Маг и волшебник

– Тук-тук-тук, – я пинком открыл дверь в скромное убежище одного из главных преступников Англии, – есть кто дома? Дом был обветшалый, и почему-то недалеко от Хогвартса. Он так же именовался визжащей хижиной, поскольку здесь обитали привидения. И всё-таки, жить тут было решительно невозможно. Прогнивший и потрепанный временем домик, ютился в стороне от замка, являя собою часть той истории хогвартса и волшебного мира в целом, о которой не пишут в газетах и учебниках. Неизвестно, кто и когда построил визжащую хижину, может быть, это был кто-то из преподавателей, а может быть, из маркитантов, заполонивших Хогсмит ещё во времена основания рядом с ним волшебной школы. Дверь слетела с петель и рухнула на пол, в меня немедленно полетело заклятие обедвиживания, петрификус, но не долетая до меня, оно резко затормозило, после чего стыдливо отлетело в сторону и ударило в стену, не нанеся никому никакого вреда. Это была не самая простая волшебная защита, заключавшаяся в сложных чарах, изменяющих направление движения других чар на безвредное. Довольно сложно защититься, когда обстоит дело с поглощением или отражением заклинания, ведь всё зависит от того, что использовано, но если воздействовать своими чарами не на магию противника, а на её движение, то результат получается весьма впечатляющий. Я огляделся, сморщил нос: – Ну и место вы себе нашли, мистер Блэк, – покачал головой, – в таких местах надо фильмы ужасов снимать, а не прятаться от правосудия. – Кто ты? – Блэк застыл, словно изваяние. Это был высокий, худощавый мужчина, сухой, с длинными, неряшливыми космами, весь вид его был даже немного устращающ, хотя лицо говорило о породистости и не было лицом обычного уличного бродяги. Он был худ, даже слишком, и выглядел так, словно сбежал из концлагеря, что было недалеко от истины. На исхудалом, остром лице, ярко выделялись глаза, которые смотрели на других без страха или безнадёжности, наоборот, в них была уверенность и стойкость характера, что не вязалось с его внешним видом. – Я так понимаю, дорогой мой крёстный, ты не читаешь газет. Может оно и к лучшему, – взмахнув рукой, я применил восстанавливающее заклинание, по всей хижине пробежала могучая волна магии, смела пыль, обветшалые досчатые стены после применения магии выглядели так, словно доски только что срубили и тщательно отполировали, мебель восстановилась до первозданного состояния. На потолке давно забытая свечная люстра ожила и ярко засветила магическими свечами, вернее, сохранившимися огарками магических свечей, популярных веке в девятнадцатом и раньше. Весь дом словно вздохнул и стряхнул с себя старинную пыль, преобразившись в уютное жилище. Я прошёл по комнате и несколько нагло, насколько позволяло мне положение, сел в большое кресло, ныне восстановленное, а до того напоминавшее скорее бесформенную кучу досок и гнилой тряпки… Кресло было мягким и пушистым. – Это правильно, – сказал я, – газеты читать вредно. Следуйте совету русского классика и не читайте газет до обеда – они отобьют вам всякий аппетит. Впрочем, глядя на вас, я в этом усомнюсь, мистер Блэк. Сириус Блэк стоял, выставив палочку и напряжённо ожидал продолжения, но я оглядывал его, слегка улыбаясь. – Один источник поведал мне, что некто по имени Питер Петтигрю скрывается в облике крысы в Хогвартсе. Готов поспорить, что это как-то связано с вашим побегом, так ведь, мистер Блэк? – Откуда ты меня знаешь? – Сириус был строг, – хотя погоди… – он присмотрелся и опустил палочку, – бог ты мой, ты Гарри Поттер? Неудивительно, что он меня не узнал. Если до своего чудесного, вернее, трагического преображения, я напоминал своего отца, то после слияния с магией, моя внешность изменилась до неузнаваемости. Волосы стали длинные и белые, словно у Дамблдора, лицо миловидное, почти японский бисёнен, и только строгий костюм выдавал во мне не только