when the party's over

             Впечатлительная, трепетная, неудержимая душа бросается из крайности в крайность, и ей, по– хорошему, необходима направляющая рука, чтобы найти точку равновесия. Уилсон удерживает оковами рассудок, чтобы не попадать в очередные передряги — правда, расходится девчонка не на шутку.              Сколько себя помнит: либо добиваться желаемого, либо потерять всё.               — У меня есть один очень тонкий вопрос, который может тебя вернуть в прошлое и немного озадачить, — начинает мистер Клиффорд.              Аромат индийских благовоний с ноткой цитруса — это уже один из немаловажных факторов, напоминающих ей о прошлом. Признаться, девчонка скучала по этому кабинету, четырнадцатому, справа по коридору, по лукавому проницательному взгляду, кожаному креслу — её креслу.               — Давайте, не медлите, — бросает Уилсон так, будто всё в её жизни походит на вызов.               — Напоминаю, что под словом «озадачить» часто скрывается иной смысл, — говорит мужчина. Спокойно и неторопливо. — Скажем, «подкосить».               — Да бросьте, — ухмыляется Лили. — Сколько раз вы уже опускали меня до самой низшей стадии. Задавайте уже!               — Тебя привели сюда в период глубокой депрессии, по понятным причинам, и можно с уверенностью сказать — ты отлично пыталась с этим бороться. Не без ошибок, само собой.              Уилсон хмурится, потому что таким началом Клиффорд не даёт ей никаких зацепок на дальнейшую психиатрию. Она не может предугадать, каким образом ей стоит защищаться.               — Но складывается в семидесяти процентах случаях такая картина, что пациентам их душевная обстановка кажется более чем приемлемой. Мне не хочется развозить тут монолог, потому что ты не любишь это. Ты сильно повзрослела с тех времен — духовно.              Лили напрягается. Ногтями скрежёт по кожаной обивке, ноги пульсируют. Она давным– давно отвыкла от разговоров с психологом (психиатором — да, он получил новую квалифицированную должность, и это известие её ещё больше пугает).               — Джефф погиб около трёх месяцев назад, если не ошибаюсь. И я уверен, что ты всё ещё думаешь об этом. Какие именно чувства вызывают воспоминания?              Уилсон в ступоре: продолжительные диалоги — ненавидит, вопросы в лоб — ненавидит, вопросы личного характера в лоб — ненавидит от словам совсем.              

ххх

      

       — Зачем нам с ними знакомиться? — жалобно скулит Макс. — Особенно с их детьми.               — Мы только переехали, —  распаляется миссис Уилсон, — Вам нужно социализироваться. Тем более, —  перебирая весь бар — Аткинсам в сюрприз. — Их сын ходит в эту школу.              Макс шастает за матерью по пятам и выискивает причины для того, чтобы уйти из дома.               — Могу поехать к Луису? —  спрашивает младший, на что получает укоризненный взгляд. — Ну, я уже социализировался. Это Лили ходит по школе, как прокажённая.              Он не любит таких открыто официальных приёмов — безусловно, дом всегда был заполнен душевными ужинами и завтраками: никаких встреч с партнёрами отца, никаких приёмов пищи с чужими людьми. С чего тот решил, что это вообще необходимо? Ещё и ехать загород — ну его.               — Я предпочитаю никого не знать, —  вмешивается зеленоглазая. — Мне плевать, хотят со мной дружить или нет.              Уилсон третий день в школе проводит сама с собой — ей никогда не нужны были друзья для поддержания репутации. В минувшем учебном заведении ей хватало ребят, что играли в театральном и пары заносчивых «подруг», которые могли сожрать каждого и не поперхнуться —  печально, конечно, было расставаться. Её никак не трогал переезд —  отец был на грани нервоза, его бесили мельчайшие вещи, он в какой— то момент продал свои акции и начал изучать природу бирж готовых бизнесов. Встретил влиятельного союзника — пообщались пару месяцев и, ни с того — ни с сего, стали друзьями. Джефф, их сын, встретил её в коридоре радушно, провёл экскурсию по школе — на этом всё. «Дружеские» связи заканчиваются.               — Вот, —  подмечает мать. — В этом и дело — Лили слишком замкнутая, и пофигизм у неё зашкаливает. Ей нужно, ну,…—  раздумывает. — Как— то открыться, пообщаться. Может, ученики в Либерти и не такие уж и пло…               — Они ходят с лицами «а— ля короли». Особенно футболисты.              Уилсон и представить не может, как она бы сочеталась с синим товариществом новой школы. Либертские, вроде, да? Похуй.               — У меня офигенный класс, —  подливает масло в огонь парень. — Все дружелюбные. Ни одного футболиста — как я рад! — он перепрыгивает через диван и наваливается всем своим весом на Уилсон.               — Отвали! — кричит та.               — Что, злишься, сестрёнка? — язвит Макс, которого зеленоглазая начинает дубасить кулаками. – Больно!… Ты, …допрыгалась.              Брат начинает щекотать бедную Лили, что до мозга костей не выносит щекотки. Та начинает пищать, орать на весь дом, пытаться высвободиться из его рук и, в итоге, перебираетсяна пол.               — Вы когда угомонитесь? — отец напряжённо спускается по лестнице на первый этаж и без поблажек собирается критиковать детей. – Ведёте себя, как пятилетние. Лили — что за вид? Переоденься. Макс, веди себя прилично — без твоих вот этих шуточек необоснованных. И, —  он обращается к обоим. — Даже не вздумайте чего — либо вытворить!               — Освобождаюсь от каламбуров, —  младший набирает больше воздуха в лёгкие и начинает притворно трястись, и срывается на смех.              Уилсон, прикрывая рот ладонью, потешается –гиена сестра же.               — Обещаю, —  кладёт девчонка руку на грудь. — Не язвить, не обзываться, не дышать, вообще не говорить. Я же могу весь вечер провести молча? Скажите им, что я онемела.               Мистер Уилсон притуплено смотрит на детей и поворачивается к жене:               — Это нормально? — интересуется.              Конечно ненормально, отец, раз ты не знаешь, какие мы по характеру у тебя — думает Лили.               — Правда, Уилсон, найди приличнее одежду. В пижаме приезжать по — скотски, —  подтрунивает Макс.              Зеленоглазая цокает, лениво поднимаясь, и уходит к себе в комнату. Что там обычно надевают на светские ужины? Роскошные костюмы, платья с тремя слоями юбок? Плевать— плевать— плевать. Толстовка, джинсы — всё по — новой. Уилсон садится на кровать и устало массирует веки. Вырваться из её пространства — в дом без приглашения (с приглашением, естественно, правда, несогласованным), как минимум, бесчеловечно. Лили представляет, как скучно проведёт этот вечер, как придётся рисовать радостную мину, задавать и отвечать на вопросы, не интересующие её. Чем занимаешься, что любишь, как дела — вообще самое банальное, люди задают его, чтобы скрыть молчание, им плевать, собственно, что у тебя на душе. Такой мало содержащий вопрос. Такой склизкий.               — Я не хочу спускаться, —  Макс открывает дверь, хлопает, валится на кровать в кроссовках. — Хуже дня и не придумаешь…               — Согласна, братец, —  она очухивается и ложится на спину. — Как думаешь, какие они?               — Партнёр отца и его жена? В смысле, по статусу?               — Нет, я про их детей.              Макс представляет.               — Очевидно, дохуя из себя важные и критичные.               — Совсем не веришь в доброту человеческую?               — Как в неё поверить, когда живёшь с такой сестрой? — усмехается младший.               — Да иди ты, —  отмахивается Уилсон. — Я думаю, они достаточно сдержанные. Такие,… — размышляет. — Осанка ровная, носы острые, поднятые вверх, приличные. Джефф, … — вспоминает. — Вроде его так зовут,. довольно— таки обаятельный. Любезно рассказал, что да как.               — Всё, —  ухмыляется Макс. — Влюбилась. С первого взгляда, о— как!               — Нет, —  нервно выдает девчонка. Уилсон зачастую избегает таких тем. — Он … не похож на футболистов. Хотя —  в команде, как я поняла. Какой— то … более уверенный? И менее самовлюблённый. Думаю, они нормальные, не то, что мы.               — Разве это не славно? Нам не скучно.               — Что будет дальше? Я не знаю и половины того, что творится в этой грёбанной школе.               — Готовимся ко всему. Можем извертеться и стать элитой или долго и мучительно дожидаться выпускного.               — Хорошо, что в Провиденс раньше не было расслоения. Может, мы выросли более лояльными?               — Ты — точно нет. Отрезаешь всё на корню.               — Не правда! — возмущается Лили.               — Ты общалась с самыми умными девками, вечно штудирующих всех подряд. Заучки, блять.               — Они были сучками, —  начинает девчонка. — Но никого не обижали. Были заводными. Да, влиятельными, но это не перерастало в культ. Не то чтобы я любила их больше жизни,. просто было интересно тусить хоть в какой— то компании.               — Ты и к ним относилась наплевательски. Я видел пока трёх таких «сучек» в Либерти. Их больше — зуб даю, —  говорит Макс. — Хотел бы я стать футболистом, наверно, —  выдаёт парень. — Чтоб быть под крылом. Да и вообще — это классно, тебя обожают, возвышают, тобой восхищаются. Ты на высшей ступени общества!               — Тебе ещё год учиться, чтобы попасть в команду. Просмотры с шестнадцати, —  Лили потягивается и зевает.               — Какой вы, мисс Уилсон, заняли бы статус?               — Если в школе не создадут театралку — я умру, —  ноет зеленоглазая. — И вообще, есть ли там дохуя творческие люди – тоже не знаю. Разберусь с этим позже. К «крутым» точно не хочу. Дружбу со спортсменами водить — так себе идея. Не знаю, Макс, —  выдыхает. — Ебучая неопределённость.              Ты, милая, ещё не знаешь, с чем предстоит справиться, какой ты станешь.               — Сколько там времени?              Девчонка смотрит на ручные часы — 15:29.               — Отъезжаем в четыре часа.               — Думаешь, наша отсутствующая пунктуальность в этот раз не подведёт ?               — Для отца это важно, пиздец как.               — Давай полежим ещё, —  предлагает брат. — Не хочу стоять в дверях и выжидать, как пёс. Будто я вообще жду этой поездки.              Они молча распластываются на кровати — оба соображают, о чём стоит беседовать, перебирают все варианты событий, раздумывают, всё равно, что бы такого натворить. Макс без подколов — не Макс. Лили без подковыристости — не Лили. Половины мозга совмещаются: левое полушарие —  логическая братская и правое полушарие —  чувственная сестринская. Уилсон и описать не может, что за этика — наличие брата. Такая близкая и такая сложная. Одни родители, гены, прошлое, иногда — одна кровать и одежда. Они — друзья и соперники, которые делятся тайнами и одновременно безобидно враждуют. Уилсон не может никого подпустить ближе, чем брата, Макс — не способен отдать частичку души никому, кроме Лили. Они такие разные, по— своему примечательные, но связаны крепкими матросскими узлами.              Ребята слышат внезапный рёв машины, плавный скрежет по асфальту. Автомобиль останавливается и пищит после блокировки. Отец, видимо, вывел её из гаража.               — Пошли, —  зовёт брата. — Пора устраивать комедию дальше.               — Бля— ять, —  выговаривается младший. – Мать дала пятнадцать минут, чтобы дописать эссе. И десять — на сборы. Мне осталось всего лишь пару пунктов. Ненавижу эссе.               — Удачи, братец.               — Именно.               — Ладно, буду ждать тебя прямо здесь, —  хлопает по одеялу.              На лестнице уже слышны скорые обсуждения родителей по поводу предстоящего празднества — как приторно лестно. Зеленоглазую зовут, а она захлопывает дверь.              Мать сто процентов не станет подниматься наверх, не подобает — теребить своих взбалмошных отпрысков. Она, с обиженным выражением лица, потом отчитает их по полной программе.              Уилсон погружается в особенный мир: втыкает наушники, ставит аудиокнигу по актёрскому мастерству, и начинает выписывать формулировки. И, правда, если здесь не найдётся мастера, как в Шарлотте, где они обитали раньше, она в точности попадёт в ад. Дистанционные уроки — полнейший бред. Не в её специализации. Театр — был единственной отдушиной: от напряга в школе, от бесконечного потока подавляющих мыслей о великом настоящем и прошлом.              Как, наверно, приятно родиться в семье артистов. Хочешь пойти по стопам — пожалуйста, хочешь учиться медицине — пожалуйста, юристом — пожалуйста. Творческие люди, в принципе, не консервативны.              Уилсон по себе знает, как трудно бывает, когда мать и отец — математически подцепленные люди. Один вертится— крутится, как может, развивает собственный бизнес, другая — хочет заведовать дизайн— студией. На кой чёрт матери сдалось нанимать дизайнеров в маленьком городке в центре Америки? Спроса— то не будет. Отец хоть как— то вывезет их положение с новым другом — партнёром.              

«Лили, мы переведём тебя в бизнес— школу, хочешь ты этого или нет!»

             

«Лили, ты упрямишься — мы всё равно не будем платить за университет искусств!»

             

«Лили, ты в кого вообще? Вон, Макс: прекрасные баллы, мечты — до небес, в кого ты? В кого?»

