Ловушка для Осборна. Невозможное возможно I.

Шло время. Детям Оделия и Сабина настала пара взрослеть. Первым этапом было поступление в школу.       В семье Готтер даже не сомневались в выборе учебного заведения и отправили своего единственного сына, и надежду, на обучение в школу при пансионате Космической Военной Академии. Элфи категорически запретил посылать ребёнка в пансионат на стационарное обучение. Спорить с папой Элфи не стали, он и сам смог всех убедить в том, что отправлять ребёнка, у которого есть семья «в какой-то там пансионат» нет смысла. В конце концов, он не сирота и не брошенный всеми ребёнок. Муж внял аргументам супруга, а Осборн и Сабин были вынуждены согласиться. Будучи маленьким альфой, Огюст спокойно и с достоинством, свойственным семье Готтеров, переносил адаптацию.       Учился Огюст Готтер хорошо, имел несколько хороших друзей, его уважали одногруппники. Сабин строго следил, чтобы сын не таскался за омегами, по примеру отца. Огюст, будучи уже достаточно взрослым, не понимал беспокойство родителя и каждый раз, когда тот читал ему нотации, театрально закатывал глаза к потолку и фыркал, как жеребец. Сабин сердился и каждый раз грозил, что если хоть одного омежку он лишит невинности в Академии, то заберёт домой и устроит домашнее обучение. В защиту сына вставал Осборн, убеждая мужа в том, что их сын воспитан, не так плохо, а потому будет внимателен и осторожен.       А вот маленького Агнеса Гольд Мориц не послал учиться в Академию по настоянию Оделия. Муж убеждал альфу в том, что не желает, чтобы Гольд посылал ребёнка в КВА по той простой причине, что там будет учиться отпрыск ненавистных Готтеров, а Огюст и Агнес — дети одногодки. Не хватало, чтобы они были знакомы и тем более попали в одну группу. Оделий утверждал, что там, где Готтеры, окружающих настигает несчастье. К тому же, аргумент «желаю, как можно больше времени не видеть твоего сына» тоже возымели на Гольда действие. Так, по крайней мере, можно было снять излишнюю раздражительность омеги. Цена – постель раз в неделю. Оделий согласился, так как понимал, что альфа должен что-то иметь с того, что выполняет его капризы. Поэтому, Агнеса отдали учиться в Ланклиц, в закрытую школу-интернат, где когда-то учился сам Гольд Мориц. Этот интернат славился тем, что альфы и омеги учились отдельно. И если альфам были предоставлены практически все сводобы, то омеги были лишены этого. Ничему конкретному детей не учили и не специализировали на конкретных направлениях образования. Чересчур строгое обучение омег заключалось в освоении азов элементарного образования (писать, читать и считать), плюс — этикет и нормы морали. Омег учили быть омегами, вести хозяйство, рукоделиям, знать своё место в доме, подчиняться альфам, но при этом быть чопорными и строгими к себе и людям. В отличие от омег, обучение маленьких альф в корне отличалось. Их учили законам, экономике, истории и политике, развивали в них физическое тело и лидерские способности. В некотором роде, альфа, закончивший обучение в Ланклиц, считался весьма успешным и авторитетным человеком, а само заведение считалось престижным.       Адаптация Агнеса прошла очень тяжело. Он неделю не желал выполнять никаких требований, много плакал, почти ничего не ел, звал отца, просил забрать. Естественно, Гольд его не слышал. Он сам едва оторвал от себя сына, передавая его наставнику. Сердце альфы обливалось кровью, когда он видел и слышал, как кричит его ребёнок. Тем не менее, учиться надо, Гольд был вынужден отдать своё единственное чадо туда, где успешно выучился сам. Разница лишь в том, что он альфа, он умом, зубами и кулаками выбил уважение к себе, а Агнес ещё маленький омежка. Ему будет сложнее. Гольд не мог этого не понимать, поэтому морально долго готовил сына к поступлению. Однако стоило Агенсу увидеть серо-коричневые каменные стены интерната, как у него началась истерика. Гольд кое-как это выдержал, а домой приехал злой и нервный. Оделий быстро это заметил. Взглянув мужу в глаза, он ухмыльнулся и скрылся в своей комнате. В отличие от Гольда, он был безумно рад, что отделался от собственного ребёнка. Если Огюсту Готтеру во многом повезло, то Агнесу Морицу же было несладко. В начальные годы обучения он присматривался, без желания и словно делал одолжение, учился, стойко сносил наказания, если как таковые имели место быть за неповиновение наставнику, а когда исполнилось двенадцать лет начал планировать побег. Ему до скрежета на зубах надоели эти жёсткие