И в прошлом кроется печаль: Вторая жизнь с тобой.

      Цзян Чэн не был один. Он вспомнил и не знал к добру ли это, потому что боялся, что неудача вновь настигнет их семью, боялся увидеть бездыханные тела своих родителей, любимой сестры вновь и теперь боялся остаться один.       Всё вставало на свои места, а господин Лань не снился ему просто так. Они были знакомы, даже слишком близко. А предположения заставляли то ли смущаться, то ли возмущаться и злиться. — Как много вы помните, Цзэу-цзюнь? — называть Лань Хуаня так казалось таким правильным, будто он делал это тысячи или даже миллионы раз. — Я помню всё, — он улыбнулся. — Всю мою жизнь, проведённую в Облачных Глубинах и… — Хуань замолчал, затем посмотрел на Цзян Чэна настолько выразительно, что кровь к лицу поступила мгновенно.       От его глаз невозможно было спрятаться. Цзян Чэн отвернулся и боялся, что он продолжит говорить, но молчание заставило облегчённо вздохнуть. Цзян Чэн не был готов принять их близость в прошлом, это казалось ему чем-то странным и ненормальным. С детства ему говорили, что он должен жениться на прекрасной девушке и любить её одну до конца своей жизни. Цзян Чэн в этом плане не сдавался и верил до последнего, но после появления репетитора червячок сомнения поселился где-то в сознании. Ведь не может же вся жизнь идти по заранее подготовленному плану? Любимый человек… Это словосочетание удалось ему по настоящему узнать еще тогда, когда он был в старшей школе. Прекрасная девушка, что не сторонилась его из-за вечно хмурого лица завоевала сердце. Она могла постоять за себя, но в то же время была невероятно милой. Пусть и были они вместе недолго, Цзян Чэну казалось это время полное прекрасных моментов. Он помнил её медовые губы и добрые глаза. После выпуска он её так и не видел. Ваньинь сильно расстроился после их расставания. Всё на миг стало казаться серым и унылым. Но это серое наваждение ушло, когда на носу были экзамены. Тогда Вэй Ин успокаивал его, говорил, что найдёт кого получше. Действительно, слова успокаивали, но слышать подобное из уст бабника было совсем не то. Вэй Ин менял девушек как перчатки, но дарил им при этом всю свою заботу, а после расставания они с трепетом вспоминали его «весёлый смех и ясные, честные глаза». Влюбляться в первую встречную казалось для Цзян Чэна дикостью, но Вэй Ин всегда относился к этому просто. — Должно быть, это тяжело — помнить всё, — усмехнулся Цзян Чэн, когда оглушительная тишина стала раздражать. — Да, но как бы тяжело ни было, я счастлив. Мы переродились, чтобы некоторые не страдали как в прошлой жизни.       Цзян Чэн кивнул. Смерти не заслуживал Цзысюань, которого пусть и он терпеть не мог, как тогда, так и сейчас. Не должна была и умереть шицзе, что любила их. Все, кто был дорог ему исчезали из его жизни. У него был Цзинь Лин, его дорогой племянник, что вырос сильным, полный справедливости и смотреть за его возвышением было приятно, будто он был его сыном. Цзян Чэн помнил как племянник гордо пришёл на собрание кланов и говорил о серьёзных вещах, переняв всё самое лучшее от него. И именно после собрания Лань Сичень подошёл к нему. У них завязался непринуждённый разговор, Цзян Чэн не относился к нему с особым трепетом, но в то же время уважал и ощущал себя так, будто находился рядом с божеством. Глаза его были ясны, а голос спокойным, движения — плавными, двигался он так, словно танцевал. Цзян Чэн слушал внимательно и спокойно отвечал на все вопросы, как вдруг, словно пощёчина, один единственный вопрос заставил его выйти из равновесия, а зубы заставить заскрипеть. — Это не ваше дело! — воскликнул Цзян Чэн и осмотрелся не услышал ли их кто. Но они были совершенно одни во внутреннем дворе Башни Кои. — И с чего вас волнует подобный вопрос, Цзэу-цзюнь? — Вы выглядите слишком одиноко, — спокойно сказал Лань Хуань, не переменившись в лице. — А что? Будто вы сможете украсить моё одиночество, — Цзян Чэн ядовито усмехнулся. — Смогу, — ответил он и посмотрел на Саньду-шеншоу.       