              — Ты хоть сделай вид, что тебе не плевать на детей, —  ворчит Элизабет. — На меня – забей. Я привыкла, что ты занят всю свою жизнь своей чокнутой работой. Безумец.               — Дорогая, —  мужчина притягивает её за талию и утыкается лбом в шелковистые блондинистые волосы. — Мы обсуждали это тысячу раз, —  он выдыхает. — Мне не плевать —  ни на тебя, ни на ребят.               — Ричард, —  не обманывай себя, пожалуйста, —  она поворачивает и смотрит в эти детские безотчётные глаза. — Ты весь вечер будешь обсуждать будущие планы развития, я знаю, как это бывает у мужчин. Ты оставишь меня на незнакомку, о которой я вообще ничего не знаю.              Ричард — имя английского происхождения. Лили предпочитала никогда не распространяться о своих корнях. Может, поэтому она родилась с таким снобским характером. Американцы не любят англичан. Американцы не переезжают с англичанами из мегаполиса, одного из самых лучших городов в мире, на другой материк, в какую— то глушь. И уж точно не заводят с англичанами семью. Мать прилетела в Лондон из Шарлотта, когда проходила учебную практику, а уехала с огромным багажом любовных писем и неограниченным количеством восхищений. Лили до сих пор не понимает — как можно настолько быть одержимым человеком. Чтоб прям до болезни. До мозговых поломок. Он готов был отречься от всего — так и сделал: разругался с матерью и родственниками, отдалился от неё, прервал все связи. Потом, конечно, восстановил, но обида— то осталась.              Лили не понимает его выбора: импульсивность, вспыльчивость, гордость высокого качества — прирождённый набор матери. Как вообще отец добился такого «дара небес» —  тоже не понимает. Не понимает, почему их замужество продлилось так долго — не помнит ни разу в жизни, чтобы родители ругались по — крупному, так, —  перебежки. Они — настолько разные, что сам Бог позавидует подобному союзу. Уилсон не может не поверить в любовь по примеру отца и матери — сопротивляется. И всё ещё не верит.               — Солнце,.               — Я справлюсь с этим, знакомиться — моя не самая худшая черта. Каково детям будет? Один из них — одноклассник Лили, его сестра вообще в школе не числится, она на домашнем обучении. Не делай вид, что твоих детей не существует. Поддерживай хоть как— то разговор. Не знаю — ляпни что— нибудь, что поможет им подружиться, —  она мягко гладит мужа по щеке. —  Не надо спихивать эту ответственность на меня.               — Все будет в порядке, —  успокаивает мужчина.              Лили всегда поражается щенячьей привязанности братца к родителям, к их благополучному союзу. Души в них не чает. Любит совместные поездки, любит навещать бабушку по материнской линии, да и по отцовской тоже, любит просыпаться и желать всем добрейшего утра. Девчонке, в принципе, не импонирует его каждодневный позитивный настрой. Зеленоглазая считается в семье тем самым уродом. Вечно бурчащим — недовольным — погубленным — нереализованным — без светлых прогнозов на будущее. Безусловно, Уилсон преуспевает. Во многом. В большем, чем ей стоит. Но не в угоду её родителям. От этого и становится козлом отпущения. Зеленоглазая без энтузиазма относится к совместным поездкам, не просыпается по утрам, обожая этот мир, но любит ездить к бабушке. Американской. С бабулей — англичанкой сложно построить доверительные отношения. Каникулы в Лондоне — прокажённая участь.              Три стука вверх, два — вниз.               — Блять! — шёпотом вскрикивает Лили, испугавшись, и вытаскивая наушники. — Да иду я, иду!               — Побыстрее, —  отвечает мать по ту сторону запертой комнаты.               — Побыстрее, —  перековеркивает Лили.              Она захватывает с собой маленькую поясную сумку и первой спускается вниз: ладно, родители выглядят достойно. Отец даже часы любимые надел —  праздник — то какой! Зеленоглазая фыркает.               — Нормально? — вертится, чтобы показать свою одежду.               — Сойдёт, —  откликается мать. — Где Макс?               — Макс! — Уилсон орёт, что есть мочи.               — Максимильян! — поддерживает её возгласы мужчина.              Брат ненавидит, когда его так называют.              Младший вылетает из комнаты, перепрыгивая через две ступеньки, быстро оказывается в гостиной. Он шлёпает Лили по ноге — та матерится чуть ли не вслух и бежит за ним до самой двери.               — Да подожди ты! — смеётся парень. — Подожди, … Лили! Нет! — он закрывает собой дверной проём, пока девчонка пытается выпихнуть себя на улицу. — Я первый, мать твою,…               — Макс, какую мать! — возмущается женщина, выключая свет. — А ну — ка повтори ещё раз, мне не послышалось?               — Твою мать, —  произносит тот разочарованно, понимая, что Лили добирается до машины первой. — Ну, бабушку в смысле, —  он ехидно улыбается и залезает в автомобиль.              Аткинсы живут загородом — до Уилсон доходит, когда они добираются до моста, отделяющего город и трассу на Хиван— Хилс. Это уже утомляет — они простояли в огромном потоке машин на светофорах около получаса. Девчонка откидывает голову назад и подгибает одну ногу — похуй на то, что сидение испачкается. Замечает, как Макс увлеченно разглядывает лесные массивы за окном. Уже смеркается.              Кто они — вот, что действительно её волнует. Она не умеет дружить, но хочет, чтобы её научили. Наконец— то признаётся себе в этом. Как литературный образ — это довольно мило. Уилсоны ещё не имели крепких отношений с другими семьями. А тут — целых два ребёнка. Их — тоже двое. Возможно, что— то да получится.              А вообще — хуй его знает. Зеленоглазая такая нелюдимая. Ей легко быть в социуме, который сам собой располагает. Учиться в театральном и быть при этом нелюдимой и самостоятельной — как вам такое сочетание? Её вполне устраивает положение.              Уилсон — что общается после переезда с каждым из участников театрального кружка.              Уилсон — что старается поддерживать переписку с половиной учеников бывшей школы.              Уилсон — что каждый день — как театр, комичный— трагичный— драматичный.              Нелюдимая.              Та — кто реально не умеет дружить.               — Они уже подъезжают? — спрашивает шатенка.               — Пишут, что застряли в пробке. Может, через минут двадцать будут — непонятно, —  из ванны доносятся слова брата.              Девчонка подкрашивает ресницы, уткнувшись в зеркало в прихожей, и резко останавливает мимо проходящего парня.               — Не задавливай их вопросами, —  произносит она. — А то испугаются, —  улыбается. – И не флиртуй с Лили! Около тебя и так много девушек понабралось.               — Не буду, —  он выставляет руки в примирительном жесте. — Не разукрашивайся сильно, ты не на свидание идёшь, —  он выражает братскую любовь всегда тем, что постоянно гладит её по левой лопатке. И всегда почему— то становится с левой стороны.              Видимо, тоже — больше по левому полушарию.               — Ты купил коньяк? — женщина рассматривает красующихся пять звёзд. — Не думаешь, что перебор —  для обычного ужина?               — Мужчины решают просто: коньяк да стейки, ты ж знаешь, —  усмехается глава семьи.               — Фред, —  протягивает она. — Ты таким стереотипным бываешь.               — Миссис Аткинс, —  мужчина подходит и укрывает её объятиями. — Никогда не осуждайте меня, —  он осторожно целует её макушку и возвращается на террасу — раскладывать приборы в правильном порядке.              Как только Аткинс слышит звук подъезжающего автомобиля, и фары просвечивают окна прихожей, девчонка начинает поправлять летнее платье, надевает кардиган и руками пробирает локоны, чтобы те оставались ровными весь вечер. Она сталкивается с отцом, развернувшись, слегка пугается и просится пройти в гостиную. Шатенка, взволнованная, подходит к матери, которая продолжает натирать бокалы до блеска, становится рядом с ней, делая вид, что была тут уже минут пять, поджимает губы и мельком улыбается брату. Тот видит, как сестра воодушевлённо ждёт знакомства — подмигивает. Джефф, усевшись на диван, наблюдает сцену через окно: отец выходит из дома, останавливается на крыльце и ждёт, пока из машины выйдет мужчина средних лет и пожмет ему руку, они хлопают друг друга по спине, улыбаются, может, перекидываются парочкой шуток, затем уверенно появляется женщина, захлопнув с силой дверь, в пиджаке и брюках — простенько, но со вкусом. Видит Лили – она, вылезая из автомобиля, очищает заднее сидение, осматривается вокруг, усмехается, оценивая их загородный дом, и смеётся, видимо, услышав вердикт брата. Джефф видел младшего Уилсона, и он может сказать одно — тот не похож ни на мать, ни на отца, ни на сестру. Откуда же такое удивительно прекрасное лицо — неведомо.              Приглашение в дом получено. У Лили трясутся поджилки и искрит грудная клетка. Максу — похуй, он всё ещё думает, какой крутой дом у Аткинсов.              Зеленоглазая заходит в прихожую после матери и отца, следует за ними до самой гостиной. Девчонку тут же ошеломляет: уже вопрошающие, большие, блестящие глаза, которые в ту же секунду оставляют яркий след в её сердечке. Красное, как маки, платье, ухоженные длинные волосы и пушистые ресницы.               — Алиша, —  шатенка подаёт свою загорелую ладонь с пальцами, украшенными кольцами.               — Лили, —  улыбка на одну сторону и удивлённый взгляд.              Уилсон, возьми себя в руки!               — Привет, —  Джефф не стесняется приобнять зеленоглазую.              Девчонка дивится и этому: она неуклюже похлопывает парня по спине и приветствует. Аткинс незаметно закатывает глаза, пока брат вновь включает свои механизмы обаяния.              Макс жмёт всем руки без неловкости и представляется. Он, признаться, тоже поражён красоте Алиши. Наверно, это самая привлекательная женщина, находящаяся в данный момент возле него. Ой, сестра эта — да совсем же чудище, разве нет?              В семье Макс занимал место не только любимчика. Зеленоглазая и в этом, видимо, проебалась. Без спору: брат выглядит, как герой мультиков со всеми параметрами исключительной красоты. Вот только ею никто не восхищался в детстве. Поэтому она выстраивала годами свою уверенность, чтобы не отставать от других.               — Вы, наверняка, утомились, пока ехали, —  произносит мистер Аткинс. — После обеда у нас тут жуткие пробки.               — Да уж, —  усмехается Ричард.               — Дженнис, проводи гостей, пожалуйста, —  Фред обращается к жене и отводит отца Уилсон на «покурить» около терассы.               — Мы не могли прийти без подарков, —  начинает Элизабет. Главное правило этикета — никогда не оставлять приглашающих с пустым баром. —  Петрус Рамероль, —  женщина достаёт из бумажного белого пакета бутылку дорогого пойла. — Любимое вино актёра Марка Уолберга.               — Слышала, — отзывается миссис Аткинс. —  Я обожаю Марка и не меньше люблю выпить, —  шутит, посмеиваясь. — Красное, сухое, из коммуны Помроль, —  читает этикетку. — Отлично, как раз готовила бокалы для вина.              Лили озадачивается — девчонка готовилась к светской хронике, а не к обычному ужину со стейками и рыбой на свежем воздухе. На стол выставляют коньяк и Петрус Рамероль. Пахнет остатками мяса на гриле и свежими овощами. Треск деревьев и запах костра поглощают задний двор.               — Любишь сидеть с краю или, … — Алиша задаёт вопрос зеленоглазой.               — По— разному, —  та пожимает плечами и на секунду осматривает места, ухватившись за спинку первого попавшегося стула. — Здесь и сяду, —  поджимает губы.               — Алиша садится напротив, сглаживает складки платья, укутывается в кардиган и украдкой посматривает на брата Лили. Он уже успевает заговорить с Джеффом, шатенка особо не вслушивается в их беседу. На её долю — выпала старшая Уилсон.               — Брат говорил мне, что ты любишь играть в театре, —  она первая вступает в диалог. — В Либерти, насколько знаю, нет театральной студии, … — она делает паузу. — Чёрт, только не говори, что я тебя разочаровала!               — Нет, всё в порядке, —  Уилсон подхватывает её намерения. — Если уж и нет, то я буду единственным человеком в этом году, которому придётся перевернуть всё с ног на голову.               — В принципе, директор Болан будет не против, если ты ворвёшься к нему в кабинет и потребуешь хоть как— то пошевелиться.               — Всё настолько плохо?               — Нет, просто он совсем не участвует в жизни школы. Отсиживается и выходит на всякие выступления, толкает речи — не более.               — Ясно, —  кивает зеленоглазая. — Почему ты там не учишься? Вы бы с братом были самой популярной парой школы, —  усмехается.               — Мне не нравится уделять столько времени на уроки. Я пытаюсь пройти программу экстерном. Параллельно с этим — курсы всякие. Хочу попробовать подать заявку в модельное агентство, и …               — Боже, чёрт, … — перебивает зеленоглазая шатенку, не в силах удержаться. — Да! Тебя возьмут на все сто процентов, …              Аткинс становится немного неловко от напора девчонки, она скрывает довольную улыбку и вежливо говорит:               — Спасибо. Ты не против, если я отвечу моему, … —  показывает на телефон. — Знакомому?               — Конечно.               — Как вам в Эвергрине? — Джефф не упускает возможностей.               — Здесь намного меньше людей, чем в Шарлотте, —  произносит Макс. — Но, в принципе, неплохо. Тихо, спокойно. И школа мне нравится, —  он пытается соблюсти хоть какие— то нормы приличия, пока не притрагиваясь к еде. Сложно, когда хочется есть постоянно. — Провиденс, бывшее учебное заведение, —  ещё та тюрьма. Больше углубленных направлений, и выбрать сложно — разрываешься! Лили легче — куча классов искусств и, пожалуйста — полнейшее безделье. Я вытягивал, как мог.               — Не ври, —  отрицает Лили. — У тебя математический склад ума, он справлялся со всеми науками, меня удручающими, —  она отпивает немного вина. — Ремесло, которым мы занимались, далеко не похоже на искусство. Куча часов практики, а ты сидишь решаешь задачи.               — В Либерти не так сложно — это правда, —  продолжает Аткинс. — У меня совсем плохо с естественными науками, но в спорте преуспеваю, так что оценки летят автоматом. Советую к следующему году готовиться, —  он указывает младшему Уилсон. — Рад буду видеть в рядах футболистов. Ты с задатками, парень. Быстро бегать умеешь?               — А то, —  амбициозно выдаёт Макс.               — Отлично, —  кивает Джефф. –Будешь защищать Уилсон от толп поклонников, —  он пробует Петрус Рамероль и длительно смотрит Лили в глаза.              Его огненный взгляд заставляет девчонку смутиться, но виду она, конечно же, не подаст.               — Не думаю, что их будет настолько много, —  любезничает та.               — Либерти — непростое место. Когда— нибудь расскажу, что раньше происходило — но сегодня вечер весёлых историй.              Уилсон настораживается: во всех школах бывают неполадки и стычки, однако с учётом того, что в Либерти — жуткое расслоение подростков, может быть что и похуже?              Макс загорается — значит, будет весело. Ему лишь бы не скучно было, ей богу. О проблемах младший редко задумывается.              Так, к сожалению, поведено в мире: мужчины обсуждают работу, женщины — бытовую жизнь. Отец Лили уже битый час обменивается мыслями по поводу роста продаж и ведению маркетинга с бизнес — партнёром, попивая коньяк и изредка выкидывая такие шутки, что все за столом начинают смеяться. Он обещал, что будет следить за продвижением детей и рекламировать их безупречную организованность, но как всегда не выполнил данное слово. Почему нельзя отвлечься от рабочей стороны жизни и не погрузиться в обычную хоть на пару минут — зеленоглазая не утруждается догадывать. Привыкла — не видеть отца днями и ночами. Сейчас они достанут свои блокноты и будут строить стратегии, пирамиды роста и рассчитывать расходы. Вот, да, прямо сейчас. Мистер Аткинс уже пошёл за записной книжкой. На кой чёрт им тогда офисы? Сидеть и кофе попивать?               — Не дело, прогорит, вот зуб даю! — выносит вердикт Ричард Уилсон. — Слишком большие риски и маленькое финансирование.               — Зато выручка отличная, —  парирует Фред. — С проблемами можно разобраться по ходу дела, ошибки учтем, можно пригласить больше финансистов, у меня парочка знакомых есть в телефоне.              Мать увлекается интересной историей миссис Аткинс о прошлой зиме — какой она была холодной и сложной для жителей Эвергрина. Выключали свет в некоторых районах, снега было много — его как ни старались, не могли убрать…               — В общем, была неразбериха какая — то, … — заканчивает Дженнис. — Но это не так важно, когда остальные сезоны такие прекрасные. Нравится мне это место — без автомобильного шума, пространства много, воздух свежий.               — Не могла бы жить загородом, —  отрицательно кивает миссис Уилсон. — Не могла бы, честно. Тем более мотаться каждый день отвозить детей в школу — морока.               — У Лили нет машины?               — Она не хочет сдавать на права. Ну, к лучшему — если эта девчонка появится на дорогах, аварий будет не сосчитать.              Лили, по всей видимости, единственная, кто хоть как— то интересуется болтовнёй взрослых. Она виновато улыбается матери и пожимает плечами — мол, всё верно сказала. А внутри буря — снова никчёмная она, снова ненастная.               — Джеффу мы купили машину только, как исполнилось шестнадцать. Он тогда и водить— то не умел. Но сейчас отлично с этим справляется — пока ни одной царапины не наблюдалось.               — Таких водителей ценю — сама я — то неаккуратно вожу, —  признаётся Элизабет. — То на красный выезжаю, то подрезают меня из— за глупости.              Макс замечает, как сестрица меняется в лице — разочарование, смешанное со злостью, и быстро включается: нужно бежать, пока её не прорвало. Он переглядывается с Лили и часто моргает — призыв что— нибудь учинить. Пора, девочка, вытворять шалости.              Уилсон сцепляется взглядами с Джеффом и, как можно незаметнее, указывает на взрослых и трясёт рукой около горла. Аткинс надувает губы и хмурится, как ребёнок, а Алиша — то, наблюдая за всеми, на лету схватывает:               — Мам, мы не хотим больше, —  она отставляет от себя тарелку.              Когда «мы» —  значит и Джефф тоже. И не важно, о чём он там думал.               — Можно отсоединиться от вашей прекрасной компании и пойти в дом?               — Естественно, —  соглашается мать. — И вино прихватите, —  она отдаёт Джеффу бутылку. — Думаю, нам стоит уже повышать градус, чтобы не замёрзнуть, —  призывает мать Лили, грубо говоря, «накатить». Той идея нравится, судя по уже под— шафешному лицу.              Алиша рвёт все рамки приличия и берёт Уилсон за руку, они заходят в дом — на кухню, за ними — и Джефф с Максом.               — Господи, ребята, —  восклицает Лили, хватаясь за голову и выдыхая. — Спасибо, вы так спасли меня! Я бы не выдержала сидеть и молчать в такой напряжённой обстановке.               — Обращайся, —  Джефф снова подмигивает.               — Ну, что, сыграем? — говорит младший Уилсон.               — Не на того напал, —  насмешливо произносит Аткинс. — Я тебя уделаю в три счёта.              Ребята валятся на диван, Джефф нажимает заветную кнопку на приставке, делится джойстиком и складывает ноги на журнальный стол. Макс забирается с ногами на диван (быстро сняв кроссовки, наконец — то), ему дают вино — как тут не воспользоваться моментом? Он делает три глотка и передаёт Джеффу, и, как только горлышко оказывается у его рта, Алиша подбегает и забирает бутылку.               — Тебе уже хватит, —  она убегает обратно на кухню и смеётся.               — Я припомню! — кричит брат вслед.              Шатенка появляется на кухне, достаёт чистые бокалы и разливает Петрус Рамероль по половине. Потом включает музыку на колонке, забирается на барную стойку и снимает кеды. Уилсон устраивается рядом, на стуле, и приступает в алкоголю.               — Погоди, я так и не поняла, —  шатенка поднимает глаза и размышляет. — Сканировала, сканировала и не поняла, —  она оставляет отпечаток своей красной помады на стенках стакана. — У тебя есть парень?              Уилсон останавливает свой порыв к напитку и опять в ступоре находит хоть какие— то ответы.               — Нет, —  выдавливает.               — Чёрт, не подумай, —  девчонка тихонько хлопает себя по лбу. — Я не из тех девок, что интересуются только ноготочками, шмотками и поиском парней, чтобы поебаться, —  она облизывает губы и насухо стирает красный оттенок. — Мне интересно просто.               — Я тоже, —  зеленоглазая откидывается на спину стула и складывает руки на его подлокотники. — Ты вообще посмотри на меня: я как мешок блядства. В смысле, как парни.               — Брось! У тебя лицо милое, и ты с первого взгляда такая спокойная, но я вижу — внутри огонь пламенный, —  спорит шатенка.               — Мать часто в шутку называет меня взбалмошной дурой, —  отшучивается Уилсон. — Но, да, я и вправду бываю вспыльчивой. Любого могу на место поставить, знаешь.               — Парни боятся таких, —  продолжает Алиша. — Им подавай не глупых, но не слишком умных, не замкнутых, но и не слишком открытых, и так по очереди можно перечислять, —  говорит по — честному. — А тех, кто может пошатнуть их эго — вообще избегают.               — Можно вопрос? — начинает Лили.               — Да,.               — Джефф говорил о том, что в Либерти творилось что — то неладное, но … как учиться в школе, историю которой не знаешь?               — Слушай, . — она подбирает слова. — Начнём краткий экскурс в жизнь знаменитой на весь город Либерти, —  она шлёпает себя по коленкам. — Во — первых, чего стоит опасаться: футболистов. Мальчики они, конечно, красивые, все — как на подбор. Накаченные, все дела, … но очень самовлюблённые и жестокие.               — Да, видела, —  вздыхает зеленоглазая.               — Есть один парень, Брайс Уокер, . а— ля, . король. Имеется — влиятельные родители, деньги, власть, —  перечисляет по пальцам. —  К нему вообще не подходи. Но не избегай! Старайся держать дистанцию — в прямом смысле этого слова. Он часто распускает руки, и никто, поверь, не сможет его остановить, … Правда, если Джефф будет рядом — то нормально, —  отмахивается. — Отвечай ему колко, но не переходи границы, иначе он станет распускать грязные слухи. Даже, если это и случится, не обращай внимание — ходи так, будто ты хочешь их сожрать первой.               — Этому я училась все годы в Провиденс.               — Отлично. Правда, держись его подальше — на вечеринках особенно. Прикасаться не давай, может обойтись тебе боком. Валеты, … свита. Кого знаю поимённо: Зак Демпси — немного стеснительный, но никогда слова «против» не скажет Уокеру, Дэвид — тупой спортсмен, тут стереотип перестал быть стереотипом, Джастин Фоули — клоун компании, встречается с черлидершей, добрый парень, на самом деле, лучший друг Брайса. Так, кто там ещё, … Монтгоме — р — ри Де ла Круз. Самый, —  произносит с расстановкой. — Ёбнутый человек. Он агрессор, цепной пёс Уокера. Ему что— то не понравилось — обязательно отпиздит. Девушек, вроде, не трогает — но это как посмотреть, —  она приостанавливается, чтобы вспомнить. — Если подойдёт, то сделай вид, что не замечаешь его. Ничего не отвечай. Если прижмёт к стенке — можешь пофлиртовать, он падок на это. Но не увлекайся, а то поверит. Лучше пофлиртовать и не бездумно отшить.               — Были какие— то драки?               — Да! — выкрикивает так, точно бы Лили — недалёкая. — В основном, говорю же, Монти разбивал всем челюсти.               — В Провиденс не было схваток — за такое отчисляют.               — Директор нихуя не делает, … просто выписывает выговоры, освобождает на недели от уроков – всё, —  не забывает добавить. — Не водись с Де ла Крузом, поняла? Тебе стоит его бояться.               — Окей— си, поняла, —  мычит Лили. — Откуда ты всё это знаешь?               — Джефф варится в этом котле, —  объясняет шатенка. — Он рассказывает мне абсолютно всё. И —  единственный, кто хоть как— то поддерживает мир. Он не имеет ни с одним крепкой дружбы. Братец общается со всеми в Либерти, но не хочет никого возводить пока в статус «друзей». Он очень любвеобильный.               — Ещё бы, —  хихикает девчонка. — С такой внешностью.               — Именно, —  шепчет Аткинс. –Его тоже, в какой — то степени боятся, … футболисты. Знают, что мало им не покажется, если заденут. Брат не конфликтный, —  отрицательно качает головой. — Просто, если довести, … да любого, если довести, то получишь пизды!               — Как вы тут?              О ком вспомнишь — тот и появится.               — Обсуждаем всех парней Либерти … правда, до хороших не добрались, —  обиженно твердит Алиша.               — Этот малец меня обыграл два раза, —  на тон ниже высказывается Джефф, прикрыв сбоку рот ладонью.               — Поб— б— бедитель, —  Макс тут же появляется и зевает.               — Чемпион! — парни крепко пожимают руки, согнув локти. — Далеко пойдёт.              —  Лили — теперь твоя обязанность, —  рубит с языка шатенка. — И особенность, — тешится. — Присматривай за девочкой, пожалуйста.               — Безусловно, —  он вновь кладёт руки на плечи Лили.              Любвеобильность у него шедевральна.               — Добро пожаловать, в нашу, … — торжествующе восклицает девчонка. — Теперь уже троицу, —  высчитывает людей, потом поворачивается к младшему Уилсон.              Тот, подпирая кулаками лицо, облокачивается на стойку.               — Троицу и — плюс один, —  подмечает Алиша.               — Я всегда буду плюс одним? — устало выдаёт братец.              Лили кивает.               — Пока не подрастёшь, —  Джефф потягивается. — И в команду не попадёшь, —  указывает на свой висок.               — Трудный будет год, —  Лили встаёт со стула и складывает перед собой руки.              Аткинс двигает Алишу, чтобы взять бокал и высказать прекрасный тост:               — Всё может измениться по щелчку пальца — если захотеть.                     

