Последний враг истребится — смерть

      После покушения на Малфоя злоумышленник затаился, и бесконечные, наполненные паранойей дни потянулись своим чередом. Территория Хогвартса полностью покрылась белой пеленой, а мороз на улице вынуждал Гарри отложить свои полёты на метле до лучших времён. До Рождества оставалось совсем немного времени. Мальчик искренне надеялся, что не успеет ввязаться в новые неприятности и проведёт вместе с Сириусом свои первые нормальные каникулы.       Вся школа довольно быстро уверилась в том, что Фред и Джордж не виноваты в случившемся с Малфоем. Гарри догадывался, что на учеников во многом повлияла невзначай брошенная Джорджем фраза как раз перед взрывом: «Ну, может, Малфой и не самый неприятный слизеринец». Гарри так и не понял, с чего парень вообще решил заступиться за Драко, но не решался пока задавать вопросы. В прошлый раз Джордж осадил его, когда он спрашивал о письме Марго Блиссет, да и Гарри сам себе пообещал не лезть к нему.       Люциус по каким-то неведомым причинам не примчался в школу на следующий же день, чтобы высказать своё отношение к безответственности директора. Гарри подозревал, что Малфой-старший просто не рискнул выставлять на общее обозрение скандал, в котором его сына назвали Пожирателем Смерти. Даже Рита Скитер не выпустила статью на эту тему. Малфои всегда пеклись о своей репутации, и какие-то обвинения со стороны Люциуса очернили бы скорее их имя, нежели имя Дамблдора.       После разговора в кабинете директора Сириус написал ему письмо, в котором интересовался, всё ли с ним в порядке. Гарри даже не солгал, когда ответил, что чувствует себя отлично, потому что мадам Помфри залечила его шрамы на руке, сказав, что ему повезло, что пламя не было проклятым. Он твёрдо вознамерился не попадать в больничное крыло в ближайшее время: ему казалось, что медиведьму удар хватит, если она увидит его там ещё раз.       Он вынужденно рассказал Рону, Гермионе и близнецам о том, что за всем происходящим стоит какой-то ученик. Они выглядели не на шутку перепуганными, но заверили Гарри, что он правильно поступил, просветив их. Он в какой-то мере был с ними согласен, но до скрежета зубов боялся навлечь на них опасность, ведь никто из них не собирался отсиживаться в стороне.       Гарри, теперь уже вместе с друзьями, начал присматриваться к окружающим, стараясь выявить подозрительное поведение. Но когда он специально наблюдал за людьми, то практически все их действия казались ему подозрительными. Он вспоминал слова Оливера, что неприязненно отзывался о Малфое, вспоминал Симуса, что ненавидел блюстителей чистоты крови, Невилла, что испытывал жгучий страх перед Пожирателями Смерти, Анджелину и Кэти Белл, что на тренировках по квиддичу не раз нелестно высказывались о слизеринцах. Нет, вся информация, которая у него была сейчас, только создавала путаницу, ведь собственную вину этому ребёнку попросту внушили, а идея о причастности Малфоя к Пожирателям Смерти могла прийти в голову кому угодно.       Гарри с соседями по комнате стали запирать на ночь двери и накладывать Сигнальные чары на порог, но злоумышленник будто бы взял выходной, что ознаменовало для Гарри очередное затишье перед бурей. Гриффиндорцы повели себя довольно организованно в сложившейся ситуации — они начали приглядывать друг за другом, но в какой-то мере Гарри понимал, что всё это бессмысленно: преступник находится среди них, он их слышит, знает об их планах.       Он осознавал, что ведёт себя несколько нездорово, размышляя о проблеме целыми днями, но ничего не мог с собой поделать. Он никогда не мог просто расслабиться, не мог просто отпустить себя и позволить событиям идти своим чередом, дожидаясь удачного стечения обстоятельств, как посоветовал Гриндельвальд. МакГонагалл даже предложила ему попить успокоительного зелья, чем Гарри искренне оскорбился, ведь не был он сумасшедшим, в конце концов.       Гарри был уверен, что после очередной ссоры с Сириусом Снейп вознамерится как-то отомстить мальчику за выходку крёстного, снижением баллов или отработками например, но зельевар вёл себя вполне дружелюбно — насколько это вообще возможно для Снейпа, — он не цеплялся к Гарри без повода и даже сварил для гриффиндорца бодрящее зелье по рецепту Николаса Фламеля на случай новых снов с участием Волдеморта.       Гарри старался проанализировать свои видения, но в них, честно говоря, было не так уж много информации. У Реддла появился ещё один безумный фанатичный сторонник, Стэг Йенсен, и Гарри невольно задумался о том, что у всех приближённых Волдеморта были явные проблемы с головой — как, впрочем, и у него самого. Наверно, поэтому он списал со счетов Малфоя-старшего: Люциус просто был недостаточно умалишённым для их компании. Гарри недоумевал, зачем Реддл держит рядом с собой Дамиана Энрикеса, ведь мальчик ещё из первого своего сна убедился, что Волдеморт сомневается в этом парне. Он всегда излишне щепетильно относился к верности Пожирателей Смерти, но в случае с Дамианом чего-то выжидал. Да, именно выжидал. У него ведь промелькнула мысль избавиться от Энрикеса, но почему не сейчас, когда он уязвим? Он мог бы просто приказать убить его Барти Краучу-младшему или же Беллатрисе Лестрейндж, побег которой был не за горами.       