Banana pleasure

      Просыпаясь и чувствуя тёплую тяжесть на своём теле, Хосок медленно выходит из дремоты и осознаёт, что это ощущение не от сбившегося одеяла, как часто бывает, а благодаря закинутой на его бёдра ноге. Понимание, что он впервые за долгое время ночует не в общежитии или на работе, приходит быстро, однако поднять веки сразу и признать великолепную реальность нахождения рядом с любимым человеком — дело более сложное.       Кажется, будто бы всё слишком сказочно и невероятно, пусть это ощущение и постоянно с ним, с самой первой встречи, и всё же иногда реальность забирала их, потому эмоции накатывают словно вновь. И Хосок не уверен, привыкнет ли когда-нибудь к этому или же до конца дней вместе будет ощущать волны влюблённости и счастья во всём своём существе с пробуждением, с новым событием вместе и очередной раскрывшейся деталью личности. Пусть в воображении он строит замок, сами чувства напоминают ему бездонный океан и пробуждают в памяти мысли на пляже, когда стояли с Хёнвоном вместе и смотрели на бескрайнее море.       Тогда ему душа Че казалась спрятанной коркой льда, словно сознательно мороженной от холода других, пряча себя и боясь оказаться слишком тёплой и уютной не для того человека — не для того, кто по достоинству её оценит. Однако сейчас Хосок чувствует оттепель доверия глобальную, благодаря которой совсем скоро сможет, как и мечтал, наблюдая за тихими волнами, нырнуть в могучие толщи морские. Шин уверен — душа у Вона глубокая, глубже Марианской впадины, но он научится дышать и под водой, если это единственный способ добраться до жемчужины-сердца.       Пучины чувств поглощают, побуждая сердце отбивать более частый ритм, и всё-таки тело подаёт знак, отвлекая и требуя потянуться, размять мышцы. Только тревожить спящего, зная о его проблемах со сном, совершенно нет желания, потому Шин игнорирует затёкшую руку и уставшую от постоянности позы спину, поступая, как любой нормальный влюблённый человек: с улыбкой рассматривает объект чувств и вспоминает вчерашний вечер.       Поселив заинтересованность, сказав, что в запертой комнате спрятана его мечта, которую обязательно раскроет, Вон компенсировал эту тайну тем, что ведал многое за простым поеданием пиццы, уплетая ту чуть ли не со слезами на глазах за обе щеки, вызывая смех столь бурной реакцией на обычный фастфуд. С интересом и множеством вопросов слушал о жизни Хосока, его родителях, проживающих не так далеко, однако к которым никак не доедет из-за учёбы и работы. И даже предлагает съездить вместе, смущая старшего тем самым, но не развивая тему мнения близких о гомосексуальных отношениях — разумеется, мало кому такое будет по душе. А «как просто друзья» — отчего-то уже не вяжется и кажется обманом.       А Хёнвон прекрасно знает, как трудно, чтобы приняли такую любовь с пониманием, желая лишь счастья, а не боясь за то, что вырос «ненормальный» член общества. И всё же, этот вечер слишком добрый, наполненный их смехом, нет никакого желания наполнять разговорами о подобных трудностях, пусть и понимает — они поднимут эту тему совсем скоро и неизбежно.       Однако всё серьёзное хочется пнуть, отбросив в будущее, но не нагружать этим дивное время вместе. Ведь гораздо веселее придумывать смешные прозвища, вроде «креветки», за то, что Че раз десять предложил разные рестораны, где их вкусно готовят, а Хосок не мог перестать смеяться: «Если их столько есть, то и самому креветкой можно стать!» Или — «зайчика», после демонстрации детской фотографии из сценки в новогодней постановке про знаки зодиака. Такие лёгкие мелочи, наполненные радостью, имеют невероятное значение для прохождения трудностей, с которыми предстоит столкнуться, и дают полную уверенность в стойкости их крепости при абсолютно любых напастях.       Из самого детства до взглядов в будущее с рассказами и о настоящем — пусть всё не обхватить за один вечер, однако каждая крупица информации — ценнее любого бриллианта. И никогда бы Шин не подумал, что ему будет интересно слышать про модельную жизнь, однако закулисье — намного занимательнее просмотра подиумных проходов за исключением тех, в которых участвует единственная привлекательная для него модель. И даже организация съёмочного процесса представляется целым фильмом, пока об этом вещает увлечённо, напоминая — скоро выйдет в свет выпуск с его снимками, сделанными невероятным мастером фотографии, с которым мечтает поработать ещё.       