ххх

                    Все изменилось, Джеффри– Джефф.              Да, Уилсон?              Как и хотела?              — Я не понимаю, точнее, н — не всегда, — слабо произносит девчонка. — Иногда т — тоску. Чаще всего. П — потом, — раздумывает, как бы чего не ляпнуть. — Радость, наверное. От того, что было. Как весело мы проводили время.              Мужчина задумчиво соглашается и продолжает внимательно слушать.               — Я не чувствую той грусти. Так, чтобы прямо пожирала меня.               — Уверена?               — Да, — кивает. — Я справилась с этим. Таблетки уже не принимаю. Н — ну, просто … так. Вы посоветовали пропить ещё курс, но в них нет необходимости, мистер Клиффорд. Чувствую же себя нормально.               — Отлично, — он хмыкает. — Что ты ещё думаешь и, самое главное, чувствуешь по поводу того, что его дело закрыли?              Уилсон осекается. В груди жжение обволакивает лёгкие, и ей бы хотелось её вырвать, выскрести, подавить эту сучью материю. Злость — самоуничтожающая эмоция — как отравление углекислым газом. Также медленно и болезненно.               — Ненависть, — повторяет у себя в голове, потом вслух.               — Никто не винит тебя за это. Ненависть — адекватное явление, когда вокруг царствует несправедливость.               — Знаете, что ещё самое поганое? — загорается девчонка. — Понимать, что ты ничего не можешь с этим сделать.               — То есть ты ненавидишь и себя. За то, что не можешь помочь или не можешь решить эту проблему?               — Решить, — неуверенно проговаривает зеленоглазая.                     

ххх

                    На одной из могил стоит— красуется большой памятник, на котором с улыбкой выбито лицо Уилсон. Или Джеффри — Джеффа, Лили не отличает. Они проводят здесь битые часы без осознания происходящего. Зеленоглазая удерживает в себе смелость — вообще прийти сюда и высказать парускорбных слов, какие обычно говорят в таких местах.              Аткинс восседает, поджав колени, на скамье, утирает слезливые дорожки рукавами и смотрит на парня с такой мертвячей пустотой в глазах.              Уилсон, на корточках, поправляет оживлённые цветы, переставляет вазы и, вообще, занимается всем тем, чем обычно занимаются родственники погибших. Ей известно, что у Алиши и сил нет прикоснуться к любым поверхностям в его склепе: к изображению брата, тем более. Загробная тишина рассыпается и сеется в мыслях.               — Вот эти — красивые, —  зеленоглазая указывает на бежево— розовые пионы.               — Мама принесла, —  сухо отвечает шатенка.              Это единственный диалог, что произошёл между ними тогда.              Одна только догадка, что тело друга лежит где— то там, под гранитным мрамором, приводит пронзительную тоску Лили к вселенским масштабам. Она лежит днями и ночами бездыханной тушей и перекручивает тёплые воспоминания и истерику на похоронах. Из всего спектра чувств остаётся лишь тоска. Не самое плохое — но самое непонятное, неощутимое. По кому — по Джеффу ли, по его образу или по дням, проведённым в прошлом.              Аткинс сковывает чудовищная пытка, и девчонка вряд ли сможет высвободиться из её лап и по — быстрому съебаться, как от всех проблем раньше — с Джеффом. А Джеффа — то больше … и нет.              Алиша не знает, чью руку теперь она будет греть, в чьё плечо утыкаться после припадков, с кем разговаривать по ночам — до утра. Алиша теряет защиту — опору — дружбу — нежность — верность — и, самое главное, связь. Всё — разом. Огромную частицу жизни теряет. Её, как личности, кажется, уже и не осталось. Алиша теряет рождение, детство и будущее.              Уилсон теряет смысл.              Она его не найдёт. Ни в чём теперь. Смерть — такая смехотворная штука. Ты делаешь всё, чтоб прочувствовать жизнь, а она смеётся. Она забирает. И близких забирает. Комично, не так ли?              А за что теперь бороться? За что? За смерть? Рождаться, пару лет прожить беззаботно, потом долго страдать, выбиваться в люди, не испытывать истинного счастья, счастья — то не существует, как понятия целостного, а потом взять — умереть. Весело. Очень весело.              Со смыслом, так сказать.              Алиша таит по истине человеческую мечту:              «Я разберусь. Я клянусь, я всё выясню».              Она уверена — Джефф был слишком аккуратен на дорогах. Это проверено временем. Под всей этой ситуацией — огромное количество подводных камней. Её бессмертный долг — понять, что случилось, выведать всех виновников. Нет, он не мог ошибиться.        Уилсон читает её мысли, но не отрицает возможности ошибки. Такое бывает, хотел, как лучше, а это лучше — сведёт в могилу. Уилсон знает, что у Аткинс будет слишком много проблем, как психологических, так и бытовых — не сможет. Лили переваливает её долг через себя.       Ближе к Либерти — ближе к слухам. Стэнделл — сын полицейского. Лили известно, что мужчина доведёт процедуру до конца. Дело закрывают. Все судьбы для неё в миг становятся противны. Уилсон не отчаивается.              Девчонка прикасается пальцами к ледяному граниту. Памятник выжжен выгравированной эпитафией: « Земной путь краток, но память о тебе вечна. Тот, чьи мечты стали жизнью. Тот, чья жизнь зажигала мечты. Настало время сердцу быть в покое. »              Они придумали её вместе — и это было самая болезненная вещь из всего процесса похорон. Сидеть и вырисовывать буквы на бумаге, раздумывая не только о звучании, но и о горести, что они приносят — как стрелять по нескольку раз в сердце. Стрелять и стрелять, стрелять и стрелять.              Уилсон шмыгает носом и напрягает глаза.              « Я справлюсь, Джеффри— Джефф »                            