Гарри продолжал периодически бродить по ночному замку, не только надеясь наткнуться на злоумышленника, что строит свои планы под покровом ночи, но и просто отвлекаясь от школьных разговоров и рутины. Он несколько раз прислушивался к подозрительным звукам, исходящим из пустых классов, но в итоге всегда натыкался на целующиеся парочки, от которых смущённо уносил ноги. Один раз Гарри заметил имя Седрика Диггори на Карте Мародёров, что после отбоя сидел в старом кабинете чар с какой-то незнакомой девушкой, Габриэль Трумэн. Он не стал проверять, чем они занимаются, даже невзирая на все свои подозрения, потому что такими темпами он точно превратится в того, кто «бродит по ночам и наблюдает за кем-нибудь», как его уже однажды окрестил Малфой.       Но в итоге Гарри всё же увидел то, чего бы предпочёл никогда не видеть. Он сидел на «своём» подоконнике на четвёртом этаже и услышал приглушённые шаги в конце коридора. Гарри быстро накинул мантию-невидимку, но не рискнул тянуться в карман за Картой, опасаясь создать лишний шум. Спустя пару минут он понял, что, кто бы это ни был, он не стал сворачивать в сторону библиотеки и прошёл куда-то дальше. Гарри быстро развернул Карту, находя на ней точки «Гестия Кэрроу» и «Флора Кэрроу», что уже успели подняться выше и направлялись в сторону Астрономической башни. Он без раздумий подорвался с места и побежал за ними. Близняшки Кэрроу точно подходили под определение «подозрительные». Они были на год старше Гарри, поэтому он практически не пересекался с ними, но много раз замечал, как эти двое отстраняются от сокурсников, предпочитая находиться в компании друг друга. Мальчик даже ни разу не слышал, чтобы Флора и Гестия разговаривали, настолько тихими и нелюдимыми они были.       Когда он добрался до Астрономической башни — здесь было нестерпимо холодно в зимнюю ночь, ведь она фактически являлась открытой, — девочки уже успели рассесться на полу, подложив под себя тёплый плед и накладывая Согревающие чары. Гарри тоже пришлось тихо применить их, потому что он был в обычной школьной мантии. Они не использовали Люмоса, но лунный свет падал прямиком на них, оставляя при этом гриффиндорца в тени.       — Это неважно, она жалкая грязнокровка, пусть говорит что хочет, — прошептала Гестия. Она сидела по-турецки, и на её голову был накинут капюшон мантии, практически полностью скрывающий лицо. Гарри почувствовал, как в нём зарождается неприязнь к близняшкам. Он, конечно, не знал, в чём дело, но был уверен, что ни один здравомыслящий человек не стал бы осуждать другого за чистоту крови.       — Мерзкая стерва, — выплюнула Флора; она облокотилась на заднюю стену и поджала ноги. — Строит из себя невинную овцу.       Гарри с облегчением и обречённостью одновременно понял, что эти двое просто решили посплетничать в грубоватой форме, и хотел было уйти, но снег под ногами начал трещать. Он мгновенно замер, молясь, чтобы его не заметили, но близняшки даже не обратили в его сторону внимания, смотря друг на друга.       Гестия достала из кармана мантии пачку сигарет и протянула одну сестре. Гарри удивлённо вскинул брови, наблюдая за четверокурсницами, прикуривающими от собственных палочек. Сигареты, судя по упаковке с движущейся картинкой, были магическими, однако происходящее всё равно выглядело довольно диковинно. Гарри был уверен, что все слизеринцы стараются вести себя как можно «правильней» в подобных вопросах, но в очередной раз убедился, что практически не разбирается в людях.       — Можно проклясть её одежду, — обыденным тоном предложила Гестия, вглядываясь в тлеющую тонкую сигарету. Гарри нахмурился, услышав о проклятье, и порадовался, что не успел уйти.       — Мы не можем наложить ничего серьёзного, — нахмурилась Флора, — а от простого зуда её Помфри избавит за минуту.       — Смотря где будет зуд, — хмыкнула Гестия. — Я заметила, что она прокладки в главном кармане сумки носит, можем проклясть их.       Гарри от ужаса округлил глаза, и ему захотелось очутиться как можно дальше отсюда. Это были точно не те разговоры, которые он бы хотел слышать. Он не знал, как дела обстоят у маглов, но был уверен, что у магов для этих проблем у девушек существуют какие-то заклинания, потому что он жил с Гермионой в одной палатке несколько месяцев и ни разу не натыкался ни на какие средства гигиены. Либо же его подруга просто использовала свою бездонную сумку.       — А ведь правда, — воодушевилась Флора. — Какое-нибудь Жалящее или заклятие Чесотки. Пусть объясняет это Помфри.       «Вот у кого Пожирателям Смерти следует поучиться», — с отвращением подумал Гарри. Он даже не хотел воображать себе то, о чём говорили близняшки, потому что это выходило за пределы его понимания. Он никогда не представлял себе частей женского тела, и даже когда мастурбировал, то думал скорее о поцелуях или прикосновениях.       — Надо просто удачно попасть, когда она расстегнёт сумку. — Гестия докурила сигарету и потянулась за следующей. — Не так уж сложно.       Флора тихо засмеялась, а потом потушила окурок и нежно взяла в руки лицо Гестии. Она несколько секунд разглядывала черты сестры, а затем медленно поцеловала её в губы.       Гарри ошалело икнул и, воспользовавшись тем, что девочки отвлеклись, быстро выбежал с площадки Астрономической башни, направляясь прямиком в гриффиндорскую гостиную. Ему определённо нужно было время, чтобы осмыслить услышанное и, самое главное, увиденное.       