День 2, продолжение
– Никто не хочет мне ничего сказать? Альдера утопала в дожде. Вода била в высоченный стеклянный купол центрального зала космопорта, и оттого казалось, что все они стояли под падавшим, падавшим и никак не способным упасть потоком, сквозь который слабо виднелись обложные тучи. Квай-Гон не помнил, когда в последний раз дождь шел на Корусанте. Кажется, давно. – Зависит от того, что вы хотите от нас услышать, – Падме переложила сумку из руки в руку, и Скайуокер, закинув свой рюкзак на спину, отобрал у нее багаж. – Я хочу услышать, как в одной команде оказались фанатик, истеричка и наркоман. – Я не истеричка! – Я не фанатик, – буркнул Энакин и встретился взглядом с Кеноби: – А ты ничего не скажешь? – Я тебя умоляю, мальчик, – раздраженно скривился Квай-Гон, – его за хранение наркоты приводили чаще, чем ты говорил «да, сэр». Оби-Ван дернул плечом. Взор льдисто-серых глаз был колючим и недобрым, и детектив внутренне содрогнулся. Он-то искренне надеялся, что с этим парнем будет проще, но охотник за привидениями и манерная девочка меркли по сравнению с… Ну, стоило бы называть вещи своими именами: Кеноби был торчком с десятилетним стажем и широкопрофильным преступником, место которому за решеткой. – Короче, – они остановились на улице под нависающим балконом второго яруса космопорта, закрывавшим их от дождя, – пока вы все не объясните мне, за какие грехи вы свалились на мою голову, мы никуда не пойдем. – Меня отстранили от занятий, – Энакин переступил с ноги на ногу. – Поймали в ангаре ночью, и Шаак Ти должна была бы впаять мне второй выговор за месяц… Квай-Гон вздохнул. Если со времен его учебы ничего не изменилось, два выговора за месяц автоматически ставили курсанта на отчисление с испытательным сроком в две недели. Учитывая какие-то запредельно феноменальные успехи Скайуокера на занятиях по пилотажу, астронавигации и механике, Джинн мог понять торгуту, не захотевшую расставаться с талантливым студентом. – А потом, видимо, подвернулось это дело, и меня через капитана Винду передали вам. – Понятно. Падме? – Я здесь, потому что Мейс – козел. Детектив усмехнулся. Он не мог не согласиться с заявлением, и похоже, до девушки наконец дошло, что тут она оказалась не за свои знания. – Я жила в пансионе… – Падме помялась под двумя парами заинтересованных глаз и сдалась: – Ладно, я проходила лечение! После нервного срыва – папочка запихнул… Согласно распорядку пансиона и заявлению родителей, меня как раз должны были отпустить на неделю домой… – И дай угадаю: жить ты должна была в это время под тотальной опекой Винду, – Квай-Гон, конечно, угадал. – А ему нянчиться с ребенком лень, вот он и сплавил тебя от себя подальше. – Говорю же: козел. – И последним номером нашей программы… – Раз ты у нас такой, сука, догадливый, сам и скажи. Удивительно, как сильно меняется восприятие и сам человек, стоит узнать его немного ближе. Честно сказать, Квай-Гон до сих пор пребывал в некотором шоке. Куда делся тот парень, искрящийся насмешкой, спокойный и даже очаровательный, которого Джинн видел в момент взлета? Сейчас напротив него стоял, вызывающе вскидывая подбородок, худший представитель шпаны: злой, неприятный, грубый и неконтролируемый. И Квай-Гон понимал: стоит хоть немного сдать назад – Кеноби его сожрет в лучших традициях падальщиков. – Я действительно догадливый, – спокойно ответил Джинн. – И подозреваю, что ты здесь, как и Энакин, отрабатываешь свои грешки, только куда более серьезные. Сколько бы тебе дали, если бы ты отказался? Оби-Ван не ответил. Судя по всему, достаточно. – Что ж, давайте я подведу итог. Наша теплая компания на данный момент состоит из одного детектива – меня; одного курсанта Полицейской академии, помешанного на призраках, – это Скайуокер; одной девушки благородного политического происхождения со слабыми нервами и одного бывшего детдомовца, законченного наркомана и уголовника. Предлагаю на этом считать семейное знакомство законченным, – Квай-Гон махнул рукой, обозначая себя крытому спидеру. – И что, мы в деле? Детектив внимательно оглядел всех по очереди: – Я боюсь, обратного билета ни у кого из нас не будет, пока мы не закончим расследование. Впрочем, если у этой Вселенной есть чувство справедливости, мы просто разобьемся по дороге до полицейского управления.***
