***
Обряд обмена у моря хвоста на ноги провели все, за исключением Лань Ванцзи. Русалки две последние недели основательно готовились. Из лучших тканей сделали прекрасные одежды, золотые украшения с ракушками окольцовывали шею, запястья и лодыжки. Первыми из воды вышли Лань Шилонгвей и Мин Лиджуан. Мужчина придерживал свою жену под локоть. На её лице волнительная счастливая улыбка, а у него только глаза горят, потому что не может позволить себе до конца откинуть титул, положение и звание. Мин Лиджуан коротко задрожала, потому что так давно не чувствовала, как ноги ступают на твёрдую поверхность; как в лёгкие закрадывается прохладный морской солоноватый воздух. Пальцы сильнее сжались на рукаве мужа, а тот не заметил, как приподнялись уголки его губ. Следом из воды вышел Лань Цайхэ, облачённый в красное. Он выделялся из всех морских жителей, потому что был кроваво-алым пятном на фоне белоснежных одеяний. Внимание к себе его немного смущало, но он всё равно держал плечи ровными, а взгляд прямым, направленным точно в город. Туда, где ждала его невеста. Потом вышел Лань Цижэнь, рядом с которым шёл Лань Сичэнь. Оба они выглядели немного нахмуренными, но старательно пытались скрыть это ото всех. Лань Сичэнь переживал за младшего брата. Он знал, что с тем ничего не случится, что на Морские Глубины никто не нападёт, а если даже такое случится, то Лань Ванцзи смог бы постоять за себя, но… Лань Сичэнь не был бы Лань Сичэнем, если бы перестал волноваться за своего младшего брата. А Лань Цижэнь… Лань Цижэню просто не нравилась сама идея, что все русалки должны выйти на берег без оружия. На берег, где они наиболее уязвимы. На берег, где полурыбам не место. После начали выходить из воды и другие русалки. Морские Глубины на целые сутки оказались опустошёнными. В звенящей тишине, наверное, можно было бы даже услышать, как на другом конце обители русалок лопнул маленький пузырёк воздуха. Призванный духовными силами тёплый воздух быстро высушивал влажные волосы и кожу. Толпа людей, что пришла к берегу моря с целью приветствовать гостей и проводить их до города, обронила вздох восхищения. Русалки были прекрасными. Во всех смыслах. Их взгляд, поведение, походка, манера речи, стиль в одежде. Русалки были прекрасны. Их сияющие глаза, которые обычно имели золотой, светло-голубой, рыжий или янтарный цвет, заставляли задержать на них взгляд и залюбоваться. Их густые длинные тёмные волосы шелковистыми прядями ластились к мраморной светлой коже, контрастом выделяясь на её фоне. — Добро пожаловать, дорогие гости, — Тянь Шитун низко поклонился, встретив клан русалок около входа в город. — Рад приветствовать вас, — Лань Шилонгвей слегка кивнул головой в знак уважения. — Прошу, чувствуйте себя свободно в нашем городе, — Лань Цижэнь почувствовал, как невольно дёрнулась его бровь, но тут же вернул себе свою невозмутимость. А дальше была свадебная церемония. Тянь Фучжэнь была прекрасна в своём роскошном красном платье, увитом узорами золотых нитей. Лань Цайхэ не мог заставить себя оторвать глаз, не мог позволить себе отстраниться или отойти от… уже своей жены хотя бы на шаг. Он держал её за руку, периодически проводил кончиками пальцев по контуру её лица и приподнимал его вверх, ведь он был как минимум на полторы головы выше. А она… Она такая хрупкая, женственная, с обаятельной улыбкой и с искрящимися глазами. И Лань Шилонгвей не мог скрыть улыбки, утыкаясь всего лишь на какое-то короткое мгновение в мягкую щёку своей супруги, оставляя там едва ощущаемый поцелуй, а после сразу отстраняясь. Мин Лиджуан в ответ сладко ему улыбалась, преподнося к губам когда-то давно любимое вкусное вино. Кожа на скулах слегка поалела, а блеск в глазах стал более заметным, и если бы Лань