***
Очень давно не испытывал волнения такого противоречивого: и наедине с собой, кажется, мысли проще собрать, и в то же время — одному несколько беспокойно от размышлений, что начинают скопом валиться, заглушая рассудок. Не находя себе место и несмотря на еженедельные визиты уборщицы, решает заняться наведением порядка — лишь бы не зацикливаться на шумных волнениях. Сердце столь много лет не испытывало трепета от мечтаний о первой встречи только вдвоем, первого спора о выборе заказа еды на ужин и фильма к просмотру. Все кажется таким неизведанным и волнительными, несмотря на то, что Че понимает — даже если спору и быть, все обратится в шутку в силу не конфликтности обоих. И ожидание подшучиваний друг над другом, разговоров долгих и минут молчания лишь вызывают воодушевленный трепет. В очередной раз ругая себя за чрезмерную склонность фантазировать, парень все равно продолжает прокручивать мысленно миллион вариантов сюжетов их времени вместе. И, на удивление, сердце не пытается покинуть грудную клетку, когда раздается звонок в дверь. Не пытается остановиться вовсе, когда на пороге предстает тот, кто в этом самом сердце собирается явно обжиться, улыбаясь так тепло и лучезарно, что сразу же тянет обнять вокруг плеч. Хёнвон счастлив, и как бы глупо-влюбленно себя ни ощущал, ему впервые за долгое время комфортно выражать чувства, ведь осознает — их с ним полностью разделяют. — Это нормально, что я переживал приходить к тебе? — смущенно смеется Хосок, в глубине души расстраиваясь прекратившимся объятиям и желая вновь восполнить тепло между ними. Разуваясь и снимая кожаную куртку, вешает на крючок и с интересом рассматривает, на удивление, пустую прихожую, ведь ожидал — у модели должно быть много одежды. — Мне и самому волнительно, — легко касается черных волос и проводит по щеке, вызывая улыбку у собеседника. — Закажем что-нибудь? Может, хочешь что-то посмотреть? — тараторит сразу, словно необходимые ситуации вопросы могут покинуть его голову, если продолжит пропадать в омутах напротив. — Как насчет пиццы? — предлагает Хосок и следует за Воном, направляющимся в спальню, служащую также и гостиной, показывая взмахом руки, где находится ванная комната и кухня, так и не отвечая на вопрос. — Ты так напряжен, — расстроено констатирует на самое ухо, обнимая вокруг талии сзади, останавливая тем самым посреди комнаты, и укладывает подбородок на плечо. Пытаясь осознать, что ему больше всего хочется, Хосок приходит к выводу — укутать Хёнвона заботой и подарить ощущение комфорта рядом с собой, несмотря на то, что знает и понимает — им обоюдно хорошо вместе. Все предыдущие встречи тому доказательство. Только вот они были на шумных улицах города, а не в квартире, где сейчас только вдвоем, где некуда сбежать от своего собственного смущения — лишь демонстрировать человеку напротив. И казалось раньше, что нет ничего более волнительного, чем отношения их — неправильных обществу — на виду, то теперь приходит осознание: на виду друг у друга, с оголенными душами и взглядом, в котором можно прочитать все мысли и желания, намного сложнее. И в то же время — эта сложность пробирает приятным волнением, от которого в груди ощущение странной щекотки, словно просыпаются все потаенные чувства. — Ты — первый гость в этой квартире, мне с тобой многое в новинку, — вздыхает несколько обреченно, но ощущая себя очень счастливым в объятиях, потому продолжает: — Хочу, чтобы ты себя чувствовал уютно… И да, пиццу я не ел уже пару лет, потому не имею ничего против, — повернув голову, усмехается ошарашенному лицу старшего и от смеха складывается пополам, зная, что удержит его. — Мир без пиццы крайне печален! — тормошит младшего, приводя вновь в вертикальное положение и отпуская Че из добровольного плена своих рук нехотя, пока тот замечает, по природе своей, мечтательно, что это без Хосока мир крайне печален. По крайней мере, его собственный мир — уже совершенно точно не будет прежним без этого нежного взгляда и отношения со стороны Сока, — Мы можем поставить фоном все что угодно, но мне бы хотелось провести это время с тобой. И в этой фразе ощутимо для Хёнвона значится, как важны не просто минуты вместе, а время, в которое они могут погрузиться в миры друг друга. Пусть не совсем, но все же эти мысли помогают слегка успокоить разволновавшуюся душу тем теплом, с которым к нему относится старший. — Хорошо, тогда — располагайся… — улыбается кротко, надеясь, что и его слова поняли так же глубоко — что позволяет расположиться и обосноваться как можно удобнее в жизни. Понимая, что обо всем на свете позабыл из-за волнения, принимается искать пульт от плазмы, гадая, куда его дел во время уборки. Хосок присаживается на диван, оглядывая