***
Иногда наступали такие моменты, с которыми не стоило пытаться бороться, лишь смирение помогало, спасало и удерживало от безумия. Собственно говоря, именно так и поступила Фэр, отпуская ситуацию на самотек, поскольку битый час не могла высвободиться из крепких объятий Сэри. После пережитого стресса подросток, вцепившись в старшего родственника, провалился в глубокий сон. На самом деле Эрриаф не имела ничего против обнимашек, однако лежать в подобной позе было неудобно: руками обвивая чужую талию, Сэри головой устроилась на груди полусидящей блондинки. Фэр бы пошутила, мол обними она ногами птенца и их бы стало не оторвать друг от друга, да только любимое рыжее недоразумение действительно отдираться не собиралась. Приклеившуюся подобно липкому двустороннему скотчу Сэриз можно было вырвать только с корнем, которым являлось тело Эрриаф, а может, только с частями этого корня. — Еще подушку? — заботливо поинтересовался Стрэндж. Фэр не нужно было смотреть на мужчину, чтобы учуять смешинки то ли в голосе, то ли в улыбке, а может и вовсе притаившихся в глазах. Накуксившись и сведя брови к переносице, девушка постаралась изобразить весь эмоциональный спектр страдающей дамы среднего возраста: скептицизм, обида, усталость и даже желание где-нибудь закопать наглого земного Мага. На самом деле Стивен, несмотря на свою усталость, не шёл отдыхать, а продолжал заботиться о семействе Бьёр, расположившемся в его комнате Камар-Тадж. Фэр в первый же час поинтересовалась у друга не мог ли он наколдовать более мягкую постель, но чародей, еле заметно покачав головой, лишь участливо подложил под спину подруги подушку – их количество росло по мере того, как Леви ходил на «охоту». — Тебе бы самому отдохнуть, Стивен, — настаивала Фэр, не в силах лицезреть измотанного мужчину. — С нами ничего не произойдет. Не здесь. — Знаю, — кивнул брюнет, отводя взгляд в сторону. — Но не могу себя заставить. — Стивен… Наверное, я не должна была?.. — Нет. Пожалуй, это был единственный выход, чтобы без вреда для Сэри разрешить образовавшуюся проблему. — И образовать новые. — Тебя никто не тронет. Фэр, хмуря брови, честно пыталась вспомнить события после того, как она, убедив Стрэнджа, направилась к огненному шару. Ничего, пусто, — всё что было в её голове до момента, когда она обнаружила в своих объятиях нагого рыдающего птенца. Вид чародеев, окружавших их, не внушал доверия, возникало чувство будто бы только Хамир удерживал присутствующих, чтобы те не натворили глупостей. — Они были напуганы. Многие слышали, но лишь единицы действительно видели Темные Миры, хотя и те, наверное, показались бы серыми если сравнивать энергии. Даже я, прочитав Калиостра, поначалу относился к ним критично, но лишь до того, пока Старейшина не приоткрыла завесу, а потом не появилась ты. Фэр могла понять чужие опасения перед неизведанным, впрочем, она верила тем, кого знала и кто знал её. В любом случае не все смотрели со страхом или враждебностью, утешала себя Эрриаф, вспоминая детали обстановки, в которой она оказалось в тот момент. Да, она успела отметить направленные в ее сторону взгляды, однако больше всего ее волновал подросток, навзрыд рыдающий в ее объятиях. Истерика муспеллы продолжалась, пускай без огненного шоу, но продолжалась. На самом деле, казалось, словно бы Сэри лишили врожденной силы, перекрыли поток энергии – Эрриаф не могла объяснить что именно она сделала с племянницей, хотя в одном была уверена точно: не навредила. Леви был первым, кто ринулся к девушкам, укутывая собой Сэриз, дабы скрыть девичье нагое тело. И хотя одежда Эрриаф местами обгорела, в целом все было в порядке. Стивен позже рассказал, что старшая Бьёр прошла мимо мастеров и прикоснувшись к шару, попросту протянула руки сквозь барьер, хватая за лодыжку Сэри и опуская ту, словно воздушный шарик, ближе к земле – вот почему рукава были сожжены. Птенец не сразу отреагировал на прикосновения, лишь тогда, когда холодные ладони настойчиво коснулись