только светло-зелёный раскладной диван. Осталась только спальня, и он не имел никакого желания туда вламываться. — Давайте рассуждать логически, — сказал он тихо сам себе, стоя перед дверью. — Валюха мне звонила? Не звонила. Входная дверь была открыта? Открыта. Я заявил о своём прибытии? Ато! Значит, шо? Значит, она точно дома и уже сто процентов не спит.       Он ещё раз проверил мобильный. Пропущенных не было. С мыслью «Та за шо ж мне всё это» он открыл дверь и с порога стал оправдываться: — А у вас там незаперто было, вот я и…       Не договорил, потому что в тот момент его сердце рухнуло в пятки. Первая мысль была о том, что это вовсе не его сватья. В глаза бросалась чудная стрижка под каре и чёрный цвет волос, а он помнил её с русой косой средней длины. Ивану пришлось присмотреться, прежде чем он понял, что он не вломился ненароком в чужую квартиру, и что эта исхудавшая персона под одеялом действительно Ольга. Потом его взгляд упал на таблетки, которые занимали всю горизонтальную поверхность прикроватной тумбочки и были рассыпаны по полу. Иван не хотел знать, почему тумбочка смахивала на прилавок в аптеке. Ольга, кстати, выглядела так, словно собиралась выпить очередную таблетку, но внезапно потеряла сознание. — Ольга Николавна, — неуверенно позвал Иван. Она не среагировала. — Етитская богомышь!       Он в панике схватил мобильный и стал набирать номер жены. — Валюха! Валюха, возьми трубку, бизнесменша недоделанная!       Не дождавшись ответа, Иван отключился и, не глядя, бросил телефон в сторону кровати. Стал тормошить сватью, периодически чертыхаясь. Он был настолько взволнован, что сначала и не сообразил вызвать скорую, а когда вспомнил — не смог найти телефон. — Та куда ж я мог его закинуть? — возмущался он, заглядывая под кровать.       Поиски в самом разгаре были прерваны хрипением Ольги. От неожиданности Иван дёрнулся и задел головой тумбочку. Ему на голову посыпались остальные таблетки, но он смог принять сидячее положение через секунду. — Иван Степанович? — она щурилась от дневного света. Её голос был до жути охрипшим. — Я, — произнёс Иван, всё ещё будучи шокированным. — А вы… вы разве не отравились таблетками?       Такое заявление повлекло за собой должную реакцию. Её брови в недоумении взлетели вверх и скрылись в чёлке. Она внимательно посмотрела на него, затем — на таблетки, построила логическую цепочку, получила вывод, к которому мог придти только её сват, и зашлась смехом, который спустя мгновение смешался с жутким кашлем. Иван ничегошеньки не понимал и беспомощно наблюдал за тем, как надрывается его сватья. Она успокоилась только после стакана воды. — Вы что, подумали, что я в суицидницы записалась? — произнесла она неподходяще весёлым тоном. — Да я болею, ещё и снотворного выпила, чтобы хоть раз выспаться. — Ля, а шо я мог подумать, я же…       Он взял с тумбочки несколько упаковок. Аспирин, анальгин, какое-то жаропонижающее, таблетки от кашля. Он смотрел на них несколько секунд и думал, что только что выставил себя полнейшим дураком. Перевёл взгляд на неё. Она всё ещё была удивлена таким смелым умозаключением, едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться снова. Иван захохотал первым, и она не смогла устоять.       Из-под одеяла донёсся звук рингтона. Валентина пыталась дозвониться Ивану. Вытирая слёзы от смеха, Иван взял телефон и нажал зелёную кнопочку. Голос Валентины разорвал крохотный динамик. — Ваня, я забыла позвонить Оле, прости, — оправдывалась она, не давая мужу и слова сказать. — Да, я дура старая, я знаю всё, шо ты мне щас можешь сказать. Ты уже там? — Да, — ответил Иван, поднимаясь, наконец, с пола. — Дома поговорим, магнат ты овощной. — Так, а чего вы, собственно, приехали? — полюбопытствовала Ольга, теперь глядя на свата снизу вверх. — Ольга Николавна, а поехали к детям, — довольно произнёс тот. — Они в Москву переезжают.

