Banana pleasure

      Хосок быстро чистит мандарин и протягивает его Хенвону, который никак не может аккуратно поддеть кожицу так, чтобы сок не прыснул. В итоге прыскает именно Шин — и не соком, а смешком, — наблюдая за недовольной мимикой. Ему нравится видеть эмоции, которые ранее были недоступны взгляду.       Вон с благодарностью и отчаянием принимает очищенный цитрус, отмечая про себя, что парень определенно чувствует сейчас себя более расслабленным в его компании.       Одновременно продавец хочет, чтобы встреча не затягивалась, потому что ему еще тяжело долго контролировать свои чувства в присутствии объекта влюбленности; и, в то же время, — чтобы она не заканчивалась. Тогда они могли бы продолжать целую вечность кидать друг на друга смущенные взгляды и отвечать улыбкой на улыбку… Хосок погряз в этом ощущении. Ему даже немного страшно, поскольку создается чувство, словно не он сам себе хозяин, будто им управляет нечто извне. Успокаивает лишь то, что эти эмоции — положительные, а те же злоба и раздражение не имеют на него такого влияния. — Я видел Вас за учебой не раз, — решается на первый вопрос Че, мельком глядя на золотые часы на запястье, — что изучаете? — Маркетинг, — сам себе кивает, не решаясь смотреть открыто на собеседника, однако обращая внимание на жест с его стороны. — Вы спешите? — Да, мне предстоит работа, потому хотел бы подкрепиться, — Хосок наблюдает, как длинные изящные пальцы отделяют дольку мандарина и отправляют ее в рот, в этот момент все-таки встречаясь лицом к лицу со своим покупателем. Он уверяет себя, что не стоит говорить о том, что он знает на этот счет, а потому: — А кем Вы работаете? — кассир невольно поворачивается к настенным часам, на которых уже половина второго. — Никогда меня не видели раньше? — хлопает ресницами, а Хосок отрицательно мотает головой, радуясь, что в этот момент все равно не может выдать себя дрожащим голосом — мандаринка во рту. — Я — модель, у меня съемка для журнала.       Хенвон подпирает щеку одной ладонью, облокотившись на стол, и наблюдает за округлившимися глазами собеседника, гадая — из-за информации такие метаморфозы или же попался кислый кусочек. Хосок жмурится, больше для того, чтобы собраться с мыслями и силой духа и решается на то, к чему готовил себя все эти дни: — Предполагал, что известная личность, потому что Вы — невероятный человек, — время Хенвона округлять и без того большие глаза, только в его случае — дело точно не в кислом цитрусе. Чтобы поверить в произнесенное, тянет руку и гладит легко по плечу, заверяя себя: собеседник — настоящий, это не его влюбленные галлюцинации. — Что-то не так? — взволнованный голос пробуждает, вынуждая собраться с мыслями и эмоциями. — Просто… Спасибо, — немного неловко улыбается, получая уведомление о подаче такси и замечая машину в окно. Ему не хочется убирать руку, однако ругает себя — они же даже толком не знакомы, а позволяет такое. — Простите, мне пора.       Хосоку кажется, что это прикосновение, пусть и через ткань черной футболки, останется с ним на долго, хотя лучше бы остался сам Хенвон, однако, как говорится — хорошего понемножку. Тот прокручивает самое главное, что он услышал от кассира — «невероятный человек». Словно в Воне увидели что-то, кроме внешности, и для этого не потребовались часы за разговорами, в которых бы молодой человек раскрывал себя, как личность. Он даже совершенно забывает сообщить, что не такой уж и популярный, однако снимки его найти можно в журналах. Ведь не подозревает, что у Хосока уже собрана маленькая коллекция.       Хенвон тяжело вздыхает, садясь в такси, поскольку не спросил самое главное — как зовут кассира. Парень не понимает, почему такой важный и простой вопрос он не задал сразу. И, сжимая кулак с мыслями о том, что ему понравилось прикасаться к мощному широкому плечу, просит себя не забыть в следующий раз уточнить столь необходимую информацию. В его представлении проценты взаимности чувств поприбавились, несмотря на то, что легкая неуверенность остается.       Доезжает до места съемок, сохраняя улыбку — ему впервые кто-то, кроме родителей, чистил мандарин. И делал это тот, кто видит в нем «невероятного человека». Интересно, каким же его видят другие люди вокруг — стилисты, визажисты, парикмахеры, настройщики света, даже менеджер Со? Он понимает, что никто из перечисленных не думает о нем так же, как кассир, — это видно по взгляду. И Че тепло на душе от мысли — для кого-то он особенно прекрасен.