Догадывается, кого имеет в виду парень, но вида не подаёт, ведь так по-детски приревновал, тогда ещё и не зная толком своего любимого покупателя. Тогда он многого не знал, даже возраста, думая, что Хёнвон старше, что вспоминает со смехом, убеждаясь — всё дело в раннем отлучении от дома. И сразу же осознает, насколько его поражает, что родители Че так спокойно отпустили жить его одного в огромный город, сами оставаясь в Кванджу. Для Хёнвона же эта тема из тех, которые поднимать пока не хочет, ведь всё дело в том самом непринятии его, потому и перескакивает на ситуацию Шина, узнавая — его родственники были недовольны расставанием, даже понимая, что в их городе нет столь престижного образования.       Семьи у всех разные, и всё-таки, даже понимая мозгом, сердцем Соку это сделать не удаётся, гадая, что за люди — родители его возлюбленного. Их со старшим братом окружали с детства безмерной заботой и желанием быть всем вместе, которым пренебрёг лишь ради мечты — обеспечить им достойную жизнь своими силами, зная, сколько тратят на него и сил, и времени, и средств. А вот у Че он не ощущает стремления обратно, чувствуя грусть, ведь беспричинно в родной дом тянуть не может перестать. Шин старается не разгонять эти свои мысли, прислушиваясь к голосу приятному, растворяясь в истории про поездку в Америку, которой сменяет тон беседы, будто руль выравнивает и вновь на правильном пути в их узнавании друг друга.       За разговорами — такими простыми и ценными по своей информации — пролетает несколько часов, тогда как оба думали, что их ждёт только ужин под кино, которое в итоге лишь фоном сопровождало, да смущенные взгляды в адрес друг друга. И, не обращая совершенно никакого внимания на идущую фоном дораму, продолжали делиться всем, что в голову приходит, пока не решают прилечь. И Хосок каждый момент ощущает счастье от простого нахождения рядом и факта неоспоримого в момент решения для бодрствования фатального — он является лекарством от бессонницы.       Сам он так же быстро уснуть не может: слишком много мыслей в голове и прокручиваний фраз, чтобы ничего не забыть, не упустить; слишком интересно при свете плазмы наблюдать на тенями, мелькающими на чужом лице; слишком велико желание — слушать тихое дыхание уже в кромешной тьме и тишине. И просыпаться вместе — оказывается так же невероятно желанным.       Сложив ладошки под голову, словно ребенок, Хёнвон вызывает приступ умиления и порыв погладить по щекам, кажущимся и оказывающимися невероятно мягкими, провести по волосам, не зарываясь, и всё время надеясь — он сбережет его сон. Хосок никогда не думал, что может быть падким на внешность, однако убеждается, что каждая черта в облике Че для него — любимая и самая прекрасная на свете. «Наверное, это та самая слепая любовь», — подытоживает для себя Сок, принимая во внимание абсолютно все свои чувства и осознавая: от макушки до кончиков пальцев на ногах для него Вон — самый дивный человек в этом мире.       И этот самый дивный человек по-кошачьи морщит нос, когда на него спадает, потревоженная Шином прядь волос, вздыхает обреченно и переворачивается спиной к старшему, сползая тем самым с затекшей руки. Однако, наконец-то потянувшись, Хосок не спешит вставать для умывания и привычной утренней разминки, а продолжает удовольствие этого чудесного утра: повторяет позу младшего, перекидывая руку через талию его и вдыхая аромат фруктового шампуня, зарываясь носом в волосы на затылке.       Он понимает, что его нежные проделки не прошли даром, отчего Вон почти проснулся, и всё же уверен — у них еще есть время полежать в волшебной утренней тишине. Тепло от спины Че приятно разливается по телу, и Хосок понимает, что всё-таки немного замёрз спать без одеяла в одной футболке, пусть и с бархатным тёплым парнем под боком. И всё же вечером ему совершенно не хотелось терять атмосферу, оттого и не стал перетаскивать спящего на кровать, где бы было гораздо удобнее провести ночь.       