Последний враг истребится — смерть

      Гарри уже несколько минут смотрел на Воскрешающий камень, не решаясь поднести к нему руку. Он сидел на диване в Выручай-комнате, представленной в виде гриффиндорской гостиной, и поленья потрескивали в камине, помогая скрасить почти пугающую ночную тишину, столь неподходящую для этой комнаты. Гарри хотел, чтобы родители увидели место, которое что-то значило для них, которое когда-то было им дорого, ведь годы в Хогвартсе были самыми счастливыми в их недолгой жизни.       Воскрешающий камень, казалось, притягивал его, и Гарри не мог понять, насколько реальным было это неестественное чувство. Он знал, что Камень не является Даром Смерти в прямом смысле этих слов. Дамблдор говорил ему, что все три артефакта были созданы просто очень сильными и талантливыми волшебниками. Но от этого знания мания к ним у людей не утихала, а только больше разгоралась, ведь такая история звучала куда более правдоподобно, чем детская сказка.       Мальчик решил, что сегодня точно поговорит со своими родителями; он взял с собой мантию-невидимку, Карту и книгу, что за всё время так и не смог открыть. Он счёл это время подходящим, потому что Сириуса скоро оправдают, и даже лишившись Камня, он не останется без семьи.       Ему не хотелось этого признавать, но слова Снейпа немного подтолкнули его, даровав ему некую определённую цель, вместо слепого желания пообщаться с умершими. Он страшно боялся, что Камень сведёт его с ума, как свёл когда-то своего создателя и множество людей после него. Сейчас Гарри начинал подозревать, что Дамблдор отдал ему его не только по доброте душевной, но и потому, что сам не мог справиться со своим желанием, уже один раз погубившим его.       Камень был величайшим сокровищем в руках Гарри и в руках директора; восхищение и упоение, одолевающее их двоих, было сравнимо только со страхом и отчаянием, возникающими в те же минуты. Но в руках Тома Реддла этот камень не представлял никакой ценности, ведь ему некого было возвращать с того света, не по кому было горевать. Гриндельвальд тоже не вожделел этот Дар так рьяно, как Бузинную палочку, дающую могущество и власть. Было ли столь сильное чувство привязанности слабостью? Или, может, оно было частью той всепоглощающей силы любви, о которой всегда говорил Дамблдор, которую не понимали ни Реддл, ни Гриндельвальд?       Гарри вздохнул и протянул руку к Камню, почувствовав холодную гладкую поверхность с едва ощутимым знаком Даров Смерти на ней. Он прикрыл глаза и представил своих родителей, три раза повернув камень в своей ладони.       — Гарри. — Ласковый голос Лили показался ему тяжёлым и гнетущим, навевающим самые худшие воспоминания, которые он отчаянно пытался упрятать в глубине своей измученной души.       Гарри открыл глаза и улыбнулся, оглядывая возникших перед ним родителей. Они были такими молодыми и казались слишком счастливыми для мёртвых; они с искренними, тёплыми улыбками смотрели на мальчика, и Гарри с трудом заметил слабое удивление на их лицах. Их внешность ничуть не изменилась с той роковой минуты в Запретном лесу.       — Как такое возможно? — спросил Джеймс. Он оглядел гриффиндорскую гостиную и печально улыбнулся, не найдя окон. Он, должно быть, понял, что это всего лишь Выручай-комната. — Ты был с нами, Гарри. Долгое время. А потом вдруг просто исчез.       — Время повернулось вспять, — прямо ответил Гарри. Мысль о том, что он жил счастливо со своими родителями, пусть и неизвестно где, острым лезвием вонзилась в его сердце, и глаза защипало от непрошеных слёз. — Вы понимаете это? — глупо спросил он.       — Мы подозревали, — ответила Лили. — Мы не ощущаем время так, как ощущают живые, поэтому не могли знать наверняка. Многие исчезли отсюда, как и ты, Гарри. — Она смотрела на него с такой любовью в глазах, что Гарри не смог сдержаться и протянул к ней руку, что сразу же прошла сквозь пальцы матери. Мальчик с ужасом дёрнулся назад, замечая, что мебель гостиной виднеется через призрачные тела родителей.       — Я этого не помню, — с горечью ответил он. Гарри даже не подозревал, как сильно ему хотелось поговорить с родителями, перекрывая своё желание отчаянным страхом и голосом разума.       — Ты так юн, — тепло засмеялся Джеймс, и Гарри вновь улыбнулся. Тяжёлое колющее ощущение в его груди постепенно сменялось радостью и надеждой. — Ты был совсем взрослым, когда попал сюда.       Когда умер.       — Время отмотали на десять лет, — собственный голос показался ему чужим, спокойно повествующим о вещах, которые не были понятны ему самому, — но для меня на пять. Сейчас 1993 год.       — Ты знаешь, как это произошло? — поинтересовался Джеймс, и Гарри захотелось улыбнуться ещё шире. Его отец был таким же любопытным, как и он сам. Лили притворно закатила глаза, и искреннее счастье отразилось на её полупрозрачном лице.       — Одна девушка сделала это. — Гарри не хотел лгать своим родителям: перед мёртвыми ему нечего было скрывать. — После моей смерти Волдеморт победил окончательно, он поработил всех магов и маглов, и это был единственный способ его остановить.       — Дамблдор тоже был здесь. — Джеймс запустил руку в свои растрёпанные волосы, и тепло разлилось по венам Гарри от этого простого жеста. — Он был таким молодым, — усмехнулся мужчина, — что я даже сначала не поверил своим глазам. Он был старцем с седой бородой сколько я его помню.       Гарри рассмеялся, и Лили, пусть и немного недовольно, подхватила его смех. Молодого директора мальчик себе точно не мог представить. Он видел однажды его на фотографии, и ему казалось, что это совсем другой человек.       — На самом деле, Гарри, мы были готовы к чему-то подобному, и ты был готов, — серьёзно заговорила Лили, и Гарри вздрогнул от такой перемены. — Дамблдор предупреждал нас о втором шансе для этого мира, но он говорил загадками, и нам оставалось лишь строить предположения.       — Откуда он знал? — Гарри не понимал, удивляться ему или просто смириться с этим, как с очередным фактом. Дамблдор даже после смерти не изменял своей натуре и продолжал держать всех в неведении, разговаривая призрачными намёками.       — Он был тут не один. — Лили отвела глаза в сторону, и Гарри увидел, что её тело слабо колеблется в воздухе. Она парила не так высоко над полом, чтобы это сразу бросалось в глаза, но мальчик заметил. — С… другом, я думаю. Кажется, Дамблдор был счастлив. Но потом этот парень стал периодически пропадать — кто-то вызывал его так же, как ты нас, и вскоре случилось это, — она повела тонкой рукой в воздухе, и Гарри засмотрелся на это короткое живое движение, — и тебя тоже кто-то вызывал несколько раз, но ты не говорил нам ничего.       Гарри казалось, что кто-то там наверху издевается над ним. Тайны и интриги не отпускали его даже после смерти. Видимо, Джордж говорил с ним пару раз. Но почему Марго не сказала ему об этом? Почему утверждала, что не знала, где искать крестражи?       — Ты ведь знаешь, кем был тот парень, — усмехнулся Гарри. Он видел в воспоминаниях Снейпа письмо, написанное Батильдой Бэгшот для Лили, в нём говорилось о дружбе Дамблдора и Гриндельвальда, пусть тогда в неё и сложно было поверить.       — Вообще-то да. — Джеймс удивился, но улыбка не исчезла с его лица. — Мы слышали рассказы об их давней дружбе с Гриндельвальдом, но никогда не придавали им значения.       — Каково там? — вдруг спросил Гарри. Он столько раз избегал смерти, но понимал, что в конце концов она всё равно настигнет его. Ему не хотелось оказаться перед пропастью неизвестности, когда Волдеморт направит на него палочку. Он больше не желал говорить ни о Дамблдоре, ни о Гриндельвальде, ни о всех секретах, коих ему было достаточно и в повседневной жизни.       — Тут спокойно, — просто ответил Джеймс. Его очки, которые почему-то даже сейчас были при нём, отразили пламя свечи, и это заставило Гарри поверить, что перед ним находятся всё же не просто призраки, а нечто большее. — Мы все в одном месте, Гарри, будто в бесконечности и вечности.       Гарри не понимал этого. Слова отца стали для него очередным вопросом, сливающимся с сотнями других, что преследовали его, не давая забыться и ощутить… спокойствие.       «Тут спокойно». Это было тем, чего он хотел на протяжении всей жизни. Спокойствие, безмятежность и забытьё стали его несбыточной мечтой, от которой он сам раз за разом отказывался, кидаясь в гущу событий. Но он не мог иначе. Он не мог смотреть, как дорогие ему люди страдают, как война забирает сотни и тысячи невинных жизней. Лучше пусть она заберёт только одну — его собственную.       Он опустил глаза, не в силах больше смотреть на улыбки родителей, до которых никогда не сможет коснуться, не сможет обнять. Он бы хотел сказать им так много, но слова застревали в его горле тяжёлым комом из слёз, и он чувствовал, как последние силы, неведомым образом позволяющие ему бороться и не сдаваться, покидают его, оставляя лишь ощущения сожаления и горечи.       — Это мантия-невидимка? — сменил тему Джеймс. Наверняка он понял состояние сына и решил хоть как-то приободрить его. Он с лукавой улыбкой смотрел на мантию, и Гарри приподнял её, открывая взору родителей Карту и яркую красную книгу.       — Ты знаешь, как открыть её? — Гарри кивнул на книгу и постарался тоже улыбнуться, он не хотел утопать в отчаянии: ещё слишком рано.       — Ты нашёл её, — рассмеялся Джеймс. Лили смотрела на книгу с таким же интересом, как и сам Гарри, она явно не знала о ней. — Её может открыть только один из Мародёров.       — Люпин сейчас работает в школе. — Гарри не подходил к нему с вопросом о книге, он хотел обсудить это с Сириусом, да и сейчас решил всё равно подождать освобождения крёстного. — А над Сириусом скоро будет суд, его оправдают.       — Сириус тоже был здесь, — улыбка исчезла с лица Джеймса, — он рассказал нам о Питере.       — Его поймали и скоро отправят в Азкабан. — Гарри не стал вдаваться в подробности плана, это сейчас было лишним. Отец выглядел напряжённым, и Гарри представлял, каково ему. Как бы он себя чувствовал, если бы Рон предал его?       — А как Северус? — спросила Лили, и Джеймс раздражённо дёрнулся, услышав знакомое имя. — Дамблдор говорил, что он перешёл на сторону света, но мы так и не встретились с ним здесь. Наверно, он не желал никого видеть.       — Он помогает Ордену, — ответил Гарри. Ему стало грустно от слов матери. Снейп устал от этой войны не меньше его самого и тоже хотел спокойствия. Но неужели спокойствием для него было одиночество? Гарри бы ни за что не хотел оставаться один. Он любил свою семью и своих друзей, он не отказался бы от них. — И он несчастен, — этот факт сам собой вырвался из него, но он не жалел о сказанном. Перед ним были его родители, он мог говорить им, что думает.       — Передай ему, что я его прощаю, — с грустной улыбкой сказала Лили. Гарри не знал, как именно закончилось общение Снейпа с его матерью, и не хотел погружаться в эту печальную тайну.       — Хорошо, — кивнул он. Кто знает, может, это что-то изменит для профессора. — Я позову вас снова? — Он понимал, что родители ему не откажут, но всё равно не мог не спросить. Возвращение обратно в мир живых было мучительно для умерших, и Гарри не хотел причинять им боль. Он и так причинял её практически всем, кто был рядом.       — Конечно, — вновь улыбнулся Джеймс.       Гарри отпустил Камень, что всё это время до отпечатков на коже сжимал в руках. Его родители исчезли, и он, как и предполагал, почувствовал опустошение и тянущую грусть. Даже счастливые воспоминания о друзьях и Сириусе меркли на фоне тьмы, окутывающей его, когда его мысли возвращались к смерти родителей. Ему ещё пару минут казалось, что он готов вновь заплакать, но сейчас слёзы отступили, и он желал больше никогда не испытывать этой пустоты и слепого смирения, как сейчас. Ему нельзя было сдаваться.

***

      — Жаль: реванша по квиддичу не будет. — Рон жевал очередную шоколадную лягушку, облокотившись на собственную руку. Оливер недавно едва ли не со слезами на глазах объявил им, что повторного матча со Слизерином не состоится, хотя у них ещё будет шанс завоевать кубок школы в конце года.       Гарри, признаться, не особо волновался по поводу квиддича. Он в последнее время так часто думал о Сириусе, Хвосте, своих родителях, что школьные проблемы попросту отошли на второй план. Ему ещё в начале года казалось, что произошедшее — прекрасный шанс пожить нормальной жизнью, но сейчас он вынужден был признаться себе, что уже никогда не сможет жить нормально. Как он мог выкинуть из головы все проблемы? Как он мог забыться?       — Да ты всё равно не играешь, — усмехнулся Дин. — Тем более шанс выиграть кубок никуда не делся.       — Я болею за Гриффиндор, — запротестовал Рон.       Гарри слабо улыбнулся, вслушиваясь в эти бессмысленные разговоры. Он задумчиво смотрел в окно, и свет «Трёх Мётел» отражался от стекла, мешая мальчику разглядывать улицу, окутанную вечерними сумерками. Погода была спокойной и морозной, тонкий слой снега равномерно покрыл улицы, постепенно начиная навевать рождественское настроение.       — А вы не видели Невилла? — взволнованно спросила Лаванда. Гарри оторвался от своего не слишком продуктивного занятия и стал вместе с девочкой оглядывать таверну в поисках однокурсника.       — Мы с ним разминулись около «Сладкого Королевства» где-то полчаса назад. — Бем Харрис тоже старался высмотреть Невилла в забитом народом баре. К вечеру здесь собирались ученики со всех курсов и свободных мест не было вообще. — Он, кажется, в «Дэрвиш и Бэнгз» хотел сходить за перьями.       