требования и рамки, в которые его загоняли наставники. Хотелось не только сбежать, а поубивать всех наставников вместе взятых, после чего спалить интернат дотла. Однако возможности маленького омежки были ограничены, а опыта в побегах нет. Поэтому, первые его попытки, вырваться на свободу ничем хорошим не заканчивались. Его ловили, ругали, запирали в изоляторе, держали ”на хлебе и воде” до приезда кого-то из родителей. И, если отцу он пояснял причины попыток сбежать и тот принимал, журил лишь немного, то когда приезжал Оделий, Агнесу сильно доставалось. Мальчик после таких «встреч» отлёживался несколько дней. Несмотря на наказания, омежка с завидным упорством продолжал попытки сбежать каждый раз, когда предоставлялась такая возможность. Постепенно, он понял, кто может ему помочь. Омеги старших курсов сами не решались сбегать, но Агнесу рассказали, как можно обмануть наставников, когда те идут с вечерней проверкой и проверяют, все ли на месте, чем себя можно на постели заменить; как и чем подкупить охранников, где есть лазейки для выхода, что с собой взять, чтобы не пропасть с голода и где спрятаться, чтобы не нашли.       Кроме всего прочего, в течение всей учёбы Агнес делал всё возможное, чтобы наставники сами попытались от него избавиться, отчислив из интерната. Ему часто говорили, за что наказывали. И всегда было одно и то же — нарушение правил устава школы и внутреннего распорядка. Агнес смекнул, что правил этих он почти не знает, а потому, пока сидел однажды взаперти, попросил текст устава и прочих правил, чтобы изучить подробнейшим образом. Наставники были довольны, думали, ребёнок берётся за ум и изучив правила, будет вести себя как положено. Как же! Ждите! Знание устава и правил ему нужны были ровно для того, чтобы нарушать эти самые правила целенаправленно. Помимо опозданий, на которые старались уже не обращать внимания, Агнес затевал драки, срывал уроки, устраивал маленькие пожары в общей учебной кухне. Но этого оказалось мало, поэтому он подбрасывал наставникам дохлых мышей и земляных червей в столешницы или прямо в преподавательскую комнату. А омеге, который постоянно настраивал всех против него, он подмешал в шампунь тяжело смываемую краску, а потом делал усиленно вид, что он здесь ни при чём!       Но самым показательным нарушением, устроенным Агнесом, и которое обошлось ему слишком дорого — стала вылазка на территорию альф. Ему было семнадцать, когда он решил тесно познакомиться хоть с кем-то кто не омега. Преодолеть многокилометровый забор, разделяющий интернат на две зоны, не составило большого труда. А все потому, что он узнал, где именно в заборе имелась брешь. Время для вылазки он выбрал после обеда, когда в запасе был целый час свободного времени, а после начинались занятия по флористике. Агнес рассчитывал, что его не хватятся еще долго.       Как только преграда была преодолена, Агнес скинул с себя пиджак, который мог его скомпрометировать, а все потому, что на нем имелась эмблема омежьей половины интерната. Позже, когда он планировал вернуться назад, взял бы его, а пока он оставил лежать предмет гардероба под раскидистым деревом возле забора. Стояла жара, поэтому омега расстегнул первые три пуговицы на рубашке. Дышать сразу стало легче. Пройдя немного вперед, омега вышел на огромный зеленый луг. Место, куда он попал, совершенно отличалось от омежьей половины. Ему даже показалось, что солнце светит ярче и жарче на половине альф, нежели на омежьей. Воздух был совершенно иной, в нем чувствовалась свобода и раздолье, чего он не мог сказать о половине, на которой жил вот уже долгое время.       Вдалеке показались строения, и он направился к ним. Подойдя ближе и рассмотрев получше Агнес, понял, что это местные конюшни. Альф учили ездить верхом, красиво держаться в седле, а также они могли устраивать различные конные игры. На одну из таких игр он как раз и попал, сам того не зная.       Молодые люди, одетые для конного поло, выводили своих поло-пони из конюшни. Агнес спрятался за угол вспомогательного строения и внимательно наблюдал за красивыми ухоженными лошадьми и не менее красивыми молодыми альфами. Все они были из богатых и знатных семей. Прекрасно сложенные, мужественные и довольно привлекательные. Один из альф, который вышел предпоследним, сильно приглянулся Агнесу. Его образ, сразу же привлек все внимание юного любопытного омежки. Высокая сексуальная фигура в шлеме, обтягивающих белых бриджах и высоких лакированных сапогах до колен, темно-синей рубашке, практически затмила солнце. Его темные волнистые волосы слегка торчали из-под шлема, загорелая кожа отливалась бронзой. Светлые глаза лучились, а на губах играла улыбка победителя. Агнес не мог отвести глаз от этого альфы, подобия Адониса.       