***

      Ольга даже не подозревала, что поездка к детям окажется такой тяжёлой эмоционально. На часах около двух ночи, она сидела на кухне и думала о том, зачем вообще поддалась дурному влиянию Ивана Степановича и согласилась приехать. В глубине души она всё ещё обижалась на детей и на сына в частности, ведь их поведение ничуть не изменилось после того разговора на кухне в доме Будько. Они забывали про её день рождения, редко звонили по Скайпу, обещали приехать на Новый год, а потом лепили нелепые отмазки про внезапно отменившийся рейс. Даже детям времени не уделяют, ведь младшие, Вика и Никита, поначалу приняли за бомжей собственных бабушек и дедушку. Она любила их несмотря ни на что, но понимала, что теряет связь с ними. С каждым годом они всё больше и больше становятся похожими на людей, к которым Ольга не имеет никакого отношения. Все, и даже Евгеша. Она вернулась с экскурсии несколько дней назад, но у Ольги появилось стойкое ощущение, что это не её внучка, ведь она всегда могла как минимум поговорить с ней о чём-то. А теперь она её избегает. Поддерживает беседу только сидя за столом со всеми, но увиливает от возможности провести с ней наедине хотя бы пять минут. Ольга вспомнила о своей попытке первой пойти на контакт. Она заварила чаю на двоих, желая таким образом завязать разговор. Но не успела она произнести заготовленное «Евгеша, не занята? Не хочешь чаю?», как Женя оборвала её и ответила, что в столь позднее время чаёвничать вредно для фигуры. Ольга поймала себя на мысли, что дома чувствовала себя менее одинокой.       Она специально зажгла лишь одну небольшую лампу над плитой, чтобы не привлекать внимания. Смотрела на многочисленные коробки с хламом и думала, а заметит ли кто-нибудь, если она уедет прямо сейчас? Ведь все так легко сдались, бросив попытки наладить общение, так с какой стати она должна стараться за всех?       Ольга принялась заваривать уже пятую по счёту чашку зелёного чая без сахара и только сейчас поняла, что он не только помогает думать, но и заставляет размышлять не хуже водки. Но это её не остановило, пятый чайный пакетик вскоре полетел в мусорку. — А я и не знал, шо бывает чайный запой, — прозвучало неожиданно.       Она едва не уронила чашку. Никто иной как Иван Степанович исподтишка наблюдал за ней уже минут двадцать, подперев плечом дверной косяк. — Подыскиваете для себя новый вид алкоголизма? — она вернулась на своё место и стала помешивать чай. — Теряете форму, Ольга Николавна, — слегка разочарованно произнёс он и уселся напротив. — Но я рад, шо вы по ночам не распиваете шо-то покрепче чая. — А я бы не отказалась, — скорее самой себе ответила она, но от чуткого слуха свата это не укрылось. — Так в чём проблема? Где-то у Макса я тут коньяк видел. — Вы уж простите, Иван Степанович, но вашей собутыльницей мне быть не суждено, — она стала заметно нервничать, помешивая чай с большим усилием; ложка ударялась о стенки чашки всё громче и громче. — Та харош уже, — тихо произнёс Иван, отбирая ложку. — Я тоже помню, какой сегодня день.       Она посмотрела на него так, словно ожидала услышать именно это, словно хотела убедиться, что она не одна такая вот сумасшедшая, которая каждый год вспоминает. Ольга поймала себя на мысли, что он и Валентина — единственные люди, которые остались рядом, когда она в том нуждалась. На её глаза моментально навернулись слёзы. — Вы когда-нибудь говорили об этом вслух? — спросил он спустя какое-то время.       