Хёнвону и щекотно, и приятно от дыхания парня, ощущаемого на затылке, и он долго не может понять — хочет ли просыпаться или же уют, в который его погружает Сок, слишком располагает насладиться моментом. Выбирая второе, прислушивается к себе и впервые за долгое время чувствует абсолютно отдохнувшим, пусть и не в курсе, что на часах сейчас всего лишь восемь, ведь продолжительность сна — ничто по сравнению с его качеством.       И Хёнвон, столь давно не чувствовавший себя действительно счастливым и полным жизни, готов осознанно на всё — лишь бы человек рядом оставался с ним и наполнял его, принимая в ответ его любовь и благодарность. Берёт руку старшего в ладони свои и прижимает к груди, получая лёгкое касание губ в шею и с улыбкой, которую даже видеть нет необходимости — ощущается: — Доброе утро, — слегка сиплое и очень тихое. — Доброе, — повернув голову, улыбается, — Я так по-глупому счастлив, что не знаю, что сказать.       Оба усмехаются, и Хосок прижимает сильнее, целуя шею и поглаживая через бархат кофты грудь, по Вон переворачивается лицом к нему — весь мило растрёпанный, заспанный, совершенно естественный без макияжа и с невероятно притягательными губами, которые Шин накрывает своими совсем невесомо. Вон глаза за веками прячет, отвечая на поцелуй, медленный и тягуче-сладкий, словно их губы в карамели. С немалой долей смущения старший изучает изгибы тела, вычерчивая ладонью острые лопатки, проходя вдоль бока и опускаясь на ягодицы, впрочем, сразу уводя руку обратно выше, оставляя на талии.       Если бы у Че были силы и желание оторваться от губ любимого, он бы обязательно сказал, что совершенно не против его рук в любом удобном для Хосока месте, однако всё, что он может — лишь показать, что им стоит больше позволять друг другу. Пусть сам же довольно нерешительно поддевает тонкими пальчиками край футболки, касаясь нежной кожи и поглаживая бок.       Уловив необходимый сигнал, старший смелеет: сминает слегка ягодицу младшего, с жутким стеснением осознавая, что ему слишком всё это нравится и всё его тело наполняется возбуждением, особенно, когда пальцы Хёнвона очерчивают ореол сосков. И как только Че успел настолько пробраться под футболку — сам он не замечает. Видимо, как с душой и сердцем — у этого парня особенные способности по овладению всеми его чувствами, мыслями и желаниями.       Завидуя бархатному костюму Вона, чьё возбуждение ему в бедро упирается, Хосок констатирует неприятное стеснение джинсами и совершенное нежелание прекращать нежность поцелуя. Но более всего его поражает тот факт, что его опасения насчёт близости с Хёнвоном — это лишь боязнь неизвестного. Шин до последнего, несмотря на всё притяжение, испытывает волнение и по поводу влечения к парню, однако ему совершенно не противно ощущать его реакции. Хосок всё это списывает на чувства — сильные и взаимные — ведь от кого бы то ни было другого он подобное возбуждение в свой адрес со стороны мужчины счёл бы неприятным. Однако этот сказочный человек, волшебными пальцами вызывающий мурашки по всему телу, делает всё, связанное с ним, правильным. Правильным для них двоих. — Я люблю тебя, — не отрываясь от губ, пробираясь под бархат кофты и ощущая, как тонкие изящные пальцы расстегивают ему ширинку, освобождая эрегированный орган и, словно в утешение от заточения, нежно поглаживая через ткань. Хосок смеётся своим нелепым мыслям, получая лёгкое прикусывание губы и очень серьёзный взгляд направленный в самую душу: — И я люблю тебя, — ладони на щёки кладя, будто удостоверяясь — его слышат, его словам внимают. — И даже не знал, что можно настолько пропасть в этом чувстве.       Хосок не предполагал ещё вчера, что их парашюты изначально неисправны и падение неизбежно — резкое, сумасшедшее с выскакивающим из груди сердцем. Однако он на самом деле падает и пропадает — во взгляде, столь уверенном и нежном одновременно, в ощущении тёплых ладоней на лице, в прикосновении влажных губ и в желании. А желание это грезится безумным, ибо все движения и ласки подчинены инстинктам, потому что голова совершенно пустая — в ней слышен пульс, увеличенный стократ возбуждением и ощущениями, которые дарит ему Хёнвон.       Че щедрый на поцелуи, на прикосновения и взгляды — такие разные: пронзительные, от которых старшему лишь вздохнуть тяжело удаётся, видя решимость в чувствах; томные, в которых увязнуть можно, словно в горячем шоколаде; соблазнительные, в которых скрыто столько тайн о том, как им достичь наслаждения друг другом; скромные, когда одежда спадает на пол постепенно, и Че стесняется своего чересчур худого тела. Хёнвон слишком разный, слишком контрастный — и Хосок любит его любого, не пугаясь перемен.       