Неожиданно прозвучал звук горна, Агнес вздрогнул, а молодые люди поспешили к полю, на котором должна была произойти игра между двумя командами: командой в темно-синих рубашках и желто-зеленых. Стараясь быть незамеченным, Агнес Мориц, украдкой пробрался к смотровым рядам и занял положение в самом неприметном месте, возле ограждения.       В воздухе витал запах азарта. Агнес решил для себя, что будет болеть за команду в темно-синих рубашках, а именно за альфу, который ему понравился. Имени его он не знал, но это не уменьшило его интереса и ажиотажа. Один только внешний вид альфы верхом на поло-пони увеличили его возбуждение в ожидании первого матча по поло, который он увидит впервые. До этого дня он только слышал, но еще ни разу не видел, что представляет из себя эта игра.       Игра началась, и сердце омеги затрепетало. Будучи более проворнее, команда в темно-синих рубашках сразу же отыграла для себя преимущество, и мяч оказался у них. Альфа, за которого болел Агнес, оказался форвардом. Одним метким ударом клюшки по мячу, он заставил его лететь в нужном направлении, а сам направил лошадь следовать быстрее туда же, чтобы сделать еще один удар и уже попасть в цель. Через мгновение ему все же удалось забить первый гол в ворота соперников, несмотря на то, что соперники не дремали. Все участники команды были рады первой победе, но их тайный болельщик радовался куда больше, чем сами игроки. Агнесу хотелось воскликнуть во все горло и порадоваться также громко, как и другие, собравшиеся, но он не мог. Раскрытым прежде времени быть не хотелось, поэтому он, покусывая губы, визжал про себя от восторга, крепко сжимая кулачки.       Для Агнеса Морица игра была действительно захватывающим зрелищем. Хоть что-то интересное происходило сейчас в его жизни, что-то, что сильно отличалось от той серости и занудности, оставшиеся за пределами забора на омежьей половине. Огромная тяжелая масса лошадей и молодых альф в пылу атаки яростно носилась туда-сюда по полю, преследуя один маленький мяч. Поло-пони то останавливались, чтобы наездник смог отобрать мяч, то пускались галопом, меняя направление. Агнес не успевал следить, как быстро мяч переходил от одного игрока к другому.       Но как бы команда в желто-зеленых рубашках не старалась, выиграть им не удалось. Радости Агнеса не было предела и, позабыв обо всем, он невольно сам себя выдал. Когда обе команды проходили рядом с ограждением, Агнес, дождавшись того за кого болел, вылез из укрытия на поле. Он просиял широкой улыбкой и позвал альфу. — Ты восхитительно играл, — сказал он, когда интересующий его молодой человек пришпорил лошадь рядом с ним, а все остальные участники игры продолжили свой путь до конюшен. — Благодарю, — удивленно отозвался альфа, с интересом разглядывая незваного гостя. — Ты как сюда попал? — он выждал немного времени, чтобы их никто не смог услышать и спросил, понимая, что перед ним стоит омега. — Я? — слегка опешил Мориц, не сразу поняв, как так получилось, что его раскусили. — Я новенький… учусь здесь! — То, что ты здесь учишься понятно, но ты случайно половинками не ошибся? Знаешь, как тебе влетит за самоволку!? — альфа спешился и повел лошадь за собой, а рядом шел Агнес. — Ты не представляешь себе, как там скучно, — выдал себя Агнес, практически признаваясь альфе, что он омега. — Могу я узнать твое имя? — Вот так сразу? А ты не из робкого десятка, как погляжу, — усмехнулся молодой альфа, рассматривая омегу. — Какой есть… Я – Агнес! — представился он первым. — Уэйн Дэвис-Уилсон. — Очень приятно, Уэйн, — стеснительно отозвался Агнес, украдкой посматривая на рядом идущего молодого альфу. Его родовитое имя ни о чем не говорило. Кто такие Дэвис-Уилсоны Агнес не знал, да и неважно было. Главное, что он смог поговорить с «первым» альфой в его жизни, не считая отца конечно. — И как так получилось, что ты, Агнес, забрался на территорию альф? — они подошли к выходу с поля и остановились. — А это так важно сейчас? Оказался и все! Я же сказал, скучно там! — омега решил не выдавать свой секрет, иначе про брешь в заборе станет известно не только ему одному. Хотя альфа и казался тем, кому можно довериться, но все же рисковать он не хотел. — Уэйн, а ты давно играешь в поло? — В Ланклице верховой езде альф учат с восьми лет, а играть с четырнадцати. Получается, что уже тридцать лет в седле! — Должно быть это весело… — с грустной усмешкой произнес омега. — Кому как! — Уэйн посмотрел на Агнеса изучающим взглядом.       