Лечащий врач

– В самом деле, Лекс, вот что ты бесишься? – А что, нельзя уже? – Боже, отойди от окна. Ты принимал лекарства? – Хочу и стою около окна! – Гамильтон. Отойди. От. Окна. Стоп, стоп, стоп, стоп. Давайте сначала. Я Александр Гамильтон, мне почти тридцать, у меня практически нет достойного образования, большая история болезни, не дающая мне покоя, и огромный столб в квартире, который, вроде бы, пытается обо мне позаботиться. Ах да, забыл упомянуть, что это его квартира. Для врача он слишком мягкотелый. Или быстро привязывающийся? Или ему за это платят. За пару лет я этого, к сожалению, так и не понял. – Если я тебя позову ещё раз, и ты не придёшь – я потащу тебя за шкирку! Алекс вздыхает, кидает дневник на кровать и выходит в коридор, состроив самое недовольное лицо, которое только может. – А если ты опять подогрел макароны недельной давности – я тебя за шкирку потащу. – Гамильтон, я тебя кормлю, а ты ешь и возмущаешься? – Я говорил, что могу готовить себе сам. – В прошлый раз ты сжёг сковородку, просто попытавшись приготовить яичницу. Искрометный диалог на этом и закончился, оставив собеседников при своём мнении. Вообще то, моя жизнь не настолько яркая. Кто бы не говорил, что жизнь в тридцать только начинается – моя уже, кажется, на своём закате. В тумане. И с дождём. Тучами, появившимися на рассвете и так никуда не исчезающие. Тот самый «высокий кудрявый столб», в простонародье Томас, уверяет, что у меня все отлично. Что надо мыслить позитивно, а потом мельком напоминает об выписанных лекарствах. Конечно, он врач, он волнуется о своих, пусть бывших, но все же пациентах. – Отойди от окна. – Нет. – Отойди. – Мне жарко. – На улице метель. – А мне жарко! – Отойди от окна. Алекс закатывает глаза, прямо как маленький ребёнок. Смотрит с вызовом, медленно тянет ладонь к ручке. - Ты не посмеешь. Гамильтон дергает окно на себя, и оно открывается нараспашку, впуская в комнату порыв холодного ветра и снег. - Алекс, блять, закрой сейчас же. Снега мне тут еще не хватало. Сероватый ковер на глазах побелел, оказавшись под снежной простыней. Поверхность стола, а вслед за ней и вещи стали покрываться хлопьями, который почти сразу таяли. - Гамильтон, твои бумаги сейчас превратятся в суп если ты будешь стоять на месте! А вот теперь парень действительно заволновался. Его дневник, черновики, рисунки и прочая дребедень сейчас может превратиться в кучку ненужных бумажек с размытыми чернилами. Как только Александр сорвался с места чтобы смести злополучный снег со стола, Джефферсон плотно закрыл окно. Как за ребенком следит, ей богу. Собственно, всего год терапии – и я как новенький! Нашел себе увлечение. И если вы сейчас читаете эти строки в книге в твердом переплете с красивой фотографией на обложке, то оно принесло хоть какие-то плоды. Я же предпочту закончить. Возможно, когда-то над моей головой все же разойдутся тучи. Но пока что у меня есть я, абсолютно тупой и неблагодарный балбес, мои страхи и свой собственный бесплатный(но ты же мне правда не платишь!) личный врач-друг и лучший человек на земле (прекрати писать в моих черновиках, Джефферсон). - Мой редактор думает, что мы встречаемся. - А разве нет?