***
— Повтори еще раз, — настаивала Эрриаф, нависая над Сэриз. Скрестив руки на груди, старшая Бьёр чуть ли не насильственно приучала младшую к тому, чтобы та училась говорить правду и звать на помощь тётушку, к которой ранее боялась подойти со своими проблемами. — Сэ-ри, — протянула Эрриаф, рассматривая макушку, склонившего пред ней голову птенца. — Я жду. — Я ведь уже сказала… — тихо прошептала Сэриз, не смея поднимать лица и смотреть старшей в глаза. — Жду. — Ты должна больше времени проводить со мной… — И? — … и быть ответственным опекуном… — И? — … и близким другом… — И? — И это уже чистое насилие, Фэр, — не удержался Стрэндж, битый час наблюдая, как Эрриаф заставляла Сэриз ругать ее же персону – мазохизм или садизм, вот в чем был вопрос. — Но она должна научиться говорить мне обо всем в лицо, а не держать в себе и бояться расстроить меня! — по вскинутым вверх рукам и непередаваемому выражению лица читалось искреннее негодование с возмущением. — И она будет тебе рассказывать о том, что ее беспокоит, не так ли, Сэриз? — Да! — больно резко и быстро ответил подросток, в душе радуясь защите от Стрэнджа – сегодня он был хорошим копом. Устало выдохнув, Фэр явно показывала свое недоверие к чужим словам, поскольку сильно сомневалась, что Сэри теперь будет из кожи вон лезть лишь бы вылить накопившееся на тетушку, отнюдь. Птенец если и будет рассказывать, то только после расспросов от Фэр. Печально, подумала блондинка, но вслух ничего не сказала, завалилась на кровать, на которой виновато сидела племянница. — Всё, я в домике, — обиженно проговорила она, отдавая право слова Стрэнджу. — Ближайший месяц Сэриз точно не покинет Камар-Тадж, и хотя, многие требовали того, чтобы здесь она поселилась, пока в идеале не научится контролировать свои способности, я настоял на смягчении «приговора», — рассказывал Стивен, поскольку несколько часов назад состояло собрание, на котором решалась судьба двух персон, пришедших из иных миров, что уже само по себе было неприемлемо для защитников Земли, впрочем, и у девушек была своеобразная группа поддержки: — Многие прислушиваются к Хамиру так, словно он, а не я, здесь Старейшина, — тем временем голос наполнился некоторой долей обиды, пускай преувеличенной, но обидой: — По итогу споров среди старших мастеров было решено обучать Сэриз и принять у нее экзамен, после которого огненная бестия отправится домой и обратно в школу. Но тебе, Сэриз, все равно придется каждый месяц приходить на духовные практики, хотя бы для вида, если не для пользы, — закатив глаза, выдал чародей, не совсем согласный с решением Совета, а может, в нем взыграло отцовство, при котором в подростке хотелось видеть только хорошее. — А Фэр? — нахмурившись поинтересовалась Сэри, мельком глядя на беззаботно «дремавшую» тетушку, развалившуюся позади нее. — Они не знают, как вести себя, потому что не понимают и боятся силу, которой обладает Эрриаф, — покачав головой, поделился Стивен, после обращаясь к подруге: — Даже при том, что Хамир поручился за тебя, и объявил о том, что ты была близким другом и союзником Старейшины Яо, Совет тебе мало доверяет. — И что? Они хотят, чтобы Фэр ушла?! — гневно и обеспокоенно выкрикнула Сэри, ладонью ударяя по кровати. — Нет, но что делать не знают. Они понимают, что контролировать Эрриаф не смогут при всем желании, а оскорблять такого «сильного союзника» чревато последствиями – никто не хочет наживать могущественного врага, — Стивен всем видом выражал недовольство, поселившееся в нем после собрания: — Прогонять никто не станет, удерживать тоже, но, Фэр, за тобой будут следить, даже если я против. — Этого стоило ожидать, — впервые за все время девушка вступила в разговор. — Я Старейшина и мое слово должно было повлиять на решение. — Не кори себя, Стивен, — сев около Сэри, посоветовала Фэр. — Ты Старейшина, но не все тебе доверяют, даже если наказ Яо был законом. Пройдет время, и они увидят