Перед ним стояло невысокое, хрупкое светловолосое создание с серо-голубыми глазами. Омега казался младше, чем выглядел на самом деле. Белоснежную кожу, не тронутую загаром, альфа мог прекрасно рассмотреть, а все потому, что полы рубашки были довольно сильно расстегнуты. Юный омега сам того не понимая, компрометировал альфу своим небрежным и открытым видом. Лишних проблем молодому наследнику финансовой корпорации было не нужно, да и омежку стало жалко, если тому сильно попадет за внешний вид и побег. Поэтому он решил деликатно избавиться от незваного гостя. — Агнес, не знаю, зачем ты тут, но мой тебе совет: вернись на свою половину, пока еще не поздно. — Переживаешь за себя или меня? Если за меня, то не стоит! На то и расчет, чтобы покинуть эту тюрьму! — Так не нравится место? — удивленно поинтересовался молодой человек. — Не представляешь себе на сколько! Альфа понял, что омежка слишком упертый и никакой довод на него не подействует. Его спасением стал инструктор верховой езды, который, не обнаружив еще одного поло-пони, подался на поиски. — Мистер Уэйн, почему вы задержались? — спросил инструктор, подходя ближе, а когда увидел незнакомца, уже спросил его: — А вы кто? Раньше я вас не видел!       Агнес понял, что попал и не придумал ничего умного, как пуститься в бега. Но удача на этот раз была не на его стороне. Его быстро изловили, а после со скандалом вернули на омежью половину. В качестве назидания другим и наказания, Агнеса поставили перед всеми омегами на возвышение и как следует пристыдили. Каких только слов в свой адрес юный Агнес не наслушался. Но это было самым легким наказанием, которое могли устроить ему наставники. Когда о выходке узнал Оделий, то не упустил шанса сорвать всю злобу на собственного ребенка. Как только он не назвал Агнеса, но одних слов было мало. Агнес чуть не поплатился своей красотой, а все, потому что рука у родителя была «тяжелой».       Но даже это не остановило Агнеса от дальнейших глупостей и попыток сбежать из интерната, который сам омега считал своей тюрьмой. Несколько попыток побега, начиная с третьего курса старшей школы, были удачными и его не могли найти до тех пор, пока не приезжал отец. Только он мог найти и дозваться сына. Когда Агнес всё же выходил на его голос, то бросался в его объятия, а потом долго и горько плакал на плече, моля забрать из этого ужасного места. Гольд увозил Агнеса на неделю домой, но позже, убеждал вернуться, чтобы закончить образование. Обещал забирать каждую неделю на выходные. И, хотя, последнее не было принято в интернате, директор пошёл на встречу Морицу, и позволил это в качестве исключения. Школа – интернат была закрытой, а потому, родители могли забрать ребёнка лишь в двух случаях: если он закончил обучение и на каникулы, включая особые дни по семейным обстоятельствам. Остальные причины были под запретом. Не говоря о том, что покидать самовольно интернат тоже строго запрещалось. Когда Агнес был дома, то от Оделия ему за эти побеги доставалось дополнительно. Гольд едва успевал остановить мужа, чтобы тот не прибил сына ремнём или кулаками. В конце концов, Агнес не выдержал и сбежав от строгости и чопорности, которых ему без интерната хватало, сам явился домой. Бросившись отцу в ноги, он слёзно умолял больше не посылать его в интернат. Причины – те же. Гольд откровенно устал от того, что сын сбегает и плачется. Значит, не всё так гладко, как ему описывал директор. Мистер Смолл утверждал, что, по сути, Агнеса никто не обижает, не наказывает понапрасну, а учиться он и сам не желает. В конце концов, Гольд Мориц принял решение забрать отпрыска их интерната, закончив на этом его обучение. Когда Мориц приехал сам лично в школу, чтобы забрать документы, директор спросил его: — И куда вы денете такого непокорного омегу? Все учатся и ничего. А ваш, словно мешок с чертями, не желает быть омегой и все тут. — Может вы и правы, мистер Смолл, но я уже склоняюсь к тому, что посылать сюда Агнеса было ошибкой. Он сразу сказал мне, что не желает ехать в интернат. Муж настоял. — Могу вам только посочувствовать, господин Мориц. Вы ведь такого непокорного омегу даже замуж не выдадите. — Ничего, придумаем что-нибудь. Без мужа он не останется, поверьте. — Уже сочувствую его мужу, – тяжко