Осязая всем своим естеством любовь и принятие дорогим сердцу человеком, Хёнвону уже не страшно быть самим собой, открывая себя со всей честностью и обнажая душу. Однако, обнаженным на кровати не ожидал оказаться так скоро, пусть и желанно. Смущение заметно невероятное Сока: нависает с щеками зардевшимися, взглядом не сконцентрированным и блуждающим и явной неловкостью перед дальнейшими действиями — и Че это успокаивает и смущает одновременно. — Хосок, — нежно и тихо, руки вокруг шеи оплетая, — Позволь поменять нас местами, но ни о чем не спрашивай.       Шин и не хочет знать, он понимает, что произнесённое вчера «жил несколько лет со своим бывшим парнем» означает, как минимум, в отличие от него самого, что Вон — не девственник и лучше знает дальнейшие действия на практике. Вверяя всё младшему, целует, медленно перекатываясь сначала на бок, затем — на спину, — но не теряя контакт с губами, ведь благодаря ощущению их на своих, ещё не окончательно сошёл с ума от реальности.       Поцелуи сказочные и ласковые даруют волшебство и забвение на период, в который Вон дотягивается до тумбы прикроватной и достаёт лубрикант. Они помогают привыкнуть к переполняющим новым ощущениям от прикосновений к коже нежнее бархата и шёлка, к её красивому сочетанию с его собственной, бледной чересчур. И Хосоку голову кружит от чувства, что их тела такие разные, но идеально друг другу подходят. Вывод этот он делает безосновательно — просто ему кажется идеальным то, как ладони его смотрятся на бедрах стройных, на талии тонкой и даже на возбужденном члене, когда обхватывает оба.       Хосоку не хочется бездействовать — ему желанно впитывать в себя как можно больше: прикосновений, поцелуев, шумных вздохов и слов нежных. И, пока Вон растягивает себя, решает внести хоть небольшой вклад в их возбуждение на двоих. Он впервые ощущает чужую эрегированную плоть в своей ладони, и, несмотря на то, что ему до сих пор где-то в глубине души тяжело признать себя геем, не испытывает отвращения. Ему нравится, как возбуждён его любимый человек, начиная ёрзать и губами уже шею лаская — в неё уткнуться проще, чем зубами сталкиваться от невозможности отдаться поцелуям целиком.       Невероятная реальность, с которой на всех порах сталкивается Хосок, ошеломляет, отчего кажется, что всё не с ним: волшебная любовь, первый секс, шёпот нежный на ухо. Слов разобрать не может и понимает, что замер, пугая Хёнвона. — Тебе неприятно, да? — один из страхов настигает, которые вынашивал младший, что станет Соку противен в самый последний момент, пусть и ругает себя за подобные мысли, ощущая все реакции старшего, понимая — нерациональный вывод.       Да, он сам по себе — не мечта, не пышногрудая красавица для подкаченного симпатяги-отличника. И секс анальный может видеться грязным, и сам он — на доли секунды чувствует себя грязным. Но лишь на это короткое время паника его одолевает, ведь сам Хосок не понимает, как ему может быть неприятно, и спешит удержать от неправильных выводов, прижимая и обвивая руками, переворачивая под себя — удержать от всех глупых мыслей. — Мне не неприятно, дурачок, — щёки раскрасневшиеся целуя миллионом касаний губ. — Я был в шоке, осознавая, что есть в мире удовольствие, подобное этому… Не хотел тебя обидеть, — Хосоку стыдно, за каждую слезинку из этих прекрасных глаз, но сколько он в извинениях не ловит их губами, те продолжают течь.       Хёнвон не находит, что ответить — его переполняют расстройство на себя и счастье, что ошибался, — и целует, забираясь пальцами в волосы, ощущая улыбку и вновь одно дыхание на двоих. Тепло от рук, тела друг друга изучающих, вновь укутывает в своё невидимое одеяло, позволяя расслабиться. Вжимая в матрац сильнее, Хосок напоминает о том, что все его желания быть с Хёнвоном от низменных до самых возвышенных — сильны и непоколебимы.       