в тебе достойную замену, а пока все идет… как идет. — Но я не понимаю, что они все-таки хотят от Фэр! — заныла Сэри, окончательно запутавшись в чужих словах. — Они хотят, чтобы я оставалась союзником, делилась знаниями, силой, они хотят, чтобы я стала защитником, как и они, но при этом заставить меня не могут. — Но ведь ты и так защищаешь Мидгард уже столько лет! Ты – Мститель, самый первый Мститель из всех Мстителей! — Мститель, но не чародей из защитников нашей реальности, — уточнил Стивен. — В чем разница? Бьёр и Стрэндж переглянулись, мысленно задавая друг другу озвученный птенцом вопрос – они не знали ответа. Совет желал иметь союзника, но при этом страшился его силы, да и не доверял ему настолько, чтобы приютить на своей груди хищника. Да, не все в Совете относились к Эрриаф с опаской, некоторые с уважением, впрочем, таких было меньше, лишь самый узкий круг, который когда-то возвела вокруг себя Яо. Никто ничего не требовал от гостьи иного мира, позволяя той свободу действий, но при этом желая отслеживать каждый ее шаг, чтобы, не дай Господи, иноземная мощь навредила привычной реальности. — Не заморачивай голову, Сэри. За мной просто некоторое время будут следить, как когда-то агенты ЩИТа следили за Роджерсом. — И всё? — И всё. — Будто бы они могли тебя выгнать с Земли… — проворчал подросток, веря в то, что Фэр в сто, нет, в миллион раз сильнее здешних магов. — Против Бога не попрешь!***
Шел тысячный день пребывания в Камар-Тадж, как думала Эрриаф для которой дни тянулись словно века, да и в мыслях она зачастую меняла значение «пребывания», на «заключение». Девушка порядком устала от чужого внимания: слухи об ее истинной сущности пресекли на корню, и лишь Совет с парой-тройкой иных чародеев знали правду. Постоянное чувство слежки давило на темечко, а в спине казалось образовалась дыра, однако Фэр стоически терпела, выдерживая не только наличие пристальных взглядов, приставленных к ней смотрителей, но и расспросы. Всем требовались знания, возможно, сила. Но здесь Эрриаф ничем не могла помочь, еще при первом более близком, личном знакомстве со всеми членами Совета, девушка заявила о том, что поделится лишь тем, что по ее вразумлению будет полезно для Земных магов, тем, что выдержат их тела. Она знала больше, и не раз беседовала об этом с Яо, которая пускай не скрывала, но не говорила каждому встречному как именно зародился культ чародеев Земли. Таким образом, Фэр помогла с усовершенствованием некоторых магических форм, ведь магия по сути являлась наукой, связанной с программированием реальности. Не все это понимали, потому считали необычным, невозможным, но смысл самого понятия «магии» для чародеев от того не менялся. Когда же на Эрриаф пытались давить, желая узнать больше, девушка, в милой улыбке демонстрируя клыки, огрызалась и вежливым тоном предлагала неучам посетить библиотеку, предварительно для входа в которую требовалось разрешение Старейшины – всем было понятно, что Стрэндж на свою территорию пустить не всех, собственно говоря, как и Вонг, который по идее еще с наставления Яо стерег ту самую библиотеку. Безусловно, Совет знал немало, нежели иные чародеи, да только желать большего это им не мешало. Нет, не все стремились когтями вцепиться в изнеможённую Эрриаф, лишь бы получить свое. Были и те, кто с почтением относился к преданной соратнице бывшей Старейшины, да и вообще к носителю тайных знаний. К слову, Фэр не раз порывалась заявить, что ее знаний ничуть не больше, чем у Яо, хотя по факту это смотря с какой стороны взглянуть. Эрриаф знала историю, пускай не всю, не до мельчайших деталей, но знала. Также она была наслышана о том, насколько сильно шагнула «магия» Асгарда вперед, ведь взять того же Локи, который использовал куда более упрощенные варианты заклинаний, а еще ее дядюшка, чье использование силы казалось девушке новым, неизвестным, ранее не изученным. Хотя, думала Фэр, стоило еще