вздохнул Смолл. - Надеюсь, господин Мориц, это хоть немного изменит Агенса к лучшему, — директор подал руку для рукопожатия и вернул документы Агнеса. Мориц ответил на жест и забрал папку. На этом, образование почти двадцатилетнего Агнеса Морица было окончено. Продержись он ещё год, то школа – интернат взлетела бы на воздух от шалостей непокорного омеги вместе со всем преподавательским и ученическим составом. *** Гуляя в парке Академии Огюст думал о Ясмэ и всё не мог дождаться его возвращения. Они и так нечасто виделись, а тут отъезд на долгих полтора месяца на съёмки и по делам семьи, если не больше. Когда Сабин узнал, что у сына появился первый омежка, то заявил: — Только попробуй лишить его невинности! Я тебе сразу оторву всё лишнее! — Па-а-а-ап, — протянул виновато Огюст. – Да не собираюсь я лишать его невинности! Мы пока просто дружим! — Вот и дружите! А то знаю я тебя! Весь в отца, такой же любвеобильный! Попробуй только позволить лишнего! — Да, пап, я понял.       Огюсту ничего не оставалось, как прятать Ясмэ от родителей и просто гулять, ограничиваясь первыми неловкими поцелуями.       Так, гоняя грустные думы, Огюст брёл по дорожке и не заметил, как пришёл в дальнюю часть парка, к озеру. Там было несколько омег с биохимического факультета. Один из них сидел в лодке на привязи. Омега держал в руках верёвочку, на конце которой была привязана пробирка для взятия проб. Таких пробирок нужно было собрать пять с разных мест озера, начиная с берега. Три пробирки уже были набраны, осталось две. Когда он показал, что последняя пробирка наполнена и закрыл её крышкой, омеги на берегу дёрнули за верёвку, чтобы подтянуть лодку. Однако сделали они это резко. Парень не ожидал такого поворота событий и не успел схватиться за бортики, чтобы удержать равновесие. Выронив пробирку, омега замахал руками в воздухе и свалился в воду. То ли плавать он не умел, то ли растерялся, но начал тонуть. Омеги принялись кричать, звать на помощь. Один даже стал раздеваться, чтобы нырнуть в воду, но Огюст среагировал быстрее. Пока бежал до берега, сбросил куртку и ботинки. Подплыв к омеге, достал его уже из-под воды и вытащил на берег. Омега не подавал признаков жизни, и Огюст принял меры к срочной реанимации. Методам спасения на воде их учили, а потому, альфа знал, что делать. Через несколько минут активных действий, омега начал судорожно откашливаться, и вода вышла из горла. Ещё немного и парень начал дышать сам.       Когда омега открыл глаза и посмотрел на своего спасителя, Огюст замер. В бездонных голубых глазах теперь утонул он. — С-спасибо, — прошептал омега. — Пожалуйста, — ответил Огюст, едва очнувшись от наваждения. – Ты чего, плавать что ли не умеешь? — Не умею… — А чего тогда в лодку полез? — Так никто не умеет. Мы жребий бросили, и он на меня пал. — Понятно, — вздохнул Огюст, помогая омеге подняться на ноги. – Тебя как зовут? — Рене. Рене Лоттэ. — А я Огюст Готтер. — Очень приятно, — вежливо ответил Рене. — Взаимно, — Огюст невольно мазнул глазами по телу омеги в мокрой одежде. Через форменную футболку проглядывали соски, а мокрые штаны облегали аккуратные упругие ягодицы и стройные ноги. Из-под слегка задранной и прилипшей к телу от воды футболки, виднелся пупок и белоснежная тонкая кожа. — Думаю, на сегодня с тебя хватит научных изысканий. Давай, я провожу тебя до общежития, чтобы ты мог переодеться, — сглатывая вязкую слюну, предложил молодой альфа. Омеги, которые были с Рене быстро собрали свой нехитрый скарб, подтянули лодку, собрав пробирки с пробами воды и потрусили вслед за Огюстом и Рене. Помня наказ папы, Огюст старался не сталкиваться с омегой в Академии. Однако высшие силы словно сговорились и решили иначе. Второй раз Огюст снова обнаружил омегу мокрым. Тот стоял под деревом и пытался укрыться от дождя. Огюст был с зонтиком, шёл мимо и снова предложил помощь. — И чего тебе так мокрым ходить нравится, Лоттэ? — спросил Огюст, подставляя зонт. — Мне не нравится, я случайно… — оправдался парень. — Ага, вижу, — усмехнулся Огюст и предложил. – Идем в беседку, переждём немного. Чего сам-то не догадался? – задал Огюст риторический вопрос. — Идём, — скромно ответил Рене и пошел вместе с молодым альфой в ближайшую беседку. В виду того, что крыша у неё была основательная, а решетчатые стены оплетены плющом, внутри совсем не дуло и было сухо. Когда они пришли и уселись на противоположные скамейки, Огюст поинтересовался. — Скажи, Рене, а как ты попал в Академию? Раньше я тебя