Шин отстраняется, смотря на Че, смущённого с закусанной нижней губой, и до Сока доходит, что вокруг них аромат бананов, отчего хихикает заразительно и забывается, полностью доверяя последующие действия Вону: вновь его на лопатки укладывающему, презерватив по члену старшего раскатывающему, про лубрикант не забывающему. Вот только глаза, покрасневшие слегка от слёз, из-за стеснения прячет в районе груди старшего, пусть и аромат банановой смазки совершенно точно меняет и расслабляет атмосферу — ведь если бы не этот фрукт, кто знает, встретились бы они вообще.       Хосоку странно от ощущений медленного проникновения в тугое нутро, от движений плавных, дающих привыкнуть, от отсутствия поцелуев. И единственное, чем бы стоны свои прекратил — это поцелуй, которого так не хватает, чтобы погрузиться окончательно на самое дно, ведь он и без того уже нырнул достаточно глубоко. Лишь плавные движения Че, губу нижнюю закусившего, ещё дают понять — он всё ещё в самой прекрасной реальности из возможных.       Руки Вона на груди парня подрагивают, отчего кажется, что упадёт без чувств, однако темп увеличивает, улавливая стоны голосом прекрасным и невольно оставляя несколько полумесяцев на коже белоснежной ногтями, пытаясь устоять. Впрочем, долго ему стараться не приходится, ведь Сок — прилежный ученик и схватывает всё на лету: переворачивает, наконец-то вновь сплетаясь языками и губы сминая, ноги стройные на талии своей удерживает, невольно темп ускоряя.       Хосок не верит, что в руках парня столько силы, однако пальцы обхватывают плечи, что кажется — синяки появятся, ведь Хёнвон с ума сходит от чувств и совершенно не контролирует себя. Стоны младшего голову кружат наравне с ощущениями непривычными, однако совершенно определённо — доставляющими удовольствие, теплом растекающимся по всему естеству его. Жарким дыханием опаляет шею Вону, оставляя поцелуи на чуть солоноватой от испарины коже, и ощущает, как парень сжимает крепче всем телом, семенем животы пачкая и втягивая в поцелуй.       Немного теряясь, не сразу делает ещё несколько фрикций, когда Че сам давит на ягодицы парня, давая понять — всё нормально, если тот продолжит. Шин чувствует себя таким неопытным и смущённым из-за этого, однако все действия Хёнвона направлены, чтобы расслабить его — он осознаёт и не имеет права не принимать вседозволенность. Столкновение с океаном чувств неотвратимо и сильно: Хосоку кажется, словно он тонет, а толщи воды диктуют ему, куда плыть, закручивают в водоворот ощущений до темноты кромешной перед глазами и выкидывают на берег совершенно обновлённым.       Будто заново родился — как бы странно это не звучало, однако Хосок понимает, что это падение в чувства, оргазмом встреченное, даровало ему совершенно нового его. Удовольствие, испытываемое и разделённое двумя, невозможно с чем-то сравнить, когда оно подкреплено любовью и закреплено поцелуями. И совершенно не хочется слов, лишь вот так лежать и переглядываться, восстанавливая дыхание, улыбаясь и целуясь нежно только губами, кончиками пальцев кожи разгорячённой касаясь.       Хосоку именно сейчас кажется, что всё происходящее — невероятно правильно. И они обязаны были именно вот так упасть и нестись в пучину своих чувств, и никак иначе — иначе бы они что-то потеряли, нечто неуловимо важное для себя, запаслись бы опасениями и багажом ненужных размышлений. Сейчас — именно тот момент, когда Шин читает во взгляде любящем напротив те же самые мысли, что и у него самого в голове проносятся.       Каждый из них обратил внимание на другого подумав: «Он — идеален». Пусть заворожили изначально друг друга по-разному, сейчас ощущение крепнет — они друг для друга остаются идеальными со всеми недостатками и только подтверждают всем происходящим правильность выбора друг друга. И несмотря на то, что сознание где-то на задворках твердит, что всё слишком стремительно происходит, сердце уверено — всё так, как и должно быть.       Хосок своему сердцу доверяет, Хёнвон же — доверяет в первую очередь Шину и больше не ругает себя за излишнюю мечтательность, принимая действительность, оказывающуюся ещё более прекрасной, несмотря и на не самые приятные ощущения после первого за долгое время акта любви. Поцелуи расслабляют, а прикосновения ладоней не позволяют замерзнуть и придают сил отправиться в душ, как бы ни хотелось остаться на синем пушистом покрывале с разметавшимися по нему волосами, лишь бы пересекаться взглядами и цепляться за поблескивающую в них нежность.