учитывать происхождение мага, ведь внутренняя энергия и, как ее еще могли называть, духовная или Ци, у всех существ сильно отличалась. Та самая, первая, с которой рождалось любое живое существо, с которой на первых парах определялось магическое ядро и его объем. Например, у Эрриаф ядро было небесным, тем самым нежным светло-голубым, когда у Сэриз огненным и даже после перевоплощения в человеческое создание цвет ее души остался неизменным, а вот у Стивена душа была по-королевски насыщенная синевой, что говорило о его чрезмерном спокойствии и некой врожденной мудрости, если не раздутом эго – потому мы и подружились, близки духовно, шутила когда-то Эрриаф, улавливая искры согласия в лукаво сощуренных глазах друга. Как бы там ни было, делиться знаниями с чародеями Земли она была отнюдь не против, но и говорить лишнего не спешила, поскольку те или иные вещи могли даже навредить человеческим умам или же их реальности. Не все знания несут пользу, печально усмехаясь объясняла Эрриаф, когда ее спрашивали отчего же она не стремиться рассказать им всё. Пожалуй, именно такое девичье отношение остудило пыл членов Совета, которые ранее стремились выжать из иномирянки всё до последней капли. Она усовершенствовала некоторые формулы, восполнила пробелы в истории, за изучение которой ранее никто не рвался, а также помогала советами и мыслями по использованию тех или иных трав, благодаря которым чародеи укрепляли связь с магией и самую малость расширяли магическое ядро – допинг для магов, шутила Сэри, и была в чем-то права. Несмотря на то, что между Советом и Эрриаф возникло негласное содружество, первые все равно предпочитали отслеживать действия иномирянки. Правда стоило в один прекрасный момент Стрэнджу понизить голос и опасно сверкнуть глазами, те, кто относился к девушке плохо, считая ту злом, теперь старались если не лебезить, то игнорировать – все же перечить Старейшине чревато даже Совету. Фэр было все равно, откровенно говоря плевать, поскольку у нее иных забот хватало: Старк если не из-за проблем, то со скуки забрасывал помощницу сообщениями, считая, что та тоже должна страдать, а не отдыхать где-то там по семейным обстоятельством, правда что-то подсказывало Фэр, что гений попросту волновался за нее; помощь и поддержка Сэри занимала куда больше времени, чем могла представить себе девушка, ведь пока птенец не контролировал силы, Эрриаф приходилось пускать в ход свою особую темную магию, на удивление с которой справляться с каждым разом становилось легче – больше тренировок, больше успеха. К слову, Стрэндж не оставлял подругу в одиночестве, предпочитая держаться ближе, чтобы также отслеживать ее самочувствие и состояние ядра, в котором после заморозки временем изменений не произошло, но вот темные силы Фэр использовать могла, что само по себе было странно. Необычным было и то, что ни Стивен, ни Эрриаф до сих пор не могли понять откуда порой появлялись барьеры, блокирующие любую магию извне, а также странные сны, которые не являлись ни иллюзией, ни сновидением. Больше вопросов и до сих пор лишь догадки к ответам, ворчливо говорил Стрэндж, когда разговор возвращался к актуальной теме. Впрочем, была и светлая сторона в ее жизни: Роджерс всеми мыслями был со своей возлюбленной. Каждую свободную минуту, Стив писал сообщения или пытался звонить – Эрриаф как наяву видела мужчину с раскладушкой в руках. На душе становилось тепло, легко, а в голове образовывалась та самая сахарная вата, как однажды Стрэндж наименовал мозг подруги, ни с того ни с сего расплывшейся в глупой улыбке – нечего было пугать учеников, лицезревших странное поведение блондинки. Но что было, то было, и Эрриаф ничего не могла поделать с тем, что сердце ее радовалось каждый раз, стоило подумать о голубоглазом блондине. В любви все мы безумны, в какой-то момент изрекла Сэриз, чем ошарашила драгоценных «родителей». Ладно, все уже знали, что у маленькой рыжей бестии