здесь не видел. Ты же из небогатой семьи? Иначе, я бы знал твою фамилию. — У меня нет семьи, Огюст, — омега опустил глаза в пол и продолжил. – Я сирота и вырос в приюте. Меня сюда отправили как самого способного. — Ясно, прости, что спросил, — спохватился Огюст, заметив тень грусти в глазах парня. — Всё нормально. Меня часто об этом спрашивают. — А где твои родители? — Погибли в авиакатастрофе. Мне года четыре было, я их даже толком не помню. Сначала у дедушки рос, а потом, когда и его не стало, в приют попал. Теперь уже спокойно об этом могу говорить. Вспоминать не больно, потому как всё уже отболело. — Понятно. Не сладко тебе пришлось. — Да, всякое бывает. Дедушка, умирая просил быть сильным. Только при этом условии я не пропаду. Вот и борюсь за место под солнцем. В приюте выставили условие, что лучший выпускник будет послан учиться в КВА. Это был мой шанс, и я не мог не воспользоваться. Уже второй год учусь. Ты не мог меня видеть раньше, потому что начальную и среднюю школу я закончил в приюте. Я всё сделал, чтобы сюда попасть. Ночей не спал, зубрил, старался чаще отвечать, зарабатывая заветные баллы. Вот и получил возможность. — Молодец, Рене. Это дорогого стоит, когда человек настойчиво идет к поставленной цели. А что ты любишь? — Шоколад, — без раздумий выпалил омежка. — Это единственное, чего мне в приюте не хватало. Дедушка всегда баловал меня им, когда я маленький был. Теперь баловать некому, но шоколад я всё равно люблю и при первой возможности покупаю на сэкономленные деньги от стипендии. А ты что любишь? — Ещё не определился! – ответил Огюст усмехаясь. Он хотел сказать «тебя», но сдержался, так как был ещё Ясмэ. — Хм, понятно, – мягко усмехнулся Рене. — А мне говорили, что альфы ветрены. Теперь я вижу, что так и есть! — Ну, я бы не стал пока делать таких выводов, хотя мой папа именно так и считает. Молодые люди посмеялись и поговорили ещё немного, пока дождь не прекратился. Потом Огюст проводил омегу до общежития и пошёл к себе в комнату. Неделю спустя, после того как Огюст видел Рене последний раз, он застал во время большой перемены очень неприятную картину. Альфы с соседнего потока втроём обступили Лоттэ, прижав к стенке. Они агрессивно что-то требовали от него, а тот испуганно смотрел на них и не знал, что сказать. Подходя ближе, Огюст услышал, как альфы оскорбляют омежку. — Лоттэ, ты чмошник – батан, где лабораторная за семестр? Ты обещал вчера. Уже сегодня! Где работа, придурок?! — Я… я уже сделал… почти, — заикаясь, оправдывался Рене. — Что значит «почти»? Ты хоть понимаешь, что у нас сроки горят и нам надо сегодня до трёх часов дня сдать её? Ты хочешь, чтобы мы тебе руки-ноги переломали за такую наглость? — напирал на слабого самый высокий альфа. — Я сделаю… сделаю… — пропищал испуганно Рене, прижимаясь плотнее к стенке и тут же получил удар под дых от дружка высокого альфы. Рене пополам согнулся от боли. В этот момент подбежал Огюст и развернув альфу к себе, со всего маха ударил его в нос. За него вступились и остальные. Обоим досталось от Огюста. Кому ногой в живот попало, а кому по уху кулаком. Завязалась драка, которую разнял только куратор Готтера, случайно оказавшийся поблизости. Через полчаса вызвали родителей всех драчунов. И, если всех отругали вместе, то Сабин, когда выслушал суть проблемы от куратора и в присутствии остальных родителей альф, заявил, что со своим сыном он разберётся дома, а сейчас забирает его домой. По приезду, он выстроил своего альфёныша в кабинете отца. Раскрашенное синяками и кровоподтёками лицо сына приводило его в ярость. Парень стоял по стойке смирно и не пытался спорить или оправдываться до того, как папа выскажется. Сабин умел сердиться, и если так случилось, то лучше виновато молчать. В противном случае, он раздраконится ещё больше и потребует у мужа более жёсткие меры воспитания в отношении сына. — Уму непостижимо! — начал рычать Сабин на сына. – Огюст, ты хоть понимаешь, что позоришь семью своими драками? Знаешь, что отец с тобой сделает за это? — Знаю… — проскулил Огюст, виновато глядя в пол. — Тогда сам поясни мне, что произошло! И берегись, если по глупости! — Они омегу обижали… — Опять омега! – Сабина подбросило на месте, а Огюст вздрогнул от резкого звука папы. – Огюст! — Но, папа, ты же сам учил, что омег надо защищать, – Огюст вскинул голову на родителя и, глядя в его гневные глаза, протараторил: — Они втроём на него насели. Оскорбляли, требовали сделать за них лабораторные, хотя старше него. Они ударили