Шилонгвей не придерживал её за талию, прижимая к своему боку, её ноги, наверное, ослабли. Вино вкусное. Такой сладкий отклик из прошлого. И Лань Шилонгвей незамедлительно согласился попробовать, а после пробуют все. Город украшен яркими красными фонариками, лентами и свечами. Дороги в городе почти полностью засыпали рисом — для благополучия и счастья молодожёнов. И двери каждого постоялого двора сегодня открыты нараспашку, позволяя создать ощущение одного большого общего стола. Вино вкусное. Правда, вкусное. Особенно в тех бочках, из которых наливали себе люди. В бочках, из которых наливали русалкам, вино чуть горчило. Но кто мог заметить? Ведь Мин Лиджуан в последний раз пробовала его так давно, что настоящий вкус уже стёрся с её языка. С чем можно было сравнить? И почему среди стольких многих правил клана не было ни одного, запрещающего пить алкоголь?***
— Они не продержались долго. — Им хватило пары бокалов. У них же никакой выдержки. Они совсем не следили за тем, сколько раз мы им подливали. — Старший сын императора долго отказывался. Мы уж думали, что возникнут проблемы. — Он спит? — Мы его… ударили по голове… — Что? — Тянь Шитун вскрикнул громче обычного, взглядом выискивая Лань Сичэня. — Он остался последним! Что нам надо было сделать?! — второй мужчина всплеснул руками, отшвыривая от себя тяжёлые цепи, которыми он недавно связывал «дорогих гостей». — Он уже начал вертеть головой в разные стороны, почти подорвался встать из-за стола и проверить, куда это все вышли и почему так долго не возвращаются! — Чем вы его ударили? — отстранённо холодно выдал Тянь Шитун, переведя на них пронзительный взгляд. Мужчина сглотнул и отступил на шаг назад, словно бы почувствовал страх и опасность. — Около входа нашёл… На всякий случай прихватил, не думал, что понадобится… Но всё же... — Чем?! — гаркнул Тянь Шитун. Глаза его налились кровью, а на лбу взбухла синяя вена. Чертовски злой, хотя не этого ли он добивался? — Обратной стороной топора! — крикнул в ответ он и, снова схватив в руки тяжёлые цепи, подошёл к ещё одной русалке в человеческом обличии и принялся обматывать руки и ноги. — Ты спятил? А если мы потеряем одного из членов императорской семьи?! — Да какая, черт возьми, разница?! Тебе была нужна только кровь! Кровь и у трупа слить можно! — Кровь портится вместе с телом, идиот! — Тянь Шитун замахнулся для удара, но в последний момент передумал. Не хватало ещё подобных ссор, пока они все находились на одной стороне. — Ты проверил? Он живой? — Да живой он, живой! — мужчина нацепил несколько замков в звенья цепи, чтобы оковы были покрепче. — Император ещё не проснулся? — Нет, — едкий смешок. — Рано ему ещё просыпаться. Он со своей женой больше всего вина выпил, — пожал плечами. — Вы его надёжно связали? — Да. — Я не просил тебя отвечать. Иди проверь его одиночную камеру. А лучше там и останься сторожить. — Там и так стоит шесть человек. — Это император! Не сравнивай его с обычными русалками!***
Перед глазами темно. Под ладонями влажно. Почувствовал, как гудит голова от ноющей боли, как скребёт в горле сухость. Нет больше ощущения ног. Кажется, как будто все конечности занемели. Кажется, как будто на тело положили тяжёлый груз, придавливая. Кажется, как будто внутри разлилось что-то мертвецки ледяное, не сравнимое даже с глубоководной температурой. А ещё Лань Шилонгвей почему-то хотел улыбаться, но уже совсем не от радости, не от счастья. Лань Шилонгвей медленно открыл глаза, потом так же медленно проморгался, сглотнул тугой и вязкий ком в горле, захотел откашляться, но передумал. Молчал, не подавал признаков жизни, пытался сконцентрироваться на месте, в котором находился. Пытался придумать, как отсюда убраться. — …ла человеком. Вряд ли её кровь