в сердце жила симпатия, правда еще не сформировавшаяся и кристально чистая, однако близок час, когда это чувство обретет то самое название на букву «л». Не обращая внимания на подтрунивания и ворчания со стороны Стрэнджа, а также счастливого писка Сэриз или отчего-то обиженного Леви, Фэр постоянно была на связи с Капитаном, словно бы сливаясь со старкфоном воедино. Этот вечер не стал исключением, поскольку, услышав знакомую мелодию, девушка будто бы телепортировалась на другую сторону комнаты, тут же отвечая на звонок. — Привет, Стиви, — радостно залепетала Фэр. — Привет, Риа. Не отвлекаю? — Нет, конечно, нет. В уме Фэр всегда держала разницу во времени и здешнее переносила на Америку, чтобы случайно не выдать ни себя, ни других, ведь раскрывать личину Стрэнджа было неправильно, а причину, по которой пришлось уехать к чародеям тем более. Увы, Сэриз было запрещено покидать пределы Камар-Тадж, что само собой подразумевало и запрет на жизнь в обители Стивена, дом которого находился в Нью-Йорке. Фэр героически заявила, что бросать птенца не собирается, потому остается с ней, вместе. Правда позже сто раз пожалела, жалуясь на твердую кровать, отсутствие нормального душа и вообще аскетический образ жизни чародеев, — всё это не для нее. — Как себя чувствует Сэри? — когда Стив так искренне интересовался самочувствием птенца, Эрриаф захлестывала нежность с благодарностью. — Ей лучше, но по-прежнему на больничном. — Что говорит доктор? — Доктор своего мнения по «лечению» не изменил, — заявила Эрриаф, видя, как Сэри, зажав ладонью рот, сдерживала смех, ведь их «доктор» действительно был Доктором, а лечение у него было суровым, утомительным и неоправданно жестоким, но это уже заявляла сама Сэриз. Заострённое ушко уловило еле слышимый выдох, ознаменовавший собой некоторую долю печали. Фэр понимала Стива, она тоже скучала и ей хотелось скорейшей встречи. Звонки — это, конечно, хорошо, но куда лучше реальные встречи, когда можно впитать реальное тепло своей половинки. Фэр тосковала, но не могла заставить себя бросить птенца, которому пообещала быть рядом, и которого теперь боялась покидать. — Я отпускаю ее на свидание! — ни с того, ни с сего громко прокричала Сэриз, ладонями образуя рупор. — От-пу-с…. Замолчать подростка вынудил Леви, рванувший к рыжей и зажавший ей рот полами – ну не хотел он отпускать Эрриаф, считая, что девушка должна оставаться в непосредственной близости с семьей – Леви своих людей любил, а нравились ему немногие. Тишина в трубке длилась недолго, а из оцепенения Эрриаф, лично лицезревшей картину своеволия племянницы и продуманного перехвата от Леви, вывел родной голос Стива: — Тогда позволь мне украсть тебя этим вечером? — Укради.***
Роджерс, как и обещал, прибыл за Эрриаф к семи, галантно пару раз постучав в ее дверь – было забавно то, как Стив без труда игнорировал дверные звонки или тот же телефон, чтобы обозначить свое прибытие. Девушка понимала, что срываться с места и бежать галопом, дабы блистательно предстать пред возлюбленным, неправильно, не так как должна поступать леди из высшего сословия, в движениях которой рождается сама грация и мерность. Тем не менее поделать с собой она ничего не смогла: пускай быстрыми, но шагами, Эрриаф пересекла гостиную, втиснулась в туфли и подхватила просторное пальто. Стив сперва нервничающий, а после улыбавшийся от топота, дак и вовсе застыл на месте, стоило ему увидеть Эрриаф. И дело было не в манящих губах, идеально подчеркнутых красной помадой, и не в контрасте между черной тканью с белой кожей, даже не в глубоком V-образном вырезе платья, который доходил практически до пупка, нет. Что-то внутри мужчины взорвалось от взгляда, от белесых глаз и нутро рвалось, лишь бы быть рядом, ощущать тонкую талию, осязать бархатную кожу. Сорваться с цепи, но быть вместе, стать единым целым – опасно, твердил, Стиву голос разума, заталкивая инстинкты куда подальше. Сглотнув