омегу в живот кулаком, а я не мог не вступиться! — И когда ты перестанешь встревать не в свои дела, Огюст? Неужели нельзя было договориться? — Нельзя… — вздохнул тяжко парень, снова пряча глаза в пол. — Защитник нашёлся! Кто этот омега? — Рене Лоттэ. Он сирота, вырос в приюте. Они пользуются тем, что он много знает, а сами учить не хотят. Вот и требовали с него. — Ясно, — смягчился Сабин. Он сам был омегой и понимал таких, как Рене. – Марш с глаз моих до прихода отца. Мы с ним вечером поговорим, что с тобой делать. Решать ему, а пока, ты под домашним арестом! Всё, идти! — Да папа. Огюст вышел из кабинета, а Сабин не знал, что и думать. С одной стороны, сын прав, альфа должен защищать омегу, а не бить и вымогать с него лабораторные работы. С другой, за драку можно легко вылететь из Академии не взирая на статус. Осборн тогда будет вне себя от злости. Ему придётся лично договариваться с президентом Академии, чтобы тот простил их мальчику эту «нечаянную шалость». Самому же Сабину придётся как можно более мягче объяснить мужу, по какой причине его вызывали в Академию, и Огюст прибыл домой раньше положенного. Не давая никому опомниться после ужина, Сабин осторожно объяснил супругу ситуацию. Осборн спокойно выслушал и пригласил Огюста поговорить в кабинете без свидетелей. Сабин остался ждать у дверей кабинета. За всё то время, что альфы разговаривали, он не слышал ни криков Осборна, читающего нотации, ни голоса оправданий Огюста. Омега сидел в нетерпении, ожидая того, когда закончится разговор альф. Через двадцать минут разговора, муж и сын вышли довольные из кабинета. Сабин подскочил с дивана и пристально посмотрел на них. В его взгляде читалось нетерпение и беспокойство. — Ну?… — спросил Сабин. — Мы поговорили, Сабин, — спокойно ответил Осборн, подходя к мужу. – Огюст, иди к себе, мне нужно поговорить с папой, — обратился он к сыну. — Да, отец, — ответил довольный Огюст. Он быстро развернулся в направлении лестницы и скрылся из вида. Осборн обнял мужа и спросил: — Саби, дорогой, ну что за выражение лица? — Я переживал, до чего вы договоритесь, – ответил Сабин, уткнувшись в плечо супругу. — Мы договорились о том, что завтра я сам лично лечу с ним в Академию, чтобы поговорить с куратором и если потребуется, то с деканом. Буду разбираться и просить не наказывать сына. Ведь он защищал омегу. — Ещё один омега…— тихо прошипел Сабин сквозь зубы. — Скажи спасибо, что наш сын интересуется омегами, а не альфами. — Борн! Ты хоть понимаешь, какие глупости говоришь? – Сабин со злости хлопнул Осборна по плечу, давая понять, что не доволен ответом. — Это ты говоришь глупости, родной, убеждая сына в том, что, защищая омегу он позорит семью. Защита более слабого делает ему честь, а не позорит. Он мне всё объяснил, я верю ему и собираюсь поспособствовать тому, чтобы наказали виновных. Ты доволен? — Да, более чем, — Сабин отпрянул от мужа. Его надутое личико умилило Осборна. Он мягко улыбнулся и, чмокнув мужа в лоб сказал: — Тогда, пошли отдыхать. Правда, я хотел поработать, но сегодня, пожалуй, не буду. Хитрый взгляд альфы красноречиво дал понять, чем именно он бы хотел заняться с любимым омегой. Тот в свою очередь, не менее хитро посмотрел в ответ. Готтеру придется сильно потрудиться, прежде чем развести омегу на то, что он задумал. На следующее утро Осборн и Огюст частным челноком вылетели в Академию. После недолгого разговора Готтера-старшего и куратора, Огюст получил «амнистию», а трое драчунов получили серьёзное взыскание, и в следующий раз они будут отчислены, если такое повториться вновь. Даже обращение к ректору не понадобилось. Огюст, незаметно для себя начал встречаться с Рене, совершенно позабыв об омеге, который любил его. Ни один альфа больше и не думал, чтобы подойти к Рене Лоттэ, что-то потребовать, оскорбить или обидеть. Те полтора месяца, что рядом не было Ясмэ, Огюст занимался Рене. Когда со съемок приехал Ясмэ, то был неприятно удивлён изменениям, происшедшим с Огюстом. Он стал более холоден в отношениях. На прямой вопрос: «Огюст, что случилось?», молодой альфа не знал, что отвечать, как начать разговор. Однако, работая с детства в модельном бизнесе, благодаря знанию приёмов и способов, которые во внутренних интригах использовали омеги – модели, Ясмэ сразу догадался, что у его любимого альфы появился другой омежка. Поэтому, он спросил на прямую. — Огюст, у тебя кто-то есть? Другой омега? — Да… прости, — отозвался альфа. – Я не знал, как сказать. Я полюбил его всем