виска, а после глаза наполненные безумием огня столкнулись с тьмой. Стивен не видел того, что видела Сэриз, но даже он ощущал давление и холод, не пробирающие до костей, а разбирающие, словно бы проходящие и обволакивающие каждую клетку тела – ужас на молодом лице не вызвал у мужчины удивления, он и сам был в нем. Довольно быстро огонь, излучаемый муспеллой, затух, словно бы впитался в раскрасневшуюся кожу подростка обратно. Постепенно страх сменялся узнаванием и истерикой: Сэриз хваталась, цеплялась за Фэр, будто бы та была единственным спасательным кругом в мертвом океане. Хотя так оно и было, подумал Стивен, прекрасно понимая, что в тот момент для младшей Бьёр существовала одна лишь Эрриаф. Стрэндж знал о том, что Сэриз поначалу относилась к Фэр подобно герою, но теперь он был уверен, что подросток видел в ней маму. Нет никого ближе матери, заявил в момент рассказа Стивен, замечая образовавшееся напряжение и оцепенение Эрриаф. Тема семьи девушке давалась с натяжкой, а любое упоминание материнства вызывало в мозгу диссонанс, выводящий светлый ум из строя – в чем состояла проблема, Фэр ответить не могла, не знала. Как бы там ни было, рассказав подруге все, чего она отчего-то не помнила, Стивен, оставив ей пищу на размышления, удалился, решая вызнать обстановку среди мастеров. Безусловно, он был уверен в талантах Хамира и Вонга, а также еще парочки высших чародеев, ранее приближенных к Старейшине, да только чувство беспокойство давало о себе знать. Нет, в Камар-Тадж не было инквизиторов, да никто не сжигал на костре ведьм, тем не менее среди мастеров оставались не ведающие, отрицательно реагирующие на существование Темных Миров. Странно, думал Стивен, вспоминая слова Эрриаф о монете и ее двух сторонах: одно без другого существовать не могло. Разведав обстановку, а также вступив в горячие баталии с мастерами, бурно отреагировавшими на неизведанную энергию, новый Старейшина все же смог приструнить недовольных. Миров много, энергий тоже, и то, что магия Фэр была мощнее, объяснялось ее древним происхождением – Стрэнджу пришлось раскрыть тот факт, что девушка не являлась человеком. И он, будучи атеистом, благодарил всех богов за то, что большинство информации хранилось за закрытой дверью. Если бы каждый досконально знал историю появления магов на Земле, то возникли бы ненужные вопросы, а также сомнения. «Хвала Норнам», — вырвался шепот, побуждая Стивена изумленно замереть посреди коридора. Большое количество общения с Фэр ему вредило, улыбаясь, решил мужчина, позже заявляя об этом самой виновнице подобных высказываний. Завязавшаяся беседа постепенно истощала уставших друзей, о никто не хотел первым прерывать разговор. Так было даже сейчас, когда Эрриаф настойчиво отправляла Стивена поспать, а тот раз за разом отказывал себе в подобном удовольствии, то ли страшась потерять из виду неугомонных блондинку с рыжей, то ли попросту желая вдоволь насладиться легкой атмосферой. — Ладно, мистер «мне не нужен сон», тогда я первой отчаливаю в царство Морфея, — сдавшись, капитулировала Фэр, допечатывая на телефоне сообщение Старку. Она просила отгул на пару дней, извиняясь за то, что вновь прогуливает работу. Роджерсу она тоже написала, и даже приняла от него звонок, пока не было Стрэнджа. Объясняясь со Стивом, Эрриаф не вдавалась в детали, хотя этого от нее мужчина даже не требовал: интересовался в порядке ли Сэриз, отчего голос у Риа такой грустный и измотанный, а также не нужно ли забрать их и увезти домой. Фэр знала, что Стива подрывало желание сорваться и приехать, быть рядом, она чувствовала это даже на столь большом расстоянии: в голосе, интонации, словах, в его молчании. Осязание любви грело, оно всегда греет сердца. Пообещав Стиву созвониться с ним на следующий день, Фэр с нежностью проговорила, как скучает по нему, и услышала ответ полный взаимности. Именно в тот момент Стрэндж, вернувшись не вовремя, закатил глаза, взывая ко Вселенной, чтобы убавить дозировку