полезна, — словно сквозь толщу воды доносились до него отголоски сверху. Но Лань Шилонгвей уже более тысячи лет мог слышать всё и под любой толщей. — Её можно использовать в качестве заложника, — задумчиво потянул другой голос. — И не только, как заложника! — громкий грубый смех нескольких человек. Несколько секунд тишины. — Тянь Шитун приказал не убивать русалок до пробуждения императора, но… — секундная заминка. — Она же не русалка? — Её сделали русалкой. Надо узнать, как именно — это нам поможет. — Лучше убрать её отсюда и закрыть в какой-нибудь сарай. Её можно начать расспрашивать отдельно. А в качестве угрозы использовать императорского сына. Кстати, их разве было не два? — Два? — А не один? Я всегда видел, как он приходил сюда только с одним своим сыном. — Я раз видел, что был с двумя. — Может быть, второй — просто друг? Охрана? Любой другой подчинённый? Мало ли ему кого взбредёт вывести на сушу! — Может быть, — замолчал, погружаясь в воспоминания. — Второй отдельно от них ходил, поэтому, вероятно, ты прав. Лань Шилонгвей приподнял уголки губ. Глаза привыкли к темноте, поэтому теперь он мог спокойно осмотреться. Он явно находился в ограниченном, узком и холодном месте. Свет можно было увидеть только задрав глаза кверху. Мужчина посмотрел на свои руки и ноги, которые были плотно обтянуты тугими верёвками, а сверху были закованы ещё и цепи. — Духовные силы на исходе, — послышался сиплый голос рядом, и Лань Шилонгвей сразу же посмотрел в ту сторону, выглядывая в темноте знакомые черты лица. — Скоро наступит утро. Если мы не успеем оказаться в воде до этого времени, то море вернёт нам наши хвосты. Мы будем беспомощны. — Цижэнь, — тихо выдохнул Лань Шилонгвей. Его ресницы задрожали, стоило ему осмыслить всё сказанное. Да, беспомощными. Очень беспомощными. А ведь Лань Цижэнь раньше предупреждал, говорил же, что может быть опасно, но… Но сейчас он не напоминал свои слова, не делал груз на плечах императора ещё тяжелее. Лань Цижэнь просто констатировал факты. Нужно добраться до моря до рассвета. — Цепи нам не разорвать, — продолжил говорить он, и только сейчас Лань Шилонгвей заметил тонкую дорожку крови из уголка рта и вдоль подбородка. — Мы находимся в яме, поэтому… — Ты ранен? — перебил его мужчина, пытаясь придвинуться чуть ближе. Цепь еле слышно звякнула. — Эй, ты слышал? — громче обычного прозвучал голос сверху. — Неужели проснули… Слово оборвалось. Послышалась какая-то возня, которую Лань Шилонгвей не мог никак охарактеризовать. Тихий, едва слышный шёпот, который не удалось разобрать. Бормотание было взволнованным, прерывистым и быстрым. Но неожиданно Лань Шилонгвей осёкся, снова переведя всё своё внимание на сидевшего рядом брата. Брата, на лице которого он впервые, наверное, за последние семь сотен лет увидел короткую добрую улыбку. Почему ты улыбаешься так счастливо? Ты смеёшься надо мной? Но тот не смеялся, не издевался, не придавал своей невольной улыбке какого-то особого смысла. Лань Цижэнь вывернул кое-как руки, дотянувшись до запястья старшего брата, и начал передавать жизненную силу, даже не удосужившись открыть глаза и посмотреть в ответ. Просто, молча, без особых объяснений, без подтекста и намёков Лань Цижэнь решил спасти жизнь своему старшему брату. — Что ты делаешь? — Лань Шилонгвей пытался одёрнуть запястье, но его цепи, как назло, были более прочно прикованы к каменной стене позади него. — Прекрати! — Ты слышал их разговоры про кровь русалок, брат, — Лань Цижэнь открыл глаза и посмотрел на него в упор. — Я не думаю, что мы единственные, кого они поймали. Там твоя жена, твой ребёнок, твои подчинённые… — Там твои ученики! — Они и твои ученики тоже, — чуть усмехнулся он. Духовной и жизненной силы было не так много, чтобы