сердцем и теперь не имею и малейшего представления, как быть. Я и тебя терять не хочу, ты дорог мне. — Огюст, как альфа, ты должен определиться с приоритетами. Или я, или он! Ты же не можешь и на стул сесть и рыбку съесть. Решай, кто для тебя важнее! — Понимаешь, Яс, я вами обоими дорожу, поэтому ты просишь о невозможном, — сконфузился Огюст. – Я хочу быть с ним, но тебе предлагаю остаться другом. Просто не перенесу полной разлуки с тобой. Реакция Ясмэ слегка напугала Огюста. Он вскочил с места и отошёл к дереву. Беседа происходила в Центральном парке. Ясмэ был близок к истерике, но не мог себе это позволить в общественном месте. Огюст подошёл ближе и попытался обнять за плечи, чтобы успокоить. Ясмэ отвернулся от альфы и не желал смотреть тому в глаза. — Яс, ну не сердись. Я очень тебя люблю, но как друга. Ты чудесный человек. Такими друзьями как ты, не раскидываются. – Аллорис сбросил руки Готтера со своих плеч. В том, что Ясмэ оказался хорошим другом, было правдой. Огюст не раз имел возможность наблюдать это. — Отойди, Готтер! – Ясмэ закрыл лицо руками и молчал. Огюст ждал, пока тот успокоится и примет решение. – Ненавижу тебя! — Яс, я понимаю, что прошу невозможного, но прости. Давай останемся друзьями! – ещё раз повторил свою просьбу Огюст. — Оставь меня, я должен подумать. — Хорошо, я уйду. Завтра приду сюда с ним, хочу вас познакомить. Ты увидишь, какой он замечательный и сам, быть может, примешь мой выбор. — Хочешь показать мне, на кого променял? Похвастаться, что он лучше, чем я? Ты в своём уме, такое предлагать? Уходи, Огюст! – уже свою просьбу повторил Ясмэ. — Яс… — Огюст попытался подойти снова, но не тут-то было. — Нет… — Ясмэ не выдержал и убежал прочь. Через пару дней, когда первая истерика Аллориса прошла, Огюст позвонил и попросил встретиться. Сказал, что с ним будет Рене. Ясмэ поначалу ругался, не желал идти, но позже успокоился и понял, раз Готтер хочет познакомить его с новым омегой, это что-то да значит. Сам омега после этого ночь проплакал в подушку, принимая ситуацию. Утром, родители на пару с агентом компании, где он работал, ругали за красные глаза. Пришлось брать день отгула, чтобы Аллорис мог прийти в норму. Он пообещал, что больше реветь не будет. Даже капли закапал, чтобы краснота быстрее спала. На встречу с Огюстом, он всё же пошёл. Ночь в раздумьях не прошла даром. Он понял, что лучше останется другом, чем один и без Огюста. А с его новым омегой он уж как-нибудь договорится. Встреча прошла в том же Центральном парке. Ясмэ, как придирчивый дядюшка смотрел на Рене. В первую встречу Аллорис был с ним вежлив, но немного отстранён. Однако в течение последующих месяцев, ребята встречались довольно часто. Ясмэ постепенно принял Рене, подружился с ним и сам не давал его в обиду, если кто-то набирался смелости и пытался обижать или говорить обидные вещи. Сам Рене тоже не был так прост, как казалось с самого начала. Оба омеги прекрасно сработались против чужих альф, когда рядом не было Огюста. Готтер видимо, не ошибся в обоих омегах и быстро понял, что оба друг друга стоят, приняли ситуацию и сдружились. А порой даже ему самому выговаривали, на что он наиграно, часто ворчал: — Сговорились против меня, да?! А незадачливые омеги хором отвечали: — Да! – и смеялись заливисто, дразня Огюста.       Омеги держали связь даже тогда, когда Ясмэ был на очередных съёмках и фотосессиях, затягивающихся на пару – тройку месяцев. А вот своего альфу Аллорис так и не нашёл. Да и как найдёшь, если по условиям контрактов он не имел права выходить замуж, пока работает? Не успевал окончиться один контракт, как родители на пару с агентом находили другой. Альф – моделей было полно, каждый по своему интересен и привлекателен. Однако, кроме как коллег, он и сам их не воспринимал. На личную жизнь времени тоже почти не оставалось. Зато, если Огюст или Рене с ним связывались, то мог получить или дать всё от ответов на вопросы, до совета и помощи. С Рене Лоттэ Огюст встречался больше года. За это время он всё же успел познакомить родителей со своим омегой и заявил, что после окончания Академии женится на нём. Сабин был доволен выбором сына. Ему понравился скромный и вежливый парень, знающий себе цену. А то, как ребята смотрели друг на друга, красноречиво указывало на их настоящие искренние чувства. Осборн присматривался к выбору сына дольше, но в конце концов тоже принял и после окончания сыном учёбы, планировал грандиозную свадьбу. Однако, судьба распорядилась несколько иначе.