сахара, создаваемого парой Капитан-Призрак, впрочем, о том, что Риа была Призраком, Роджерс до сих пор не знал. Чародей не стал напоминать об этом, хотя где-то внутри его грела мысль о том, что Эрриаф не отдавала себя целиком, сохраняя свои собственные тайны. — Говори Старку об отпуске в месяц. — Это уже наглёж, Стивен. — Наглёж то, что тебя используют как директора, хотя ты не соглашалась. — Такова доля помощника, может быть, потом, как Пеп, заберу у него компанию, — фантазировала Фэр, пририсовывая смайл с высунутым языком в конце сообщения и отправляя его Тони. — Боюсь, Мисс Поттс не позволит тебе этого сделать. — Вот так всегда, помогай да помогай, а в конце тебе покажут фигу, — пожав плечами и отложив телефон, Фэр постаралась поудобнее устроиться в совершенно не подходящей для сна позе. — Подушечку? — Когда Сэриз меня отпустит – беги. — Как скажешь.***
Прекрасный град, совсем не золотой и не вычурный, он по-прежнему оставался дик и величественен, пленял своей красотой и необузданностью. Эрриаф любила свой дом, любила каждое живое существо и старалась дарить всем улыбку, даже если ее старались избегать, обходить стороной. Не все любили принцессу, порой опасаясь ее странности, необычного происхождения. Нет, они не бросали на нее презрительных взглядов, не чурались словно от чумной, но было в их поведении что-то неуловимое, тяжело объяснимое. Впрочем, Эрриаф привыкла и даже сейчас, передвигаясь по аллее, не обращала внимания на порой задерживающиеся на ней взгляды. Ее верный друг, дорогой Пегас, еще редкий на тот момент крылатый конь, мягкой рысью ступал по дороге, минуя жилые районы. Да, можно было бы взлететь и добраться до излюбленной лесной опушки быстрее, но Эрриаф хотела такого: как иные, по земле. Безусловно, она любила летать, ловя потоки ветра, наслаждаясь высотой, разбивая облака – она влюбилась в этом в тот самый момент, когда впервые села на своего верного скакуна. На тот момент он был одним из первых, генномодифицированный редкий крылатый конь, с которым пришлось немало повозиться. Асгард не был местом сплошной магии, он был миром тонкой науки, изощренной и порой неподвластной, собственно говоря, как и вся Вселенная вокруг. Миновав последние жилые постройки, Эрриаф позволила другу сорваться, пуститься вперед и расправить мощные крылья, чтобы через секунду воспарить над землей. Уже не держа поводья, девушка раскинула руки в стороны, улыбаясь во весь рот. Свобода — вот, что ощущала Риа, испытывая необъяснимое безмерное счастье от того, как встречные потоки ветра сбивали ее, грозясь снести тонкий стан с мощного коня – напрасно, минули те дни, когда она, не наученная, падала при каждом взлете. Асгард с высоты птичьего полета казался маленьким, совсем крошечным островком в океане бушующей тьмы, порой разбавляемой светилами и звездами, встречными планетами и иными телами. В такие моменты стоило осознать насколько мы ничтожны в сравнении со Вселенной, но мысли об этом возникали в иных ситуациях, а не в тех, когда радость наполняла тело, выплескивалась словно эль из кружки. Получив порцию адреналина, а также насладившись своеобразной прогулкой, Эрриаф слегка повела поводья в сторону, указывая на лес. Верному скакуну не нужно было повторять дважды, тот с первой их встречи понимал хозяйку без слов: по жестам, по интонации, по взгляду. На удивление многих, девушка не использовала седла, даже от поводий желала отказаться, но один взгляд Бёра побуждал непутевую принцессу подчиниться. Тем не менее от седла она все-таки отказалась, странно, но помог ей в этом дедушка Бури, решивший, что так она будет лучше чувствовать связь со своим конем – для наездника это важно. Приземлившись на поляне, Эрриаф легко спрыгнула на землю, не взирая на то, что до нее был практически метр расстояния, настолько большим и высоким был Пегас, как и любой иной из его нового вида. Излюбленное место отдыха по-прежнему пестрело зеленой травой, цветами и местными обитателями вроде мелких