и резко набрав в легкие воздух, Роджерс неуверенно улыбнулся, а после захлебнулся от неожиданно крепких объятий Риа. — Я скучала, — тихо прошептала Фэр, вдыхая запах Стива. — Даже описать трудно, — согласился он. Разрывать объятия не хотелось, но тем не менее сделать это пришлось – в их распоряжении достаточно времени, чтобы насладиться обществом друг друга. В последний раз вдохнув неповторимый запах Стива, Эрриаф собрав всю волю в кулак, стала инициатором, отодвинувшись от мужчины. Еще раз заглянув в необычайно голубые глаза, девушка отметила, что те словно бы горят, взывают к ней и ее вниманию, хотя она не была уверена, что ее не горели также. Как и говорила Сэри: в любви все мы безумны. Вытянув руку вперед, Эрриаф подождала, пока Стив примет ключи от машины, тем самым намекая, что она заранее обдумала на чем именно они сегодня поедут. Да, пожалуй, Роджерс не задумывался о том, что Бьёр могла выйти в платье или в юбке, его если честно вообще мало волновал внешний вид спутницы, но лишь до тех пор, пока не стрелял в мозг, отпечатываясь в нем ярким воспоминанием. Этот раз не стал для мужчины исключением. Понимая, что он вновь упустил немаловажную деталь, в то время, как Эрриаф продумала и такой вариант событий, Стив ощутил легкий стыд: глупые промахи, словно бы ему пятнадцать, и это самое первое свидание в его жизни. — Чур, за рулем сегодня ты, — улыбнувшись, заключила, Фэр, будто бы не понимая, от чего именно так забавно покраснели кончики мужских ушей. Поездка до ресторана, в который Стив решил отвезти Риа, отдавалась теплотой в груди. Тишина формировала уют, зачастую сплетенные воедино ладони грели сердце. Не хотелось говорить, наверное, уже было достаточно попросту быть рядом, чувствовать друг друга. Единственное, что действительно пугало и напрягало Стива – ресторан, в котором он ощущал себя неуютно. Было видно, что Эрриаф подобных трудностей не испытывала: около гардероба позволила услужливому персоналу помочь снять с нее пальто, а после, дождавшись своего спутника, коим являлся сам Стив, проследовала в зал, где им показали столик и тут же отдали меню. Ни взгляды, ни атмосфера дороговизны, ни присутствие высших слоев населения девушку не смущали, как смущали того же Роджерса. Он рос обычным ребенком, можно сказать бедным парнем, у которого порой не хватало денег на булку хлеба, что уж говорить о лекарствах, которые когда-то требовались его матери. И даже став Капитаном Америкой, которого приглашали на все различные приемы, лучше ему не становилось – такая обстановка оставалась чуждой. И все же этим вечером он хотел порадовать Эрриаф, позволяя погрузиться в атмосферу роскоши и искусства, которое было понатыкано во все детали интерьера данного заведения. Впрочем, чего уж греха таить: он спрашивал совет у Романофф и Уилсона. Не удивительно, что шпионка дала более красноречивый ответ, может быть, потому что знала о Бьёр больше других, а может из-за того, что была женщиной. Стив предпочитал полагаться на последний вариант, ему не хотелось верить, что у Риа могли быть скелеты в шкафу, о которых можно было узнать только благодаря шпионским играм. Как бы там ни было, весь вид Бьёр говорил о том, что она чувствовала себя комфортно, так сказать будучи в своей тарелке. Если бы Стив не знал, что девушка была агентом, а семью ей заменил Фьюри, то он бы решил, что она родилась и выросла с золотой ложечкой и строгом воспитании школы для юных леди. Её осанка, высокие манеры, грация движений, — всё кричало Стиву о том, что он ей не пара, заставляло ощущать себя работягой с улицы, случайно зашедшим в дом королевы и истоптавшим грязными ботинками дорогой ковер. Эрриаф был мягкой, светлой, такой легкой и плавной, даже взгляд её был неземным: изучающим, влекущим, околдовывающим. — Стив? И голос ее звучал волшебно, Стив раньше никогда такого не слышал – сравнивать с Риа даже самую лучшую певицу его времени было попросту