ххх

      

      

      

      Психиатр подмечает скованность в движениях пациентки: прижатые друг к другу колени, замкнутые на груди руки, сутулость и враждебное выражение лица. Понимает, что ей некомфортно, что он её подсекает, заманивает, обескураживает. Хочет уловить одну интересную вещь, что кроется в сознании, и мужчина более чем уверен — она не справилась. Судя по всему, не справилась с «внутренним я», к тому — набрала кучу сомнений в себе и издевательств над собственной душой. Лили Уилсон всегда не любила проигрывать, однако, наступая на одни и те же убийственные грабли, она делала хуже и хуже, и хуже.              — У тебя много друзей?              Друзья, друзья — так, Лили, кого же ты можешь посчитать настоящими друзьями? Или хотя бы стоящими тебя. В таком– то окружении сложно найти здравомыслящих людей.               — Нет, — произносит зеленоглазая. — Но, разве, важно их количество?               — Ты абсолютно права, — немедленно признает мистер Клиффорд. — Я имею в виду больше то, насколько сильно они поддерживают тебя,. насколько они близки с тобой.               — Есть три человека, … — Уилсон закусывает губу. — Мой брат, и, господи, надеюсь, он не пойдет по моим стопам и не окажется здесь, — Лили посмеивается. Мужчина улыбается в ответ, чтобы настроить диалог на хорошие ноты. — Сестра Джеффа и, … — медлит, медлит, медлит. — Я не могу сказать об этом человеке, он точно вам не понравится.               — Ты влюблена, так?               — Я — я не з — знаю, — выдыхает. — Не знаю, что такое любовь или влюблённость, или симпатия. Я, блять, в этом не разбираюсь, — выдаёт девчонка и тут же опоминается, ладонью прикрывая рот. — Боже, простите.               — Не извиняйся, — смеётся Клиффорд. — Ты можешь выражать любые эмоции.               — Ничего из этого было не нужно, потому что меня окружало столько «любителей», — жестами вырисовывает ковычки. — Мне хватало друзей, честно. Хватало Джеффа, Алиши, Макса и вообще, чёрт знает кого.               — И что же произошло?               — Я всё потеряла.              Крайности судьбы всегда коварны: когда ты теряешь — не всегда учишься ценить, не всегда выбираешься из бездны и никогда себя не жалеешь. И уж точно — не всегда добиваешься желаемого, не возвращаешься. Никогда никому не удаётся вернуться.               — Но они всё ещё с тобой, — уверяет психиатр. — И тот человек стал тебе близким, как– никак. Верно?               — Как я могу быть уверена в правильности наших отношений, мистер Клиффорд, если он неадекватный? Задиристый — его боится вся Либерти.               — С этого я и начал, милая, — обращается мужчина. — Я не зря спрашивал тебя о твоём состоянии, потому что люди силятся не замечать своих проблем. Пока ты с ними не справишься, то не найдешь ответы. И это замкнутый круг, соглашусь — пока ты не найдешь ответы и снова не займешься самоанализом, то не разрешишь головные боли, — он разводит руками. — Я предлагаю продолжить терапию. Твоя мать переживает за тебя, . искренне. И, поверь мне, желает только лучшего.              Уилсон рукой ищет, что бы кинуть– то такого тяжёлого в окно, да вот под ладонью только себя и находит. Без каких — либо злых и самоубийственных помыслов — просто хочется убежать. Убежать и спросить мать — за что ты так со мной поступаешь? Спросить — за что ты пытаешься вернуть меня в ту всепоглощающую боль и уныние?              Мистер Клиффорд оказался как всегда прав: не поддаваться себе и складывать тяготы в мешок за спиной, а потом обессилено тащить его вместе с жизнью на слово кажется лёгким. Лишь — на слово.              Она притягивает ебанутых. Она притягивает мразей. Притягивает калек. Потому что хочет найти себе ту тварь, что каждой раздаётся в пару.              С лучших времён от неё только и остаётся, что оболочка. Видимо, смерть Джеффа — намного хуже, чем когда — либо казалась. Смерть забрала и Лили Уилсон с собой. А сейчас — не она. И всё, что имеется — не её.              вечный диссонанс.                     

[…]

       — Учись пока жить с тем, что имеешь, — просит Алиша. — И наслаждаться этим. Остальное придёт — нужно только подождать. Какая разница, что там пиздел тот мужик? Он чужой человек. Да, психолог, или … кто он там? Психиатр?               — Психиатр, — отзывается надутая Уилсон.               — Да не важно вообще, блять. Что ты так злишься — то, а? Абстрагируйся. Он не сможет пролезть туда, — указывает на своё сердце. — В мозг, если только. Но я в тебе быстро выбью эту дурь.               — Дай мне своё платье, — выпаливает Лили.               — Я не ослышалась?               — Платье дай. Любое, — Уилсон выдыхает дым и бросает сигарету в пепельницу.              В доме Алиши давным — давно знают, что та курит. Поэтому место на балконе отец шатенки теперь разделяет с её лучшей подругой.               — Не пойми меня неправильно, конечно: во — первых, куда и зачем? И, во — вторых, — Алиша давится табачным смогом и разряжает его ладонью. — У тебя же они есть.               — Два? — усмехается Лили. — Что валяются в шкафу и пылятся без дела. Мне нужно новенькое, но времени нет, — открывает дверь в гардероб подруги. — Что — то очень … вызывающее.               — Уилсон, ты там в кабинете совсем что ли поехала?               — Не удивляйся так наигранно, пожалуйста, — усмехается зеленоглазая. — Может, это?               Тёмно — красная комбинация, короткая до жути, зато — под цвет её не менее тёмных изумрудных глаз.               — Неплохо, да, — она осматривает в зеркале Уилсон, которая прикладывает платье к телу. — Но есть получше, — надменно подмечает шатенка.               — Сойдёт.              Девчонка кидает комбинацию на кровать и попутно снимает толстовку.               — Сегодня вечеринка у Брайса, — презрительно произносит Лили. — Очередная. Хочу уделать всем нос. Хочу устроить скандал, — она негодует сквозь зубы. — Хочу насолить матери и, блять, разнести весь его дом.               — Мне стоит идти, чтобы не случилось какое — нибудь дерьмо?               — Нет, — на вздохе выдаёт зеленоглазая. — Если не хочешь. Хочу напиться. Там будет много травы, так что, . — надевает комбинацию. — Тебе, может, понравится.              Разворачивается.               — Да, пошли со мной. Если разойдусь — умру. Или они все сдохнут — мне плевать.               — Где твои сиськи? — смеётся Аткинс. — Ты слишком сильно скинула вес.               — Серьёзно?! — укоризненно кричит Уилсон. — Блять, … окей, — она поправляет платье, достаточно висящее на её хрупкой и безжизненной фигуре.              Она поочередно загибает пальцы.               — Сигареты, … таблетки, и, пожалуй, дохуя стресса в моей реальности. Могу передарить эти гештальты, если нравится.               — Нет, спасибо, — кривится девчонка.               — Ещё и волосы начали выпадать, … пиздец!              Алиша озадаченно молчит, лёжа на спине и пялясь в потолок.              — Монтгомери меня недолюбливает.               — Монти — идёт нахуй. Это не его дело: с кем я общаюсь и как. Начнём с того, что единственный его нормальный друг — это Алекс.               — Друг ли?               — Не понимаю. Ничего не понимаю и не знаю — это меня бесит больше всего. Они просто общаются и не говорят о статусах, но Монти проводит больше всего времени с Брайсом, хоть не совсем без ума от него. Когда он исчезает, то оставляет меня на Стэнделла. Только нянька мне зачем?               — Он не любит меня, потому что когда — то завидовал Джеффу?               — Зачем ему вообще любить тебя?               — Обычно это устроено так, что друзья твоей девушки должны быть автоматически твоими друзьями, и наоборот, — Алиша переворачивается и подгибает ноги.              Уилсон с сарказмом смотрит на шатенку и разводит руками.               — Я — пример исключительного поворота событий. Его друзья ненавидят меня. И всё обоюдно.               — Моё появление, конечно, будет фееричным. Не помню даже, когда в последний раз виделась с друзьями Джеффа.               — В дом Уокера кто только не заходит. Я не знаю и половины людей в этом блядушнике.              Она еще раз смотрит, насколько хорошо платье сидит по фигуре: так себе. Цвет — гармонирует с глазами — и то славно. Уилсон обратно натягивает толстовку и джинсы и представляет, как будет ходить с точёной осанкой и выгнутой поясницей весь вечер — и как жалобно будет выглядеть.              — Чёрный или бежевый? — спрашивает Аткинс.              — Чёрный — если хочешь привлечь уёбков; бежевый — слиться с толпой. Но ты и так кого — нибудь подцепишь. Толпы маленьких мальчиков, безрассудных и инфантильных, но безумно самовлюблённых, — притворно восхищается девчонка. — Не то, да?              — Хоть кого — то …              Лили прекращает очерчивать границы на губах и, в принципе, на лице — окрашиваться в ту маску, что резонирует с душой, иногда не так легко, как кажется. Девчонка пытливо наблюдает за Аткинс. Поэтому она так часто стирает эти злосчастные стрелки и начинает усердствовать вновь.               — Стивен уже не в счёт? — аккуратно подступает.              Алиша нахмуривается и кладёт руки под голову.               — Наконец — то ты узнала его имя, — унылая улыбка вырисовывается. И зубы сдавливают друг друга, но шатенка никогда не покажет своих переживаний.               — Мы говорили с Чарли. Он был в ступоре: «мальчик– конфета», . — Уилсон округляет глаза и посмеивается. — Кто это вообще?               — Он посчитал это забавным, однако правду не скрыть — Стивен действительно оказался слишком приторным. Я сыта по горло.              Уилсон предпочитает не копаться в её раздумьях — Аткинс пресекает на корню эти лицемерные доёбы, но любопытство, если девчонка не дойдёт до сути, сожрёт её подчистую.              — Собирайся, — настаивает Лили. — Осталось, — смотрит, как быстро передвигаются стрелки настенных часов. — Мало времени, — лукаво улыбается шатенке. — И двадцать минут на такси.              Пока Аткинс совершает определённое количество ритуалов, Уилсон раздумывает, как бы так проще донести мысли этому невежественному психу, который сразу начнет беситься и ревновать. Она в точности может описать его движения: сначала закурит, потом желваки выступят под скулами, он отвернётся, чтобы не смотреть в глаза, и — хочется верить — поймёт и примет, однако, по сути — забьёт хуй и сделает вид, что не заметил.              Внизу слышится взрослые крики и насмешки.               — Твои родители дома? — обеспокоенно спрашивает Лили.              Она, признаться, не хотела их видеть, потому что тема родителей до сих пор задевает её чувства.               — Они должны были позже приехать, стран — но, — Алиша встречается нос к носу с матерью. — О! Привет, …              Дженнис развернула дочь, чтобы потуже затянуть корсет.               — Ничего, — позитивничает она. — Дышать трудновато, зато — красиво, — она переводит взгляд на Уилсон и обращается к обоим. — Вы прекрасно выглядите. Надеюсь, мне не придётся утром приносить таблетки и газировку.              Женщина подмигивает Алише. Уилсон только остаётся мечтать, как мать бы выбирала ей короткие клетчатые юбки и расчесывала русые волосы в почти восемнадцать — то лет. Этого хватало раньше. Давно, но хватало — в двенадцать лет, примерно.               — Мы с отцом решили вернуться, чтобы успеть к матчу, — она идёт впереди по лестнице к гостинице и передвигается в кухню. Девушки, как заворожённые плетутся за ней. — Хоккейная лига Онтарио, — достаёт бутылку шампанского из мини– бара и окликает мужа через окно. — Поздоровайся с Лили!              За окном видно, как мистер Аткинс около машины докуривает сигарету, убирает телефон в карман брюк и дружелюбно машет рукой, потом заходит в дом, снимает пиджак и бросает его на диван.               — Я потом — это, — Дженнис указывает на вещь. — Гладить не буду.              Мужчина усмехается и приманивает девчонку в объятья.               — Как давно мы не виделись. Как твои родители, милая?               — Нормально, — сочиняет Уилсон. — Я рада, что мы встретились, — она запрыгивает на барный стул. — Хоть на пару минут.              Лили всегда чувствовала в этом доме любовь и понимание — было приятно приходить туда, где тебя оценивают без осознанности твоих проёбов.               — Нам нужно, — мужчина попутно развязывает галстук и также кидает его на диван. — Собраться, — он посматривает на жену. — Вместе. На ужин, например.               — Полностью солидарна, — она радушно отмахивается рукой, выискивая штопор. — Кажется, в четверг мы будем свободны.               — Нет, — огорчается мистер Аткинс. — У меня мелкая сделка намечается. Не знаешь, кстати, какое положение у отца? Он иногда пропадает из виду.               — Не к добру, — кивает головой Уилсон. — Отец не просвещает нас с матерью в дела.               — Можем обсудить всё в следующую субботу, — предлагает женщина.               — Как раз курсы закончу, — подключается Алиша, опираясь на спинку барного стула, поправляя лямки платья подруги. — Хорошая причина, чтобы отпраздновать.              Не всё же время тратить на Монти и его прихоти.               — Я свободна, — соглашается Уилсон. — Но вряд ли родители будут изображать семейную идиллию.              Аткинсы переглядываются — в совершенстве улавливают намеренности друг друга. Им известно, насколько сложный период проходят женатые люди в среднем возрасте. И как отражаются их жизненные травмы на детях. Им лучше сейчас промолчать и не вдаваться в подробности, и молчание не выходит неловким — оно понимающее.              Ради Лили.              Зеленоглазой известно: сколько спрятанных пролитых слёз Макса распластались по его подушке в комнате, сколько её нервных клеток утратилось за момент их открытых ссор, и в моменте их скрытых скандалов.              Всем свойственно сравнивать семьи. Уилсон болеет чужим благополучием. Её родители стали настолько консервативными и жестокими, потому что взращивают свою ненависть друг к другу. Отец пропадает не только на работе — из семьи, из дома, из общей жизни. Мать всё ещё делает вид, что ничего не происходит, сидит за калькулятором и высчитывает цифры дни — когда же это закончится. И греется коньяком, как собака греется подкинутым хлеб, выждавши у заднего входа ресторана.              Аткинсы возрождаются после такого отчаяния, после глубочайшего кризиса, и остаются семьёй. Остаются любовью, поддержкой, теплом и каждодневным праздником.              Едва ли Лили предвидит такое же прекрасное окончание в её семье.               — Я уговорю их, — сминается девчонка, чтобы развеять тишину.               — Нам пора, — обрывает Алиша, улавливая огоньки фар. — Такси уже подъехало.              Миссис Аткинс посматривает в окно, запоминая находу номера машины.               — Удачи, девочки, — салютует мужчина.               — Дверь будет открыта, Алиша.              Шатенка грациозно откидывает волосы с плеч и улыбается матери, пока Уилсон беседует с таксистом, указывая адрес и открывая той дверь.              Вдох– выдох. Лили предчувствует конец света — небо подсказывает, что, возможно, он и начнётся этим вечером. Странное ощущение. Сильнее интуиции. Что– то более неуязвимое и рассыпчатое, трепыхающееся. Даже пугающее. Не припомнит она, чтоб так волновалась перед разъёбом чужих и своих ошибок.               — Мне не по себе, — неуверенно говорит. — Я не знаю, . это странно! — массирует виски и лоб, чтобы избавиться от неуловимых мыслей. — У меня болит ни голова, ни сердце — ничего!               — Ты просто боишься, что тебя сегодня не поймут, — отзывается подруга, уткнувшись в телефон.               — Нет! Мне плевать.               — Может, это от злости?               — Агрессия — это порыв раздражения. Тревога — удел интуиции.               — Ты переживаешь?               — Да брось, .               — Подумай о том, что сегодня напьёшься.               — Это не успокаивает.               — Тогда подумай о вчерашнем дне, — отстранённо поддерживает шатенка.               — Блять, …               — Извини, — вдруг просыпается Алиша. — Чарли, всё такое, … нет, правда, извини, — умоляющее надувает губы Аткинс.               — Не важно, — отмахивается девчонка. — Нормально всё.              Аткинс кивает, сильнее сжимая сумку в руках, и рассматривает ярко– багровые облака через окна. Их семья живёт загородом, окружённым неприступной стеной лесных лабиринтов. Через неё еле– еле проскакивает свет, наверно, поэтому она не любит так часто приезжать домой: натура требует упоения и бесконечного солнца побережья. Здесь — спокойствие и мёртвая тишина, изредка — гулкие пения птиц и шелест ветров. И река, что разделяет маленький город с её краем земли.              Дребезжащее волнение впервые за долгое время захватывает лёгкие: вечер обещает быть действительно весёлым — с учётом того, что её прибытие произведёт такой ажиотаж среди футболистов. Самое страшное — что, если они будут спрашивать про Джеффа? Как держаться — то? Как делать вид, что всё совсем — давно — и наглухо забыто?              Она слышит уведомление телефона подруги, которая медлит перед тем, как ответить — улыбается.                            