Они целовались. Они были сёстрами и целовались. Разве это нормально? Едва ли. Гарри сам был очень далёк от всего, что принято считать нормальным, поэтому даже не знал, как на это реагировать. У него в памяти сразу же всплыли все слова Дамблдора о том, что любовь — это самое сильное и чистое чувство. Он и сам никогда даже не думал осуждать людей из-за любви, но это было просто… слишком. Гарри знал о том, что такое инцест, но никогда не сталкивался с ним в жизни и даже не задумывался о нём. Отношения близняшек точно не были той темой, на которую стоит обращать своё внимание, и он прекрасно осознавал это, но ему просто было интересно, ему хотелось понять. Гарри уже успел сотню раз пожалеть о том, что сунулся за Флорой и Гестией. У него был опыт подслушивания ненужных разговоров Малфоя и Забини, но он ведь был неугомонным, нужно было и в этот раз разузнать обо всём. Что же, теперь он прекрасно осведомлён.       Он вбежал в гостиную и наткнулся на Рона с Гермионой, которые, по-видимому, дожидались его, ведь остались одни. Они сидели рядом друг с другом у камина и о чём-то разговаривали, отвлёкшись на открытую дверь.       — Гарри, где ты был? Ты время видел? — поинтересовалась Гермиона. Она осмотрела его с ног до головы, отмечая взъерошенный от бега вид, и нахмурилась. — А что с тобой? Ты убегал от кого-то?       Он молча сел рядом с ними и, отдышавшись, поведал им о своей увлекательной слежке. Рона перекосило уже после слов о способе этих девочек отомстить однокурснице, а когда речь дошла до поцелуя, он побледнел и что-то неразборчиво крякнул. Гарри был уверен, что сам со стороны выглядит не лучше. Гермиона лишь ещё больше нахмурилась и задумчиво покрутила в руках палочку.       — Ну, — тихо начала она, — проблема инцеста ведь заключается в том, что существует высокая опасность для потомства. А у них никаких общих детей не может быть, так что это их дело.       Гарри как-то не рассматривал подобную связь с такой стороны. Он не имел ничего против однополых отношений, и раз уж у них не может быть детей, то разве их любовь можно назвать проблемной? Гарри понимал, что едва ли сможет правильно ответить на этот вопрос.       — Гермиона! — опешил Рон. — То есть это нормально, по-твоему?       — Я не говорю, что это общепринятая норма, Рон, — настаивала девочка, — но мы не можем просто начать судить их со стороны.       Да, точно. Они не могли начать осуждать людей, полностью не разобравшись в их ситуации. Неодобрение к другим людям на почве чистоты крови всегда вызывало в нём недоумение и замешательство, потому что эти люди не выбирали, какими родиться. Но это ведь то же самое. Разве можно выбрать, кого любить, парней или девушек? Гарри всегда был уверен, что нет, иначе однополые отношения не скрывали бы так тщательно.       — Да, думаю, ты права, — сокрушённо заключил Гарри. Он определённо ещё долгое время не сможет выкинуть увиденное из своей головы, но, наверное, ему просто стоило смириться с тем, что в этой жизни всё куда более сложно, чем кажется на первый взгляд. — Только никому не говорите об этом, ладно? — Близняшки были неприятны ему после своих слов о маглорождённых, но это был не повод выставлять их тайны на обозрение общественности.       — Гарри…       — Конечно, — серьёзно заговорила Гермиона. — Чем мы тогда будем лучше сплетниц вроде Паркинсон? — Она демонстративно посмотрела на Рона. — Вы, кстати, заметили, что она притихла в последнее время?       — Э, — Гарри и вовсе не обращал внимания на эту мерзкую девочку, но сейчас, когда Гермиона заговорила об этом, вдруг осознал, что Пэнси действительно перестала открыто цепляться к кому-либо, как делала раньше. Он бы мог списать это на странное поведение Малфоя, всегда выступавшего инициатором ссор с гриффиндорцами; но того же Забини, например, Драко не останавливал, — да, я давно не слышал её. Только жалобы от Симуса.       — Она вообще очень странно выглядит, — продолжила Гермиона. — Раньше Пэнси всё время буквально висела на Малфое, но сейчас стоит в стороне. Хотя это я могу объяснить. Возможно, после произошедшего в Большом зале в начале года Малфой просто решил… отказаться от прикосновений.       — Да, помните, как он городил себя своей свитой ото всех? — закивал головой Рон.       — Ну, у него был шок, я думаю. — Гарри и вправду придерживался именно такого мнения, ведь Драко всегда был капризным избалованным наследником богатого рода и ему вдруг пришлось одним из самых страшных способов столкнуться с ужасом реальности. Гарри так и не рассказал друзьям о воспоминаниях Малфоя, хотя и понимал, что сам до конца не знает о них. Судя по рассказам Рона, Гермионы и Джорджа, Малфою было достаточно всего лишь подумать о событиях в мэноре или Выручай-комнате в тот момент времени, который он вспомнил, но кто знает, какие ещё мысли пролетали в его голове?       — В любом случае перемены в поведении Малфоя объяснимы. — Гермиона заметно помрачнела. — Когда меня пытала Беллатриса Лестрейндж, он был там и вовсе не выглядел довольным происходящим…       — Наверное, он просто испугался, что следующий на очереди, — перебил её Рон.       — Нет, — отрезала девочка, — я так не думаю. После того, как к нему вернулись воспоминания, он, конечно, не стал вести себя нормально, да и цепляется к нам до сих пор, но я ни разу больше не слышала слово «грязнокровка» из его уст. Это о чём-то да говорит.       — Мерлин, ладно, — вынужденно согласился Рон. — Малфой понял, что раньше был редкостным подонком и теперь решил стать просто подонком.       — Рон! — зашипела Гермиона, а Гарри только хмыкнул, потому что фактически слова его друга были правдой. Драко определённо вынес для себя что-то из воспоминаний, но до конца не оставил свои язвительность и ребячество.       — Что?! — замахал руками Рон. — Я не собираюсь первым к нему цепляться, Гермиона, но это не значит, что он мне нравится.       — Так, — строго объявила она. — Сейчас речь не о Малфое, а о Пэнси. К ней уж точно никакого осознания не пришло, потому что недавно я зашла в туалет для девочек, и она там была. Она разразилась всеми ругательствами и проклятиями на тему маглорождённых, стоило мне только переступить порог. Это, конечно, обыденное поведение для неё, но она всё равно в последнее время ведёт себя очень подозрительно.       — Что ты имеешь в виду? — нахмурился Гарри. — Помимо её отношений с Малфоем.       — Я… — Гермиона немного замялась, — чуть-чуть понаблюдала за ней после того, как ты сказал нам, что преступник — ученик. Паркинсон заметно отделилась от компании Малфоя и Забини. То есть она всё ещё ходит вместе с ними, но часто стоит в стороне. И ещё она стала пропускать ужины, да и вид у неё будто бы больной. Неужели вы не замечали?       — Ну, она определённо уменьшилась в своих гигантских размерах…       — Рональд! — Гермиона пихнула его в бок, отчего мальчик чуть ли не повалился с дивана.       — Ну ты же сама сказала, что она ужины пропускает, — запротестовал Рон, потирая рукой ушибленный бок.       — Я ничего такого не замечал, — сосредоточенно заговорил Гарри, не обращая внимания на перепалки друзей. Он до этого момента был уверен, что злоумышленником должен являться тот, кто изначально ненавидел Пожирателей Смерти, безо всякого внушения, но теперь у него появились сомнения, — но сейчас, когда ты заговорила обо всём этом…       — В общем, — заключила Гермиона, — предупреждён — значит, вооружён. Она необязательно должна являться тем, кого мы ищем, хотя бы потому что её родители были Пожирателями Смерти, а это как-то нелогично. Просто стоит к ней присмотреться.       Гарри с Роном кивнули, хотя Рон явно не до конца понял смысл магловской поговорки Гермионы. Возможно, это и была их ошибка — они не обращали внимания на тех, кто просто не мог ненавидеть Пожирателей Смерти. Но ведь такого мнения придерживались и Дамблдор с Гриндельвальдом. Гарри просто уже не знал, кому и чему верить, он чувствовал себя загнанным в угол, пытающимся бороться с невидимыми врагами, которые точно окружали его, но следующего их шага он предугадать не мог. Идея отпустить себя больше не казалась ему столь заманчивой, как раньше, ведь совсем рядом существовала настоящая угроза, нависшая не только над ним, но и над всеми остальными. Как же ему поступить? Он, конечно, понаблюдает за Панси, но что-то ему уже сейчас подсказывало, что его попытки выяснить правду вновь не дадут никакого результата.       Гарри поплёлся к своей кровати, прокручивая в голове последний час. Он внезапно устыдился своих ночных слежек, ведь, даже несмотря на все его опасения и подозрения, у людей имелось право на частную жизнь. Все эти парочки, которых он встречал в коридорах и кабинетах, даже не подозревали о том, что за ними могут наблюдать, и от этого становилось мерзко. Он решил, что больше не станет слоняться после отбоя по замку, а если и захочет выбраться из спальни ночью, то просто будет следить за Хогвартсом по Карте Мародёров — за это ему стыдно точно не было.       Он уставился на проклятый рисунок с Забини, недовольно стараясь поддеть его ногтем, но ни одна попытка не увенчалась успехом: бумажка была приклеена к столбику балдахина намертво. Дамблдор когда-то рассказывал ему, что поджёг школьные занавески в юности. Может, ему поджечь этот столб? Он усмехнулся своим радикальным мерам и устало лёг на подушку.       Гарри ворочался с полночи, обдумывая странное поведение, казалось, всех вокруг, и начал понимать, что действительно странно ведёт себя именно он. Под утро он заснул, и ему снились бесконечные двери, которые он открывал и открывал, но за ними появлялись всё новые. Он так и не нашёл выход.

***

      В последний выходной перед каникулами все студенты отправились в Хогсмид, чтобы закупиться подарками на Рождество. Гарри долго думал, что подарить своим друзьям, и в итоге решил купить Гермионе один из школьных комплектов, который она когда-то показывала ему в «Дэрвиш и Бэнгз»; для Рона он выбрал набор по уходу за палочкой вместе с кожаным держателем; а Фреду с Джорджем купил довольно дорогой набор для алхимии и зельеварения. В музыкальном магазине «Доминика Маэстро» Гарри наткнулся на волшебную флейту, что должна была привлекать своим звучанием дружелюбных невидимых существ. Сам он такое приспособление счёл бесполезным, но сразу вспомнил о Луне, для которой и приобрёл его. Гарри никак не мог придумать, что подарить Сириусу, ему ничего дельного не приходило в голову, и в конце концов его выбор пал на фотоальбом, в который помимо фотографий можно было вкладывать ещё и воспоминания. Он не был уверен, что это то, что нужно его крёстному, но больше попросту ничего не нашёл.       Когда он вышел из магазина, то заметил Дина, Симуса и Невилла, разговаривающих рядом с «Тремя Мётлами». Гарри хотел расспросить Симуса о Паркинсон, ведь сам никаких странностей, кроме тех, о которых ему уже поведала Гермиона, не заметил. Он двинулся к мальчикам, но неожиданно наткнулся взглядом на знакомую фигуру за углом паба и встал как вкопанный.       