неправильно. — Стиви. Эрриаф по-птичьи наклонив голову в бок, слегка приподняла одну бровь вверх, задаваясь немым вопросом о том, что же захватило мысли Стива. Да, она знала, что те были о ней, но эмоции оставались непонятными: бушующее море из смятения, любви, притяжения и слабого противостояния. Роджерс и сам не заметил, как одной рукой закрыл рот, а другую, лежащую на столе, сжал в кулаке. — Любуешься? — стараясь не сильно тормошить мужчину вопросами, Эрриаф сводила всё к шутке, тем временем скользя ладонью сжатым пальцам: — Требую у Вселенной вернуть мне Стиви, потому что ваша связь мешает нам отдыхать. Осознав, что все это время он в открытую и без стеснения разглядывал Эрриаф, Стив потупил взгляд, впиваясь им в меню, сиротливо лежавшее перед ним. Он ощущал себя жалким, словно бы идущим против природы, но настойчиво отрицая любые заверения – внутренний голос твердил, что он достоин, и пока он будет рядом с Эрриаф, она будет счастлива. — Прости. — За что, Стиви? — Вновь задумался, оставляя тебя без внимания. — Но в этот раз ты думал обо мне, не так ли? Это греет мое эго. Улыбка у Риа была задорной, а Стив был благодарен за то, что та не нагнетала и не давила с расспросами, потому что он не был готов поделиться своими размышлениями. — Вы готовы сделать заказ? — вежливо поинтересовался официант, стараясь не заострять внимание на лице Капитана Америки или на том, как ладони пары были сплетены воедино. — О, Стив, ты не против если я?.. — Да, конечно, — отозвался Стив, понимая, что Риа в который раз вытаскивала его из неловкой ситуации, ведь за все это время он не то чтобы изучить меню, он его даже открыть не удосужился. Эрриаф продиктовала заказ четко, без лишних слов, будто бы отдавала приказ нерадивому агенту, но улыбка, не исчезавшая с красных губ, спасла все: слова казались мягче, более ласковыми. Дождавшись пока официант кивнет и удалится, Стив виновато покачал головой, решаясь признаться в одном: — Такое чувство, что ты всегда держишь ситуацию под контролем. — Даже мне не под силу контролировать всё, Стиви. — Возможно, но ты и правда невероятна. — Тогда отныне я Капитан? — Как скажете, мэм, — тихо рассмеявшись, согласился Стив, не в силах противостоять азартным искоркам, рожденным из глубин белесых глаз.***
Вечер свидания подошел к концу также неожиданно, как и начался, хотя так, наверное, казалось только им двоим, Стиву и Эрриаф. Будучи в ресторане, они много говорили, беседовали об интересах, о смешных случаях и о будущем, в котором каждый видел другого. В этот раз не было в голове Роджерса тоски по прошлому, мыслей о Баки или иных удручающих образов. Этим вечером он был свободен, и даже не обращал внимания на то, как пристально некоторые люди вглядывались в его лицо, словно бы желали подойти и попросить фотографию или автограф. Возможно, само место, а может та аура, которая окружала пару, говорила о многом, и посторонние не решились влезать в чужой мир. Время, тем не менее, останавливаться не спешило, и когда вечер грозил стать ночью, паре всё-таки пришлось покинуть ресторан, уже хотя бы из уважения к персоналу, который старательно обслуживал столь редких гостей. Из-за выпитого шампанского, к слову, подаренного управляющим, Стив отказался вести машину, предпочитая, как нормальный человек вызвать такси. И дело было не в том, что за шампанским последовало дорогое вино и еще одно, нет, от алкоголя он не опьянел. Впрочем, этим вечером он действительно ощущал спутанность мыслей, легкую дымку, прикрывавшую трезвый ум, и необыкновенную легкость в теле. Да, он был пьян, но не от алкоголя, от Эрриаф. Девушка была прекрасна и каждого озаряла светлой улыбкой, на которую хотелось улыбнуться в ответ. Длинная шея манила, позволяла понять отчего художники во все времена ценили белоснежную кожу с ее будоражащим видом. На самом деле Стив не мог заставить себя оторвать взгляд и удержать пальцы, которыми, зарываясь в длинные