День 3
Не то чтобы Квай-Гон рассчитывал обойтись без проблем с такими-то помощниками, но он всерьез надеялся, что они продержаться хоть немного дольше первого же рабочего дня. И не то чтобы Квай-Гону тяжело давались ранние подъемы, но просыпаться оттого, что тебя тормошат, бьют по щекам и орут в ухо, он точно не любил. Еще не до конца разобравшись в деталях, детектив перехватил руку, опасно приблизившуюся к его лицу, и рванул на себя, открывая глаза. К счастью, Падме была легкой, чтобы не убить Джинна своим весом при падении сверху. Дважды к счастью, что кроме них в его спальне никого больше не было. Выйти на пенсию – дело одно, сесть за подозрения в совращении малолетних – совершенно другое. – Д-доброе утро, – Падме была причесана, одета как на подиум и теперь старательно делала вид, что лежать на одеяле, под которым спал мужик, годившийся ей в отцы, – это нормально. – Доброе, – проворчал Квай-Гон, без особых церемоний стряхивая девчонку на пол. – Советую в будущем не вытворять ничего подобного: я сначала стреляю, а потом спрашиваю. – Я поняла, – она поджала губы, поправила платье и стальным тоном отчеканила: – Но у нас возникла проблема, детектив. Требуется ваше вмешательство. – Прямо сейчас? – Да. Квай-Гон вздохнул. Падме сейчас была до отвращения похожа на Мейса. Он вышел из комнаты за ней как был – в пижаме и босиком. – И в чем, собственно… кхм. Ну да. Они сидели на двух концах дивана, как бойцы сидят в двух углах ринга. И даже разбитая губа у Скайуокера для антуража прилагалась, хотя это, скорее всего, было следствием. Причина же сидела справа от механика, сдувая с лица встрепанные волосы. – Скажите ему, что в таком виде идти нельзя! – Падме выскочила у него из-за спины, подлетела к Кеноби и гневно и чертовски безрассудно для девушки такой комплекции дернула того за воротник футболки. – Пошла нафиг! – Оби-Ван дернул плечом, и Квай-Гону пришлось вклиниться между ними. Так, на всякий случай. – И ты тоже пошел на фиг! Детектив ненавязчиво оттер девушку за спину и скорбно вздохнул: – Ты даже не можешь представить, сколько раз я там уже был. – И че вернулся? Не понравилось? – Без тебя скучно. Кеноби поперхнулся воздухом и… сделал невероятно глупый поступок. Он встал. – И? – Квай-Гон приподнял бровь отработанным за двадцать лет движением, продолжая смотреть на это недоразумение природы. – По-моему, выше ты не стал. Упс. Вот в чем Джинн недооценил парня, так это в скорости реакции. Кулак прилетел в лицо быстрее, чем детектив успел подумать, что вообще-то проезжаться по физическим параметрам – занятие довольно… низкое. К счастью, удар в скулу избавил его от лишних сомнений. Вот же говнюк малолетний! Удовольствие от звука соприкосновения морды Кеноби со стеклянной столешницей было почти физическим. – Не брыкайся. – Больно! – Вы что творите?! – Энакин подскочил в одно мгновение. Он выглядел расстроенным и, кажется, вообще не любил конфликты. – Вправляю ему то, что, видимо, напрочь отсутствует. Не брыкайся, я сказал! – Квай-Гон поудобнее перехватил запястье Оби-Вана в болевом. – А то оторву на хрен! Твой поступок, между прочим, можно расценивать как нападение на офицера при исполнении. – Тогда дай мне пистолет, и я с удовольствием… Ааааа! – Хватит, да вы же ему руку сломаете! – Так – не сломаю. К сожалению. Кеноби затих, видимо, осознав, что брыкаться против превосходящего его по всем параметрам Джинна бесполезно, и Квай-Гон выпустил его из захвата. Поставил в относительно ровное положение и ткнул в грудь: – Футболку переодеть. Шорты тоже. Это приличное учебное учреждение для приличных студентов, и вам придется соответствовать. – А если я скажу нет? – сильного вызова в голосе Оби-Вана больше не слышалось: он был заметно уязвлен тем, что его в буквальном смысле поваляли