Лань Хуань казался недосягаемым в своём божественном обличии, и будто он спустился на эту грешную землю, чтобы суметь скрасить одиночество Цзян Чэна? Глава Ордена Юньмэн Цзян всегда был один с момента, когда Вэй Усянь решил отдать себя и свою жизнь ради остатков псов Вэнь. И лишь племянник был его единственной кровинушкой, единственным человеком, который никогда не предаст. Но он не мог в полной мере заменить семью, по которой Цзян Чэн скучал, которую любил и которую видел порою в пьяном бреду. А Лань Хуань знал всё, что пережил Цзян Чэн, видел все его слабости, всю печаль и горькое одиночество.       Ваньинь был так занят бедами клана, что не заметил, как сам стал гнить изнутри. Здоровье стало подводить, когда Цзинь Лин стал главой ордена и был слишком занят. Будто само Одиночество разрушало его (Вэй Усяня) ядро, а весь мир стал казаться ему серым полотном. Ни медитации, ни работа в клане, ни обучение адептов не помогали справиться с угнетающим настроением.       А разговор с Цзэу-цзюном заставил лишний раз вспомнить о тех бедах, что он пережил, через которые прошёл, едва не потеряв жизнь. По какому праву этот человек мог говорить о таком с ним? — В любом случае, Глава Ордена Лань, это не вашего ума дело! Никто не имеет права вмешиваться в мою жизнь. К тому же, посторонний человек.       Глаза Лань Хуаня заметно погрустнели, и он наблюдал как Цзян Чэн покидал его, оставляя в полном одиночестве.       А луна светила так, будто насмехалась.              Ваньинь не мог вспомнить всё, что его связывало в прошлой жизни. Однако, они были ближе, чем друзья, как были связаны между собой Вэй Ин и Лань Чжань. — Ваш брат… Ванцзи, он помнит? — решил наконец поинтересоваться Цзян Чэн. — Да. Всё в деталях. — Вэй Усянь… — Ваньинь вздохнул. Что же получается, его брат вновь станет обрезанным рукавом? В современном мире многие не осуждали подобное, напротив, создавали семьи и жили. — Ему всего семнадцать! Что будет, если он вспомнит? — Лань Чжань его не тронет, пока не придёт время. Не волнуйся, — Сичень улыбнулся в попытках успокоить Цзян Чэна, у которого будто выработался братский комплекс. — Не тронет… — Цзян Чэн нахмурился и посмотрел на время, что было уже позднее. — В любом случае, я уже в порядке, учитель Лань, вам стоит идти… — Ваньинь встал, чтобы начать собираться. — Подожди! — Лань Хуань схватил его за руку и улыбнулся. — Ты правда ничего не помнишь? — Помню… Но не всё! — нахмурился Цзян Чэн и затем усмехнулся. — У вас же кольцо на пальце! Не такой уж вы и благонравный! — он сложил руки на груди и посмотрел в сторону, выглядя крайне недовольным. — Кольцо? — Лань Хуань снял его с пальца и положил в карман. — У меня нет жены, но будет, если ты согласишься. — Улыбнулся он и наблюдал, как Цзян Чэн смутился сильно-сильно и хотелось вновь прижать его к себе. Но пока было рано. — Вздор! Прошу уйти, поскольку время позднее, а мне нужно домой!       Лань Хуань был куда раскрепощённее и мог без проблем заставить смутиться Цзян Чэна, которого это неимоверно бесило до скрежета зубов. — Хорошо. Увидимся, А-Чэн, — и дальше, без лишних слов собрался и ушёл, оставляя Цзян Чэна пылать от смущения.              Когда Ваньинь пришёл домой, то увидел, как мама гладила Вэй Ина по голове и что-то говорила, а он в свою очередь опустил голову и выглядел до смеха виновато. Цзян Чэн улыбнулся.       Как хорошо, что все они счастливы.       Ваньинь вновь видел странные сны с участием Лань Хуаня, казалось, он плакал. Говорил какие-то душераздирающие слова будучи в пьяном бреду и не мог остановиться. Цзян Чэн молчал и лишь смотрел на слабого как никогда мужчину. Не было привычной улыбки на его лице, всё тело тряслось от неконтролируемых слёз. Ваньинь не выдержал и нежно обнял, а последующие действия заставили смутиться. Поцелуй — горячий, мокрый заставил мигом проснуться. — Блять!