Гарри на мгновение поймал на себе изучающий взгляд Снейпа, и холодок пробежал по его телу. Зельевар стоял в углу и хмуро оглядывал студентов. С этого года практически все профессора сопровождали учеников в Хогсмид, и Гарри подозревал, что эта мера безопасности была принята главным образом из-за него.       Мальчик на следующий же день после разговора с родителями пошёл к Снейпу, чтобы рассказать ему о воспоминаниях умерших, и долго колебался, не решаясь передавать профессору слова матери. Но он понимал, что тот рано или поздно всё равно прочтёт их в его мыслях, и тогда подобная недомолвка будет выглядеть подло. Гарри выпалил это Снейпу на одном дыхании, после чего лицо профессора приобрело отстранённое, но в то же время отчаявшееся выражение, а глаза наполнились плохо скрываемой грустью. Мальчик не хотел лезть в тёмную душу Снейпа и быстро ушёл, не задавая никаких вопросов.       — Там темно уже. — Парвати обеспокоенно покосилась в окно. — Может, профессорам сообщить?       — Задержался в магазине! — притворно удивился Симус. — Что шумиху поднимать?       Гарри был с ним согласен. Парвати с Лавандой любили находить бессмысленные поводы для сплетен и переживаний. Эти девочки нравились ему, они были в Отряде Дамблдора и участвовали в битве за Хогвартс, но их слишком длинные языки порой раздражали его.       — Вон он. — Гермиона кивнула в сторону двери. Невилл, немного запыхавшийся, торопливо вошёл в таверну и направился к однокурсникам. Гарри, однако, кольнуло некое беспокойство, которое он даже не заметил поначалу, но при виде мальчика он расслабился.       «Я параноик», — заключил он. Ему и вправду стоило отпустить себя и перестать беспокоиться обо всём подряд. Пока всё шло идеально: Питер под стражей, Сириус практически на свободе, а он сам делает успехи во время тренировок с Дамблдором. Никаких Пожирателей Смерти, никаких видений о Волдеморте. Гарри не знал, смеяться ему или плакать. В последнее время действительно не происходило ничего подозрительного, но он всё равно продолжал накручивать себя.       — Все перья скупил? — с сарказмом поинтересовался Рон, пытаясь оттереть пятно шоколада со своего красного шарфа. Гермиона скептически наблюдала за его действиями, но в итоге помогла ему заклинанием. Гарри стал замечать перемены в их общении. Иногда его друзья сидели вдвоём около камина и о чём-то долго разговаривали, а ещё проводили больше времени вместе. Безусловно, они и раньше часто находились рядом друг с другом, но сейчас это выглядело… по-другому.       — Я немного заблудился, — сухо ответил Невилл. Гарри не стал это никак комментировать. Невилл с первого курса постоянно влипал в какие-нибудь глупые неприятности, но не Гарри было его судить.       — Почему Паркинсон смотрит на нас так, будто мы задушили её котёнка? — тихо поинтересовалась Лаванда, и все ребята тут же повернулись в сторону слизеринцев. Паркинсон и вправду взирала на них с искренней ненавистью, и её небольшие глазки, которые Гарри сравнивал с собачьими, сузились в презрении. Её компания мгновенно отреагировала на такое внимание и тоже стала смотреть на гриффиндорцев в ответ. Забини, Нотт и Малфой поджали губы, Крэбб с Гойлом угрожающе нахмурились, а Дафна Гринграсс и ещё несколько незнакомых Гарри девочек присоединились к своей подруге, нацепив маски отвращения на свои детские лица.       Гарри не понравилась эта волна напряжения и вражды, возникшая между факультетами буквально на ровном месте. Он первый отвёл взгляд, и гриффиндорцы последовали его примеру.       — Что происходит? — серьёзно спросила Гермиона. Она нахмурилась и начала с подозрением оглядывать гриффиндорцев.       — По-твоему, кто-то из нас виноват, Гермиона? — возмутился Рон. — Как будто слизеринцам нужна причина, чтобы нас ненавидеть.       — Но на нас изначально только Пэнси косилась. Должна быть причина, — настаивала на своём девочка.       — Да брось…       — Думаю, это из-за меня. — Симус с отвращением глянул в сторону Паркинсон. — Мы с ней недавно повздорили. Я подобрал неправильное удобрение для нашего растения, и она начала кричать, что я мерзкий полукровка и что грязная кровь не позволяет мне нормально мыслить. Я сказал, что она похожа на жирного мопса — и она не оценила.       — Мерлин, они все ненормальные. — Рон прыснул от слов о жирном мопсе, но никто больше не поддержал его веселья. Эти оскорбления несли за собой куда более страшные последствия, чем казалось на первый взгляд. Гарри знал это, как никто другой. Всё начиналось с простых слов, а заканчивалось настоящими убийствами. Он чувствовал себя беспомощным, когда слышал очередное высказывание о чистоте крови, и раздражение затапливало его. Почему все эти люди не понимали, что кровь не имеет значения? Крэбб с Гойлом были чистокровными, но при этом жалкими волшебниками, а Гермиона и Марго Блиссет, несмотря на магловское происхождение, были одарёнными ведьмами.       — Это кошмарно, — сокрушённо помотала головой Гермиона. Ей тоже было известно будущее, и Гарри подозревал, что девочку одолевают схожие с его собственными мысли.       — Надеюсь, кто-нибудь из них станет сквибом и они наконец дружно замолкнут, — неожиданно вставил Невилл. Гарри несильно удивился таким нехарактерным для своего друга словам, он понимал причины его особенно негативного отношения ко взглядам Волдеморта.       — Станет сквибом? — переспросила Гермиона. — Как такое возможно?       — Это редкое заболевание, — заговорил Рон, и по лицу девочки стало понятно, что она ошарашена своим незнанием. Гарри даже стало смешно оттого, что Рону было известно о чём-то, о чём неизвестно Гермионе. — Волшебник постепенно теряет магию. Такое встречается не только среди чистокровных, просто у них это наиболее громкие случаи. Оно практически неизлечимо.       Гарри поначалу подумал, что Невилл сказал первое, что пришло в голову, но теперь ему даже стало немного жутко. Он не хотел бы терять магию и даже в страшном сне себе подобного представить не мог. Гермиона тоже напряглась, и Гарри, казалось, прочитал желание пойти в библиотеку на её лице.       Время тянулось медленнее, чем когда-либо. Последние осенние дни окончательно сменились непрекращающимся снегопадом, и сугробы постепенно покрыли территорию замка. Раньше Гарри не обращал особого внимания на погоду, на ранние сумерки, на снежную пелену, — но сейчас все эти мелочи подпитывали в нём частичку счастья, в очередной раз подтверждая, что он действительно жив.       Суд над Сириусом приближался, и слухи среди учеников не стихали. Кто-то даже предположил, что Сириус Блэк, выйдя из Азкабана, решит мстить Министерству и подтвердит свою репутацию убийцы. Гарри такие слова казались не только бредовыми, но и оскорбительными. Он старался не обращать на них внимания, но каждодневные напоминания не помогали ему в этом.       Гарри стал хуже спать. Его не мучили кошмары, просто волнение не отпускало его, заставляя обдумывать каждый свой шаг из-за страха совершить новые ошибки. Гермиона первой заметила его чрезмерную усталость, но мальчик не хотел делиться с кем-то своими переживаниями: слишком тёмными они были.       На одной из тренировок Дамблдор тоже поинтересовался его самочувствием и Гарри пришлось сказать правду, потому что смысла лгать директору не было никакого. Дамблдор в очередной раз заверил его, что с Сириусом всё будет в порядке, да и вообще события складываются как нельзя удачно. Гарри хотел в это верить, но где-то в глубине души понимал, что не мог.       На последнем занятии у него вышло выставить вокруг себя полноценный щит в форме сферы, пусть и очень тонкий и слабый. Дамблдор похвалил его, сказав, что он учится довольно быстро, и Гарри, как бы самовлюблённо это ни звучало, был с ним согласен. Их тренировки проходили три раза в неделю и были неимоверно тяжёлыми, но с каждой новой Гарри чувствовал себя немного лучше. Ему было важно осознавать, что он не сидит без дела.       Ему не нравилось, что директор во многом держал его в неведении. Мальчик не раз спрашивал, не было ли у Гриндельвальда ещё каких-нибудь видений, и даже поинтересовался теорией Марго о Воскрешающем камне, но всегда получал в ответ нечто вроде: «Не стоит торопить события» или «Всему своё время». Его злило, что Дамблдор вновь утаивает от него информацию, и Гарри приходилось использовать всё своё самообладание, чтобы не начать ругаться с директором.       Однажды ночью Гарри выбрался из гостиной Гриффиндора под мантией-невидимкой, устав от громких разговоров. Он направился на четвёртый этаж, где находился его излюбленный подоконник, на котором он часто проводил время. Он взял с собой Карту, чтобы не попасться Филчу, и дневник Саймона Мёрфи, до которого у него уже долгое время не доходили руки.       Он прочёл ещё несколько страниц за последние дни, но ничего интересного не нашёл. Саймон описывал всё слишком детально, и Гарри приходилось учиться читать сквозь строки, выискивая интересную информацию. Он поначалу чувствовал себя немного неловко оттого, что буквально заглядывал незнакомому парню в душу, но в итоге решил, что если бы Саймон не хотел, чтобы его дневник кто-то прочёл, то не оставил бы его в Хогвартсе.