***

— Добро пожаловать в мою мечту, — шепчет, подталкивая в тёмную, благодаря отсутствию естественного света, комнату.       Вон не расстаётся с огромной кружкой кофе и включает свободной рукой подсветку по периметру потолка, усаживаясь сразу на широкий стол вместо стула и наблюдая за удивлённым старшим, оглядывающим небольшое помещение. Пробегает пальцами по развешанным вещам, не замечая, насколько любовно смотрит на него парень за бережность в отношении его работ. Для Хосока многое становится на свои места в отношении его идеального парня — это понимание тканей, текстур и цветов; карьера модели, кажущаяся столь сложной из-за графика и людей, с которыми порой необходимо иметь дело. Ему не нужны слова, чтобы понимать — все вещи сделаны этими волшебными руками — Я не уверен, что тебе подойдёт, — нарушает тишину, ставя наконец-то пустую чашку на стол, — Однако… пожалуйста, прими.       Хёнвон протягивает небольшую коробку, которую сразу и не приметил Шин на столе, и улыбается, обращая вникание на заинтересованность и быстроту развязывания лент. Хосок разворачивает и смотрит то на изделие, то на его мастера, вызывая у последнего смущенный смех реакцией. — Я так понимаю, тебе нравится?.. — Очень, — своё «очень» закрепляет лёгким касанием губ к щеке и расстегивает, чтобы примерить. — Это моё… Спасибо тебе, — тихо произносит, завороженно наблюдая за примеркой, ведь это впервые — когда созданную им вещь может увидеть на том, кому предназначается.       И даже тот факт, что шил без точных замеров, ориентируясь по объятиям, не смог испортить его творение, так хорошо сидящее на своём владельце. Хосок с удовольствием кутается в приятную ткань и жмурит глаза, вдыхая аромат новой одежды, на которой, совершенно точно для себя, слышит и аромат любимого человека. Ему уютно ото всего — мягкости подарка и голоса Вона, поцелуя и объятий, просто нахождения рядом со своим парнем. И он бы решил, что хочет остановить волшебный момент, однако слишком интересно, что же их ждёт дальше. — Спасибо, — складывает ладони Хёнвона в своих и целует пальцы. — Ты — потрясающий… — Знаешь, за столь приятный комплимент открою тебе ещё одну тайну — я потрясающий мечтатель! — продолжая сидеть на столе, с искорками в глазах младший заключает ногами в плен, словно на этой ноте Хосок передумает и сбежит. — А потому я мечтаю, чтобы ты переехал ко мне, а в будущем помог в рекламе моего бренда… А затем… когда-нибудь… Мы бы поехали в путешествие на Чеджу, встречая там рассветы и закаты на берегу моря… — смущённо смеясь, оба обмениваются счастливыми взглядами, понимая, что именно это — главный подарок друг другу.       И Хосока переполняют радость, что Вон более не стесняется быть полностью откровенным с ним, и уверенность: жизнь в этом замке совершенно точно — словно лёгкий крем-пудинг, на вкус такой же банановый, как и поцелуи с Хёнвоном.