Там стоял Маркус Корбер — тот пожилой мужчина, которого Гарри увидел в своём первом сне. А значит, это был Дамиан Энрикес. Он держал в руках палочку и внимательно смотрел в одно из окон «Трёх Мётел»; его чёрная мантия развевалась на слабом ветру, и редкие седеющее волосы выглядели действительно неестественно, учитывая настоящий возраст и образ Энрикеса. Сердце Гарри громко застучало, а мышцы закаменели. Он судорожно соображал, что делать. Стоило ему только подумать о том, что Пожиратель Смерти свободно расхаживает по деревне, полной детей, как самые страшные картины возникали у него в воображении, заставляя кровь леденеть от ужаса. Но паника отступила так же быстро, как и завладела им. Он спокойно задышал, не замечая даже до этого, что у него сбилось дыхание, и кинулся за угол, молясь, чтобы Энрикес не успел заметить его. Мальчик стал нервными, обрывочными движениями стягивать со своей шеи шарф и расстёгивать мантию. Все подарки повалились у него из рук, и он ругал себя последними словами за то, что в зимнее время не додумался носить кулон в кармане. Спустя несколько секунд или целую вечность он наконец добрался до золотого пера феникса на своей груди и сжал его что есть силы.       Перед ним мгновенно возникли Снейп и МакГонагалл, что просто трансгрессировали из другой части Хогсмида. Они оба выглядели напряжёнными и сжимали в руках волшебные палочки. Гарри не стал вдаваться в объяснения и быстро махнул рукой в сторону Энрикеса. Снейп кивнул, и они вдвоём аккуратно выглянули из-за угла, но почти сразу же расслабились и развернулись обратно к мальчику.       — Там никого нет, Поттер, — прокомментировал Снейп, складывая руки на груди.       — Что?! — воскликнул Гарри и тоже выбежал из-за угла. — Да он вон там стоял! — Он указал на небольшой куст, рядом с которым, кажется, даже остались следы ботинок. — Маркус Корбер, или Дамиан Энрикес.       — Успокойтесь, Поттер, — вздохнула МакГонагалл. — Мы верим вам — он просто успел сбежать.       — Вероятно, он и стоит за всем этим. — Снейп убрал палочку в карман мантии. — Сам или с помощью силы Тёмного Лорда.       — Тогда почему бы не схватить его? — разозлился Гарри. — Разве тогда это всё не прекратится?       — Нет, Поттер, — просипел Снейп, — это не прекратится, потому что он не держит ученика под Империусом, а внушает ему свою волю постепенно. Тем более если к этому причастна магия Тёмного Лорда, то мы только усугубим положение, лишившись единственной фигуры, за которой можем наблюдать.       Гарри захотелось побиться головой об стену от такого расклада. Значит, Энрикес говорил с учеником буквально несколько минут назад, но у них даже нет возможности выяснить, кто это был. Он подобрал все подарки с земли и уменьшил их, складывая в карман. Снейп с МакГонагалл пристально посмотрели на него и ушли обратно к остальным ученикам.       Гарри направился в «Три Метлы», где они договорились с друзьями встретиться после покупки подарков. Рон с Гермионой заняли небольшой столик в углу, и мальчик двинулся к ним, всеми силами стараясь не выдать своего подавленного поведения. Он так и не рассказал им о снах и, как следствие, о том, кто такой Дамиан Энрикес. Гарри понимал, что рано или поздно им придётся поговорить об этом, но он не хотел пугать их уже сейчас — планировал подождать хотя бы до четвёртого курса.       У него в голове было столько мыслей, но в то же время, казалось, гулял ветер, не позволяя ему толком сосредоточиться на чём-то одном. Он сел рядом с Роном, что попивал сливочное пиво, и огляделся. Может, тот, кто нужен был Энрикесу, сидел сейчас в пабе? Он сразу же нашёл компанию слизеринцев, что расположилась около окна. Пэнси разговаривала с Дафной Гринграсс и вовсе не выглядела сейчас угрюмо и отстранённо, как ожидал Гарри. Малфой повернулся к нему и вопросительно выгнул бровь, заметив изучающий взгляд гриффиндорца.       — Гарри, — шикнула ему Гермиона, — я сказала присмотреться к ней, а не следить.       — Да. — Гарри одёрнул себя и перестал буравить слизеринцев взглядом. — Да, я просто задумался.       — Посмотрите, — тихо шепнул Рон и кивнул в противоположную сторону паба.       Гарри с Гермионой медленно повернулись — близняшки Кэрроу сидели совсем рядом с входом и держались за руки. Никто не обращал на этот незначительный жест внимания, и Гарри ещё совсем недавно и сам бы не придал этому значения, но сейчас, когда ему был известен их секрет, все движения девочек будто бы кричали об их запретной связи, к которой окружающие были слепы. Последние лучи вечернего солнца проникали в помещение, отражаясь от их чёрных волос и болезненно бледной кожи. Они о чём-то шептались, но у Гарри не возникало больше ни малейшего желания подслушать. С каждым днём в нём зарождалась всё большая уверенность в том, что он никогда не сможет понять других людей, как бы сильно ни старался. Он оторвался от девочек и приклеился глазами к закату за окном, вновь погрузившись в свои печальные мысли.       — Гарри, да что с тобой? — Рон дёрнул его за рукав мантии, и мальчик обречённо выдохнул, понимая, что не сможет долго скрывать причины своих переживаний от друзей.       — Знаете… — неуверенно начал он. Гарри не давало покоя неисчезающее чувство опасности, исходящее от той тьмы, что поселилась в Хогвартсе. Он сам готов был забросить все уроки, квиддич, отказаться от столь расслабляющих и родных посиделок в гостиной ради того, чтобы посвятить всё время поимке злоумышленника, — он просто понимал, что даже такие его жертвы ни к чему не приведут. Но могли ли сказать о себе то же его друзья? Нет, конечно же нет. Они знали о Волдеморте и Пожирателях Смерти, но не осознавали, какая в действительности опасность надвигается на них, и Гарри не мог винить их в этом. — Я просто боюсь, что даже если мы его поймаем, то будет слишком поздно. Вдруг он успеет кого-то убить? — Он в очередной раз вспомнил смерть Седрика, бессмысленную и необратимую, и горечь затопила его. Волдеморту, Пожирателям Смерти — всем им был нужен только он один, и невинные люди страдали, будто бы были расходным материалом.       — Гарри, своими переживаниями ты делу не поможешь, — неожиданно строго ответила Гермиона. Гарри поднял голову и встретился с её упрямым, сильным взглядом, который привык видеть даже в самых безвыходных ситуациях. Возможно, девочка была права, и он вёл себя как мученик, которому некуда деваться.       — Да, приятель, — Рон положил руку на его плечо, — скоро Рождество. Расслабься хоть немного.       — Да, вы правы, — упрямо сказал он. Рождество, Сириус, подарки — вот о чём он должен был думать сейчас, когда сделал уже всё, что мог. Прошёл такой маленький срок с того рокового переворота во времени, а он уже расклеился и начал сдаваться. Ему стало отвратительно от собственного поведения, ведь впереди его ждёт Турнир Трёх Волшебников, встреча с Пожирателями Смерти, Волдемортом и Мерлин знает что ещё. Он просто не имеет никакого права сдаваться.       Вечером Гарри направился в Выручай-комнату, планируя поговорить со своими родителями, но внезапно остановился посреди тёмного коридора и задумался, что вообще он им скажет. Ему, безусловно, хотелось увидеть родные любящие лица, но что будет, когда они увидят его лицо, уставшее и изнурённое? Они начнут задавать вопросы, и Гарри не сможет отмахнуться от них, сказать, что всё, что с ним сейчас происходит, — неважно, потому что именно это и было действительно важно для него. Обманывать маму и папу он не видел никакого смысла, но и в желании посвящать их во все проблемы тоже. Он представил, как говорит им о том, что в скором времени должен будет умереть, представил их реакцию, эмоции и отговорки, просьбы найти другой выход, в то время как Гарри был уверен, что выход только один, и он согласился на него, безо всяких сомнений. В первый раз, когда он позвал их, он точно знал, что следует сказать, ведь так долго не видел их; он хотел расспросить их о воспоминаниях, самому объяснить, что произошло со временем, но сейчас… Гарри словно стоял перед незапертой дверью, за которой хранилось желаемое, но страшно боялся её открыть.       Он мялся, будучи не в силах сдвинуться с места: сомнения плотной преградой выстроились перед ним, и, даже зная, как легко он может разрушить её, он не мог сделать шаг. Или не хотел. Не хотел чувствовать очередное разочарование и боль, когда увидит стены гриффиндорской гостиной через полупрозрачные тела родителей, когда услышит мягкие, согревающие душу голоса, которые в скором времени должны будут затихнуть навечно, как и много лет назад. Он пообещал себе держаться и быть сильным ещё после прошлого разговора, но сейчас у него лишь хватило храбрости признаться себе, что ещё одного он пока выдержать не готов. Гарри вдруг задался вопросом, почему бы не одолжить камень Снейпу. Зельевар никогда не просил его об этом, но мальчик был уверен, что профессор не переступил бы через свою гордость и не признался ему, даже если бы захотел.       Гарри понял, что уже слишком долго топчется на одном месте, и развернул Карту Мародёров, что в последнее время носил с собой постоянно. Он хотел найти на ней Филча, но наткнулся на точку «Пэнси Паркинсон», что направлялась вверх из подземелий, а за ней медленно шёл Малфой. Гарри был уверен, что Драко следит за девочкой, потому что он прятался за поворотами. Значит, слизеринец тоже заметил странное поведение своей сокурсницы и заподозрил её.       Гарри моментально отклеился от пола и рванул вниз, не обращая внимания на то, что мантия-невидимка сползла с него уже наполовину: Филч всё равно сейчас дежурил возле Астрономической башни, куда обычно пробирались парочки. Сейчас Гарри не мог с уверенностью заявить, что зимой туда никто не суётся.       Поначалу он колебался, не зная, проследить ли за обоими слизеринцами или присоединиться к Малфою, но в итоге он выбрал второй вариант, потому что если Пэнси и вправду была тем самым злоумышленником, то Драко находился в опасности.       Он остановился возле небольшой ниши у лестницы на второй этаж и стал ждать появления Паркинсон. На удивление сейчас он не чувствовал страха, как при виде Энрикеса в Хогсмиде, а скорее нетерпение и жгучий интерес, ведь даже если Пэнси стояла за всем произошедшим, то её на это сподвигла исключительно ненависть, а не недюжинная магическая сила, Волдеморт же не мог передать её ей. Гарри с легкостью победит, вздумай она напасть. Если честно, то он искренне надеялся, что виновницей окажется Паркинсон, потому что тогда весь этот кошмар закончится уже сегодня, сейчас.       Девочка вывернула из-за угла и, нервно оглядываясь по сторонам, быстрыми шагами направилась на второй этаж. Гарри практически не видел её лица в ночной тьме, а Люмоса она, как назло, не использовала, — вероятно, опасаясь нарваться на Филча или на других профессоров. Она несла незажжённый настольный фонарик, и Гарри только уверился в том, что она не просто так расхаживала по замку и что-то замышляла.       Спустя полминуты за ней появился Малфой. Его платиновые волосы светящимся пятном выделялись в темноте, и Гарри подумал, что они выглядят довольно… красиво и что Драко следует накинуть на них капюшон, если он не хочет привлечь к себе внимание. Он медленно двинулся навстречу к слизеринцу, боясь испугать его, ведь тогда он может вскрикнуть — и вся их слежка провалится.       — Малфой, — тихо шепнул он, но его голос эхом раздался по пустынным коридорам.       