животных и птиц. Потянувшись что есть сил, светловолосая девушка почувствовала тычок в живот и, не удержавшись, упала на землю. — Эй-эй-эй, это было подло с твоей стороны! — крикнула она вслед коню, пакостливо столкнувшему с ног наездницу, а позже ушедшему от места преступления подальше, предположительно вниз от холма, где наблюдалось озеро. Серебристый хвост вяло покачивался, показывая незаинтересованность подозреваемого, хотя Эрриаф видела в этом некий ответ на свои обвинения: — Подло! Еще как подло! Оставшись в одиночестве, девушка развалилась на траве, направляя взгляд к облакам. Сегодня действительно было облачно, обычно можно было заметить далекие звезды, но и на те лучше было любоваться в ночное время суток. В этот день был ее заслуженный выходной, потому Эрриаф с чистой совестью сбежала из-под надзора нянечек, желая сбросить с себя тяжелое внимание. Не то, чтобы все это тяготило ее, но да, чрезмерное активное окружение давило на девичий ум, порой желавший уединения. Так уж получилось, что с детства у Риа практически не было друзей, только Хейм стал ее названым братом, да и то случилось это тогда, когда она уже встречала не первые свои сто лет. Знать Асгарда росла медленно, в отличие от иных граждан. Все словно бы указывало на отличия между ними, словно бы дворцовые станы являлись некой преградой к долгожительству. Яблоки Идунн действительно существовали, но они не дарили бессмертие и не оживляли мертвых: делали сильнее, быстрее, увеличивали отведенный Норнами срок, — не каждому выпадала честь вкусить золотой плод. Эрриаф вот никогда их не ела, тем не менее жила она дольше, росла медленно. Черта царской семьи, думала девушка, в очередной раз размышляя над странностями мира, в котором они жили. В сущности, все ее предки были другими, не такими, как окружающие, правда зачастую такое говорили исключительно о первенцах. Они всегда имели особый дар, больше силы, ума и знаний, словно бы становясь хранителями любимого Асгарда. Возможно именно потому Бёр желал посадить дочь на престол, но Эрриаф ничего об этом не знала, ей вообще мало какие тайны раскрывали. То, что девушку по-прежнему считали ребенком было очевидно, и только абсолютно глухонемой слепец имел шанс упустить подобную новость. Стоило бы оскорбиться, обидеться, но как-то по-детски, убеждала себя Риа, каждый раз включая режим снисходительности, лишь бы не подтверждать чужие слова о том, что она еще совсем ребёнок – раздражало. Тяжело вздохнув и скрестив руки за головой, Эрриаф честно признавалась в том, что она любила жизнь и уважала каждое живое существо, но делать ей это хотелось лишь тогда, когда она была подальше, в своем уютном одиночестве, с которым сроднилась с столько лет. Из-за своей «божественной» силы она видела окружающих насквозь, прекрасно ощущая, когда те врали или увиливали – отвратительное ощущение горечи появлялось не на языке, а на сердце. Отец называл это даром, а Эрриаф величала проклятием, и только Совкир устало покачивал головой, называя то способностью, от которой невозможно избавиться, но можно развивать. На самом деле Риа всегда забавлял тот факт, что Бури более благосклонно относился к Совкиру, нежели к своему сыну, Бёру, словно бы в первом он видел своего правильно воспитанного ребенка, а второй был тем еще оболтусом-хулиганом. Сквозь прикрытые веки, Эрриаф увидела тень, мелькнувшую над ней. Резко раскрыв глаза и сфокусировав зрение, она обнаружила ворону – этих птиц в Асгарде было довольно-таки много, поскольку Бури любил и уважал этих пернатых созданий. — Всего лишь птица…. — выдохнула девушка, зная, что некоторых из них Бури использовал, чтобы следить за миром, а также учил этому подрастающее поколение. — Вот ты где! — со стороны еле заметной тропинки раздался знакомый голос. — Я тебя повсюду искал! Перекатившись на живот, Риа лицезрела счастливое лицо мальчика, выглядевшего вдвое моложе ее: — Один? — удивленно переспросила она, словно бы не веря своим глазам. В