***
Юноша проходит в студию, не поворачивая головы. Он смотрит только вскользь, окидывает взглядом место работы, но не более того. Осторожно поправляет дорогой спортивный костюм известной марки, прежде чем встать рядом с фоном. — Опоздал, — недовольно говорит ассистентка фотографа, греша против истины, на что ей и указывают: — Нет, раньше на пять минут, — дальнейшее обсуждение не интересует Туана абсолютно, а потому спокойно отворачивается, не бросая этим жестом никакого вызова, не собираясь быть грубым, он просто таким способом завершает ненужное общение. — Все здесь, так что начинаем, — командует только что появившийся фотограф — Джексон Ван. Сердце Туана пропускает два удара, но на точёном лице прежнее выражение — ни один мускул не дрогнул. Ему уже не требуется прикладывать усилия, чтобы не смотреть в глаза, наполненные льдом и холодной учтивостью, это привычкой стало — просто ждать начала съёмки, пока тот готовит аппаратуру и проверяет свет. В привычку вошло и понимать без слов, вставая в необходимую позу без малейшего указания. В привычку вошло не обращать внимания на персонал, который в шоке от его профессионализма. В привычку вошло слушать голос — который взрывает всё внутри — с уважением и вниманием: — Поверни голову на несколько… Да, вот так, — щелчки затвора раздаются десятки раз, прежде чем они оба смещаются, и Туан принимает новую позу, не менее удачную, чем предыдущая… Вот только Марку становится тяжелее, поскольку взгляд теперь направлен в объектив… Через который из него в очередной раз вытягивают душу. Когда-то Марк слышал суеверие, говорящее о том, что из-за фотографий человек теряет часть души. Естественно, он в такое не верит, иначе не был бы моделью… Но с появлением Джексона Вана устоявшиеся истины подвергаются сомнению каждый день. — Подбородок выше, — команда подчиняет помимо воли, Марк даже мыслить не успевает — лишь выполняет всё молниеносно. — Голову…***
— Тише… — умоляюще шепчет, сжимая тонкие длинные пальцы на чужих плечах. — Мне всё равно, но… В ответ только тихое и раздражённое рычание раздаётся, а толчки становятся жёстче, словно один просто таранит другого, непонятно вообще — получая удовольствие от процесса или нет. — Джекс, — кусая губы и задыхаясь. — Джекс… — ответа не ожидает, ему просто нравится произносить это имя, перекатывать на языке между стонами, наслаждаясь придуманной близостью духовной, а не физической. Ван находится в своём мире, где-то далеко, поэтому он не улавливает пик чужого удовольствия, который пробивает юношу до дрожи и слабости бесконечной. Просто, когда оргазм близко, фотограф перестаёт держать своего партнёра, даёт ему сперва встать на ноги, а потом властно давит на плечи, заставляя опуститься и взять перевозбуждённый, готовый взорваться удовольствием, член. Марк с наслаждением облизывает влажную от смазки головку, затем посасывая её и дразня уздечку, прежде чем заглотить. Он смотрит снизу вверх, ощущая себя последней блядью, но не из-за того, что делает минет, который грубостью оборачивается — его прижимают к паху и вколачиваются, желая получить быстрее пик, — а потому что в ответ на него смотрят злые глаза, в которых ни намёка на чувства хоть сколько-нибудь нежные или хотя бы тёплые. Туан впивается в чужие бёдра, когда его заставляют принять тугую струю глубоко в горло. У него слёзы из глаз на физиологической основе, эмоционально ему хочется не плакать, а кричать… Но вместо этого он падает на пол, сглатывая сладковатую сперму, которая комом в горле встаёт, и смотрит вслед уходящему парню, которого так любит и ненавидит.***
Марк Туан прекрасно отдаёт себе отчёт в том, что его состояние многие бы назвали простенько, ведь термин то и дело можно услышать по ТВ или в недалёких разговорах недопсихологов, — «стокгольмский синдром». Однако парень считает, что может взглянуть на себя со стороны и сделать вывод — всё гораздо глубже и серьёзнее, в тоже время — проще и банальнее. Первую их встречу Марк помнит очень чётко — блистательный фотограф, которого знал весь Лос-Анджелес, явился на банкет во всём лоске и блеске. Рыжий тогда подумал, что никого красивее в жизни не видел, а это чего-то стоило с его-то профессией и опытом. Тогда же он решил, в дальнейшем и убедился, — Джексон Ван гораздо интереснее и многограннее, чем стремится показать. Юноша помнит, как блеснули хитрющие карие глаза, когда он подал руку для закрепления знакомства. Помнит, как увидел то, за что впоследствии полюбил Джексона. Сидя на балконе и наблюдая закат, парень думает о том, что было бы неплохо хоть раз умудриться поймать Вана в более адекватном состоянии, нежели то, которое наблюдает после съёмок. Однако, несмотря на все приложенные за год с небольшим усилия, ничего у него не вышло. — Любитель всё усложнять, — хмыкает Туан, даже не задумываясь — о ком он из них двоих. Сам парень ведь никогда за словом в карман не лезет и любые проблемы решает чуть ли не в мгновение ока, а вот с Ваном так не получается совершенно. Зазвонивший телефон разрезает установившуюся тишину припевом «Smells like teen spirit», заставляя модель вздрогнуть. Он с удивлением разглядывает экран, ощущая, как сердце пропускает не один удар. — Да, — ровно, профессиональным тоном, несмотря на расшатанные нервы. — Сможешь приехать ко мне? — голос звучит странно, но эмоции не разобрать. — Домой или куда? У меня выходной и не хочу его тратить на выход в свет, — вздыхает, без обиняков поясняя своё состояние. — Да, домой, — лёгкий хрип в голосе заставляет волноваться уже не о том, что придётся куда-то выбраться. — Кинь адрес, — спокойно говорит, старательно пряча все эмоции. В трубке гудки короткие, которые смешиваются с шумом крови в голове, но Марк уже идёт к своей огромной гардеробной, где сразу сворачивает налево — к вещам не для работы. Там он быстро находит любимую толстовку с принтом «93» и остальные вещи, которые сегодня подойдут как нельзя кстати — тёмные джинсы с дизайнерскими дырками на коленях и лёгкую майку, которая едва ли не светится белизной. Только в такси Туану в голову приходит вопрос, который бы должен был волновать его с самого начала — с той самой первой встречи с Джексоном: «На что я подписался?»