Драко вздрогнул и замер, смотря в одну точку перед собой. Гарри подошёл прямо к нему — Малфой повернул голову на звук шагов и вытянул руку, задев щёку гриффиндорца. Его холодные пальцы ощущались через тонкую ткань, и это ощущение показалось Гарри каким-то неестественным, будто бы неживым. Он сам скинул с себя мантию, и они с Малфоем глупо уставились друг на друга.       — Я спешу, Поттер, — шепнул он. Видимо, как бы сильно Драко ни любил язвить, он был заинтересован в поимке злоумышленника.       — Я пойду с тобой, — упрямо сказал Гарри и двинулся вперёд. Малфой схватил его за руку и резко развернул к себе. Его лицо было совсем близко, и мальчик мог ясно разглядеть раздражение в серых глазах и подрагивающих губах.       — С чего бы вдруг? — зашипел Малфой не хуже змеи. Он сжал предплечье гриффиндорца почти до боли, и Гарри пришлось вырывать руку из длинных пальцев. Мальчик догадался, что Драко просто не хотел посвящать кого-то в свои тайны точно так же, как и Гарри в свои.       — Послушай, мы сейчас упустим её. — Гарри решил говорить прямо, потому что время действительно шло и ему не хотелось доставать Карту Мародёров при Малфое. Драко прищурил глаза — он мялся, не желая уступать, но в итоге всё же кивнул.       Они чуть ли не бегом поднялись по лестнице и осмотрелись — Паркинсон в коридоре уже не было. Гарри готов был застонать от их невезения, но Малфой подтолкнул его вперёд по направлению к туалету Плаксы Миртл, и Гарри сразу же вспомнил слова Гермионы о том, что она однажды застала Пэнси в уборной и та накричала на неё.       — Спать по ночам надо, — проворчал мужчина со старой картины. Гарри с Драко испуганно покосились на него и ускорились.       Когда они дошли до туалета, оттуда уже виднелось желтоватое свечение фонарика. Малфой резко остановился. Гарри догадался, что тот просто боится быть замеченным, и им стоит укрыться под мантией вдвоём.       — Мы пойдём следить за девочкой в туалет? — нехотя спросил Малфой. Гриффиндорец широко распахнул глаза, потому что такая мысль даже не приходила ему на ум, но Драко говорил не с осуждением, а скорее с сомнением.       — Она с фонарём туда пошла. Посреди ночи. — Гарри даже не знал, кого он убеждает: Малфоя или себя. Недавно он уже наткнулся на двух девочек, и ему бы не хотелось больше узнавать никаких подробностей из их жизней.       — Ладно, — кивнул Драко. Гарри распахнул мантию, и Малфой с опаской встал рядом с ним. Гриффиндорец вдруг усмехнулся, потому что если бы у них времени было не в обрез, то Драко, вероятно, разразился бы тирадой на тему того, что не собирается так близко стоять рядом с Гарри.       Они нарочито медленно двинулись внутрь, не желая не только быть услышанными, но и наткнуться на что-то, что не предназначалось для их глаз. Гарри ощущал острое плечо Малфоя и его тихое дыхание рядом. Это показалось ему забавным, потому что давно он не совершал ничего подобного: абсурдного, но в то же время не смертельно опасного, такого, как хождение с Драко Малфоем по ночам.       По туалету раздался тихий всхлип, и сразу же стало понятно, что Паркинсон плачет. Гарри уже подмывало уйти, но его останавливали непрошеные воспоминания о том, что, когда Драко поручили сотворить нечто ужасное в прошлый раз, он тоже плакал, причём в этом же туалете. Пэнси сидела на холодном полу рядом с раковиной, и по её раскрасневшемуся лицу стекали слёзы.       Они с Малфоем примостились около одной из кабинок, что укрывала их тенью, не давая свету фонарика добраться до них. Гарри сразу же наложил на них невербальные Заглушающие чары и для пробы чуть ударил кулаком о стену. Малфой вздрогнул, а Паркинсон даже не обратила внимания.       — Есть идеи? — спросил Гарри, не в силах просто наблюдать за плачущей девочкой. Он на всякий случай не стал убирать палочку обратно в карман, но с каждой секундой всё больше начинал понимать, что она ему не понадобится.       — Она странно себя вела в последнее время, — задумчиво сказал Малфой, пожимая плечами. Он стоял совсем близко, и Гарри мог видеть, как толика жалости к однокурснице проявляется на его холодном лице.       — Я заметил. — Это, конечно, было не совсем правдой, ведь заметила странности Паркинсон — Гермиона, а не он, но Малфой вряд ли оценил бы наблюдательность ненавистной ему гриффиндорки.       Пэнси потянулась к карману мантии, и Гарри приготовился увидеть там какие-нибудь доказательства её вины, ведь палочка была у неё в руках, но она достала оттуда просто небольшой прозрачный стакан.       — Что за?.. — Малфой точно так же ничего не понимал, как и сам Гарри. Им пришлось немного согнуться, чтобы полностью видеть происходящее, и мышцы гриффиндорца начали затекать.       — Агуаменти, — шепнула Паркинсон, направляя палочку в стакан. Из её кончика полилась вода, и Гарри вообще перестал понимать, что происходит. Она пришла сюда, чтобы попить?       Пэнси поднесла стакан к губам и выпила его практически залпом, а потом сразу же налила себе ещё один. Гарри сначала не придал этому значения, но, когда она наполнила уже третий, стал подозревать, что пить воду в таких количествах несколько ненормально. Он слабо пихнул Малфоя в бок и вопросительно выгнул брови, когда слизеринец недовольно повернулся к нему. Драко пожал плечами, и Гарри испытал некоторое облегчение из-за того, что он здесь не единственный тугодум.       — Это пятый, — неверяще проговорил Гарри, наблюдая за тем, как девочка с трудом вливает в себя воду. — Драко, помнишь, я говорил, что мою вину ученику внушили, — вдруг от Паркинсон захотели избавиться и внушили ей что-то сотворить с собой?       — Я так не думаю, — с серьёзностью и сожалением одновременно ответил Драко.       