Колдовское

Подняло меня с постели то, что впредь не поднимало никогда. Волчий вой морозным утром устремился к неподвижным облакам. Сердце иглами кольнуло — так звучит необратимая беда, Как прощальная молитва, песня стаи, потерявшей вожака. Я очнулась на пороге, расправляя два агатовых крыла, Закричала, и над крышей дома смерчем закружилось вороньё. На снегу следов не видно — их метель беззвёздной ночью замела. Я стрелой помчалась в лес. Мы обещали — если сгинем, то вдвоём. Посреди густого леса отыскала я супруга на снегу. Он лежал в обличье волка, задыхался, весь израненный в бою. Стая выла без умолку, запечатав умиравшего в кругу Из следов. Я камнем пала, расплескала силу чёрную свою. Волки яро зарычали — придавила их к земле слепая мгла. Пролилась она на раны вязкой смолью, как расплавленный металл, Затянула, излечила. Я ни капли для себя не сберегла Древней силы, чтобы мужу срок за Грань уйти сегодня не настал. Он поднялся, отряхнулся и окинул стаю взглядом вожака. Их звериное обличье вдаль унёс ветров студенистый поток, И сказал один мужчина, молодой, но с сединою на висках: — Ты теперь помечен мраком. У тебя на шерсти метка — чёрный клок. Снова волком обернулся мой супруг, и на серебряном боку Обозначилось клеймо запретной силы чётким угольным пятном. Испугалась я, что этим отречение на мужа навлеку, Что вся стая вожака другого выберет, а я тому виной. Не успела я опомниться, как блеском ритуального ножа Ослепило, и чернильные шерстинки вдруг осыпались на снег… Кровью брызнуло из раны на груди, и на осколки витража Для меня весь мир рассыпался, и время заморозило свой бег. На мгновение — а после я очнулась у родного очага. Волчья стая сон мой чуткий терпеливо и безмолвно сторожит. Белый Волк, как прежде, Белый. Стая с ним. Пусть мы на разных берегах, Тьма и Свет, но мы едины — только вместе умирать и вместе жить.