её передача затянулась на несколько минут. Всё происходило быстро. — Ты должен всех спасти, Лань Шилонгвей… — Цижэнь, прошу, хватит… — Ты должен всех спасти, Вей-гэгэ, — последние слова прозвучали тише остальных. Его глаза не закрылись, но взгляд стал пустым, насквозь, не фокусируясь на чем-либо. По телу Лань Шилонгвея пробежала волна крупных мурашек, а кончики пальцев неприятно заледенели. Слёз… не было, но так хотелось зарыдать. Показалось, как будто вокруг шеи обмотали широкий кожаный ремень, не позволяя сделать вдоха, перекрывая доступ к воздуху. Не сглотнуть горький комок непонятных ощущений, что застрял где-то в глотке. И вакуум в мыслях давил не хуже глубоководного давления, к которому, казалось бы, Лань Шилонгвей привык, но всё равно было тяжело и больно. — Цижэнь, — тихо слетело с его губ, которые после с силой плотно сжались, превращаясь в одну тонкую линию. Сверху снова послышалась возня. — Император? Надеюсь, вы правда проснулись, — мужской голос шептал быстро и несвязно, а после сверху спустилась верёвочная лестница и кто-то начал спускаться. — Император Лань Шилонгвей? Ваш брат? — Он мёртв, — холодно ответил мужчина, открыв ярко-золотые глаза и посмотрев на пришедшего. — Ты... — Прошу, не делайте поспешных выводов, Император, — мужчина звякнул связкой ключей, пытаясь подобрать правильный к замку на руках. — Нас мало, где-то около двадцати человек, но мы против того, чтобы русалок убивали. Поэтому я здесь. — Зачем убивать нас? — спросил Лань Шилонгвей, позволяя мужчине сначала распутать его руки и ноги от цепей, а после и разрезать ножом верёвку. — Глава города сказал, что ваша кровь позволит нам обрести долголетие, поэтому… — Глупцы! — едко выплюнул император, поднимаясь на ноги. Он осмотрелся ещё раз. В этом узком колодце находилось только трое, больше поместиться не смогло бы. Лань Шилонгвей с болью в сердце посмотрел на своего брата, а после приказал мужчине вылезти отсюда, чтобы было больше места. Оставшись вдвоём, он поднял Цижэня, закинув одну его руку себе за шею, крепко придерживая его за бок, чтобы вытащить наверх. После он положил его тело на мягкую зелёную траву, окинул быстрым взглядом, отвернулся. Императору. Нельзя. Сейчас. Скорбеть. — Здесь разве не было моей жены? — холодно поинтересовался, оглядывая окружение. Они явно находились на окраине города, потому что через несколько метров начинался густой лес, а впередистоящие дома были тёмными. В них сейчас не было ни души. — Её увели отсюда, — подала голос какая-то девушка, стоявшая в небольшой толпе людей. Видимо, именно они были против того, чтобы русалок убивали. — Она ещё не проснулась. Тянь Шитун приказал запереть её где-то. Сказал, лично с ней будет разговаривать. — Сколько времени осталось до рассвета? — спросил Лань Шилонгвей. — Меньше получаса, — ответил ему другой мужчина. Глаза Лань Шилонгвея в ужасе расширились, услышав это. Он уже быстрее начал оглядываться, осматривать дороги и здания, чтобы выбрать, куда пойти дальше. — Все русалки находятся около главного входа в город. Там сейчас устанавливают… столбы… — Столбы? — Лань Шилогвей сам не осознал, насколько громко крикнул это. — Им нужна кровь, — послышался первый всхлип, который девушка попыталась спрятать в своих ладонях. — Они убьют всех русалок, если вы не сможете им помочь… Лань Шилонгвей сорвался с места.***