Гарри немного воодушевился, осознав, что Малфой наконец что-то понял, но не успел он ничего спросить, как Пэнси допила последний стакан и звонко поставила его на пол рядом с собой. Она стала медленно подниматься, всё ещё плача, и сердце Гарри закололо от жалости, даже невзирая на то, что перед ним была Паркинсон. Сейчас она выглядела не как юная избалованная блюстительница чистоты крови, а как маленькая несчастная девочка, неспособная разобраться со своими проблемами. Она направила палочку на своё горло, и Гарри от ужаса рванул вперёд, чтобы остановить её, но Малфой успел схватить его за руку и потянуть обратно на себя.       — Вомитэ, — шепнула Паркинсон и согнулась над раковиной. По туалету разнеслись неприятные звуки, а Гарри быстро отвернулся от удивления и отвращения.       Малфой кивнул ему на выход, и гриффиндорец без раздумий согласился с ним. Он понятия не имел, свидетелем чего именно стал только что, но ему захотелось наложить на себя Обливиэйт, потому что с преступлениями это точно не было связано, а значит, имело за собой какую-то другую, несомненно мерзкую причину.       Как только они вышли из туалета, Малфой сразу же вынырнул из-под мантии и завернул за угол, направляясь в сторону одного из подоконников, и Гарри догадался, что им следует как-то обсудить увиденное. У него самого не было никаких слов, как и идей, зачем Пэнси делала это. Она вызвала рвоту. Для чего? Гарри искренне надеялся, что Драко что-нибудь объяснит ему.       Малфой уселся на подоконник, попутно нашёптывая Согревающие чары, а Гарри вновь наложил на них Заглушающие. Он скинул с себя мантию-невидимку и с сотней вопросов на лице уставился на слизеринца, не решаясь заговорить первым. Драко хмурился и закусывал нижнюю губу. Он всегда так делал, размышляя о чём-то, подметил Гарри.       — Не прикидывайся идиотом, Поттер, тебе это не нужно, — злостно начал Малфой. — Если ты кому-то расскажешь…       — Что? — грубо перебил его Гарри. — Я, по-твоему, притворяюсь, что не понимаю этого? — Он махнул рукой в сторону туалета и возмущённо уставился на Малфоя. Гарри даже не представлял, о чём идёт речь. Лицо Драко мгновенно смягчилось, и ненависть покинула его, уступая место озадаченности.       — Салазар, ты действительно ничего не понял? — неверяще спросил Малфой, и Гарри почувствовал себя полнейшим идиотом. Видимо, именно эта эмоция отразилась на его лице, потому что Драко вдруг грустно усмехнулся. — Она вызвала рвоту, Поттер.       — Это я как раз таки увидел, — нехотя ответил Гарри, вспоминая эту омерзительную картину. — Зачем? Это ужасно.       — Потому что считает себя толстой, очевидно, — тихо ответил Малфой, и отвратительное осознание наконец пришло к Гарри. Она сделала это, чтобы избавиться от еды в желудке. Ему стало невероятно грустно и противно от этой ситуации, которую он практически не понимал. Ни у него, ни у его друзей никогда не было подобных проблем с самооценкой, потому что всё их свободное время занимала борьба с Волдемортом, переросшая в настоящую войну. И даже сейчас, когда его жизнь была относительно спокойна, он не мог свыкнуться с мыслью, что у людей бывают совсем другие проблемы; может, куда более незначительные по сравнению с его собственными, но от этого не менее важные.       — Я не знал, — пролепетал Гарри, вспоминая, как сам, пусть и только в своих мыслях, сравнивал её с толстым мопсом. Она, конечно, не нравилась ему, но ничего подобного определённо не заслуживала.       — Всё твой придурковатый дружок виноват. — Малфой скривился, а Гарри вновь перестал понимать, о чём идёт речь.       — Какой дружок? — с нарастающим раздражением спросил Гарри. Он догадался, что речь идёт о ком-то с Гриффиндора, поэтому сразу же приготовился защищать своих друзей от нападок Малфоя.       — Финниган, — выплюнул слизеринец. — Он назвал её жирным мопсом.       Гарри сжал челюсти. Он вспомнил тот вечер в «Трёх Мётлах», когда Пэнси с ненавистью смотрела в их сторону, и сейчас эта ситуация окрасилась совсем другими красками.       — Она сказала, что его грязная кровь не даёт ему нормально мыслить, — защитил Симуса Гарри. Он хотел не только оправдать друга, но и посмотреть, как Малфой отреагирует на тему чистоты крови. После тех слов Гермионы о поведении Драко Гарри не раз задумывался об этом.       — Ну что же, — Малфой оскалился, — тогда можешь пойти и позлорадствовать. — Он указал пальцем в сторону уборной, и Гарри с горечью осознал, что слизеринец вновь вывернул всю ситуацию против него.       — Не собираюсь я злорадствовать, — устало выдохнул Гарри. Он не хотел вновь начинать ругаться на пустом месте, ведь сами мальчики никакого отношения к происходящему с Паркинсон не имели. — Я просто говорю, что если ей не нравятся оскорбления в свой адрес, то она тоже должна перестать себя так вести.       Малфой ничего не ответил и отвернулся к окну. Гарри очень давно не сталкивался с подобными проблемами, такими, как у нормальных людей, не потративших детство и отрочество на войну, и, признаться, он понятия не имел, что делать и как себя вести. Обычно в таких случаях он сразу же бежал к Гермионе, да и в этот раз вознамерился поступить так же.       Зато теперь с Паркинсон спадали все обвинения, потому что у её странного поведения появилось вполне обоснованное оправдание. Гарри нехотя признался себе, что вновь находится в тупике, ведь все последние дни он провёл, пристально наблюдая за слизеринкой. Ему казалось, что это никогда не закончится.       — В мой кабинет. Оба. Живо. — Голос Снейпа раскатился громом по коридору, нарушая ночную тишину.