светлых волосах застряли листья, на сапогах была грязь, — всё говорило о том, что мальчик пробирался сквозь чащу с трудом, сражался со встречными кустами и ямами. — Я знал, что найду тебя здесь! Знал! — Почему ты здесь? — поинтересовалась Риа, поудобнее усаживаясь и скрещивая под собой ноги. — Потому что ты здесь, — как само собой разумеющееся ответил мальчик, подбегая и падая рядом с сестрой. — Как ты добрался? — На Слейпнире. — Только не говори, что он вновь сбросил тебя у тропы в лес, а сам ускакал? — недовольно проговорила девушка, пальцем стирая грязь с щеки брата, а также вытаскивая из его волос инородные предметы. — Когда-нибудь он будет слушать меня беспрекословно, как твой Пегас! — ударив себя в грудь заявил мальчик. — Один, — покачивая головой, выдохнула Риа, — не пытайся его сломить, подружись с ним. Одной лишь силой связь не установишь, необходимо понимание. — Но он упертый! — И ты тоже, у вас это общее. — Эй! — возмущению принца не было придела, потому, надув губы и скрестив руки на груди, он обиженно отвернулся в сторону. Громко засмеявшись, Эрриаф не удержалась от тычка, спиной завалившись на землю. Еще громче она начинала хохотать, когда Один в отместку стал щекотать свою сестру. Своеобразная месть вызывала сплошное умиление, напоминая Эрриаф что брат ее еще совсем ребенок, впрочем, считавший себя взрослым и пытавшийся повзрослеть как можно скорее. Было ли виной тому окружение, а может и то, что Один всегда хвостиком ходил за сестрой, но он всегда старался соответствовать ей, зачастую повторяя ее действия и слова – именно это вызывало в Бесле больше всего раздражения, поскольку ее сын не должен был водиться с такой, как Эрриаф. Успокоившись и восстановив дыхание, Риа услышала громкое карканье, словно бы кто-то смеялся над тем, что они делали: — Ты следил за мной, маленький хитрец? — Я всего лишь узнал где ты. Невинный вид младшего брата зачастую сбивал девушку с мысли или противостоял девичьему желанию наказать мальчика. На самом деле ей всегда было тяжело справиться с инстинктом оберегать Одина. Она знала о нем, но не видела до тех пор, пока тот не научился бегать, хитрить и юлить – Бесла старательно ограждала свое чадо от общества Эрриаф. Стоило отметить, что это у женщины хорошо получалось, поскольку чертоги Царицы принцесса не посещала, лишь пару раз ступила на эту отнюдь не священную территорию, посему с братом не сталкивалась. Так было до той поры, пока совсем еще маленький негодник не сбежал из-под надзора личных нянечек и не столкнулся со странной девушкой. Эрриаф не сразу поняла, кем являлся Один, чуть позже, когда она помогла ему скрыться и отвела в укромное место, где она когда-то и сама пряталась от нянек. Именно таким было воспоминание о знакомстве с собственным братом: столкновение, прятки, разговоры до темна. Не она, а Один действовал матери на зло, всякий раз сбегая к Эрриаф и заявляя, как сильно он ее любит и хочет с ней играть. Бедной женщине не оставалось ничего кроме смирения, поскольку ребенок каждую секунду стремился к обществу старшей сестры. Позже Эрриаф узнала от Бури, что даже при том, что Один никто не говорил о ней, он будто бы ее чувствовал и тянулся, также он ругал Беслу за ее недальновидность, ведь не могла же женщина вечно скрывать существование Эрриаф – Бури с каждым годом все больше и сильнее разочаровывался в Бесле, хотя не мог назвать ее плохим словом. С той поры прошло мало лет, и за это время Один сильнее привязался к Эрриаф, буквально превращаясь в ее тень. Первое время тренировок, на которых Бури обучал внука использовать свой дар – видеть чужими глазами – принц первым делом пробовал отслеживать перемещения сестрицы, вызывая девичье раздражение и хохот старших родственников. Слишком сильно Один был привязан к Эрриаф, даже теперь по прошествии многих лет, он предпочитал держаться к ней ближе. — Когда-нибудь безумие охватит мой разум по твоей вине, Один, — заявила Риа, вглядываясь в светлые голубые глаза. — Но даже если ты станешь безумной, я буду рядом! — То есть ты все равно обратишь меня в безумие? — Но ты сама сказала… — Что ты сводишь меня с ума. — Разве это плохо? — сведя брови ближе к переносице, мальчик размышлял над словами сестры, хотя смысл шутки он не сильно понимал. — Ох, Один! — Риа страдальчески простонала имя брата – он уже сводил ее с ума. — Что? Не выдержав, Эрриаф засмеялась вновь и, навалившись на младшего, начала его щекотать, ведь не одной же ей быть безумной.***