Последним проснулся Лань Сичэнь. Он пытался двигать тяжелыми веками, не обращая особого внимания на ноющую боль в затылке. Перед глазами отказывалась фокусироваться картинка. Лань Сичэнь сильно зажмурился, потом снова открыл глаза. Увидел мутные силуэты, услышал вязкий гул вместо нормального голоса. Он снова зажмурился, осознавая, что лежит на животе, щекой прижимаясь к пыльной земле. Смешиваясь с воздухом, крупицы пыли попадали в ноздри и раздражали дыхательную систему, но это было последним, что сейчас волновало Лань Сичэня. — Четыре русалки померли, — едко сплюнул кто-то. — Неужели у некоторых нет выдержки к отраве, которой мы им подсыпали? Сколько их ещё просто так помрёт?! — Зато столбов меньше устанавливать, — хохотнул другой. — Скольких вы уже подвесили? — Хватит делать это! Хватит! — послышался громкий женский голос. — Какой пример ты подаёшь своим детям?! Зачем ты это делаешь?! — Именно ради детей и делаю! Чтобы они смогли жить очень долго и богато! Мужчина отпихнул от себя женские руки, которые пытались остановить его. Он поднимал тело ещё одного русала, находящегося в бессознательном состоянии, и подвешивал тех вверх ногами к столбам, не распутывая им при этом ни ног, ни рук. — Русалки помогают нам! Они искренне радовались браку с человеческой девушкой! Зачем мы поступаем так с ними?! — Уймись! — он грубо её оттолкнул от себя. — Иди займись чем-нибудь полезным, не мешай здесь! Я принесу домой немного крови. — Не нужна мне кровь русалок! — она ударила его по щеке, пытаясь привести в чувства, вразумить, дать ему понять, какие неправильные поступки он сейчас совершает. — Не должны мы делать этого! Это убийство! Это преступление! — Русалки не люди! — он схватил обе её руки, сжимая в одной ладони и поднимая их у неё над головой. Мужчина толкнул её в сторону, припечатав к стене, смотря в мокрые глаза сверху вниз, сверкая оскалом на лице. — Убийство русалок не является преступлением. Убийство русалок — правосудие. — Нет в этом ничего праведного, — сказала она, пытаясь вырваться из хватки. — Не могут люди так поступать! Одумайтесь! Прекратите! Остановитесь! Развяжите и отпустите их! — она уже обращалась ко всем, кто сейчас находился на главной торговой улице около главного входа в город. Резкий свист и почти оглушительный удар. Рядом с её головой был воткнут острый нож, заставляя её замолчать. Она и её муж повернули голову и встретились взглядом со злым Тянь Шитуном. — Заткни свою жену сам или это сделаю я, — прошипел он, доставая кинжал из стенки дома и убирая его обратно за пояс. — Вы закончили? — Остался этот, — указывая на Лань Сичэня, небрежно кинул городской плотник, который с того момента на собрании стал для Тянь Шитуна правой рукой в деле расправы с русалками. — Но мы решили его пока не подвешивать, потому что у него на голове рана. Мало ли, помрёт ещё из-за этого. — Что с женой императора? — грубый женский голос послышался с другой стороны. — Как ты с ней поговорил, Тянь Шитун? — Она не сказала ничего полезного, лишь про взаимную любовь, глупцов и проклятье. Мне надоело её слушать. Лань Сичэнь в сердцах задрожал от страха. Жена? Императора? В глазах горячо защипало, а в теле откуда-то появилась сила, чтобы начать приподниматься с земли. — Ты её убил? — Не знаю, мертва ли она сейчас, но была близка к этому, когда я уходил. Но я попробовал её кровь, она не имела никакого эффекта. По крайней мере, ощутимого. Мы выпили в общей сложности семь чашек, но не почувствовали ничего сверхъестественного. Всё-таки, она была бесполезной с самого начала, так как не являлась русалкой от рождения. Хорошо, что ещё не заметила разницу в вине, а то бы накрылся наш план с бессмертием, — и Тянь Шитун засмеялся. — Скоро будет светать, — задумчиво потянул один из мужчин, смотря на светлеющую линию горизонта. — Через минут десять солнце покажется. — Мы не торопимся, — проговорил Тянь Шитун, подходя к одной из русалок, висевших вниз головой, и снова достал из-за пояса свой нож, придвигая его к открытой вытянутой шее. — Но и не медлим, — едкая усмешка и одно резкое движение рукой. Алая жидкость быстро потекла из открывшейся раны, всего