Конечно, они не разбились, и спустя пятнадцать минут Квай-Гон был рад видеть капитана альдераанской полиции Бейла Органу в его новеньком кабинете. Действительно рад. Бейл начинал на Корусанте и, несмотря на явный протекторат Винду, мировоззрения своего друга, начальника и покровителя не перенял. Поэтому вплоть до повышения Органы и возвращения на родную планету с ним у Квай-Гона конфликтов не возникало, что многие считали просто чудом. – Квай-Гон Джинн! – капитан встал из-за стола, подошел и, задушив в себе дружеский порыв, ограничился только рукопожатием. – Ты совсем не изменился за эти годы. Как тебе удается? – Зато ты похудел. – Нервы, график… Знаешь, иногда нет времени даже перекусить. – Особенно в последнее время, да? – Квай-Гон опустился на предложенное место рядом со столом и заметил, как потемнел лицом Бейл. – Я бы попросил тебя не напоминать, но бесполезно – все разговоры только о том. Это твоя команда? – Органа окинул взглядом скучковавшихся по стенке, дождался кивка. – Они в курсе ситуации, или Мейс, как всегда, прелюдию опустил? – Просвети, будь добр. Я бы тоже послушал из первых рук. – Ну, история все та же. Неприятная. Два месяца назад в Университете Альдеры один студент – медик, второй курс – бросился с крыши главного здания. Полиция проверила комнату, успеваемость, связи – все по порядку, в общем. Нулевой результат. Мы записали случай как самоубийство… – Бейл глотнул кофе. – И через два дня ребята выехали на второй труп. Девушка, четвертый курс исторического… Потом еще один, потом еще и еще. На сегодняшний день у нас шесть покойников, схема абсолютно одинаковая: ни предсмертных записок, ни странностей поведения… Все – благопристойные, молодые, веселые ребята, ни с того ни с сего решившие полетать. – Все прыгали с одного места? – Квай-Гон чувствовал в горле склизкий комок. – Трое первых – да, с технического балкона под крышей прямо над входом главного корпуса. Это при том, что доступ туда для студентов закрыт. После третьего раза дверь заварили балками. – А остальные? – С разных мест, без повторений, – капитан грустно улыбнулся: – Опережая твой вопрос: все ближайшие и не очень камеры отсмотрели. На них отметились только самоубийцы за пару минут до прыжка и больше никто. – Черт знает что, – рассеянное внимание Квай-Гона привлек блестящий браслет на руке Кеноби. – Что дало вскрытие? Может, их чем-то накачали? – Кровь чистая, никаких посторонних веществ. Но я передам тебе всю информацию. Может, мы что-то упустили. Они проговорили еще почти час. О деле, о погоде, об убитых горем родителях и растерянном ректоре, о Корусанте, на котором Бейл не был несколько лет… Практически обо всем, и о давно вышедшей из кабинета молодежи Квай-Гон почти забыл. – До квартиры вас довезут, я уже предупредил сержанта, – Органа сделал пару пассов над своим датападом. – Кидаю тебе информацию по зачислению. Делали все в спешке, сам понимаешь, но надеюсь, сойдет. Ректор в курсе подсадных уток, я устрою вашу встречу, если нужно. – Нужно. И еще, Бейл, – у меня одна просьба насчет «детей».***
Это скорее были апартаменты. Огромная квартира занимала целый этаж круглого дома на «студенческом перекрестке» улицы с дешевыми кафешками и магазинчиками и проспекта, полного кинотеатров и баров. Здесь снимали жилье студенты из более состоятельных семей, а чуть дальше, ближе к самому Университету, начинался квартал условных общежитий: одинаковые коробки домов стандартной планировки. – Мы будем жить здесь? – Энакин смотрел на гостиную, словно ожидал там засаду. – Да. Проблема? – Ну… то есть не на территории кампуса? – Со времен первой постройки Университета многое переделали, – детектив отметил, что Органа, в отличие от Мейса, издеваться над ними не стал, и квартиру дал четырехкомнатную. – Теперь это уже не закрытый городок, и внутреннее жилье отдают прежде всего преподавателям. Большинство студентов предпочитают снимать в городе. Разбирайте комнаты, и жду вас тут через полчаса. Захватите дэки. Надо многое обсудить. Его комната выходила окнами на вывеску двухуровневого магазина электроники. Квай-Гон закинул сумку в шкаф, явно слишком