представителя сильного пола, но и человека традиционной для Великобритании ориентации. Закинув ногу на ногу, я улыбнулся шире: – Совершенно верно. Как догадался? – У тебя глаза как у Лили, – он совсем спрятал палочку, – да, я узнал бы их везде. Гарри! – Блэк бросился ко мне и сграбастал в объятьях, – что с тобой произошло? Почему ты так выглядишь? Впрочем, не важно. Мне это напомнило сцену, когда старый пёс бросается и постоянно мельтеша, виляет хвостом и выражает свою радость. Хотя Сириус был далеко не стар – ему всего то чуть-чуть за тридцать. А учитывая проведённые в тюрьме годы… он только жить начал, можно сказать. – Ну же, спокойней, Сириус, – я остановил его, – всё в порядке, я просто чуть изменился под действием магии. – Гарри, – он отступил от меня, глаза его лихорадочно блестели, лицо прочертила непривычная для него улыбка, он выглядел так, словно был готов вертеть хвостом, если возникнет такая необходимость, – боже, Гарри, как же я хотел тебя встретить! – Мечты сбываются. Но довольно тебе прятаться в этой конуре – пойдём ко мне в башню, приведёшь себя в порядок, – я поднялся и взяв его за руку, аппарировал прямо в свою спальню, – это одна из малых башенок в Хогвартсе, директор отдал мне её. Сириус был немного насторожен, он оглядывался по сторонам, ожидая подвоха, но его не было. Я отпустил его: – За той дверью ты найдёшь ванную комнату и одежду твоего размера, и все подобающие ещё не старому джентльмену принадлежности. Приводи себя в порядок и выходи в гостиную, домовики накроют ужин. * * * Понадобился час, чтобы привести Сириуса в подобающий вид, но он по прежнему был очень худ и бледен. Я же послал весточку Дамблдору и старик аппарировал ко мне, на столе уже был накрыт щедрый ужин. Дамблдор огляделся, улыбнулся в свою бороду – мне кажется, иногда, что ничего, что есть у меня на душе, не укрывается от взгляда старика. И он лучше меня самого знает обо мне всё. – А где Лили? – Я здесь, – отозвалась со стороны лифта Лили. Девушка поприветствовала старика, – добрый вечер, директор. – Очень добрый, девочка моя, – Дамблдор улыбнулся ей тоже своей странной доброй улыбкой, – вижу, ты нашла общий язык с Гарри? – Ну… – Лили немного смутилась тому, как далеко видел Дамблдор, – наверное, можно так сказать. – Если ты хочешь нам что-то сказать, то можешь не стесняться, здесь все свои, – Дамблдор ещё и подмигнул ей, – А где Сириус? – Приводит себя в порядок, – кивнул я в сторону душевой, что была дальше по коридору. – Вижу, домовики сегодня постарались на славу, – Директор улыбнулся, – как же это прекрасно! О, мои любимые конфеты… Дважды уговаривать учителя не пришлось. Я бы хотел научиться у него быть столь же проницательным и харизматичным. Но увы, есть вещи, которые можно перенять лишь очень тесно общаясь с человеком на протяжении многих лет. Дамблдор сел за стол: – Ты пригласишь Дафну или Луну? – Они на занятиях, – покачал я головой, – думаю, не стоит шокировать Сириуса всем и сразу. – И даже профессора Люпина не хочешь видеть? – с надеждой спросил Дамблдор. – Нет! – уверенно ответил я. Профессор Люпин – большая головная боль для меня. Он был, может быть, неплохим человеком, но всё же, ликантропом. А это тёмная магия, как ни старайся, как ни пыжся, как ни делай из себя доброго и положительного, а будучи тёмным – останешься тёмным. Я не сомневался, что как человек, которым был Римус Люпин, он был достаточно хорошим джентльменом, но при этом он был оборотнем. И с этим я не мог ничего сделать, так что видеть его даже близко к себе я не желал. Вся моя магия не желала быть рядом с оборотнями, я чуял его ещё более тонко, чем он – запах крови. – Ох, я сделал всё, что было в моих силах, – несколько разочарованно сказал Дамблдор, – Гарри, ты добыл Питера? – Да, – я встал и пошёл к шкафу. Достал оттуда статуэтку большой серой крысы, – трансфигурировал его в статуэтку. Так