Монти:

вопрос личного характера 8:03 pm 

секунду 8:03 pm

Heinekenили Corona? 8:05 pm

Лили: 8:05 pm водку 8:05 pm как можно больше, КАК МОЖНО БОЛЬШЕ 8:06 pm и Heineken 8:06 pm и энергетик, любой       

Монти:

не горячись 8:06 pm 

я не буду держать твои волосы 8:06 pm

      Уилсон посмеивается.       — Ты готова затаскивать меня пьяную в такси? — спрашивает шатенку. — В смысле, просто пиздец какую пьяную. Просто невменяемо пьяную?       Аткинс отшучивается:       — С этим справится Монтгомери, думаю. Потом мне остаётся просто перекинуть тебя Максу.       Уилсон смеётся.       — Что ты будешь пить? У нас тут стол заказов.       — Джин– тоник, — задумывается девчонка. — Главное, не переборщить, иначе меня просто оставят на дороге твои новоиспечённые приятели.       — Да ты ёбнулась, — возмущается зеленоглазая. — Я не позволю. Лили: 8:08 pm Алиша готова 8:08 pm джин— тоник 8:08 pm 3 8:08 pm и возьми шампанское       

Монти:

Алиша будет? 8:09 pm 

тогда у неё проблемы 8:09 pm

держи её в поле зрения 8:09 pm

Лили: 8:09 pm зачем?       

Монти:

я не ручаюсь за её безопасность 8:09 pm 

это заботы твои, раз взяла с собой 8:09 pm 

ну и её тоже 8:09 pm 

отчасти 8:10 pm 

      Уилсон хмурится и украдкой поглядывает на подругу. Видимо, на вечеринке будет слишком много незнакомцев. Наркоманов, псевдонасильников, желающих пораспускать свои грязные ручонки, и просто ебанутых на голову подростков, знаете же — как это проходит.       Аткинс видит последние сообщения: её никак это не трогает. Она полностью уверена, что защита от Либертских идиотов ей уж точно не нужна. Вполне сама с этим справится.       Завидовать подруге низко и непозволительно, врать — вообще возмутительно. Однако девчонка нарушает обе цельных нормы. Она думает, как бы не оступиться и не сорваться с высочайшей самооценки до омута неразделённой любви, что подкашивает ноги топором.              Аткинс никогда не признается Лили, что их ситуации такие разные, но такие похожие и непонятные, чтобы не выставить себя полнейшей дурой.              Челюсть сжимается и в горле першит, девчонка прокашливается, и кротко расплывающаяся улыбка скрывает на секунду безмолвную печаль. Впечатлительный и забавный парень с яркими дредами, такими же — как его цветастая душа, не имеет никаких точек стабильности. Он курит, обожает, накуривается, обожает, укуривается и обожает еще больше. Только ей это невдомёк. Он плюёт на это ваше саморазвитие, плюёт на стабильные отношения, плюёт на гармонию и плюёт на их души. Ему подавай ссоры и крики на блюдечке, а потом горячую страсть от обид.              Аткинс никогда не признается Лили, что даёт дельные советы, которым сама не следует. Не может следовать — сил не хватает. Она замкнута в клетке террора, как зверь, жаждущий свободы. И так сложно — выбраться из неё, когда очарована.              Она думает, что это её работа — нянчить взбалмошную Лили, потому что ей необходимы наставления. Не она — так Стэнделл, не Стэнделл — так она. И она успешно будет выполнять свою работу до конца, даже, если и у неё появится нянька — это иерархия.                      Лили: 8:13 pm будем через минут 15 Пора строить план: первое — греть непреодолимую тягу рассказать всё, что творится внутри, в груди и в голове, второе — глотнуть чего– либо покрепче, дабы избавиться от первостепенных страхов, третье — глотнуть ещё немного, и ещё немного, и четвёртое — не получить пиздюлей от Де ла Круза.       В принципе, на этом можно и закончить. План простенький, но очень изощрённый.       И, главное, помни, Лили, —             редкостная сволочь

[…]

      Уокер устраивает вечеринки, потому что может: мать не обращает внимания ни на сына, ни на его предпочтения, а парню нужна его стая, чтобы восполнять материнскую любовь. Ему плевать на календари праздников и выходных дней, Иисус благословляет его пить хоть каждый день. Дом огромный, соседям — похуй (знают же, кто и в каком статусе живёт рядом с ними). Брайса не волнует. Он бы и на окраинах возводил такие вечеринки, что никто и заикнуться не мог бы — особенно полиция: денег, чтобы откупиться от недовольных — как руками разбрасывать на задницы шлюх.

« LSDXOXO — Q&A I'm sick bitch »

      Рейвная музыка врезается в уши до того, как Уилсон выходит из такси.              Правило первое: заходить в дом Уокера так, будто король вечеринки — ты, а не это мерзкое червоточное пятно.       Аткинс в секунду включается и тащит за собой надменную тень, Лили — даже стараться и помнить об этом нет необходимости. Она всегда проглядывается сквозь маску «довольной девочки».       Уилсон больше бы понравилось открыть дверь с ноги, однако столпившиеся призраки любезно расходятся. Чёрт знает — чувствуют ли они её напористость или в действительности, правда, учтивы. Шатенка старается не отставать и боковым зрением сканирует каждого прибывшего.       Правило второе: найти свою свору гиен, пока они нашли тебя и не застали врасплох.       Лили быстренько осматривает гостиную. Призраки хаотично — гармонично распределились по дому. Богема курит и псевдо– философствует на улице у бассейна за запотевшими стёклами; атлеты мерятся членами — кто больше выпьет, устоявши на руках; безнадёжные ошиваются в дверных проёмах или на кухне, где более — менее сливаются со стенами или скрываются в тишине, чтобы нормально поговорить; черлидерши гениичистойкрасоты — по каждому из сливок общества, держатся, играют, утаскивают по углам в разные стороны. Сирены ёбаные. Она знает, что кто — то один да обязательно развлекается в туалете, в обнимку с унитазом, так что всегда стоит ставить мысленно «плюс один неприкасаемый». О числах и количестве девчонка перестает думать на третьей тусовке.              Джесс и Джастин — первые, кто по лицу хоть как– то напоминает Уилсон о своре. За ними, разглядывая ещё с двадцатку призрачных фантомов: антисоциалов и низших слоёв пирамиды, она, наконец– таки, находит своих.              — Спасибо, — Лили отбирает по пути стакан у незнакомого парня, собиравшегося опустошить его.       Лицо его растворяется в сознании, а парень всё ещё проводит девчонку ошарашенным взглядом.       Уилсон делает пару больших глотков — морщится, вдыхает сладкий аромат, выдыхает печень. Отдаёт стакан Алише.       — Если тут что– то подмешано?! — перекрикивает музыку Аткинс.       Зеленоглазая разворачивается, поднимает руки вверх и начинает орать:       — Да поебать вообще!       Она помогает подруге допить содержимое, придерживая насильно донышко стакана и смеясь. Аткинс понимает, что связалась с тем, с чем связываться не стоило и не хотелось — с водкой. С чистой водкой. Алиша впихивает пустой пластик, опять же, какому– то спортсмену, морщится и вытирает рот. Лили берёт её за руку и настырно проталкивает толпу, чтобы приблизиться к противоположной стороне гостиной.       Вот, вот же — короли высшего общества.       Только Уокер канул в небытие. Его она и с приезда не находит. Похуй.       — Как дела, Уилсон? — первым начинаем Зак, который тут же тонет при виде её обворожительной подруги. — Привет, Ал — лиша.       — Давно не виделись, — парирует та — уголок губ взвинчивается. — Как ты?       — Ахуительно, — качает головой в такт музыке. — К– как ты,. почему решила вернуться?       Хороший вопрос, Аткинс. Зачем же ты вернулась туда, где всё напоминает о Джеффе, больше чем его пустеющая комната в родном доме? Брат на страх и риск приезжал лишь в компании двух девушек: Уилсон и сестры — без какого — либо постыдного подтекста. Он знал, что лучше женщин в этой публике не найдётся. Девушку никогда не брал — это его, это не для них, точно не для них, никому. После его смерти она уехала — Уилсон бы сделала также. В любом случае, Аткинс знала всех поимённо и в лицо, общалась тет — а — тет с единицами, её появление было таким же частым, как и Лили. Опять же, гибель брата — и ты отвергаешь всё связывающее. Троица распадается, и от неё — футболистам ни слуху, ни духу.       — Интересно же, — отвечает шатенка с долей сарказма и смотрит прямиком в глаза Демпси. — Как меняются люди.       Уилсон старательно прячет ехидную улыбку, отворачиваясь от этих двух. Остальные также стараются не вдаваться в подробности интрижки.       — Где хозяин? — шутливо спрашивает Уилсон. — А то стоите, не знаете, куда деть себя.       Кримсен закатывает свои глазные яблоки, и, кажется, они скоро перелезут на лоб.       — Хватит, блять, язвить, — выскакивает девчонка и щурит змеиные глазки. — Уокер с твоим дружком скоро приедут.       Кортни, дорогая, — если ты мнишь себя удавкой, то Уилсон — коброй. Шансов, по подсчётам, ноль.       — Ты выглядишь отпадно, — подскакивает Холланд со спины, и зеленоглазая дёргается. — Волосы такие мягкие.       Шери перебирает её локоны и, приобнимая за плечи, шепчет на ухо.       — Не обращай внимания, — её бархатный голос обволакивает перепонки. — Кримсен не в духе сегодня, будь осторожнее, — потом она повышает тембр. — Тебя ищет Алекс — хочет посоветоваться.       Лили оборачивается лицом к девчонке и округляет глаза, выражая огромную благодарность, затем притворно — сладко прощается с Маркусом и Кортни, обхватывает ладонь подруги, которая увлекается монологом Демпси. Кидает ему короткое «пока» и готовится к огромному потоку людей, что назло сгруппировались около них.       — Он на кухне, — вдогонку кричит Холланд.       Алишу тащат: она чувствует крепкие руки, мокрые, пропитанные разлитым алкоголем спины, уворачивается от танцующих и дрыгающихся тел, голов и ног, от брызг и старается защищаться от дребезжащих ритмов колонок. Зеленоглазая, наоборот, — сталкивается, матерится, чуть ли сама не нападает. Она ставит какую — то возникающую суку на место, споткнувшись об её ногу, поправляет волосы, выпрямляет спину и всё ещё держит руку шатенки. Крепко — накрепко — словно Аткинс будет пригвождена к ней до конца вечера. На самом деле, Уилсон держит её, чтобы предаться жёсткой решительности. Ведь с ней — самое авторитетноеобворожительноеинтересноеумное и замечательное украшение сегодняшнего вечера.       — Стэнделл! — вскрикивает и накидывается на парня с объятиями.       — Что за… — он смотрит на Алишу, корчит лицо и ребром ладони стучит себе по горлу. — Хуйня? Шатенка хихикает, прикрывая рот, и Стэнделл сердечно расплывается, будучи закованным.       — Да ладно, — отступает блондин. — Я ждал, когда ты приедешь.       Русоволосая отрывается от него и мгновенно меняется в лице, принимает суровый вид и наклоняется:       — Между нами, ты — единственный, кто здесь меня радует.       — И меня, — подтверждает Аткинс. — Хоть мы мало общались, выглядишь ты хорошеньким.       — Ты пропала, — высказывает факт. — Мы не успели подружиться.       — Нагоните, — Лили хлопает парня по предплечью.       — Бля, погодите– ка, что я хотел от тебя, … — вспоминает Алекс, садится на стол и подаёт один из покоящихся бокалов. — На, попробуй.       — Мешанина? — скептично выгибает бровь зеленоглазая.       — Искусство, — напыщенно произносит тот.       Уилсон подносит к губам — ощущает спирт — отлично.       — Неплохо, — выдаёт и пробует ещё, чтобы распознать больше состав. — Не, ахуительно, …       Стэнделл отбирает бокал у зеленоглазой и настойчиво суёт шатенке:       — Мне нужно два независимых мнения.       — Эй, — возмущается Уилсон. — Во втором что? — указывает на красный пластиковый стакан рядом.       — Неудавшееся творение.       — Красиво, — проговаривает Аткинс. — Ты преуспеваешь лучше, чем какой– то парень на входе, у кого мы забрали выпивку.       Стэнделл отмечает её оригинальность слов — плюсик новоиспечённой приятельнице. Лили залпом выпивает это смазанное несочетающееся творение на удивление ребят.       — Видимо, ночка у тебя сегодня будет жаркая, — подтрунивает блондин подругу и вновь обращается к шатенке. — Я не буду этому препятствовать. Я сегодня — не нянька.       — Мне не нужны няньки, — голос Лили срывается и першит от алкоголя. — Больше.       Алекс и Алиша синхронизируются, переглядываются и насмешливо кивают.       — Ладно, — говорит парень. — Сделаю троечку и пойду.       Лили отрицающее качает головой:       — Нет, не оставляй меня на этих, … этих ужасных людей!       Она уже достаточно уловимо пьянеет — оттенок речи становится ребяческим и плавным. Аткинс это не одобряет: она знает, что той придётся ещё изгаляться и изгаляться — а какой внушительно серьёзный разговор можно построить в её состоянии?       — Сделай два, — подруга подходит к блондину и тихо произносит, пока Уилсон наблюдает за толпой из кухни, опираясь о столешницу. — Отдай ей, потом я выпью — она даже не заметит. И надо увести её подальше куда — нибудь, от спиртного.       Стэнделл с шатенкой отходят ближе к холодильнику, он берёт и открывает водку, внимательно слушает.       — Она и так написала Монти о водке, джин — тонике, энергетике, и пиво ещё добавила к тому. А, и шампанское!       — Можем накурить её, трава убавит чутка тягу.       — Не сильно.       — Расслабится.       — И то верно.       — Уже секретничаете, — обиженно врывается Уилсон. — Больше трёх — говорят вслух.       — Я спрашивала про Зака, — врёт Аткинс. — Алекс вроде как с ним общается.       Стэнделл косится на шатенку в непонятках.       — Да нахуй идёт твой Демпси.       Зеленоглазая не думает уже и слова не выбирает — как попроще там, полегче.       — И сообщения тебе ни одного не написал после смерти Джеффа, — возникает русоволосая. — Ему вообще, похоже, плевать было.       Аткинс проглатывает её слова. Писал он. Много. И один — из бедняг, кто спасал в тот момент. Алиша старается не ударяться в амбиции — она пьяна.       — Лили, — спокойно обращается Алекс. — Будь добра — заткнись. Ты уже контроль теряешь.       — Давайте, — потихоньку взрывается. — Упрекните меня. За правду упрекните!       — Уилсон, — подавляющим тоном проговаривает шатенка. — Единственная, кто мне не писал целый месяц — это ты.       Стэнделл мечется меж огней: стоит, нихуя не врубается, но так и ощущает напряжение между девчонками. Зеленоглазая притупляется и кулаками придерживает челюсть. Да, уделала. Да, задела.       — Извини, — бормочет русоволосая. — Извини, и я тысячу раз буду извиняться!       Блондин молча продолжает выделывать фокусы со вкусами, пока Аткинс не просит рассказать и описать все его действия.       — Бля, вы заставляете меня краснеть, — посмеивается парень. — Окей, перестройка!       — Это твои блядские словечки или реально название? — прыскает зеленоглазая.       — Это русский коктейль, — серьёзно отвечает Стэнделл. — Советский, если быть точным. Если ты, неуч, не знаешь, что такое «перестройка» в Советском Союзе, то нам не о чем с тобой пиздеть. Наблюдаем!..       Он переставляет излишества на стол и начинает выкручивать бутылки.       — Водка, … поменьше, … или больше? Похуй, на глаз. Ром! Нужен светлый, но я нашёл только тёмный. Клюквенный сок. Я, — он делает акцент на этом. — Заебался, пока его искал!       Лили смеётся так по — детски и опускает голову, Аткинс улыбается и, не отвлекаясь, приподнимает её обратно, чтобы совсем не терялась девочка.       — Сахарный сироп, дамы, ну, и господа, … правда, публика — так себе, все бухают на улице. Лимон, — он крутит его перед собой. — Театр абсурда, блять, — срывается сам на смех. — Лёд. Готово! Можете лайм добавить, что вам там для украшения нравится. Но светло — зеленый с красным как — то не очень сочетается.       Алиша начинает хлопать, когда блондин немного кланяется, Лили не сразу, но подхватывает ту. Правда, их прерывают.       — Ну, что, Либерти?! — раздаётся всем знакомый надрывный басистый ор.       — Блять, — протягивает Уилсон, пряча лицо и сминая щёки.       Толпа начинает очухиваться и сильно шуметь, прикрикивать, черлидерши — пищать. Алиша оборачивает и приходит в восторг: так всегда — и в клубах, и в барах, и на вечеринках — когда все начинают шевелиться и предвещать веселье. Она видит Уокера и хищную фигуру, предельно надоевшую постоянными разговорами о ней. И ещё какого — то милого парня, что, наверно улыбается и ластится ко всем — щенок совсем. Стэнделл досадливо поджимает губы — то ли внимание у него забрали, то ли не по вкусу — этот ажиотаж.       — Разъебите тут всё! — сквозь гомерический хохот орёт Брайс. — Разрешаю!       Люди бушуют, вопят, их голоса надрываются и режут слух. Музыка становится невыносимо громкой, так, что в дрожь бросает, в груди щекочет рёбра. Аткинс пытается что — то донести до Уилсон, но та, пьяная, только и слышит переплетённые отдельные фразы парней, как сердце рвётся в конвульсиях при виде Монти, как эхом в голове отражаются приветствия Уокера со всеми, кто к нему подходит. Начинается хаос: незнакомцы вносят коробки с алкоголем в дом и направляются с ними на кухню. Они грубовато просят Уилсон подвинуться, девчонка выпучивает глаза.       — Пошло — поехало, — огорчённо выдыхает блондин и кричит. — Всё, бросаете меня?       — Идиот, — также криком отвечает зеленоглазая. — Бежим бля — ять, …

