И в прошлом кроется печаль: Вторая жизнь с тобой.

— Любил с тех пор как увидел в лунном свете — грустного и задумавшегося. Ты казался мне статуей, таким красивым, но в то же время не живым. Может, хотелось оживить тебя? Полюбить и успокоить. Полюбить на всю жизнь, успокоить так, чтобы ты не чувствовал страдание. Люблю, люблю, но не хотел признавать, потому что боялся, что и ты меня покинешь, как… все они, мои родные.       Встречать рассветы в одиночестве давно стало привычкой для Цзян Чэна, но рядом с тех пор, как он признал Сиченя, одиночество не стало казаться чем-то обыденным, будто оно будет преследовать всю жизнь.       Цзян Чэн никогда не говорил, что, когда был один, он обнимал себя за плечи и закрывал глаза, представляя, как Лань Сичень обнимал его. Они были при луне одни и смотрели на звёздное небо, путешествовали и жили вдвоём в небольшом доме. Охотились ночью и любили горячо и страстно ночами напролёт. — Не хочу терять тебя. — Не хочу… Быть один вновь        — Будь, — поцелуй в щёку, — всегда со мной, — в губы. — Всегда. — Обещаю, — Цзян Чэн поцеловал губы, это не было нежным поцелуем, скорее, поцелуй, похожий на те, когда они не виделись друг с другом очень долго и скучали по телам, желая ощутить под пальцами нежную кожу, целовать небольшие шрамы и шептать что-то смущающее в горячем оргазме.       Цзян Чэн приподнялся на локтях, начиная стягивать чужую одежду. Он оторвался на секунду, чтобы стянуть с себя, и с Сиченя мешающие футболки. — Позволь на тебя посмотреть, — Лань Хуань улыбнулся. В неярком свете тело Цзян Чэна выглядело по-мальчишечьи, без единого изъяна. — Ты прекрасен, как всегда.       Цзян Ваньинь обнял Лань Сиченя за шею и закрыл глаза. — Пойдём в ванну. — Хорошо, — Лань Хуань взял А-Чэна на руки и понёс, словно тот был драгоценным сокровищем.       Цзян Чэн смутился и уткнулся носом в шею. — Позволь… — Лань Сичень выдавил на руку гель и приставил пальцы ко входу, надавливая на тугое колечко мышц. — Давай быстрее, — Цзян Чэн кивнул и старался расслабиться. По идее, это был его первый раз, он чётко помнил ту боль, что пережил, когда огромный член Цзэу-цзюня входил в него и буквально разрывал на части. — Т-только… нежнее…       В его первый раз будучи Саньду-шеншоу, они были пьяны и ничего не мыслили. Сейчас же всё разнилось. Из-за шума воды собственные, постыдные стоны заглушались, стена казалась адски холодной из-за дикого смущения, что окутывало всё тело. — Глубже, ещё, глубже, — Цзян Чэн прикусил губу и насаживался на пальцы, когда они задевали точку внутри и растягивали до ужаса медленно. Собственный член ныл и хотел разрядки.       Лань Хуань дотронулся до него и стал водить по стволу вверх вниз, вырывая стоны изо рта. Язык проводил по ушам, шее, без стеснения кусая почти до крови. Цзян Чэн царапал холодную плитку ногтями и лбом прислонился к спасающей прохладе. — Я… вхожу, расслабься. — Ммм, давай уже, — Цзян Чэн повернулся спиной к стене и позволил Лань Хуаню поднять себя за ноги.       Из-за недолгой, нетерпеливой растяжки казалось, будто разрывали изнутри, но Сичень держал крепко, входил медленно и нежно. — А-Чэн, — шептал он и целовал мягкие губы, заглушая боль внизу. — Я рад, что встретил тебя.       Было непонятно, плакал ли он, однако, Цзян Чэн чётко ощущал горячие слёзы на собственных щеках. Воссоединиться телами с человеком, которого любил до самой смерти, казалось до этого чем-то невообразимым. — Люблю и не хочу отпускать. — Ни на миг. — Не в этой жизни. — Никогда.       Цзян Чэн застонал, больно ударился затылком о стену и тут же ощутил сильный укус в шею, а тёплый язык прошёлся по укушенному месту. Член беспрерывно двигался внутри, доставляя ни с чем несравнимое удовольствие. Лань Сичень вколачивал парня в стену, не рассчитывая силу и не осознавая, что делал ему больно, держа нежную кожу сильно. Чужие ногти впивались в спину и царапали от неудержимого удовольствия.       Цзян Чэн не помнил, сколько раз был заполнен Лань Хуанем, но отчётливо засели в голове слова любви, что грели подобно солнцу после прохладного дождя. — Тебе нравится? А-Чэн, скажи, — Лань Хуань унёс Цзян Чэна на кровать и продолжал входить в его нутро, откуда беспрерывно текла сперма. Живот парня был испачкан его же семенем, а Ваньинь находился в полуобморочном состоянии и не мог внятно сказать ни слова. — Нравится… — прошептал он, продолжая принимать в себя горячий член. — Хочу ещё…       Лань Хуань улыбнулся и обнял Цзян Чэна.              Ваньинь открыл глаза и обнаружил рядом спящего Лань Хуаня, что прижимал его к себе и не хотел отпускать. Парень рукой провёл по его лицу и поцеловал в висок. — Люблю тебя.       Слова невозможно было расслышать и были сказаны лишь губами.       Лань Хуань заёрзал, и Цзян Чэн мигом напрягся, затем быстро вылез из-под одеяла и убежал в ванну. Парень вымыл лицо и посмотрел на своё потрёпанный вид. Волосы находились в беспорядке, а на шее красовались яркие засосы, которые можно было скрыть лишь водолазкой с высоким горлом. — Почему не спишь? — Лань Хуань, сонный и не менее потрёпанный зашёл следом за ним и уткнулся лбом о плечо, крепко прижавшись сзади. — Холодно без тебя.       Ощущение подобной близости заставляло смущаться, и Цзян Чэн вздохнул. — Идём спать, — он не мог не улыбнуться, глядя на очень сонного Лань Хуаня, который разлепить глаза не мог.       В постели лежать вдвоём было куда приятнее, а отпускать тёплое тело не хотелось ни на миг. — Скучал, — Цзян Чэн довольно лежал в чужих объятиях и провалился в приятный и не беспокойный сон.