надёжнее. – О, может быть это и правильнее, но не мог бы ты показать его мне? – Дамблдор подался вперёд и достал из пол своей кричаще-белоснежной мантии с ультрамариновыми звёздочками, палочку. Вместо ответа, бросив статуэтку на пол, разбиться она не могла, я заклинанием запечатал комнату от побега и наложил отмену трансфигурации. Фарфоровая крыса ожила и забегала, и встретившись своими отвратительными глазёнками с взглядом множества волшебников, следящим за ней, попыталась дать дёру, но тут уж я успел быстрее молнии и прижал её хвост концом ботинка, заставив эту тварюшку извиваться и корчиться на полу. – Так вот он какой, Питер Петтигрю… – Дамблдор посмотрел на неё сквозь свои очки, – Ты позволишь, Гарри? – Конечно, сэр, – я поднял телекинезом крысу и Дамблдор бросил в неё заклинание принудительного обращения анимага обратно в человека. Представшее нам зрелище было не к ужину, должен заметить – это был маленький, отвратительный человечек, собравший, казалось бы, все пороки человеческой внешности. Лицо его было похоже на крысиное, неуловимо, но очень чётко. Маленькие глазки бегали из стороны в сторону, он сгорбился и закрылся руками, но пинок под рёбра заставил его выпрямиться. Это был тёмный волшебник, самая отвратительная и гадкая из проявлений тёмной породы. Люди не становятся тёмными просто потому что любят бить морду обидчикам, к примеру. Можно зато с уверенностью сказать, что тёмный человек – это плохой человек, поскольку этот представший нашим взглядам человечек бесхребетен. Он предавал, шпионил, уверен, ещё и пользовался своей анимагической формой для всяческих неприличных дел в Хогвартсе. Он крыса, во всех смыслах этого слова, у него нет ничего важнее себя самого, ни чести, ни достоинства, ни даже элементарной морали. Убить другого для него – всё равно что муху прихлопнуть. При этом он не из тех, кто будет биться с врагом, он из тех, кто набросится на врага сзади и загрызёт, зарежет, заавадит. Говорят, что загнанная в угол крыса может броситься на кота – именно так и произошло, когда это жалкое существо поняло, что ему не сбежать, оно набросилось на нас, и выбрало жертвой самого слабого человека в комнате – Лили. Девочка взвизгнуть не успела, как стремительным нечеловеческим прыжком этот уродец бросился на неё, Дамблдор уже не успевал ничего сделать, но я был всё же намного быстрее даже природно улучшенного волшебника – встав между дочерью и этим уродцем, я улыбнулся, когда он налетел на меня и, словно на бетонную стену налетел – когти на его пальцах бессмысленно проскрежетали по усиленному с помощью ки телу. – Не прикасайся ко мне, мерзость, – я взмахом руки оттолкнул его и наложил связывающее заклинание и заклинание, мешающее ему вновь обратиться в крысу, – иначе я забуду про тот скромный факт, что ты вообще то ценный пленник и убью тебя. И буду полностью в своём праве, даже твоя тушка уже послужит достаточным оправданием Сириуса. – Уааа, – залепетал и захныкало толстое, отвратительное тельце, повиснув на магических путах в воздухе, – я не хотел, это всё он… – Хотел, хотел, – заложив руки за спину, тоном прокурора, судьи и палача, сказал я, – у тебя были все возможности избежать наказания… Если бы ты покаялся и рассказал, что тебя заставили. Но ты решил бежать, спрятаться, подставить друга, с которым был когда-то дружен. – Гарри, не будь с ним жесток, – Дамблдор укоризненно посмотрел на меня. – Вы правы, сэр. Однако, он тёмный маг, один из самых мерзостно-тёмных, что я видел. Убить его это честь, а не позор для любого светлого волшебника. Разве вы не чувствуете этого непреодолимого желания очистить мир и магию от скверны, что разносит это существо? – Нет, Гарри, – Дамблдор покачал головой. – Хорошо. Хотя видит магия, у меня есть все основания просто отрубить его отвратительную голову. – Я понимаю, он послужил причиной смерти твоих родителей, – но не стоит