волосы, нащупал пару шейных позвонков. В такси они смеялись, обнимались и Роджерс шептал что-то смешное на ушко Бьёр, стараясь при этом вдыхать её неповторимый аромат. Водитель тактично молчал, делая вид, будто бы для него существовала только дорога, да и был он один, без пассажиров. То ли такси дорогое, от ресторана, то ли человек понимающий – всё вместе, само собой пришло к выводу мужское сознание, когда Стив уже провожал возлюбленную до двери. Стоя в общем коридоре, он понимал, что еще минута и им вновь придется расстаться: на день, на два, а может на неделю. Не хочу, заявлял Роджерс, ощущая неприятную ноющую боль в районе груди. Она отрезвляла его разум, и чем больше он смотрел на Эрриаф, тем сильнее хотел остаться, игнорируя весь мир с его потребностями. Девичья шея тонка и бела – Стив не мог отказать себе в удовольствии оставить на ней след. Легкий поцелуй, потом второй, но более грубый, третий словили красные губы. В голове легкость, в теле еле ощутимая невесомость, всё по инерции, по старейшему танцу: талия у Эрриаф тонка, она худая, мягкая даже не смотря на мышцы, по которым поглаживающе проходились широкие ладони. Фэр было горячо, до боли приятно. За грудиной что-то больно ширилось, грозилось разорваться – переполняющая нежность, любовь, страсть. Желание ощущалось иначе, но она этого еще не понимала. В какой-то момент девушка осознала себя подхваченной под ягодицы и прижатой к стене, кажется, они были недалеко от спальни. А как миновали коридор? Какая разница, заключило сердце прежде, чем мозг успел выдать более-менее адекватную мысль. Плевать, шептала Фэр, словно бы убеждая и себя и Стива в том, что всё мирское остается там, за дверью, а этот вечер, эта ночь их и только они вправе решать какой она станет. Скрестив ноги, Эрриаф сильнее прижалась к Стиву, дергая того за ворот рубашки и направляя к спальне. — Если ты хочешь остановиться, то скажи это сейчас, — задыхаясь шептал Стив, из последних сил удерживая себя от точки невозврата. Нет, мысленно ответила Эрриаф, не позволяя одуматься ни себе, ни ему. Дернувшись назад и потянув за собой мужчину, она оказалась на мягкой постели, придавленной сверху Стивом. Тяжелый, но не настолько, чтобы бояться задохнуться, нет, Фэр больше боялась захлебнуться от бушующих вод эмоций: ее и его. Стив прижимал девушку к кровати, продолжая целовать яростно, неистово, заставляя Риа сгорать от нарастающего желания, словно то было пламенем. Оно исходило изнутри, выплескивалось наружу лавовым потоком растекаясь по венам. Жарко, как же горячо. Эрриаф не могла противиться, не могла найти в себе силы остановиться, прекратить безумие, настигшее ее рядом со Стивом, впрочем, сам мужчина теперь останавливаться не собирался. Пока тонкие пальцы зарывались в густые короткие волосы, Стив умело стягивал красивое, но такое лишнее на данный момент платье. Оно словно бы было создано, чтобы поскорее покинуть прекрасное тело, оставляя обладательницу почти что нагой. Стив должен был остановиться, на миг замереть и предаться любованиям невозможной Эрриаф, однако то было выше его, а внутреннее пламя росло слишком быстро. Сорвавшись на поцелуи, Стив кусал нижнюю губу, что красным цветом манила его взор. Переходил к щеке, подбородку, вновь возвращаясь к шее, присасываясь к ней, будто вампир, в поисках жилки, сонной артерии. Слишком манящая, слишком прекрасная, желанная и полностью его, Стива. Девичья грудь ходила ходуном, стараясь помочь легким насытиться кислородом, и в этом хмельном качающемся мире Эрриаф ощущала неизведанный ранее ток, копившийся внизу живота. Стоило Стиву оказаться нагим, прижаться ближе, и девушка не удержала стона, сорвавшегося в нетерпеливые губы. Ей хотелось большего, ранее не познанного, но от того не менее желанного – стать целым, слиться воедино. Уперевшись ладонями в мужскую грудь, Фэр слегка оттолкнула от себя настойчивого партнера, вновь вдыхая кислород. Оторвавшись