«Sunset Overdrive OST— We’re Gonna Have A Party»

                    И снова, и снова, и снова утаскивает радостную Алишу и Алекса в коридор после кухни.               — Монти же з — зде,.               — Похуй, похуй, похуй, похуй! Пусть поищет.              Уилсон в миг оживляется и трезвеет, но мизерно — Де ла Круз немного не вовремя. Она бежит на второй этаж уже одна, и Аткинс, естественно, не может не пойти за ней, а Алекс — ну, ему просто будет комфортнее в тишине.              «Да не ври ты самому себе»              Это лучшая компания на вечер, как считает. Вечеринки в конце месяца у Брайса — самые масштабные. Вывод: Уокер разойдется не на шутку, напьётся, будет завлекать баб в бассейн, творить полнейшую хуйню, Демпси совершит миллион неудачных попыток флирта, Скотт изо всех сил постарается соответствовать своей стае, Шери увлечётся сразу двумя парнями и захочет с ним побеседовать — кого выбрать, кто лучше, «Стэнделл, я не зна — а — ю», Сэм из хора, хороший приятель Алекса, умный, образованный, интересный по беседе, прилипнет к богеме и подхватит их псевдо — философию, а Де ла Круз попробует выебнуться и вытворить такую еботню, что будет у всех на слуху весь вечер и ночь. Только Уилсон уберечь его и может. Лицемерия блондин не переносит.              Лили заходит в гостевую, по видимости, комнату, обходит Уокерское детское святилище стороной  — здесь негромко, мирно, пообщаться вполне можно. Она закрывает замок с внутренней стороны и усаживается на пол.               — Прости, Алиша, — начинает зеленоглазая. — Ты хотела быть внизу, знаю. Если хочешь — иди. Я просто боюсь, что, …               — Заткнись, Лили, правда, — усмехается шатенка. — Я не уверена, что быть там без тебя — отличная идея. Дело не в безопасности, окей? Демпси бы не отходил весь вечер, уж поверь. Просто, — она смотрит на блондина. — Без вас было бы скучно, думаю.               — Теперь ты переходишь из статуса «приятельницы» в «очень хорошую приятельницу», — салютует парень.               — Сколько там баллов до «подруги»?               — Один знатный трогательный рассказ и выкуренный косяк, — Алекс достаёт из кармана скрученную травку и выставляет девчонкам на обзор.              Уилсон мелодично свистит.               — Вот это вечери — и — ночка!               — Погнали, — потирает ладони девчонка и садится напротив Лили.              Стэнделл приземляется рядом, образуя треугольник переговоров, разглядывает косяк под светом потолочной лампы.               — Хорош.              Он одалживает у Уилсон зажигалку, предварительно рассматривая на ней узоры:               — Жёлтая, — поджигает. — С гравировкой, — затягивается и, выпуская густой дым в воздух, сипло произносит. — Хороша.              Передаёт Аткинс. Как символично: опять трое, опять накуриваются, опять — отделены от всего мира. Только пол, на котором располагаются, сотрясается от человеческих и музыкальных вибраций. Дым рассеивается медленно, а запах захватывает всю комнату моментально. Жжёная сладковатая марихуана — наверно, самый любимый аромат Стэнделла. Приятный — точащий кадык и смолящий вкусовые рецепторы. Аткинс затягивается, откинув голову, удерживает её во рту на секунд пять и выдыхает остатки. Она часто укуривалась со Стивом, для девчонки один разделенный косяк — как воды глотнуть. И, честно говоря, шатенка признательна жизни за то, что это закончилось. Музыка становится практически неслышимой. И организм наслаждается побочным эффектом. Косяк отдаётся замучено — увеселённой Уилсон. Молчание приятное. Девчонка растягивает, заглатывает и прокашливается.               — Бля, — стучит по груди. — Как всегда,.               — Не бери в голову, — оправдывает Алекс. — И не увлекайся.              Парень беззвучно намекает Аткинс на стакан около Уилсон и незаметно прячет свой под кровать.               — Я могу взять? — спрашивает шатенка.               — Да, — на «отъебись» говорит осевшая Лили. — Конечно.              Уилсон всегда брало быстрее, чем остальных — блондин знает. Сейчас, наверняка, в голове — пустошь, а в лёгких всё заполнено. Она откажется по следующему кругу пускать. Даже передавать не надо. Алиша, вроде, молодцом держится.               — На, — отдаёт Аткинс. — Докуривай, там немного.              Стэнделл как владелец косяка успевает сточить половину. Вообще, трава быстро расходуется. Ещё б никотин в догонку.               — Сигареты с собой? — обращается к зеленоглазой.              Та кивает и говорит, что они в сумке подруги.               — Так, что, — он начинает догонять. — Истории? Рассказы? Факты?               — Я курила очень много, — вдруг кается шатенка, продолжая это делать. — Очень много. Каждый день. Было это после смерти Джеффа, — она тушит косяк об туфли и пока что аккуратно кладёт на пол. — Каждый день, по четыре — пять, — удрученно признаётся девчонка. — Не хочу больше такого, — обхватывает руками колени.               — Ахуеть, — хмурится блондин, выпуская кольца из дыма. — Мужики, — указывает большим пальцем за дверь. — Пьют каждый день и ничего, вроде. Правда, тупые, пиздец.               — Я не для той жизни родилась, — завывает Аткинс. — Клянусь, не хотела этого. Человек, с которым мы жили заманивал как — то. Это, в общем, замкнутый круг, водоворот, — она сжимается и вздыхает. — Хуй пойми — что.              Уилсон заметно возвращается в диалог и натягивает мышцы. Речь идёт о Стиве, как никак — знает же, понимает. О траве не знала. Не представляла даже. Она не станет разговаривать об этом — не станет же? Лили без сомнений возьмет своё со временем: допросит и согреет. Видимо, плохо до лихорадки, раз скрывает.               — У меня один раз такое было, что меня просто унесло в небытие, — начинает парень, затягиваясь.              Он курит красиво: вальяжно, виртуозно — играет с сигаретой самую романтичную партию.              Уилсон постоянно поражалась той картине «как курят мужчины».              Все по– разному. Монти курит мужланно, жёстко, но медленно. В моменте — медленно. Уокер, без сомнений, курит так, словно это последняя сигарета в его жизни — настолько по– королевски, что многие захотят поцеловать ему ноги, однако девчонку всегда раздражала его манера курения. Демпси не курит. Хочет, но не курит. Что подумает мать, если уловит никотин в его машине или на куртке? А как сигареты приводят к раку лёгких, мозга, ноги и задницы, да к любой болезни на свете? Джастин курит, как нарколыга. Трясущимися указательным и большим пальцами не отпускает сигарету и не стряхивает, ждёт, пока тлеющие кусочки сами отпадут. Отец Алиши курит статно. Даже если на него надеты пижамные штаны и махровый халат. Бизнесмен, как никак. Как курит её отец! Хоть и бесит — курит красиво. Просто, но так красиво, что любые бы позавидовали.              Женщины курят, как бы не казалось банальным, «по — женски» потрясающе. Чисто, мягко, ювелирно, без лишних движений. Спокойно — зависит от случая. И дым, и никотин зачастую становится сладким, неприметным.              Уилсон курит, как дура.              Больше по — мужски страшно. Словно не научилась. Как ребёнок, которого вот — вот заметят. Встревожено, нервно, с тремором — похуже Фоули. В общих чертах — некрасиво.               — Я тогда накурился с Сэмом, после того, как весь хор разошёлся. В паре метров от школы. Плохая была идея. Меня так торкнуло, что еле до дома добрался. Как родители не заметили — чёрт пойми.               — Твой отец же полицейский? — интересуется шатенка.               — Да, в этом — то и проблема, подруга.               — Опасный парень, — иронично шипит зеленоглазая.               — Так вот, … спасибо, Лили за любезный комментарий, … вечером я, в итоге, начинаю загоняться — думать о всяком, ну, знаете, … что в мире творится? Зачем живём мы?               — Трава хорошая и одновременно плохая штука, — понимающе отзывается Аткинс.              Шатенка знает, кто закрывал дело брата, а кто продолжал за него выступать и бороться. Только поэтому она не включила отца Стэнделла в ненавистный, порицаемый чёрный список. Но слово «полиция» всегда будет отражаться в сердце бьющимися молотками.               — Я лежал три часа на кровати, смотрел в потолок, и сканировал весь поток беспорядочных мыслей, которые крутятся кругом и не связываются логически. Она расслабила меня, безусловно, — разводит руками. — Но это был какой– то лёгкий приступ депрессии: казалось, что ты … умираешь постепенно. Рассыпаешься на частицы и исчезаешь. Я задумался, а что оставлю– то после своей жизни? Пару недописанных песен на гитаре и плакаты на стене? Фотографии в телефонах, которые со временем станут ненужными и удалятся нахер? Или клеймо мальчика, который пытался всегда влезть в крутую тусовку, хотя это не так? Я ненавижу лицемерие и не могу назвать другом ни одного из тех дебилов, которые распевают песни, не зная слов, на первом этаже. Кроме Монти, наверно. Он нормальный, когда не выёбывается.               — Согласна, — вступает Уилсон. — Про Де ла Круза, в смысле, — потом задумывается. — Я оставлю после себя кучу транквилизаторов и депрессивных мыслей, неудавшуюся мечту об актерстве, ярлык «суки» и «подстилки для футболистов», как выяснилось, …               — Тебя реально так называют?! — разъярённо перебивает Стэнделл.               — Слухи разносятся быстро.               — Я не обсуждаю других и не верю.               — Я бы посмотрела на этих «не подстилок», — вступается Алиша.               — Весь первый этаж, — восклицает Уилсон. — Я продолжу?               — Валяй, — блондин закуривает вторую сигарету и даёт Лили сделать пару тяг.               — Так вот, — выпускает никотин. — Оставлю вас всех без удивительной личности, конечно же, — смеётся. — И, пожалуй, предам Макса. Жестоко предам.               — Умирать страшно, наверно, — размышляет парень, щурясь и затягиваясь.               — Поэтому! — зеленоглазая оживляется. — Я так рада, что Джефф оставил после себя, — она останавливается, накапливая восторженность, и выдыхает. — Столько всего! Он оставил лучшие победы Либерти, непомерную любовь к близким, ахуительные воспоминания, оставил хорошее отношение ко всем! — она кладёт ладонь на колено подруге. — Твой брат оставил столько, сколько оставишь и ты.               — Ты хороший человек, — подтверждает Алекс. — Амбициозный, думаю.               — Талантливый! — подмечает зеленоглазая. — Решительный. А мы, — она тянет и тянет сигарету, пока блондин не отбирает. — Мы учимся в самой поганой школе — в поганом обществе, и нам просто не выплыть из всего этого дерьма. Как бы мы не пытались — оно всё затягивает и затягивает. Отвергнуть всех — и ты как груша для битья и унижений. Ты выбрала не школу — работу и мечту, и это лучший поступок в жизни.               — Согласен.               — И ты, зн — наешь, … — Уилсон краем глаза замечает уведомление на телефоне и отвлекается. — Блять, извините.              Она утыкается в экран, пока Стэнделл продолжает хвалить Алишу и гневаться на собственную судьбу и Либерти.                            