лишь через несколько секунд образовывая на пыльной земле лужицу. Русалка даже не отошла ото сна, не смогла увидеть лица человека, который её убил. Не смогла увидеть реющее солнце на зыбкой водной глади. — Дайте мне чашу, — скомандовал Тянь Шитун, вытягивая куда-то руку, будучи уверенным, что через некоторое время в ней обязательно появится желаемый предмет. Сам взгляда не отрывал от быстрых кровавых дорожек. — Вы можете тоже приступать. Я не думаю, что здесь нужны особые указания. «Кровь русалок даёт бессмертие» — так говорят. Скорее всего, её нужно выпить. Для этого не требуется особого императорского совета. Он набрал в чашку тёмно-бордовой жидкости и залпом осушил её, а после повторил это действие ещё несколько раз, думая, что одной чашки явно будет мало. — Ничего, если я прирежу нашего жениха? — злобно оскалился плотник. — Твоя дочь не обидится? — Я запер её в подвале, — хмыкнул Тянь Шитун. — Оставь ей пару чашек его крови. Было бы символично, если бы она стала русалкой именно благодаря ему. Плотник грубо засмеялся, а после провёл быстрым движением ножом по коже, сделал широкий смертельный разрез, из которого мгновенно потекла алая кровь и закапала в подставленную чашку. Некоторые последовали этому примеру. Восемь. Десять. Семнадцать. — Это можно считать почти гуманным, — тихо проговорил тот мужчина, который всё ещё прижимал свою жену к стене, повернув вбок голову и наблюдая за развернувшейся картиной. — Они спят сейчас, поэтому не чувствуют, что умирают. Мы даже не слышим их предсмертных воплей. Двадцать девять. Тридцать четыре. Сорок. Лань Сичэнь оторвался от земли, принимая сидячее положение и обращая на себя внимание, так как цепи со звоном переместились. Все взгляды сразу метнулись в его сторону, оценивающе оглядывая состояние русала. Веки двигались медленно, всё ещё не могли долго держаться открытыми глаза, картинка была мутной, но зрение постепенно возвращалось. Лань Сичэнь наконец-то смог увидеть людей, по чьим подбородкам текла красная вязкая жидкость, пачкая воротник у основания шеи. Слёз… не удержать. Но он их не чувствовал. Не понимал, что к правой половине лица на влажные дорожки уже давно налипла дорожная пыль, пачкая белоснежную кожу. Не понимал, что мутно перед глазами было уже давно не из-за головной боли. А закусывать до крови губу было чем-то естественным, поэтому он этого не заметил тоже. Не чувствовал возможности говорить. Голос сорвался. В какой момент? В этот. Именно в этот момент Лань Сичэнь очень громко кричал внутри, думая, что слёзные жалкие всхлипывания прекрасно слышно; что их слышал каждый в этом городе; что их слышал даже спящий на морском дне Лань Ванцзи. Сердце внутри груди сжалось так сильно, что появившаяся боль не позволяла вдохнуть. Вдох. Вдох… А нужен ли он теперь? Немой крик царапал гланды и лёгкие, словно в глотку залили раскалённое железо и оставили остывать. Единственным, что сорвалось с опухших губ Лань Сичэня, было сиплое и еле слышное: — Мама… — Не смейте! — громом разнёсся вопль Лань Шилонгвея, который только сейчас добрался до главного входа в город. Он видел. Он выбежал из-за последнего поворота пятнадцать секунд назад, но этого хватило, чтобы застать момент, когда на шеях двадцати русалок появились глубокие порезы. Этого хватило, чтобы увидеть. Этого не хватило, чтобы предотвратить. Лань Шилонгвей до побелевших костяшек сжал пальцы в кулаки. Крупная дрожь сковала всё его тело, а большие горячие капли прозрачных слёз наконец-то потекли по его щекам. Лань Сичэнь повернул голову в сторону громкого голоса. — Отец… — Лань Сичэнь пытался сморгнуть мутную пелену. Лань Шилонгвей же не моргал вообще. — Отец… мама, она… — Знаю, — хрипло и на грани слышимости. Знал. Действительно, знал. В тот