от губ, Стив позволил себе исследовать нагое тело, скользя по бокам, и оставляя поцелуи-укусы на каждой изгибе, на каждой ложбинке, на груди и под ней, пока не дошел до пупка, не облизал и не услышал стон, не ощутил в разы увеличившийся прогиб в спине. Ниже, всё еще нужно было спуститься ниже, следуя инстинктам, следуя внутренним ощущениям: больше огня, меньше кислорода. Эрриаф вздрогнула, словно бы от удара током, на миг распахивая глаза, после зажмурившись и сжав в ладонях смятое одеяло. В ней просыпались ощущения, которых прежде девушка не знала, о которых не ведала, и прежде чем окончательно отдаться во власть старейшему танцу, она осознала, что не в силах контролировать тело, с беспрекословным подчинением ластящееся к мужским губам. Широкие мозолистые ладони на ягодицах приподнимали бедра, открывали больше места для действий, контролируя, удерживая Эрриаф на весу, и вместе с тем изгоняя разум из реальности. Бывает ли сладость иная, нежели та, которую мы ощущаем языком? Теперь Фэр без устали шепотом твердила тихое «да», порой срываясь на имя Стива и всхлипы. Нечто невероятное, прекрасное и вместе с тем порочное, грешное, — это ощущение стремилось вверх, захватить все тело, от места, где горячий язык соприкасался со влажной плотью, до кончиков пальцев ноги, но макушки и волос, ореолом окруживших голову Эрриаф, пытавшуюся ладонью заглушить самые громкие стоны. Переполнявшее щекотливое чувство, грозилось взорваться, выйти из-под контроля и унести с собой девушку, постоянно прогибавшуюся в спине, лишь бы ощутить больше, прочувствовать сильнее. Впрочем, тихое хныканье, более похожее на плач разочарования, огласило комнату, стоило Стиву оторваться, вернуться к красным губам. Подхватив длинные ноги, прижался сильно, резко, грубо, съедая болезненный стон ртом. На секунду замирая, вместе с Эрриаф. Ладонью сжал упругую грудь, словил новый вдох и, впиваясь взглядом в белесые глаза, двинулся вперед. Без слов, без жестов, имея только взгляды, поцелуи-укусы. Молчаливо подчинял и подчинялся обоюдному желанию сам, добровольно отдавался страсти. Движения быстрые, выдохи частые, кожа мокрая от пота, и в глазах стойкая пелена. Исцарапанная мужская спина, и даже местами проявляющиеся синяки, оставленные не в меру сильными тонкими пальцами. Сливаясь воедино, подобно смерчу, двум прибрежным течениям, Стив и Эрриаф забывались, теряли собственное «я», желая лишь устранить раздражающий зуд, наконец-то отпустить тот ток, копившийся внутри. Быстрее, сильнее, безумнее. Вихрь с головой унес двоих, кружа и путая, пока мир перед глазами не помутился, пока нервы не превратились в струны, напрягая тело, лишая его воли, и комнату не огласил обоюдный стон, звучавший на удивление в унисон. Эрриаф обмякла сразу, находя в себе силы закрыть руками глаза, будто бы прячась и стыдясь того, что произошло. И Стиву это не нравилось, его пугала такая реакция, будто бы Риа вдруг осознала, какую ошибку она совершила, связавшись с ним. Даже при том, что сил в Роджерсе оставалось ничуть не больше, чем в девушке, он, удерживая тонкие запястья, отвел руки в стороны, чтобы встретить слезы, наполнявшие белесые глаза. — Я люблю тебя, — сказал Стив уверенно, без прочих «но». — Я люблю тебя. Не выдержав, Эрриаф, вырвав руки из крепкой хватки, обняла, наклонившегося мужчину за шею, притягивая ближе и носом утыкаясь в изгиб. — Я тоже, Стиви, я тоже. Ей хотелось плакать, то ли от переполнявших ее эмоций, то ли нестабильности ядра, а может, от страха иметь невзаимные чувства и счастья, что те все-таки оказались обоюдными. В одном Стив был уверен: теперь он Эрриаф не отпустит, не сможет, да и вряд ли позволит кому-либо забрать ее у него. Крепко обнимая нагое тело, прижимая к себе девушку за талию, Роджерс укрыл их скомканным, пропитанным потом одеялом, отмечая, что это, пожалуй, самая счастливая ночь в его жизни. Тихое сопение Эрриаф было тому доказательством.