Монти:

ты ахуевшая 9:47 pm 

где тебя носит 9:47 pm

Лили: 9:48 pm с друзьями сижу       

Монти:

с какими блять друзьями 9:48 pm 

и где стэнделл 9:48 pm 

Лили: 9:48 pm со мной и Алишей 9:48 pm не парься ты так 9:48 pm спущусь через пару минут и найду тебя       

Монти:

мигом 9:49 pm 

      Уилсон ворчит под нос, расстроившись, что такая прекрасная беседа прерывается на моменте того, как она трезвеет. Стэнделл отвлекается от шатенки и начинает задавать вопросы, которые, скорее всего, не следует задавать.        — Добегалась?               — Да. Он уже начинает злиться. Вот это вот — «с кем ты», «где ты», с какими там друзьями»? Как будто не услышал, что я с Алишей, а она, на секунду, — первый мой друг. Идиот.               — Ты собираешься с ним поговорить, да? А то так хуяришь алкоголь, что страшно становится.               — Да, а, … — она начинает ворочаться и выискивать свою «перестройку». — А где стакан — то?               — Мы тебя трезветь привели, а не наоборот. Вон, окно открыли, пока ты в мини– отключке сидела. Хоть запах травы выветрился, — он принюхивается.               — Суки, — язвит девчонка. — Так, что, вы со мной?               — Лили, ты же понимаешь, что сейчас он этого не захочет? Он недостаточно пьян, чтобы выслушивать, и недостаточно трезв, чтобы понимать.               — Стэнделл, — ноет та. — Ну как же ты достал со своими наставлениями!               — Он прав, — произносит Аткинс. — Ты сделаешь ещё хуже. Себе, в первую очередь. Будешь злиться, посылать всех, потом не сможешь уснуть, потому что не станешь пить таблетки. А завтра будешь не разговаривать с ним целый день и нервничать ещё больше.               — Ты — зуб даю — расстроишься от того, что изольёшь душу, а твоя душа– то нахуй ему не нужна сейчас. Лучше поебитесь — вот это ему понравится.              Уилсон смотрит на обоих, готовая уже огрызаться, но потом вспоминает, что, если она не спуститься сейчас, то Монти пойдёт наверх и отчитает публично — будет, как минимум, глупо.              Она демонстративно встаёт, надевает свои туфли, пытается застегнуть их и, после пары неудачных попыток, сдаётся и идёт целенаправленно следовать придуманному плану. Ребята вновь разочарованно опускают глаза, потому что вбивать ей что– либо в голову — как стучать по камню.              Захлопывается дверь.              Стэнделл сходит с ума и представляет безуспешную трагичную сцену: Монти уходит, а Уилсон бежит и неприступно говорит ему и Алише «да, проебалась, но всё равно я — права».              Парень достаёт из укрытия «перестройку», делает глоток и кивает шатенке:               — Ещё накатим?                            

[…]

                    

« Masked Wolf — Astronaut In The Ocean »

                    Уилсон впутывают лапами в цирковые представления: она — призрачный всадник Арлекин. Её шатает туда — сюда, кидает вперёд, мозг выделывает такие манёвры, чтобы не упасть и не быть затоптанной толпой. Звуки приглушаются, вакуум обволакивает череп. Маски людей сливаются в целые психоделические картинки — ей, кажется, стоит подышать. Тонкий кусок тёмно — красной ткани сковывает движения.              Она, кое– как волоча ноги, добирается до заднего двора, обдаётся прохладой и, придерживаясь за стену, восстанавливает сбившееся дыхание. Пылающие щёки принимают с радостью режущие дуновения ветра — легче.              Девчонка прижимается к стене — отстранившись от всех, как брешь в обществе, и быстро моргает. Вертолётит — самое любимое. И лёгкая тошнота подкрадывается к горлу — может, ещё выпить? Запивать дурноту — бравое дело, конечно. Но вода ей на данный момент не поможет уж точно. Уилсон озирается, выискивая по всему периметру бассейна знакомых. Призраки — одни призраки, она их не знает и не понимает, почему Уокер орал «Либерти», если из школы меньшая часть людей шатается. Девчонка часто дышит и осматривает от края до края сборище ещё раз. И подмечает весьма примечательную персону.              Зеленоглазая, прикусывая щёку, быстро приводит сознание в порядок и отрывается от стены. Стремительно обходит пьяные туши стороной — сердечные механизмы гоняют кровь на полном ходу. Она пропихивается через свору футболистов и утыкается в бомбер с эмблемой.               — Макс! — звучит как укор. Она разворачивается и наклоняется к уху, и говорит на полтона ниже. — Ты что здесь делаешь?!               — Сестри — и — ца, — также перешептывается парень, уводя её подальше. — То же, что и ты.              Уилсон оглядывается, чтоб никто не подслушивал, и переходит к порицанию:               — Ты уверен, что хочешь быть здесь? — осмеивает обстановку Лили. — Или идёшь на поводу у этих остолобов?               — Если ты ненавидишь их, не значит — что они все хуёвые.               — Но, объективно, …               — Субьективно! — взвинчивается младший. — Мне с ними — нормально. Я пришёл, чтобы веселиться, а не выслушивать недовольства сестры. Мне так похуй, знаешь.               — Ты пил?               — Нет, — усмехается брат. — Это от тебя так разит, — принюхивается. — Боже, …               — Прости, — Лили отводит глаза. — Я просто, … меня бесит! Бесит, что мои планы идут, … не по плану! Всё так суматошно.               — Я, — продолжает защищаться парень. — Входил в твои планы? Мне казалось, ты привыкла к такому наплыву людей. Каждые выходные ошиваешься здесь.               — Хорошо, хорошо! — повышает голос сестра. — Тебе почти семнадцать — делай, что хочешь, — она смотрит в разозлённые янтарные глаза напротив. — Родители знают?               — Да, — отвечает парень. — Вот только думают, что ты — всё ещё у Аткинс.               — Она тоже здесь. Со Стэнделлом развлекается.               — Реально? Надо обняться, — ехидничает Уилсон– младший. — Почему ты не с Монти?               — А где он? — пользуется случаем. — Не знаю, … Спросим у Дэвида. Эй, Дэвид!.. Да, а где Де ла Круз?               — С Брайсом вроде, не знаю, … может, в доме.               — Неудивительно, — вздыхает девчонка и хлопает братца по спине. — Бывай.              Уилсон придётся возвращаться в душное помещение и потом, по новой, вытаскивать Монтгомери на улицу — желательно в спокойное место. Зеленоглазая прикидывает, примерно, где он болтается, и плетётся обратно в дом.              Настроить радар на самого дерзкого человека в гостиной — сделано. Жалко, что она никогда не запомнит аромат его одеколона, что кажется ей слишком резким. Он — играет в карты, как всегда. Ребята разгоняются — выдают пару партий — догоняют алкоголем — идут охлаждаться и покурить на улицу — дальше играют в карты. Им, собственно, по хую — кто там танцует или бьёт бутылки: они всегда играют в карты. Только потом, когда люди расходятся понемногу — начинается собственная локальная жизнь. Картина меняется. Вселенная перестраивается угодной для каждого. Уокер устраивает вечеринки, поскольку необходимо держать статус. Брайс не устраивает большие сборы для души.       Подойти со значимым влиянием и маленьким эмоциональным давлением — сделано. Уилсон бесшумно подкрадывается к дивану, пока все увлечены игрой, и обхватывает плечи парня — неторопливо оставляя на шее пару невинных поцелуев, нашёптывает ласково языкоблудства:               — Отомстил, думаешь? Заставил долго искать тебя,.              Монти расплывается в довольствующейся улыбке, норовит уже пропустить ход действий.               — Не отвлекайся, — подкалывает Фоули. — Подбрасывай.               — Конец тебе, брат, — парень подмигивает Брайсу. — Забирай.              Де ла Круз подкидывает пару мелких ненужных карт и демонстрирует компании одного червового туза, бросает его на стол, общается с Уилсон глазами — мол, быстро села рядом, и складывает руки на спинку дивана.              Уокер строит кислую физиономию и подбирает свой проигрыш.               — Играем ещё одну — и покурим, — диктует парень.              Всё по расписанию, Уилсон.              Девчонка обходит кресла, Джесс делится пивом — Лили не против — говорит «спасибо», аккуратно садится, поправляя короткое платье, перекрещивает ноги. Де ла Круз кидает взгляд на фарфоровую кожу, но он не неженка, как Джастин, постоянно лезущий к лицу Дэвис, — не хочет привлекать никакого чужого внимания к этой красоте — к его невообразимой собственности.               Лили удаётся утихомирить пыл и отставить бутылку подальше, поздороваться с Каспбраком и оценить его оригинальный красный свитер, заметить Аткинс в компании Зака и Алекса, которой в руки попал диджеейский пульт — зеленоглазая надеется, что та сможет сыграть достойно (только, где тот пацан, что изначально ставил рейв?) — слить Джесс пару карт Мотгомери, познакомиться с около– приличными близняшками, — Мартой и Тиной — поцапаться с Маркусом, — он же самый умный, строит там свои ничтожные стратегии — получить пару лестных слов по поводу внешнего вида и всё это — до распирающего желания Брайса убежать на свежий воздух.              Де ла Круз сжимает её колено, проверяя телефон, и говорит:               — Пошли. Сигареты с собой?              Лили пробирает дрожь — она раскрыта.               — Как ты узнал?               — Очевидно же, когда твои пальцы пахнут никотином.                     

[…]

             Алексу не часто приводилось пользоваться установкой: хор и всё такое — классика. Микшерами Либерти не обеспечивалась. Славно, что Аткинс знает, как крутить эти адские рычаги. Алишу раскачивает в такты, она высвобождает одно ухо от наушников:        — Что дальше — то? Мне переход бы сделать уже.              Стэнделл вообще удивляется, когда шатенка подбегает к парню, что стоял за установкой раньше, в три счёта договаривается и сменяет его. К такому повороту событий готовиться нужно: ты стоишь в самой главной точке заводилы и вещаешь настроение. Потом, правда, чувак возвращается накуренным и даёт ей всего тридцать минут на отработку.               — Да хуй знает, — отговаривается блондин. — Вот эту попробуем, — указывает на трек на экране.              Так и быть, Алекс знает толк в музыке — любой. Парень пролистывает мигом весь плейлист и спешно добавляет в очередь то, что, по мнению, ещё больше даст встряску. Он хочет, чтобы люди уничтожили этот дом, сожгли к чертям и оставили лишь пепел. Ну, и Уокера оставили на развалинах.                     

« Tinie Tempah feat.Zara Larsson– Girls Like »