большой для его пожитков, и потер лицо. Они еще даже не начали, а ощущение, будто отпахал неделю в засаде в одну смену. После разговора с Бейлом на душе остался противный осадок. Понаехавшие со всех концов Республики родители погибших требовали крови – в общем-то уже все равно чьей. Того же мнения, но в более корыстных целях, придерживался ректор: на его взгляд, если бы полиция поймала хоть кого-нибудь, это снизило бы градус напряженности. Возможно, подумал Джинн, Мейс бы так и поступил, но Органа всегда был принципиальным чистоплюем. Сажать за решетку невиновного просто ради спокойствия чужих душ – капитан так не играл. «Оно и правильно, конечно, – Квай-Гон облокотился о резной подоконник, осторожно, чтобы не своротить своим немалым весом. – Только легче от правильности почему-то никому не становится». Полчаса вышли, пора было идти в гостиную проводить инструктаж, чего делать не хотелось до тошноты. Падме, как настоящая девчонка, наверно, притащила с собой целый гардероб и уже переоделась, и голубой брючный костюм выделял ее на фоне белизны обшивки дивана. Скайуокер рядом с ней в своем черном прикиде казался то ли вымазанным в копоти, то ли настоящим чертом из того ада, истории про который можно найти в легендах тысячелетней давности и в которые верят разве что самые отсталые из племен галактики. Кеноби забрался в кресло с ногами и сидел, нахохлившись, будто какой-то птенец. Очень недовольный жизнью птенец. – Сядь нормально, – машинально бросил Квай-Гон. – Надеюсь, суть проблемы в объяснениях капитана Органы вы уловили, но, если нет, повторяю предельно коротко для предельно тупых: шесть студентов прыгнули с крыши за два месяца. Наша задача узнать, кто их к этому подтолкнул, или доказать теорию о самоубийствах. Если вам интересно мое мнение… – Не особо. – Не сомневаюсь. В свою очередь могу тебя заверить, что мнение наркомана меня тоже не очень волнует, – если бы взгляды могли убивать… – Но вернемся к проблеме. Независимо оттого, насколько вам интересна моя точка зрения, я считаю, что все смерти не были случайными. – Почему вы так думаете? – Падме теребила завязку на топе и слегка… нервничала. – Потому что я не верю в совпадения и прочие отмазки ленивых полицейских. И поскольку тут за старшего все-таки я, версию с убийствами приказываю считать приоритетной. А теперь советую почитать собственную биографию, файлы я переслал. Бейл сказал правду: клепали их прикрытие в страшной спешке меньше чем за двое суток, так что на прочную легенду рассчитывать не стоило. Им даже имена не стали менять, тупо поставив «детям» его фамилию. Что, кстати, могло стать фатальной ошибкой: профайл Джинна со списком званий, достижений и раскрытых дел был не такой уж большой тайной, достаточно лишь иметь руки из правильного места. Оставалось уповать на лучшее. Квай-Гон не смог сдержать улыбки, когда впервые увидел свой липовый профиль. Мало того, что Мейс, скотина этакая, сделал его почти на десять лет моложе реального, так еще и профессию вписал – хоть стой, хоть падай. Геологоразведка. Видимо, как маленький привет его привычке называть процесс расследования «раскопками». В геологии Джинн смыслил примерно столько же, сколько первый попавшийся индивидуум разбирался в дактилоскопии, психологии преступника и оценке силы убийцы по углу поворота шеи жертвы. То есть – ни хрена даже близко не стоял. – Здесь… здесь ошибка, очевидно. Детектив поднял голову. Падме смотрела на свой датапад, перевела взгляд на него, потом снова уставилась в экран и ткнула пальцем в какую-то строчку: – Здесь ошибка. Я должна быть зачислена на исторический факультет. – Должна, – согласился Квай-Гон. – Но не будешь. – Но я… – Падме, я не сомневаюсь, что ты прекрасно разбираешься в предмете, правда. Но, к сожалению, в данный момент это становится второстепенным. Ты будешь зачислена на медицинский. – Почему? – девушка нахмурилась, и Квай-Гон отчетливо понял: она привыкла получать все, что хочет. Может, семья Наберрие и была общественно направленной, но дочку явно избаловали больше нужного. – Потому что наш доблестный поборник закона жуть как боится, что я чего-нибудь натворю, – Оби-Ван перекинул ноги через подлокотник, подпер висок пальцами и усмехнулся. – Не