***

      Когда Хенвона знакомят с фотографом, он слегка теряет свой восторженный настрой под цепким и внимательным взглядом, а затем его остатки под следующее за ним нелюбезным тоном и хриплым голосом:        «Джексон Ван».       Че пожимает в ответ руку, слегка напрягаясь в его обществе и уже начиная думать, что не только профессионализм важен, но и личные качества — слишком неприветливым кажется, на первый взгляд, фотограф. Однако модель берет себя в руки, делает дыхательные упражнения и успокаивает словами: «Марк сказал, что Ван — мастер фотографии, значит, мне необходимо просто быть собой».       Хенвон разделяет, по опыту личному, фотографов на категории, среди которых наиболее ярко выделяются «фанатики» и «технари». Первые, к кому мгновенно относит Джексона, — люди, которым надо, чтобы модель жила, как обычно, а они уже сами ловят красоту, грацию, эмоции и, возможно, действительно, — их душу в объектив камеры. И без, вроде бы, пресловутого «быть собой», в данном случае, никак — не любят такие фотографы фальшь и излишнюю игру.       Вторые же работают по техническому заданию, и, в отличие от молчаливых первых, от «технарей» постоянно слышится: «встань боком», «присядь», «развернись», «подпрыгни» и прочие указания. С ними, по мнению Че, снимки получаются не такие живые, однако работать порой проще — гораздо понятнее, что от тебя хотят, есть ли удачные кадры или же необходимо что-то заменить.       «Фанатики» находят прекрасное во всем — и Джексон так же находит это в Хенвоне, позволяя парню вольно жить в объективе: например, раскинув руки и улыбаясь, вышагивать по бордюру, несмотря на строгий черный костюм. Он ловит в кадр фигуру под фонарем, что закидывает голову назад, подставляя лицо свету — искусственному — и фотограф видит в этом нечто олицетворяющее даже всю моду с ее часто ненатуральным светом, в котором выставляют себя… Да почти все, в принципе. И в Лос-Анджелесе с ним так мало настоящих людей.       «Марк — настоящий», — думает Ван, понимая, что хочет скорее вернуться.       Че снимает пиджак и закидывает за плечо, придерживая за ворот одной рукой, вторую оставляя в кармане, и смотрит вниз, на первые опавшие пожелтевшие листочки. Сначала Ван восторгается серьезному лицу, затем — улыбке.       Модели нравится думать, что пусть природа и увядает, его чувства только распускаются, а снимающему по душе разнообразие эмоций и отсутствие надобности давать команды, потому что так он может погрузиться в любимое дело. Джексону кажется, он уловил частичку чужой души… Души человека, которого не надо подталкивать к действиям, потому что он любит камеру и любит жить в ее объективе.

***

      Хенвон буквально валится с ног, потому что проблемы со сном не отпускают, равно как и работа. Он вымотан и в семь утра больше всего хочет попасть к себе домой, чтобы отдохнуть до двух часов и в четыре явиться на пляж — вторую локацию съемок. У Вана очень насыщенное расписание, в связи с чем приходится подстраиваться под его график, не имея и малейшего шанса выпросить выходной.       Молодой человек настолько устал, что мгновенно засыпает в такси, водитель которого не в силах разбудить парня и готовится уже увезти того в больницу, но проходящий мимо молодой человек избавляет от нежелательных последствий. Он оплачивает чужую поездку, добавляя щедрые чаевые, чтобы тот подождал, пока спаситель отыщет документы сони с указанием адреса, а также ключи. Перекинув через плечо тощее тело, словно пушинку, Джексон Ван пребывает до сих пор в шоке сразу по нескольким поводам: он увидел на лице модели такую усталость, что был уверен — тот не доедет без приключений; отбросив гордость и здравый смысл, последовал за ним; в ответ на сообщение о том, что он сам, лично, следит за доставкой модели до дома, фотограф получает от Марка едва ли не угрозу:        «Береги Хенвона, чтобы и волоса с его головы не упало!» — И как это понимать? — злится, сжимая в руках телефон, Ван, задаваясь крайне большим количеством вопросов, главные из которых — каким образом они знакомы и откуда Марку известно, что именно Че — его модель? Далее, словно снежный ком, наваливаются сопутствующие размышления о том, насколько хорошо эти двое знают друг друга, что Марк успел рассказать о Джексоне и еще миллион сомнений по поводу заговора за спиной.       Мужчине все это не по душе, однако Туана ни о чем не спрашивает — выше гордости. Доставляя Че в целости и сохранности до кровати, на которую бросает небрежно, лишь слегка пискнувшего, парня, решает, что в благодарность за оказанную им любезность Хенвона расспросами помучить можно, разумеется, взяв обет молчания об предстоящем разговоре. Джексон смотрит на парня, обнимающего одеяло, и понимает, что натуру не победить — берет камеру и делает снимки с разных ракурсов. Он достаточно много хорошего сделал, имеет право и на это, отмечает попутно — несмотря на то, что парень полностью одет, выглядит достаточно откровенно, благодаря томно-расслабленному лицу и пухлым губам.       Выбрасывая из головы раздражающие вопросы — с помощью любимого занятия фотосъемкой, Ван считает, что за свои благие дела имеет ещё и полное право воспользоваться душем, холодильником и диваном, который выглядит очень даже удобно. Хозяин вполне приятной квартиры, будучи спящим, все равно возразить ничего не может. Вот что действительно приводит в ужас — пустота в основном хранилище еды. Затем вспоминает, что и у самого обычно шаром покати.       В конечном счёте, находит лишь половинку банана, брезгливо выкидывая ту в мусорное ведро и быстро заказывая две порции чачжанмена с набором закусок, перед тем, как отправиться в душ.