момент, когда пролилась кровь Мин Лиджуан, внутри него что-то оборвалось. Драгоценное, важное, ценное и очень любимое ухнуло куда-то вниз, разбиваясь вдребезги. Стук её сердца замедлялся, отсчитывая последние минуты. И сердце Лань Шилонгвея в едином ритме откликалось на смертный зов. Драгоценное отобрали! Важного лишили! Ценное разбили! Очень любимое затоптали и сравняли с грязью! Смешали с дорожной пылью, с рыбьей чешуёй, с уличным мусором. Дотрагивались грязными руками до мраморной и нежной кожи. Смоляные жирные пальцы пропускали сквозь себя аккуратные мягкие пряди её тёмных длинных волос. Лань Шилонгвей чувствовал себя полностью опустошенным. Ледяным невидящим взглядом он смотрел, как капала на землю ярко-красная чистая кровь с шеи Лань Цайхэ. И хотелось ударить себя по лицу, потому что совсем недавно этот юный русал мечтал о… любви. Любви. Большой и взаимной любви. Держать кого-то за руку, обнимать, делиться с кем-то своим теплом. Я отобрал это у него… Любви. Заменять собой кому-то кислород. Заставлять сердце биться быстрее, лишь посмотрев на объект своего обожания. Чувствовать себя кому-то нужным и важным. Большой и чистой любви. Я подвёл весь свой народ… Лань Шилонгвей сморгнул горячие слёзы, силой заставил руку вытереть их с лица, а ноги — двинуться в сторону старшего сына. Направляя духовную силу в руки, Лань Шилонгвей схватился за железные цепи, разрывая их на маленькие колечки. — Лань Сичэнь, — одной рукой пытался развязать тугие верёвки, а второй коснулся его запястья, передавая немного жизненной силы. Своей и Лань Цижэня. — Ты должен добраться до моря, Лань Сичэнь. Ты обязан сделать это, пообещай! — Зачем? — глухо отозвался старший сын, недоумевающе разглядывая свои освободившиеся руки. — Мама же… — Мама умирает, — стараясь не показывать в голосе своих настоящих эмоций, сказал Лань Шилонгвей холодно и резко. — Я тоже. Ты должен добраться до моря, Лань Сичэнь, — он оставил короткий поцелуй на его лбу. — Ты не должен оставлять своего брата в одиночестве, — чуть тише добавил он. В глазах Лань Сичэня появилось осознание. Он резко вскинул голову, встречаясь взглядом с отцом. — Ванцзи, — выдохнул он, а Лань Шилонгвей кивнул. — Он не должен остаться один, Сичэнь. У него должен быть хоть кто-то, поэтому ты должен выжить, должен добраться до моря, должен скорбеть вместе с ним. Ты понимаешь меня? — растерянный кивок. — Хорошо… Он помог подняться старшему сыну, а сам встал перед ним, поворачиваясь к людям лицом, закрывая сына собой. Он внимательно следил за каждым, кто находился перед ним. Лань Сичэнь вытер предательские слёзы рукавом одежды, наплевав на чистоту и внешний вид. — Ты правда думаешь, что сможешь сбежать? — с усмешкой произнёс Тянь Шитун, откидывая в сторону испачканную кровью чашку. — Но вы же правда думаете, что наша кровь дарует вам бессмертие, — едко проговорил Лань Шилонгвей. — Что? Это не правда? — выкрикнул кто-то из толпы, злостно откидывая чашку, до верху наполненную бордовой жидкостью. — Наша кровь не способна вас обеспечить бессмертием, — подтвердил император, медленно кивнув. — Зато наша смерть может гарантировать и вашу, — криво усмехнулся. Фраза, брошенная, казалось бы, лишь для того, чтобы нагнать побольше страха, чтобы показать своё русалочье превосходство даже в такой беспомощной ситуации, оказалась чистой правдой. Не существовало такой крови, которая бы даровала бессмертие. — Любовь — самое сильное чувство, — медленно проговорил Лань Шилогвей, и какой-то мужчина выронил чашку из рук и рухнул на землю, словно был сделан из ткани. — Из-за неё начинаются войны… — Он мёртв! — Что произошло?! Что, чёрт возьми, произошло?! — Из-за неё объединяются страны… — Лань Шилонгвей подтолкнул своего сына к выходу, намекая, что