Предназначение

Пробуждение было резким. Я будто вынырнула из темной пучины ледяной воды, жадно глотая воздух. Было холодно, конечности закоченели, и я не могла ими пошевелить. Все болело, как от ударов палками по всему телу или падения с большой высоты. Радовало, что я жива и вроде бы в своем уме. Я слышала, как тяжелые капли дождя начали колотиться о землю, ударялись о листву и сливались в равномерный гул. Раздались шаги, которые хлюпали о размокшую грязь. — Мирка, глянь-ка, тут девка лежит, живая вроде, — голос был тонкий, скорее всего детский. — Надо тятьку позвать, — еще один голосок, девчачий. Я постаралась открыть глаза, и хоть как-то привлечь внимание. Дать понять, что я не опасна, жива и нуждаюсь в помощи. Но только глухой хрип вырвался из груди. Раздался девчачий визг, и топот маленьких ног по мокрой земле. — Тятька, тятька! Там, там… — кричали хором дети, перебивая друг друга. Где-то дальше послышался еще голос, но уже мужской, который был явно недоволен. Из-за шума дождя я не поняла ни слова, а только интонацию. Больше сознание удержать не удавалось, тьма открыла свои объятья, избавляя от ставшей привычной боли и холода. Следующее пробуждение было приятней. Тепло и сухо, значит я не в темнице или подвале — уже хорошо. Кажется, я даже лежала на чем-то мягком, слышался треск огня, пахло травами и деревом. Я разлепила глаза, сделать это было невероятно трудно, веки были словно свинцовые. Сил больше не было, даже дышать удавалось с трудом. Я увидела деревянные балки потолка какой-то избы. Отблески огня создавали причудливые тени на стене. — Не знаю, что с ней случилось. Все тело в царапинах и синяках, голова разбита, а в добавок еще и холодная, как мертвец. Жизнь в ней еле теплилась, когда ее принесли, — сказал кто-то, судя по голосу пожилая женщина, — но я и не таких выхаживала, выкарабкается. — На кой-хер ее Микола приволок, сдохла бы, да и проблем бы не было! Вот что нам с ней делать? Травы ты на нее тратишь, варева свои, а на наших-то мужиков ничего не останется, — грубый бас резал слух, — да и странно все это, нормальные девки средь леса не валяются, тьфу. — Побойся слов своих, Вислав. Времена сейчас тяжелые, а мы всегда помогали кому могли. И гадать смысла нет, девица очнется, вот и спросим, что случилось, и как она в лесу оказалась. А сейчас поди прочь, дел невпроворот. Скрипнула дверь, и обладатель грубого голоса ушел. Маленькие шаркающие шаги послышались совсем рядом. Крохотная старушка в грязно-коричневом шерстяном платье с чистым фартуком поверху и седыми волосами, что выбиваются из-под платка, подошла ко мне. Ее глаза были пронзительными, совершенно лишенными красок — серые с мудростью, которая появляется лишь спустя многие года прожитой нелегкой жизни. — Очнулась, милочка. Вот выпей, я тебе отвар приготовила, легче станет, — она поднесла деревянную чашку с чем-то пахнущим ромашкой и помогла выпить, — ничего, не знаю, что с тобой случилось, но сейчас ты в безопасности. У нас в деревне не принято людей в беде бросать, а Вислава ты не слушай, он всегда такой ворчливый.       Старушка еще что-то лепетала, да слова отказывались складываться во что-то осмысленное. Что со мной случилось? Я помнила темноту и боль, но что было до этого? В голове какая-то каша. Так, надо сосредоточиться, я сконцентрировалась, чем вызвала головную боль и воспоминания. В голове проносились картинки — какие-то книги, заклинания, бесконечное множество свитков, боевые стойки. Я видела руны, ритуалы, каких-то людей рядом, но все они были мутными, безликими что ли. Стоп, а имя? Какая-то личная информация, семья, близкие, друзья, родина, дом… Я не помнила абсолютно ничего из этого. Закипала злость, хотелось выплеснуть ее, закричать, но сил не было совершенно. Агрессия сменилась апатией, я ушла глубоко в себя, когда почувствовала тепло, жар, силу. Магия, вот что это. Моя магия, как ласковый зверь, радуется хозяину, разливается по телу, исцеляя и успокаивая, проникая в каждую клеточку. Я чувствую спокойствие, будто я не одна, и, укутавшись в это ощущение, как в защитный кокон, я засыпаю.