             — Мы выбрали самое пиздатое место, — произносит блондин. — Видно всех, — он охватывает руками толпу. — Кто — какие грехи совершает. Скольким же завтра людям стыдно будет смотреть в глаза?               — Надо ли? — реагирует увлечённая Аткинс. — Ты ж сплетни не любишь.               — Для себя, — одухотворяется парень. — Знать зачастую полезно, кто с кем спит, кто к кому прижимается. Куча шансов для манипуляций.               — Лучшая защита — нападение.               — Для этого и смотрю. Для защиты. Приебутся — а ты их секреты все успел прошерстить.               — Будешь что– нибудь? — Демпси подходит слишком близко. Слишком. Алиша чуть отстраняется.               — Джин — тоник, — спокойно произносит девчонка. — Де ла Круз должен был привезти.               — Ты? — равнодушно кидает блондину.               — Пиво.               — Отлично.              Демпси целенаправленно уходит. Он хочет задавить Аткинс кучей вопросов — пока проверяет почву. Признаться, он не мог выкинуть её из головы.               — У вас что — то было? — ехидничает Стэнделл.               — Нет, — пытается отделаться шатенка. — Так, интрижка.               — Зак, пожалуй, один из самых искренних парней в компании. Думаю, он действительно помог тебе тогда, — блондин замечает её отстранённость. — Ладно, не буду трогать. Я просто так спросил, клянусь. Ради интереса — на что способен Демпси.               — Да нет, — сразу оправдывается девчонка. — Ты прав, он — открытый, честный. Не говорил громких слов и пожеланий лучшего, когда было херово. Чистосердечно поддерживал. Джефф для него был другом, может — братом, как и для меня. Поэтому проснулся синдром «спасателя». Он относился ко мне — больше как к сестре, чем к потенциальной девушке, — Алиша умолкает, подкручивая пластинки. — Тем более, я уехала на другой конец Америки.               — Ясно, — без напряга подытоживает парень. — А вот и твой джин — тоник, …               — Пива не было — взял энергетик и водку, будешь?               — Подождите, — врубается Алекс. — Почему я везде — третий лишний?              Аткинс смеётся, Зак — тоже, притворно (видимо, так надо). Но Стэндел, по сути, и есть — лишний.              Блондин шарится по интернету, чтобы найти несколько исполнительниц, не всю ж славу — мужикам.              Демпси напрягается, как обычно, и удерживает хватку, чтобы чего не ляпнуть и, тем более, не робеть. Алиша — та, перед которой смущаются и трусят. Такой прямой уверенности и белой зависти не имеют и не испытывают сполна девушки из школы — да что там, большинство всех девушек мира. Прирождённая статность и сверкающее великолепие даруются не многим. И вряд ли девчонка когда — либо старалась возвести это до высокомерия. Её сдержанность противится злостным качествам — не то, что у Лили.              Алиша устаёт и снимает полностью наушники, жестами призывает настоящего диджея и просит его поставить последний заказной трек — неважно, в какое время.               — Как чувствуешь себя? –Демпси тут же подходит.               — В смысле, … — перестаёт соображать уставшая шатенка. — Здесь или в целом?               — Как хочешь, — посмеивается парень. — Ты классно обращаешься с аппаратурой.               — Спасибо, — доверительно улыбается та. — И чувствую я себя на все сто.              Аткинс принимает особенную теплоту: старый приятель вновь испытывает любопытство — каково ей вариться в этом котле, что выжигает старые раны.               — Как успехи в работе? Лили говорила, что непрерывно саморазвиваешься.              — Курсы прохожу всякие, — кивает девчонка. — Скоро закончу обучение.              Демпси — собери ты хоть раз волю в кулак, а то жмёшься, как маленький. Он опирается о край стола — хоть где — то опору находит:               — Я, признаться, скучаю по нашим разговорам.              Алиша — помни: ты болеешь, всё ещё болеешь — другим, бесповоротно и опрометчиво. Не надо, не мучай себя.               — Не пойми н — неправильно, — мечется. — Я разбираюсь со старыми отношениями, — пресекает. — И … это сложно. Не могу не думать о том, как всё исправить, — откровенничает.               — Т — ты не подумай, я, …               — Я буду только рада, если мы будем изредка переписываться. Знаешь, там, … обмениваться мыслями, рассказывать, как дела, — смягчает. — Просто на меня столько навалилось! — нервничает. — И Уилсон, которую постоянно нужно останавливать и растить, как цветочек, и проблемы из — за одного человека, и обучение. Времени не хватает. Вот, совсем! Не знаю, как разорваться, …               — Это нормально, — успокаивает Зак. — Так у всех. Ты — молодец, что не бросаешь своих друзей. Себя не бросаешь. У меня тоже много заморочек — в основном, со спортом. Нужно как– то вытягивать Либерти.               — Понимаю.              Шатенка вновь миловидно улыбается, и Демпси тает на глазах: его не отшили, а чуть осадили, ну, не отшили ведь? Парень настойчив — и он будет писать, будет спасать, будет держать планку, но надо ли ей?               — Б — бонжур — р!              Уилсон, сложа руки на груди, залетает в компанию. Аткинс щепетильно приподнимает её подбородок, чтобы на свету софитов рассмотреть поплывшую тушь и размазанные тени. Стэнделл безысходно, с долей раздражения, вздыхает. Демпси догадливо нахмуривается.               — Ты неисправима, — блондин хлопает в ладоши.               — Заткнись, Алекс, — резко высказывается шатенка.               — А ч — то случ — ч …               — Не твоё дело! — одновременно восклицают Алекс и Алиша.              Демпси поджимает губы и настораживается.               — Извини, — кидает тому девчонка.               — Ни слова, — по слогам произносит Уилсон. — Ничего не говорите!              Девчонка открывает джин — тоник подруге, отдаёт, тянется за бутылкой, в неприличных количествах вливает в себя водку — походит на тост в честь окончания хорошей жизни. Открывает пачку, вытаскивает последнюю сигарету, кончик которой пламенеет через секунду, нервно бросает зажигалку на стол — чуть ли не в диджея, некрасиво начинает курить, отвернувшись ото всех.              Начинается промывка собственных мозгов и счёт на десятку — как раньше.              Один — два.              Вдох — выдох — и злость коробит грудную клетку. Раскалённое пекло в горле усиливается: от сигарет, от несправедливости, от агрессии.              Три — четыре.              В атмосфере злостной бы не сгореть. И голову подлечить. Так реагировать всегда нельзя. Ни отпустить, ни сглотнуть, ни вывести за ручку.              Пять — шесть.              Как не вскипали бы мозги, она не собирается домой. Ну, не может скрывать своих эмоций, как Алиша или Стэнделл, не может быть мягкой, как Демпси, не может подавлять её, как кто– то ещё. Как никто — себя чувствует.              Семь — восемь.              Она замечает его, с желваками, но приветливым лицом. Твою ж мать.              Девять — десять.              Выкорчевывает сердце Уилсон. Завтра пройдёт. Завтра будет не больно. Завтра будет не страшно. Завтра утрёшь слёзы.               — Это её так ебашит? — тихо интересуется блондин.               — Ага, — полушёпотом проговаривает Аткинс. — Что делать будем?               — Смотря, что сейчас вытворит, — рассуждает парень. — Обычно — кричит. Ей нужно выплеснуть негативную энергию на кого — то. Я, в принципе, готов быть козлом отпущения. Пусть обматерит. Могу ещё подкинуть, чтоб побыстрее.              Демпси всё ещё нихуя не понимает, но догадывается, что девчонка очень сильно обиженна и разозлена.               — Ты у нас герой, конечно, — разворачивается шатенка. — Но давай понаблюдаем для начала.               — А что тут наблюдать — т — то, …              Аткинс подходит к парню, что заворожённо вертит музыку, и объясняет чуть ли не на пальцах. Уилсон медленно тушит сигарету об язык, провожая враждебным взглядом ненавистника, окурок — летит на пол, шестерёнки крутятся и заводят любимые мотивы.                     

» Ty Dolla $ign feat. Kanye West, FKA twigs, Skrillex — Ego Death »

                           — Пошли, — девчонка поворачивается и непонятно, кого зовёт.               — Куда? — отзывается Аткинс с приветливым выражением лица.               — Танцевать, конечно же!              Лили пьяно улыбается и качает плечами, пятясь назад, руками завлекает шатенку. Аткинс любит танцевать — это способ высвобождения негативной энергии, как выразился Стэнделл, для неё. Чёрт знает, может, неугомонной сестрице тоже понравится.              Лили знает его. Он поиграется, выпьет, а, в итоге, вернётся к ней со словами о том, какая она ахуенная. Уилсон не забывает сделать пару глотков покрепче, перекидывает волосы на одно плечо. И собирается танцевать она энергичней обычного — скользить по другим телам и контролировать себя совершенно на отъебись.              Закрываешь веки — и ни о чём не думаешь. Вибрации соприкасаются с телом, серотонин взрывает получше, чем наркотики. Неосязаемые силуэты в чёрной пелене и цветастые мерцающие круги, голограммы софитов. Эстетический экстаз. Озноб и мурашки. Соприкосновение в общем такте.              Уилсон танцует, задорно качая бёдрами, касается своего тела, приподнимает платье, короткое — и выше. Аткинс же неотрывно за ней наблюдает. Ловит каждый взгляд, изящное движение, кроткий взмах ресниц. Алиша сталкивается взглядом с подругой, чувствуя огонь внутри. Она присоединяется к девчонке, укладывая свои тонкие пальцы на её талию, улетает вместе с ней. Уилсон касается её пшеничных локонов, путаясь в них. Их заключённый дуэт эфемерно отделяет от душного, плотного скопления тел.              Их мимолётная страсть приковывают взоры каждого: Лили уверена. Все чувствуют, что они недоступны к их рукам, невероятны и иллюзорны — неприкасаемы: Лили уверена. Многие хотят ими овладеть, но опасаются слишком увлечься, боятся быть подавленными их непредсказуемым темпераментом.              Только один смелый парень жадно проталкивается через толпу и игриво начинает нашёптывать что– то Алише на ухо. Шатенка победно улыбается и подмигивает Лили, зеленоглазая тут же улавливает давно проверенную тактику — сто раз проходили, когда были свободными.              Аткинс обводит его лицо рукой и начинает под ритм водить по шее, спине и плечам незнакомца. Уилсон в свою очередь спиной прижимается к торсу, осматривает толпу — была права: все завидно стараются не смотреть и продолжают танцевать. Стараются. Музыка вибрирует повсюду — в плотном воздухе, по полу, в его голове, в их головах, и в изгибающемся теле Уилсон.               — Ахуеть, — констатирует Демпси.              Парни всё ещё переминаются у стойки и одурело смотрят на девчонок.               — Ты упустил свой шанс, мужик, — он сожалеюще хлопает Зака по плечу. — Мне надо это останавливать?               — Нет, — сглатывает тот.               — Ей пизда, — произносит Стэнделл.               — Согласен.              Речь идётне иначе, как о зачинщице Уилсон, которая играется с незнакомой личностью, пытающейся её поцеловать. Её обволакивающее дыхание опыляет его губы, но они никак не могут соприкоснуться. Неприкасаемы. Зеленоглазая улыбается, пока Аткинс берёт дело в свои руки: для них это — как игра «разведи мужика и доведи его до упоения». А потом, соответственно, не дай желаемого.              Лили обходит двоих стороной и слишком увлекается: она начинает целовать шею подруги, хватать её за горло, ногтями впиваться в нежную кожу.               — Ахуеть, — теперь высказывается Стэнделл, наблюдающий за этим развратом на протяжении минуты.               — Ага, — по — детски стонет Демпси.              Аткинс принимает её знаки и поворачивается к лицу Уилсон, привольно оттолкнув незнакомца: между ними считанные сантиметры. Они смотрят друг к другу в глаза, учащенно дышат, бьются сердцами и греются телами…              Секунда.              Две.              Обе срываются на гулкий смех, сцепливают руки и бегут подальше, расталкивая людей.               — Разведи мужика и оставь без пиджака! — одновременно орут давным — давно придуманную триумфальную кричалку.               Панорамные окна буквально трескаются от их смеха.               — Гд — де там м — мой дж — ж– жин — тоник, . — не может остановиться шатенка. — Подожди — и минут — ту.              Уилсон кивает, успокаивая живот, и пытается отдышаться. Замечает Шери в нескольких шагах и враскачку, запутываясь в ногах, подбегает к черлидерше:               — Есть что выпить?               — Бери, — протягивает смутившаяся Холланд. — Ты такая, — подбирает выражения. — Разгорячённая.              Лили делают пару глотков, дабы смягчить раздражённое горло, и аккуратно вытирает капли в уголках губ.               — Спасибо.               — Пожалуйста.              Что– то в её лицемерной улыбке Уилсон не понравилось. Зеленоглазая не стала нападать — Холланд этого не стоит. Она выискивают Аткинс около скучающих друзей и улыбаются нахмуренному Стэнделлу, который выговаривает слова более взволнованно, чем ранее — она же не слышит, ну. Её улыбке приходится недолго красоваться на лице.              Уилсон чувствует ожоги — её, в нетрезвом до чёртиков виде, тянут за локоть на улицу, девчонка даже не успевает понять — кто.               — К — куда, …– непонимающе восклицает зеленоглазая. — Отвли — и — и! Уберись от меня!              Её выкручивают вокруг себя и ставят на место, трясут, как тузик — грелку. Парень понимает, что слишком сильно — чуть ли не до отметин — сжал локоть бедняги. Он по сей день не может контролировать агрессию, а она, пьяная, хрупкая, не чувствует боли. Он не должен делать ей больно. Не имеет права. Но так уж получается.               — Можешь чуть — чуть,. — он отпускает девчонку и кривит пальцы в соответственном жесте. — Вот чуть — чуть помолчать?              Жилы закипают: парень держится — держится — держится.               — Как твои танцы? — как можно спокойнее, но с дичайшим подъебом спрашивает брюнет.               — Забылись к чертям! — радостно вскрикивает Уилсон.               — Ты совсем ахуела?! — забирает её лицо и заставляет взглянуть на себя.              А у Лили в глазах всё нечётко — плавно. В голове возмутительно — пусто.              Парень смотрит так, будто хочет убить — хочет вырвать волосы, поиздеваться над честью, хочет слышать умоляющие возгласы, рёв, его имя и предсмертный хрип.              Вместо этого — Монти целует жадно и затяжно, что зуб скрежет слышен, что языки сразу начинают болеть, что челюсть напрягается до пульса, что низ живота девчонки извергается, что его нутро кричит.              И Лили нравится в подкорке сознания, что парень изводится до такой степени.               — Я тебя ненавижу, — рычит в губы.               — Отъебись, — ненавистно повторяет Лили.              Углубляет поцелуй смачный — держит её за горло, а та кусается, пытаясь доставить столько же боли, сколько хранится сейчас в её маленьком женском сердечке. Она проводит своими пальчиками по скулам и пробирается в волосы — у него пульсирует не только внизу — везде. Де ла Круз напирает на неё своей озлобленностью, Уилсон не может устоять, не может отречься, не может сказать «нет». Он полностью ей овладевает.              Парень внезапно грубо отстраняется — точно бы очнулся, нетерпеливо, остервенело дышит, глаза закатываются под череп, ему истерически смешно внутри — от своей злости и её тупого безразличия.               — Блять, — взбешённо выдаёт. — Пиздец, ты меня раздражаешь!              Он матерится: вывести агрессию — вывести.              Он понимает: проебался, да, но что она хотела? Почему ей — то срывает мозги каждый раз?              Вспыльчивая, как и он.              — Ты пришла, — раздражённо начинает парень. — Знала, что я буду бухать, — раскладывает для себя по полкам. — Знала, что мне нахуй это не нужно — начала вдалбливать мне какую — то хуйню, — не знаешь, кто виноват больше, вини первым. — Я не понимаю, чего ты хочешь от меня! Не сейчас, Лили, — он останавливает девчонку, когда та хочет вставить свои бездумные словечки. — Ты сама — то понимаешь, чего хочешь? Может, ты в себе, блять, не разобралась? Ты могла найти лучший момент для разговора — нет же, тебе не имётся, . портишь мне, нахуй, настроение, — кричит. — Подумай хоть раз в жизни,.              Он не считывает её эмоции, словно — не смотрит на него вовсе, сквозь — холодно — отрешённо. Уилсон слышит — силится пропустить мимо ушей. Завтра будет не больно. Завтра пройдёт.               — Ты резвишься с каким — то уебаном, — ему крышу срывает. — Трёшься об его член, и это — уже край, скажи спасибо, что меня ост — тан.              Лили слышит вибрацию телефона — сообщение. Не обращая внимания на Монтгомери, она вчитывается в каждую букву. Чувства притупляются — немеют конечности, дрожь пробирает пальцы.              Предвестник выходит на охоту. Зеленоглазой он чудитсся — за спиной, обдающейся промозглым холодком, от затылка к крестцу. Предвестник касается затылка — оцепенение. Девчонка стоит, не в силах даже ответить Монтгомери, что тщетно и приглушённо добивается от неё реакции.              Дыхания хватит на тридцать секунд — если ты, Уилсон, не раскроешь рот, то упадёшь и разобьёшь виски.              Экран прирастает к её влажным глазам. Это не может быть правдой — это не может случиться вновь — это не реально.              Органы сжимаются, трепыхаются, лишь сердце всё медленнее и медленнее стучится. Разбивается — хрусталь.               — Монти, — зовёт так тихо и по — детски, словно требует помощи.              Парень, в ступоре, отбирает телефон девчонки и поникает.              Бегство.              Он, рыскающий по всему периметру двора, не замечая предвестника, смотрит на вполне мирных призраков, их выдержка — ему невнятна, смотрит на тех, кто также, в ступоре, в смутном трепете, обсуждают в кругу.              Защита.              Кидает взгляд на джакузи, на бассейн, на терассу, на сборище в доме, заглушает музыку в голове, и видит его,              предвестника.              С восковой, бледной лунностью окутанной физиономией, сидящего вдали от всех на шезлонге, Уокера.              Осознание.                      Общий чат: 11:38pm Ханна мертва.