25.09.1897. …Я долго хранил это осознание внутри себя, опасаясь выплеснуть его даже на бумагу, но я должен быть честным перед самим собой. Я думаю, что мне могут нравиться парни точно так же, как и девушки…

      Это была одна из немногих записей, хоть как-то удививших его. До этого Саймон ни разу не писал о какой-либо влюблённости, а Гарри даже не задумывался о его предпочтениях.       Гарри не совсем понимал, как кому-то могут нравиться парни и девушки одновременно. Он уяснил для себя, что такие люди ничем не отличаются ото всех остальных, хоть и было у него в жизни не так много примеров, однако этот факт с трудом укладывался в его голове. Как вообще понять, что тебе нравятся парни?       Когда Гарри влюблялся в кого-то, то эти девушки всегда казались ему красивыми. Он думал о цвете их глаз, об их улыбках, о завораживающих движениях и приятном запахе. Мальчик никогда не представлял себе их обнажёнными или нечто в этом роде. Они просто нравились ему как… люди.

2.10.1897. …Сегодня Альбус заступился за меня перед слизеринцами. Он намного сильнее их, поэтому с лёгкостью их прогнал и даже залечил мой синяк. Альбус сказал, что я могу обращаться к нему в любое время, ведь он староста, но я не хочу никому жаловаться…

      Гарри счёл такое решение глупым. Он сам никому никогда не жаловался, потому что был способен за себя постоять, в отличие от Саймона. Его на протяжении всех лет доставал Малфой, как и Саймона Сириус Блэк, но Гарри не отмалчивался, и слизеринец не рисковал приставать к нему так открыто.

15.10.1897. …Сириус Блэк толкнул меня в озеро перед всей школой, и мне кажется, что злорадный смех учеников будет ещё долго сниться мне в кошмарах. Я чувствую себя полным ничтожеством и даже не могу сдерживать слёзы, пока пишу это…

      Гарри заметил след от капли на странице и отложил дневник. Он устало вздохнул, понимая, что просто нашёл себе новый повод для переживаний. Ему было жалко Саймона, но тут он точно ничем не мог помочь.       Гарри никогда не считал, что все люди должны быть сильными, что слабые сами виноваты в том, что не могут постоять за себя; он считал, что люди просто не должны причинять зло друг другу.       Прошёл уже почти век, а ничего толком не изменилось. Ученики всё так же продолжают издеваться друг над другом, и кто-то один вроде Дамблдора или Гарри вынужден отчаянно бороться с этой несправедливостью.       Внезапно в конце коридора показался слабый свет Люмоса, и Гарри быстро накинул на себя мантию-невидимку, переведя взгляд на Карту Мародёров, что держал открытой всё это время на случай появления кого-то из старост или Филча.       Это был Малфой. Он медленно двигался вдоль по коридору, и Гарри уже было подумал, что слизеринец как-то выследил его, однако быстро осознал, что на четвёртом этаже находится библиотека, и Драко, вероятно, направляется именно туда. Гарри нашёл на Карте Филча, что как раз находился рядом с библиотекой, и противоречия заполнили его мысли. Предупредить Малфоя? В этом случае придётся раскрыть тайну своей мантии.       Гарри в голову пришла куда более шальная мысль. Он спасёт слизеринца от старого смотрителя и его безумной кошки, но при этом и сам повеселится. Не так давно Гарри вычитал в библиотеке заклинание изменения голоса. Он счёл его полезным, поэтому выучил. Как только тонкая фигура Малфоя приблизилась к нему, он приложил палочку к своему горлу и тихо заговорил:       — Остановись. — Его голос звучал так же, как в магловских фильмах ужасов, и Гарри с трудом подавил в себе порыв смеха. Малфой дёрнулся и испуганно вжался в стену. Он выставил палочку с Люмосом перед собой, отчаянно махая ей из стороны в сторону.       — Кто здесь? — Испуганный хриплый голос Драко вкупе с бегающим взглядом делали его таким беззащитным, что у Гарри невольно сжалось сердце. И он не знал, от жалости или от умиления.       — Я покараю тебя, — уже куда с более меньшим энтузиазмом продолжил Гарри. Малфой практически задрожал от страха, и его дыхание участилось, а на глазах, кажется, стали выступать слёзы. Лунный свет вместе с Люмосом достаточно хорошо освещали его хрупкий силуэт, и Гарри решил, что пора заканчивать. — Потому что твой друг Забини регулярно выносит мне мозг. — Он вдруг вспомнил этот несчастный Асфодель и урок зельеварения.       Малфой моментально успокоился и оттолкнулся от стены. На его лице отразилось недоумение, и Гарри вновь стало очень смешно от происходящего. Реакцию Малфоя было сложно предугадать, но вряд ли он полезет в драку, заранее зная, что проиграет. Гарри больше не сдерживался и смеялся вслух, а Драко с непониманием смотрел в пустоту перед собой. Слизеринец резко подался вперёд, и его рука упёрлась в грудь Гарри, а губы приоткрылись в удивлении.       — Что за?.. — Он стянул с Гарри мантию, и злость в нём смешалась с уже привычным маниакальным интересом. — Что за шуточки, Поттер? — прошипел он, угрожающе нависнув над Гарри всем телом. Драко схватил его за грудки, но гриффиндорец всё ещё посмеивался, не воспринимая угрозы Малфоя всерьёз.       — Ты бы видел своё лицо, — не выдержал Гарри. Малфой ещё сильнее сжал его мантию, вдавливая мальчика в окно. Гарри не хотел начинать с ним драк, он бы победил его одним заклинанием. Взгляд Драко бегал по насмешливому лицу перед собой, и Гарри побоялся, как бы Малфой не решил устроить рукопашный бой.       — Ты совсем ненормальный, Поттер? — Он прищурил глаза и вдруг резко отпустил Гарри, переключив своё внимание на мантию-невидимку, что до сих пор находилась у него в руках. Он бережно перебирал длинными пальцами тонкую ткань, и вопросы один за другим появлялись на его лице. — Откуда она у тебя? Я никогда не видел ничего подобного.       — От отца, — честно ответил Гарри. Малфой знал, что он не стал бы выдумывать что-то, приплетая своих родителей, поэтому вопросов больше не задавал. Гарри быстро сложил Карту и убрал её в дневник, отложив их подальше от любознательных глаз Малфоя.       — Зачем ты это устроил? — Он положил мантию на подоконник рядом с Гарри и недовольно уставился на него. Люмос на его палочке погас, и только слабый лунный свет освещал ночной коридор, отражаясь от бледной кожи Малфоя.       — Там Филч. — Гарри кивнул в сторону библиотеки. — Лучше попасться мне, чем ему, не находишь? — Он не знал, зачем устроил весь этот цирк. Наверное, ему просто стало скучно.       — Опять занимаешься своим любимым делом? — Малфой гадко ухмыльнулся, в нём читалось неуместное довольство ситуацией. — Спасаешь меня?       — Мне просто стало скучно, — без особой уверенности ответил Гарри. Он перестал улыбаться и удивлённо уставился на слизеринца. Его шутка больше не казалось ему такой уж удачной идеей, а слова Снейпа об их с Малфоем ненормальном поведении сами собой всплыли в памяти.       — Как же. — Малфой потянулся к чёрному дневнику, но Гарри ловко перехватил его за тонкие запястья, отводя чужие руки в сторону. Слизеринец презрительно фыркнул, но больше попыток совершать не стал. Гарри не прельщала перспектива быть пойманным за чтением чужого личного дневника. Малфой бы не забыл ему этого.       — Что ты тут ходишь? — спокойно спросил Гарри. Он подозревал, что Драко направился в библиотеку, но напряжённые секунды молчания стали затягиваться.       — То есть мне нельзя расхаживать по ночам, в отличие от тебя? — деланно удивился он.       — Ну я-то знаю, что не попадусь. — Он злорадно кивнул в сторону мантии. Малфой поджал губы и облокотился руками на подоконник, пристально вглядываясь в темноту за окном. Гарри наложил ещё Согревающих чар, что успели развеяться во время их небольшой потасовки, и слизеринец даже не моргнул, когда он достал палочку. Это удручало.       — Мне нужна одна книга из запретной секции, — тихо ответил он. Гарри был поражён. Он думал, что Малфой привычно начнёт язвить и в итоге их диалог закончится взаимными оскорблениями.       — Какая? — поинтересовался Гарри. Навязчивая мысль о том, что Малфой может увлекаться чем-то тёмным и опасным с новой силой завертелась в его голове. Он не понимал, как Малфой собирался достать эту книгу. Вероятность того, что он проскользнул бы сначала перед мадам Пинс, а затем и перед Филчем, — была ничтожной. Видимо, эта книга действительно была ему необходима.       — Так я тебе и сказал, — выплюнул он. Гарри просто пожал плечами, но его опасения никуда не делись. Он не хотел вновь начинать следить за Малфоем, поэтому решил просто пойти на хитрость.       — Я бы мог достать её для тебя, — уклончиво произнёс он, — если она не опасная.       — И зачем тебе это? — Слизеринец недоверчиво прищурился, ожидая от Гарри какого-то грязного подвоха.       «Затем, что ты представляешь угрозу». Ему было плевать на слова Снейпа. Он больше не мог слепо полагаться на мнение профессоров. Но Малфой бы такого ответа не оценил, поэтому Гарри вновь просто пожал плечами, словно это объясняло не только его порыв, но и всё их ненормальное поведение по отношению друг к другу.       — Occlumency. — Драко отвернулся от него, и Гарри смог чётко разглядеть его острый профиль.       — Это ещё зачем? — мальчик нахмурился. Окклюменция была сложной и опасной наукой. Тем более для Малфоя. Ему тут же по кругу стали вспоминаться Исчезательный шкаф, Пожиратели Смерти и Астрономическая башня. У Драко были способности к ментальной магии, не только к окклюменции, но и к Империусу например, под которым он долгое время незаметно держал мадам Розмерту. — Снейп и без того с тобой занимается.       — Ты знаешь, — без особого удивления усмехнулся он. — Я хочу почитать о некоторых… приёмах. Снейп не показывает мне всего, считает это ненужным. — Он начинал раздражаться, но отталкиваться от подоконника не спешил.       — Предлагаешь мне пойти против Снейпа? — вдруг засмеялся Гарри. — Он и так считает, что мы ненормально себя ведём. Если узнает, что я дал тебе подобную книгу, — убьёт меня.       — Он и мне это говорил. Почему он так беспокоится? Что-то произошло в прошлый раз? — Он заговорил быстрее, и безумный взгляд вновь появился на его бледном лице. Драко подался вперёд и схватил Гарри за рукав мантии, словно не позволяя сбежать от ответа.       «Какой догадливый», — без сарказма подумал Гарри. Он ни за что не стал бы рассказывать Малфою о произошедшем в туалете Плаксы Миртл. Это было воспоминанием, от которого он так сильно хотел избавиться и которое постоянно всплывало в его памяти.       — Можно и так сказать, — серьёзно ответил Гарри. — Я не стану ничего тебе рассказывать. — Он с трудом вырвал свой рукав из цепких пальцев, и Драко вновь недовольно отвернулся от него.       — Так что насчёт книги? — перевёл тему он, и Гарри поразился его наглости. Малфой уже один раз просил показать ему Патронуса, и Гарри сомневался, что кто-то ещё в этом замке видел слизеринца таким.       — Она опасная, — не сдавался Гарри. Он был несведущ в ментальной магии и не мог знать наверняка. Но не зря же эту книгу поместили в запретную секцию.       — Более опасная, чем проживание в одном доме с Тёмным Лордом? — Малфой произнёс это спокойно и ровно, но Гарри дёрнулся от его слов. Он не знал, что именно вспомнил слизеринец, и с каждой подобной фразой всё больше убеждался, что ему следует сходить с расспросами к Дамблдору. Он бы хотел сказать, что в этот раз они остановят его, но язык не поворачивался на подобную ложь. Даже если им удастся в итоге победить, Волдеморт всё равно успеет возродиться — и Драко придётся столкнуться с ним. Гарри не винил себя в этом, но сочувствие всё равно одолевало его.       — Ну… — с сомнением протянул он. Гарри понимал, что это неудачная затея, но Малфой смотрел на него так тяжело и пронзительно, будто обвинял его в том, что это страшное гнетущее знание свалилось на него. — Ладно.       Драко удивлённо вскинул бровь, но ничего не сказал. Он кивнул, а затем нахмурился, прокручивая в руках собственную палочку. Они просидели так несколько минут, и Гарри не мог найти ни одной видимой причины, по которой они не расходятся по спальням. Снейп действительно был прав.       Гарри хотел спросить Малфоя о Сириусе, но не решался. Он хорошо помнил, что слизеринцу было всё известно ещё с самого начала, а потом он ещё и услышал слова Гарри в больничном крыле, но в этот раз он не издевался над ним. Почему?       — Ты можешь принести её завтра в это же время сюда? — Его голос был тихим и твёрдым, без намёка на вежливость, однако язвительности в нём значительно поубавилось.       — Могу, — согласился Гарри, решив всё же умолчать о крёстном. Ему не составляло никакого труда проникнуть в запретную секцию, но делать это для Малфоя было более чем странным. Он понимал, что не был ничего должен слизеринцу, но зачем-то всё равно стремился ему помочь. «Как и всем подряд», — грустно напомнил он себе.       — Гарри? — Они с Малфоем резко обернулись на тихий голос. Перед ними стояли весьма обеспокоенные близнецы Уизли, переводящие недоумённые взгляды с одного мальчика на другого.       Гарри готов был истерично засмеяться от нелепости ситуации. Фред и Джордж не использовали Люмосов, и только лунный свет позволял разглядеть их испуганные лица. Он понятия не имел, что говорить им, поэтому просто глупо смотрел в ответ. Малфой крепче сжал палочку в руках и нахмурился. Он был один среди гриффиндорцев и наверняка чувствовал себя неуютно, ожидая нападения.       — Э… — Гарри не знал, оправдаться ему или нет. Да он и не знал, что сказать. Он вдруг заметил, что близнецы не обращают практически никакого внимания на Малфоя и со страхом и беспокойством в глазах смотрят на него.       «Что-то произошло», — ужасное осознание пронзило его мысли. Он спрыгнул с подоконника, быстро беря в руки мантию-невидимку и дневник с Картой. Он не знал, о чём спрашивать, поэтому просто смотрел на близнецов со смесью всевозможных вопросов на отчаявшемся лице.       — Тебе лучше самому увидеть это, Гарри, — нервно сказал Джордж и кивнул в сторону гостиной Гриффиндора.       И он почувствовал, как внутри него что-то оборвалось.