тому пора бы поторопиться. Солнце вот-вот взойдёт. На землю упало ещё несколько человек. — Они не дышат! — Скорее всего, сердце остановилось… — Да как ты посмел?! — взвинчено провопил Тянь Шитун, упираясь красными глазами в лицо Лань Шилонгвея. Он быстро побежал в его сторону, вытянув перед собой длинный нож. Лань Сичэнь проскользнул мимо всех остальных людей, потому что все взгляды были направлены на его отца. Лань Шилонгвей специально старался обратить на себя как можно больше внимания, оберегая своего сына, пытаясь ему помочь хоть как-то. Но в его теле совершенно не осталось духовной силы. Ноги не шевелились. Лёгкие больно сжимались. Солнце вот-вот взойдёт. «Лишь бы успел дойти до моря» — последняя мысль перед тем, как длинный нож врезался куда-то под рёбра. Не шелохнуться ни на сантиметр. — Любовь может привести к освобождению, — хриплый кашель с капельками крови. Тянь Шитун смотрел на него, распахнув широко глаза, не веря. — Почему ты ещё жив?! — вдавил нож сильнее. Лань Шилонгвей приподнял руку, провёл кончиками пальцев по своему животу, собирая кровь, а после дотронулся ими до мерзких и противных губ Тянь Шитуна, до его прогнившего языка. — Любовь может привести к погибели, — выдохнул тихо мужчина, прикрывая глаза и оседая на землю. В этот момент Лань Шилонгвей почувствовал, как сердце его любимой женщины медленно и слабо сделало свой последний удар. Его собственное сердце остановилось мгновение спустя. И сердце главы города остановилось тоже. На землю упало ещё несколько человек, что до этого исступлённо и жадно пили русалочью кровь, довольно улыбаясь и лелея мысли о бессмертии. А солнце медленно всходило из-за горизонта. Лань Сичэнь видел кромку морских пенистых волн. Совсем не важно, если хвост появился бы где-то на берегу. Дополз бы, руками цепляясь за землю и подтягиваясь вперёд. И в мыслях вакуум и гул такие, что заглушали собственное тяжелое дыхание, потому что ноги совсем ослабли. И сердце заходилось так быстро, что болело где-то в рёбрах. И Лань Сичэнь не заметил момента, когда эта боль стала настоящей. Сдавленно вздохнув, он опустил взгляд вниз, смотря на торчащий из груди железный двойной конец тонкого и острого рыбацкого гарпуна. — Попалась, рыбка, — хохотнул грубый мужской голос, доставая откуда-то из рукава небольшой ножичек. — Ты последний, мы не можем тебя отпустить. И Лань Сичэнь почувствовал, как сзади кто-то прижался, а у горла появилось острое лезвие, медленно и глубоко разрезая бледную кожу. — Люди… черствы, — сипло проговорил он, боковым взглядом видя, как к разрезу приставили чашу. — Да-да, — незаинтересованно поддакнул мужчина, внимательно смотря на шею. — Может, покричишь мне ещё? А то те спали, было почти скучно. — Люди жестоки, — более твёрдо ответил Лань Сичэнь, чувствуя лезвие у подбородка. Хотя какой толк в ещё одном порезе, если у него в груди сейчас была дыра? Лань Сичэнь перевёл взгляд на море, мысленно извиняясь перед младшим братом за то, что тот теперь одинок; перед отцом, которому он пообещал заботиться о Лань Ванцзи. Лань Сичэнь закашлял. Увидел, как наполнилась чаша, как её преподнёс ко рту мужчина, весело ухмыляясь. Вышел из города сразу после Лань Сичэня, не видел, к чему это может привести, не знал. — Вам, — хрипло продолжил Лань Сичэнь, закрывая глаза. — Вам, людям… никогда не понять того, что вы вкусили в этот день. И ещё одно хрустальное сердце разбилось вдребезги, переставая биться. И ещё одно человеческое сердце погубили злость, алчность и зависть. Минорная нота. Несчастливый финал. Именно так закончилась легенда про благородный клан русалок, что счастливо жили в глубине моря и верили в искренние и сильные чувства. Солнце поднялось из-за горизонта. Время начинать новую историю.