лицом по полу. – Пристрелю, – спокойно произнес Джинн и… похолодел. Он знал себя, хорошо знал. И сейчас чувствовал только отупляющую злость внутри. Настоящую. В таком состоянии он и правда мог бы пристрелить Кеноби, дай тот ему повод. Это было неприятно осознавать. – Зачем вы так? – Энакин подошел к нему, когда Оби-Ван все-таки ушел переодеваться, и посмотрел на детектива из-под золотых кудряшек. – Не люблю таких, как он, – Квай-Гон, в общем-то, отвечал скорее в пустоту, чем юноше. Черт, надо выпить кава, иначе утро будет испорчено окончательно... – Каких – «таких»? Вы ведь его не знаете. От удивления Квай-Гон чуть не влетел в кухонную дверь. – Да ты никак его защищать собрался? Не он ли тебе сколько минут назад по морде съездил – я ведь прав? – Ну да, – пожал плечами Скайуокер. – У всех бывает. – Не у всех проходит, – пробормотал Джинн. Вот же угораздило этому защитнику окружающих оказаться рядом с ним. Квай-Гон был хорошим детективом по нескольким причинам. Во-первых, он был умным. Во-вторых, он метко стрелял, быстро бегал и сильно бил. В-третьих, ему было, в общем-то, плевать на свой моральный облик, а потому такие вещи как презумпция невиновности и превышение полномочий его не сильно сдерживали. Поэтому в белых и пушистых людей и не-людей он не верил, и совесть не слишком возражала против применения некоторого физического насилия над Кеноби… А вот Энакин явно был из другого теста. Черт знает, лучше это или хуже. – Тебе пора. Квай-Гон не стал начинать с юношей морально-этическую дискуссию. И чтобы уж точно дать понять, что разговор окончен, распахнул кухонное окно и вытащил сигареты. Сто лет не курил – вредности в нем и без этого был повышенный процент, как говорила Ади, но тут расшатанные нервы требовали успокоительного. Энакин вышел неслышно. Нда, не прибить своих помощников теперь становилось задачей номер два. После раскрытия дела, конечно.***
Энакин закрыл файл. Читать то, что он знал наизусть с пятнадцати лет, было скучно. Неужели на втором курсе в таком крутом университете учат такой фигне? Тогда его вполне можно было бы зачислить на последний. Преподаватель продолжал распинаться об устройстве дефлекторных щитов, зависнув где-то в первых рядах, и Скайуокеру становилось откровенно скучно. Точнее, начинало становиться жутко. Парень в упор не понимал, как вляпался в такое дерьмо. Да как вообще так получилось-то?! Ну залез на закрытую парковку спецтранспорта – неужели за такое надо было отправлять его к этому сумасшедшему садисту в «команду»? Лучше бы отчислили, честное слово… Вздохнув, он покачал головой своим мыслям. Нет, не лучше. Просвещенная и справедливая Республика. Любому, кто говорил это при нем, Энакин хотел дать в зубы. Все просвещение заканчивалось, стоило покинуть Корусант, а справедливость не начиналась даже там. Не бывает бывших наркоманов – так, кажется, вчера сказал детектив? Бывших рабов не бывает тоже – в глазах общества, по крайней мере. Нет, Энакин был бесконечно благодарен Клиггу Ларсу и желал матери добра и счастья… Но оставаться на Татуине просто не мог. Этот пыльный шар давил, душил его, и, с трудом продержавшись на ферме еще какое-то время, Скайуокер улетел оттуда с очередным грузовым кораблем. Он жаждал другой жизни, настоящей свободы… И жизнь, и свобода оказались равно жестоки. Гениальному технику довольно трудно найти себе место, когда за плечами нет ни связей, ни денег, ни образования: Энакин читал и писал на двух языках, умножал в уме трехзначные числа и прокладывал гиперпространственные маршруты точнее некоторых астромехаников, но отсутствие даже школьного аттестата закрыло доступ ко многим дверям. Ко всем почти, если честно. Огромный Корусант был глух и слеп к еще одному оборванцу, и Энакин снова и снова менял подпольные – чаще всего хаттские, конечно, – оружейные магазины и склады, где работал ремонтником. Эта «работа» ничем не отличалась от рабства, разве что ему давали на руки деньги, большую часть которых приходилось отдавать обратно за жилье и еду. Он писал матери, что все хорошо, а сам верил в это все меньше. Тот сморщенный старый коротышка с рынка оказался рядом как-то очень внезапно, когда Энакин понял, что окончательно перестал видеть впереди хоть что-то кроме беспросветной тьмы. У него был смешной акцент, и он рассказывал забавные истории о мирах, которые Скайуокер и представить-то не мог, и как-то незаметно – через неделю или через месяц – начал нести дичь про духов, богов и высшие силы, управляющие всем сущим. Тогда Энакину было все равно. А потом стало поздно. Энакин не был дураком, прекрасно знал, что такое секта, как в нее попадают и какая это задница. Но мысль о том, что, даже сидя в подсобке в одиночестве, он на самом деле не одинок, что вокруг него существует другой мир, незримый, невещественный, но разумный и живой… Эта мысль стала спасением тогда – и потом, когда ему все-таки повезло набить морду зазнавшемуся пареньку в черной форме и загреметь за это в каталажку. Парень оказался кадетом, а начальница Полицейской академии Шаак Ти – удивительно понимающей женщиной. Вместо того чтобы оставить гнить в тюрьме того, кто отделал одного из лучших ее студентов, она предложила Энакину шанс. Упускать было глупо. Он прилежно учился, в новом году даже смог перевезти на планету семью – стипендию, хоть и скудную, тратить было все равно некуда, и им хватило на первое время, пока мать и Оуэн с женой не устроились. Но… Бывших рабов не бывает. Его историю знали все сокурсники и преподаватели. И в конце концов искать тех, других, было ненамного глупее, чем молча получать тычки от окружающих. Это было забавно даже. Вот только умирать из-за этого не хотелось совершенно. – Благодарю за внимание, большое спасибо, – лектор хлопнул в ладоши, вырвав Энакина из мыслей. – Желаю всем хорошего дня, и до завтра! Когда Энакин шел к выходу из аудитории, на него никто не обернулся. – Ебанная херь это, а не университет! – Можно повежливее? – А тебе на уши давит, приличная ты наша? Энакин шел позади своих «родственников», глядя на то, как Падме сжимала кулачки, и был в целом скорее согласен с Кеноби, чем нет. – Хватит вам, а? – он все-таки догнал их, вклинился между. – Лучше скажите, что удалось узнать? – Узнать? – Оби-Ван фыркнул, похлопал по карманам куртки и вытащил пластиковую упаковку. – Я тебе скажу, что узнал я: тут просто сборище пафосных придурков с кучей бабла, которые делают вид, что что-то изучают. – Тут на самом деле изучают много важного, – Падме недовольно наморщилась, когда щелкнула зажигалка, и ветер донес до нее сигаретный дым, – просто ты слишком тупой, чтобы это понять. – Ой извините, а я-то всю жизнь думал, чего мне не хватало? Истории становления Республики и ста тысяч ее войн. Вот как же я, блядь, жил-то без таких знаний двадцать пять лет? – Как бомж, наркоман и преступник. – Ну хва-атит. – Зашибись компания, – Кеноби докурил одну и вытащил вторую: – Нытик и моралистка. Если тут все такие, как вы, неудивительно, что кто-то решил отойти на покой. Я их даже понимаю. – Ну тогда присоединись к ним! – Падме вдруг стала резкой и злой, прошла пару шагов вперед и, развернувшись, саданула Оби-Вана кулаком в грудь. – По тебе никто плакать не будет! Энакин замер. Черт, надо… – Щас, размечталась, – Кеноби расхохотался. – Не надейся, я еще тебя переживу… Что встали? Пошли, а то «папочка» волноваться будет. Уже у входной двери Энакин подумал, что если детектив прав, и ни у кого из них нет обратного билета, пока они не раскроют дело, то такими темпами на Корусант они уже не вернутся.