Не в состоянии что-либо ответить, она отрицательно покачала головой. Иван видел, что сватья готова затопить слезами кухню, но успокаивать особо не умел, поэтому выкручивался, как мог. — А хочется?       Утвердительный кивок. Она обняла себя за плечи, пытаясь успокоиться. Он надеялся, что ему хватит ума ничего не ляпнуть в дальнейшем, ведь начать разговор явно должен был он, тем самым отвлекая её. — А знаете, я рад, шо сейчас сижу на кухне именно с вами, — он чуть улыбнулся. — Конечно, я не могу понять то, шо чувствуете вы, и вряд ли смогу. Но я, знаете ли, такие ситуации очень долго перевариваю, я ж не Валюха. Она-то сразу всё выплёскивает, успокаивается, а потом только бухтеть начинает, если я ненароком вспомню об этом. Иногда успокаиваю себя, что узнал Анатолича в лучшие его годы и с лучшей стороны.       Ольга вновь поджала губы в попытке сдержать слёзы. — Как-то так и не решился вам сказать, шо… поговорю про это, если вам вдруг захочется. И вот, спустя три года, мы сидим здесь. Я думаю, вам есть, шо сказать.       Иван отодвинул чашку подальше от неё. Слезинки, стекающие по подбородку, медленно превращали зелёный чай в солёный. Она избавилась от них тыльной стороной ладони, поставила локти на стол, сложила руки в замке и приняла скорее защищающую позицию. — Если честно, я и не осознавала, что до сих пор не рассказала никому ни слова, — тихо начала она, стараясь себя контролировать. — Было как-то привычно держать это в себе, кому какое дело, что я там чувствую. Нет, я пытаюсь отвлечься, но всё в конечном итоге сводится к нему. А все вокруг это видят и лезут с так называемой помощью, много ли толку от неё? И тогда я стала задаваться вопросом. Каждый раз смотрела на себя в зеркало и повторяла: «Неужели я выгляжу уязвимой?». Я даже не могла вспоминать ту ночь, потому что вы с Валюшей увидели меня… другую. Но мои вам огромные благодарности за то, что вы просто были рядом, без всякой жалости. — От тогда-то, Ольга Николавна, я и узнал, шо такое «сильная женщина». — Право слово, это лишнее, — она стала прятать глаза. — Не согласен. Давайте рассуждать логически, — он стал загибать пальцы. — У вас умер муж. Раз. Дети… мягко говоря, забили болт на это всё. Два. Внуки… а шо тут сказать, одна — вчера ненароком увидел — игнорирует, вторые — наверное, даже не знают, как дед Юра выглядел. Это три. А шо при этом сделали вы? — он приготовил другую руку для счёта. — Этих оболтусов простили — раз, вернулись на работу — два, сменили для уверенности причесон — три, и при таком раскладе, хоть я и подумал грешным делом, не увлеклись суицидом — четыре.       Ольга ничего не ответила, лишь изменила положение рук. Правой рукой было легче раз за разом вытирать слёзы. Иван Степанович решил этим воспользоваться и аккуратно, как-то по-дружески, прикоснулся к её левой. На удивление, она её не отдёрнула, словно так и должно было быть. — Я знаю, шо вы не можете отпустить его, потому шо боитесь забыть о нём также легко, как наши дети, наши внуки, да? Но могу вам обещать, шо этого не будет, — он грустно улыбнулся. — Он незабываемый, на то он и Профессор. — Вы до безобразия правы, Иван Степанович. Хотя иногда мне становится плохо от того, что его нет рядом. Бывают такие моменты, когда даже дышать не хочется. — Но теперь-то вам есть кому про это рассказать.       Она посмотрела на их сплетённые руки и благодарно улыбнулась, зная, что никогда больше не заговорит об этом. — Спасибо, дорогой мой сват.