***

      У Хосока утром всегда много посетителей — офисные работники стараются закупиться с утра различными перекусами и кофе в баночке, поскольку в здании бизнес-центра невероятно дорогие кофейни, — потому приободряется, стараясь каждого покупателя наградить улыбкой и пожеланием хорошего дня. Ему приходится себя одергивать только в одном — желании прикоснуться к плечу, повторяя легкие движения тонких пальцев. Это ощущение с ним всю ночь, оно определенно быстро его не покинет, и Шин очень хочет почувствовать вновь прикосновение именно Хенвона.       Чувствует себя счастливым ровно до того момента, как, выходя из магазина со смены, видит своего Принца перекинутым через чье-то плечо. Несмотря на расстояние, кассир уверен, что это — Че, серебряные волосы которого блестят в лучах рассветного солнца, а длинные тонкие руки свисают безжизненно. В Хосоке зарождается беспокойство, однако не успевает среагировать в силу усталости и шока, чтобы догнать.       «Собственно, что бы я смог сделать? Кто я ему и что знаю?» — у Шина подрагивают руки от бессилия — он влюблен, но ничего не может сделать для этого человека, а еще ему невероятно тревожно и хочется хотя бы обнять хрупкого парня, в надежде подобным жестом придать немного сил.       Хосок не понимает, как спать после увиденного, поскольку перед глазами до сих картина произошедшего, словно катастрофы. Мечтает обменяться с Хенвоном телефонами, дабы тот обязательно сообщал ему в случае плохого самочувствия, поскольку желает стать ему опорой. Эта ситуация зарождает в нем еще большую уверенность в собственных намерениях — он не просто восхищен, он погряз в этих чувствах и ему физически больно от мыслей, в которых кто-то другой — не он — помогает сейчас Че. В которых некий «Не Шин», возможно, гладит чужие шелковые волосы с уже подотросшими черными корнями, желая, чтобы парню снились только дивные сны.       Хену слышит тихий вой своего соседа по комнате, который тот безуспешно пытается спрятать в подушку, однако молчит в знак солидарности — кому, как не ему, знать о безответных чувствах, особенно будучи влюбленным в истеричного и чрезмерно строгого профессора. Им послезавтра сдавать проект, однако из-за подработок обоих, все никак не получалось сесть вдвоем и довести до ума, сопоставив исследование бренда. Старший вернулся в общежитие в полночь, потому уже выспавшимся себя ощущает и решает оставить товарища наедине со своими любовными переживаниями, уходя на тренировку, чтобы позже все-таки вернуться к вопросу обучения.       Хосок расслабляется, оставаясь в одиночестве, позволяя себе расстроенно вздыхать и бурчать на сложившуюся ситуацию, тем самым выпуская накопившееся беспокойство. Он уверен, что именно его руки должны быть оплетены вокруг той тонкой талии, именно на него Хенвону необходимо положиться, а еще — он больше не струсит. Наверное. По крайней мере, очень постарается, потому что надоело всякий раз наедине с собой быть сильным и целеустремленным, а при виде Че — терять опору под ногами и проглатывать язык. — Че Хенвон, — нараспев произносит Хосок, — я обязательно назову тебя по имени в следующий раз.