издеваться над слабыми. – Следует отличать издевательства над невинным существом и публичную, показательную порку предателя и изменника, убийцы и мерзавца, – глаза мои не выражали в данный момент ничего хорошего для Питера. По всей видимости, он тоже так решил, взглянув в них и рухнул на пол, начав просить не убивать его. – Не бойся. Ты не умрёшь сегодня, поскольку ты нужен нам живым. Но я кое-что сделаю, от чего тебе сразу похорошеет, – я улыбнулся недоброй улыбкой, – иди к папочке, мерзавчик… Я извлёк из открытого в свою комнату портала посох с большим кристаллом света на конце, стукнул им о пол, активируя магию и всецело вложился в заклинание, которое полностью подавит магию Петтигрю. Ткнув его в грудь посохом, я заблокировал всю магию Петтигрю, наложив на него заклинание Табу такой силы, что от него воздух в гостиной ещё немного позвякивал и похрустывал, когда питер был рядом. – Всё. Отныне ты больше никогда не сможешь воспользоваться ни магией, ни анимагией, и снять это заклинание не сможешь ни ты, ни даже твой хозяин, будь он здесь в своей наилучшей форме. Теперь ты обычный магл, не более того, и если прикоснёшься к волшебной палочке – она обожжёт твою руку. И покончить с собой ты не сможешь. Петигрю завыл, когда попытался достать свою волшебную палочку, ведь я отпустил его. Поскольку он был в одежде, то и палочка при нём была, в кармане, он вытащил покрывшуюся красными пятнами руку и с криком схватился за запястье, повалившись на землю. Эти крики и вопли, судя по всему, призвали из глубин ванной комнаты с бассейном, русской баней, парилкой и душем, Сириуса. Он вышел, завёрнутый в махровый халат, пренебрёг костюмом, и спросил: – Гарри, что происхо… – он увидел Питера, воющего на полу, лицо его немедленно изменилось, приобретя вид готового вцепиться смертельной хваткой в горло врага пса… Условно говоря, конечно же, Сириус не обращался прямо тут. Я пнул Питера в сторону стены, где он и затих: – Оденься как подобает, Сириус, здесь дамы. Ну и наш специальный гость, конечно же. Сириус убежал в ванную и через минуту вышел уже в строгом, симпатичном чёрном костюме, сшитым в неофициальном стиле, похожим на симбиоз древнего викторианского костюма и современности. Весьма, одновременно строго, и элегантно, особенно для такого худощавого человека, как он. Блэк вышел быстрым шагом и направился прямо к Питеру. – Стоп, – я остановил его, схватив за воротник, словно собаку за ошейник, – ты же не хочешь порвать своими руками твой билет на волю? Поверь, ему уже очень плохо, а сделают ещё хуже. – Вот как… Хорошо, – Блэк говорил несколько неубедительно, только после он заметил Дамблдора и нашу гостью… – Директор? – Привет, Сириус, – несколько нелепо и сконфуженно ответил Дамблдор. Редко я его видел таким, а я успел изучить все гримасы учителя и его поразительную манеру скрывать свои истинные эмоции за показными. Но от меня он не мог спрятаться, ведь моё магическое чутьё сразу выдавало фальшь. Дамблдор и правда был сконфужен, – прости, что так долго мы не могли тебя освободить. – Простите меня, – потряс гривой чёрных непослушных волос Сириус, – Я не мог предотвратить… если бы не эта тварь, – он с жарким гневом посмотрел на Петтигрю, – вы не боитесь, что он сбежит? – Нет, – ответил вместо учителя я, – я наложил на него табу, запрещающее ему пользоваться магией. Оно сильнее, чем антиаппарационные чары хогвартса, так что наш Питер теперь не опаснее обычного безоружного магла. – А вдруг… – Он не сможет сбежать. Таковы условия табу, – я махнул рукой, пригвоздив Питера к стенке, подняв на наверх и наложив заклинание очищения света. Лёгкое, но выражение непередаваемых, нечеловеческих мук, исказило его отвратительное лицо, вся его сущность словно окунулась в кипяток и страдала. Лёгкая светлая дымка покрыла тело, от которого пошёл пар и дым, но ожогов не было, это же не огненные чары.