Близился вечер, но ни Один, ни Эрриаф не собирались покидать поляну: первый умиротворенно сопел, пристроив голову на коленях старшей сестры; вторая не хотела прерывать сладкий сон притомившегося брата. На самом деле она по нему скучала, и теперь честно признавала некоторое пренебрежение, с которым сама того не ведая относилась к младшему. Не то чтобы она желала его обидеть или задеть, нет, она его любила, но зачастую забывала о том, что время проведенное вместе уже само по себе проявление заботы. Ее детство было не самым легким: закрытым, одиноким, в окружении взрослых, пыльных фолиантов и в жестких тренировках. Она была принцессой, отстраненной, странной и не такой как все. Эрриаф была дома, но в то же время дом был от нее далек – она никогда не понимала откуда в ней чувство потерянности, некой внутренней пустоты. — Теперь-то понимаю, — кивнула Риа, перебирая светлые пряди мальчика, — дом – не место, дом – твоя семья. Девушка вздрогнула, услышав неожиданно громкое карканье, раздавшееся где-то сбоку. С самого начала ее преследовало чувство слежки, словно бы кто-то наблюдал за ней с того момента, как она очутилась в лесу, а может и раньше – Риа не обращала внимания. Сперва подумала, что так ее искал Один, но неприятные ощущения по мере игр с братом не исчезали, наоборот, усиливались. Бёр или Бури? Нет, не они, отвечала себе Эрриаф, старательно рыская взглядом по местности: наблюдатель прятался умело, не желая быть найденным. Теперь у нее не оставалось сомнений в том, что всё это в целом, весь ею любимый Асгард, окружавший ее, был иллюзией, а не сном. Но зачем? — Вас ищут по всему дворцу, моя дорогая, — поделился мужчина, стоя позади девушки, при этом плечом опираясь о дерево. — Не ври… какая разница, даже если нас будут искать, ведь этот мир в целом не настоящий, — выдохнула Риа, боясь обернуться и встретиться с собеседником взглядом. — Ты растешь, дитя. — Твои ли, но советы настоящего Совкира всегда помогали мне. Покачав головой, мужчина печально улыбнулся, рассматривая хрупкую фигуру племянницы. Оторвавшись от дерева, он обошел поляну по кругу, останавливаясь по иную сторону от Эрриаф, но теперь стоя лицом к лицу. — Эти слова греют мое сердце. — Почему же не душу? — У альвов ее нет, моя дорогая, ты ведь не забыла об этом? Сощурив глаза, Эрриаф инстинктивно наклонилась вперед, словно волчица, готовая защищать детеныша, коим являлся на тот момент Один. Глупо конечно, учитывая, что ни брат, ни Совкир не были настоящими, но инстинкты брали свое. От мужчины не исходило злобы, желания навредить, нет, он даже стоял подальше, лишь бы не вынуждать Эрриаф нервничать. Какая забота, подумала девушка, не отрывая взгляда от родных глаз и даже такой знакомой печальной улыбки – тот, кто создал этот иллюзорный мир постарался на славу, уж Совкир вышел идеальной своей копией в его лучшие годы. — К чему весь этот спектакль? — поинтересовалась Эрриаф, не понимая, что происходит. — Без понятия, — альв пожал плечами, устремляя взор в чащу леса. — Возможно, виновник сего действа не желал подобных сцен, а может ты сама создала этот мир. — Не понимаю. — Ты сильнее, чем думаешь, Риа, — новый крик ворона последовал за словами Совкира, от чего на серых губах расплылась усмешка. — Сильнее прочих, дитя, так было всегда. — Кто ты? — в лоб задала она вопрос, но мужчина вновь пожал плечами, кривя губы. — Хорошо… иной вопрос: ты создатель или иллюзия? Слегка наклонив голову вбок, совсем как любила это делать