так ли, детектив? – Абсолютно верно. Я не собираюсь допускать нарика до химических лабораторий. Поэтому Падме поступит на первый курс медицинского, а ты на первый курс исторического, – и Квай-Гон вернул парню недобрую насмешку: – Думаю, твоих разведенных мозгов вполне хватит, чтобы справиться с начальным уровнем. Если нет – просто скажи. Корабли до Корусанта ходят дважды в день. По этой части вопросы еще есть? Кеноби сжал зубы, практически осязаемо желая ему всех «благ», но помотал головой. Падме на мгновение прикрыла глаза, сделала вдох и выдох и отчеканила: – Нет, детектив, никаких проблем. – Отлично. Если вы закончили читать, рассказываю, с чего мы начнем, – Квай-Гон отложил датапад. – Сегодня вечером нас навестит ректор Университета. Посмотрит на вас, я задам ему пару вопросов, а вы послушаете… может, и сами чего захотите спросить. Он в курсе нашей работы и будет оказывать содействие. В остальном вам запрещено открывать правду кому бы то ни было, это ясно?.. Хорошо. Вы будете ходить на занятия, вы вольны участвовать в любых студенческих мероприятиях и активностях для достижения поставленной цели… Он прервался, чтобы перевести дыхание. Инструктаж спецназа перед задержанием – легко, инструктаж двух с половиной гражданских перед заданием под прикрытием – пристрелите его кто-нибудь. – Ваша главная задача – постараться выяснить, существовала ли какая-то связь между погибшими. Точку отсчета мы знаем: двое были студентами-медиками, еще двое проходили дополнительные медицинские курсы. В этом свете, Падме, на тебя ляжет основная нагрузка. Если найдем, где и с кем все они пересекались, скорее всего найдем и того, кто скинул этих бедолаг с крыш. Желание лишить Кеноби доступа к фармакологическим складам и лабораториям Университета было не единственной причиной рокировки, которую Квай-Гон запросил у Бейла. Как дипломат и общественный деятель, Падме Наберрие обладала выдающимися способностями уговаривать, договариваться и просто разговаривать с людьми. И даже ее благородный гонор мог ей в этом помочь. Он говорил что-то еще, менее существенное и более подробное, и дождь бил в стекло, скрыв улицу напротив за сплошной пеленой. – И напоследок несколько организационных моментов, – Квай-Гон мысленно вздохнул с облегчением. Почти закончили. – Во-первых, распорядок дня и поддержание связи. Обо всех ваших перемещениях, выходящих за рамки посещения занятий согласно расписанию, я должен знать. Решили посетить студенческую вечеринку с ночевкой – сообщаете мне. Что-то узнали – сообщаете мне. Что-то случилось – сообщаете мне. Это обязательно и не обсуждается. И во-вторых. Детектив встал, поднял со стола листы и по очереди всунул в руки всем троим. – Это что? – Оби-Ван приподнял брови. – Это флимсипласт, на нем пишут. Это ручка, в ней есть чернила, – если парень думал, что он тут самый крутой, Квай-Гону придется его разочаровать. Кеноби еще под стол пешком ходил, когда Джинн получал черный пояс по сарказму. – Надеюсь, ауребеш ты знаешь, к двадцати пяти как раз пора. – Смешно. – Очень. А теперь серьезно. Взяли и разборчиво пишем следующее: я, имя и фамилия, находясь в здравом уме и твердой памяти, заявляю, что намерений совершать самоубийство не имею. Мою смерть, если таковая случится, требую считать неслучайной и насильственной. Дата сегодняшняя, подпись. В гостиной стало удивительно тихо. Квай-Гон сидел и смотрел, как стремительно бледнела Падме; как растерянно хлопал золотистыми ресницами Скайуокер; как в глазах Кеноби лед сменялся чем-то, чему детектив не мог найти определения. – Звучит жутко, я понимаю. Он правда понимал. Сам нечто подобное Джинн впервые написал в двадцать два. Тогда их, только-только закончивших с отличием Академию воодушевленных ребят, бросили затыкать недостаток личного состава на нижние уровни Корусанта, в гущу борьбы трех или четырех деливших территорию, клиентов и деньги банд. Квай-Гон помнил, что они писали прозванные «добровольным согласием на смерть» строки, сидя на корточках в арсенале, уже упакованные в тяжелую броню. Тошнотворное занятие, говоря откровенно. Этого требовали протокол и здравый смысл, но все же детектив надеялся, что записки окажутся лишь мерой предосторожности.