Эрриаф, по-птичьи, Совкир обрел беспристрастный вид, задумчиво всматриваясь в племянницу, но сквозь нее: — Видишь ли, моя дорогая, здесь все неоднозначно. Я плод твоего воображения – да. Я часть иллюзии – да. Я безмозглое воплощение магии – нет. — Пожалуй, лучше бы ты не отвечал, — сморщив носик, озвучила свои мысли Эрриаф, выражая недовольство постоянными загадками Совкира – отвечал так, словно бы был настоящим, самим собой. — Не стоит спрашивать, если не жаждешь слышать ответ, — альв улыбался, глядя на девушку. Скользнув взглядом к мальчику, умиротворенно сопевшему на коленях сестры, мужчина покачал головой: — Он всегда был твоей тенью, даже после твоей «смерти». — Я могла это предотвратить. — Считаешь себя виноватой? — Отчасти, — согласилась Риа, ладонью проведя по мягкой детской щеке. — Поделишься? — Я поняла одну важную вещь: дети и подростки видят своих героев, как «хороших ребят», как честных, правильных личностей, и могут подвергаться их влиянию. Это правда, любой герой или авторитет оказывает на своего почитателя огромное воздействие… — по-птичьи наклонив голову, Эрриаф, на секунду прикусила губу: — Они оказывают влияние в частности на поведение, связанное с рисками, на поступки, обреченные на насилие, на мысли, необдуманные, хотя и обращенные к лучшему. Порой «герои» создают не себе подобных, а «кошмар», с которым позднее будет сражаться тот самый новый «герой». — Довольно-таки глубокая мысль. — Не все же тебе меня учить! — впервые за разговор Эрриаф рассмеялась и обратилась к мужчине так, словно бы тот был настоящим Совкиром. — Не имею ничего против, — улыбаясь в ответ, поведал мужчина. — Смею думать, что случилось нечто тревожное, раз ты пришла к подобному умозаключению. — Пожалуй, да. Я серьезно облажалась, и теперь ощущаю реальный груз ответственности, с которым рано или поздно мне бы пришлось столкнуться. Я должна думать наперед, а не пускать ситуацию на самотек. По Совкиру было видно, что он испытывал радость от того, какие взрослые рассудительные мысли изрекала племянница – он наслаждался беседой. Совсем как раньше, подумала Эрриаф, вспоминая детство и то, с какими стараниями она перечитывала книги, лишь бы мужчина похвалил ее, одарил восхищенным взглядом. Ей не хватало родительской любви, а альв не умел дарить ту так, как делали остальные, потому каждый его добрый жест ребенок впитывал подобно губке. Теперь Эрриаф понимала, что так к ней относился Один, а позже Сэриз, вот только если Совкир с самого начала понимал ответственность за свои действия и слова, то Риа осознала этот тяжелый груз совсем недавно. Родители многое делают для детей, подумала девушка, решая озвучить еще одну свою мысль: — Знаешь, ты всегда был для меня папой, самым лучшим папой, — в белесых глазах читалась ничем не прикрытая искренность и благодарность. Если Совкир и ожидал подобных слов от Риа, то подготовился он к ним плохо: белые брови взлетели вверх, губы дрогнули, а взгляд выражал собою смесь из боли и радости. — Что?.. Уже пора домой? — поинтересовался заспанный Один, потирая глаза и нарушая атмосферу хрупкого признания. Совкир выдохнул и потер лоб, покачивая головой, как бы говоря, что мальчик неисправим, ведь тот всегда умел появиться в «нужный момент». Заметив жест дядюшки и непонимание на лице Одина, Эрриаф рассмеялась, стряхнув слезу, вызванную то ли от смеха, то ли в момент признания. Громкое карканье побудило Риа замолчать, пробудило в ней желание развернуться, чтобы найти злосчастную птицу, весь день следящую за ней, только дядюшка не позволил ей этого сделать, перетягивая девичье внимание на себя: — То, что ты сегодня сказала, помни об этом и тогда, когда встретишься с Одином вновь. — Что? С Одином? Совкир! — вскрикнула Эрриаф, понимая, что мир вокруг таял также, как в прошлый раз. — Нет-нет-нет, не хочу! Стой! — И я всегда видел в тебе дочь, мое дитя. — Совкир! Невыносимое карканье гулом отдавало в ушах. Эрриаф взаправду начинала ненавидеть злосчастную ворону.