комнату в спокойных тонах и отмечая про себя, что владелец жилища сам по себе — личность яркая — потому, вероятно, такие цвета в самый раз. Ухмыльнувшись своим мыслям и тому, как недовольно Вон дует губы в попытках вспомнить местоположение пропажи, достает телефон, собираясь заказать пиццу через приложение. Завидев сей произвол, Хёнвон, даже не подумав о приличии и такте, выхватывает гаджет с видом, будто за его спиной задумывают нечто страшное и преступное. — Хосок, ты ведь — мой гость, — не возвращает телефон владельцу, продолжающему в растерянности от действий столь внезапных сидеть. Шин списывает свою медлительную реакцию на усталость после рабочего дня, однако, понимая, что младший собирается сделать заказ по телефону сам, подрывается с места и обнимает внезапно крепко, отчего парень вздыхает неожиданно громко и томно в трубку именно в тот момент, когда в ресторане её наконец-то снимают, и краснеет словно рак. Хосок тоже считает, что Че поступает неправильно и сдаваться не собирается, затевая возню: тянется за своим телефоном, вплотную прижимая к себе Вона, пока младший, пыхтя и уворачиваясь, извиняется перед девушкой из пиццерии, в итоге вынуждено скидывая звонок. Он бы стоял на своем и продолжал попытки заказа дальше, однако мало Шину страданий младшего от ощущения, насколько близко к нему любимый человек, так он еще и принимается шею целовать от ключиц до подбородка, раз уж роста дотянуться не хватает. — Сдаюсь, — выдыхает Хёнвон тяжело, только сейчас понимая, что даже на цыпочки встал, вытягивая руку, стараясь спрятать от Сока его телефон — и это не помогает. А старший только и рад, что можно спокойно наконец-то вновь обнять обеими руками поперек талии и втянуть в медленный поцелуй, ведь так хочется ощутить вновь вкус пухлых губ и расслабить тем самым дорогого человека. Че с облегчением и удовольствием укладывает руки вокруг шеи, отвечая на тягучее сплетение языками, и мнет мягкие губы, в итоге накрывая полностью чужие уста своими закрытыми и, выдерживая короткую паузу, открывая глаза и пропадая в теплоте взгляда напротив. Сдержать улыбку кажется чем-то невозможным, и оба позволяют себе подарить столь ценный подарок человеку напротив, просто чувствуя себя счастливыми разделять душевное тепло. Хёнвону пусть не по нраву проигрыш, но все же понимает — порой необходимо уступать. А делать это под натиском таких незаконных приемов — совершенно не кажется позорным, ведь тут любой бы сдался, ощутив горячие влажные губы на своих ключицах, отчего даже радуется, что выбрал кофту с глубоким вырезом. Более того, ощущает себя в выигрыше, поскольку получил приятные прикосновения и объятия с поцелуями — такие дорогие сердцу, пусть и смущают до порозовевших щек. До этого момента, пока гладит спину Вона, Хосок не особо задумывался об одежде, материалах, разделяя их для себя лишь на приятные телу и нет, не выбирал наряд под настроение, однако, ощущая мягкость бархатного костюма, понимает — Хёнвон чувствует это все, одеваясь совершенно точно под ситуацию и атмосферу. Отмечает про себя, что вчера им обоим хотелось уюта, и Че был именно таким — мягким, словно пушистое шерстяное одеяло, в необъятном свитере. Сегодня же, в бархате, ощущает тепло и нежность прикосновений, которых желает с каждой встречей все больше. — Я пришел с пустыми руками, давай ты не будешь вредничать и дашь мне хотя бы возможность обеспечить нас ужином? — передразнивая, склоняет, как и Че, голову набок, вызывая смешок, и, сам же смеясь, забирает у Вона телефон, заходя-таки в приложение. — Ты какую любишь? — Честно — мне без разницы, — продолжая поиски пульта, подает голос, искренне не помня, какая ему была бы особенно по вкусу. — Сейчас мне любая кажется деликатесом. — Вот сейчас так говоришь, а потом будешь ананасы выковыривать, — Хёнвон на это заявление медленно поворачивается к Хосоку, округлив большие глаза, осознавая, что тот делает стопроцентно лучший выбор. — Скорее — воровать с твоего куска, — и Шину тепло от понимания схожих вкусов и страшно одновременно — как у столь разных людей так много общего, и чем они заслужили быть вместе. — Я руки помою, — оформив заказ, понимает, что совершенно позабыл за всеми смущениями и разговорами элементарные правила гигиены. Выходя из комнаты, где Че чертыхается на свою рассеянность, Хосок теряется, совершенно забывая, что ему хозяин квартиры рассказывал — совершенно не до того было в тот волнительный момент. Недолго думает, решает попробовать открыть каждую: гардеробную, где и спрятаны все вещи, которые ожидал увидеть в прихожей, и поражаясь порядку внутри; кухню — совсем маленькую и не приспособленную для приготовления семейных обедов, что полностью соответствует его собственным знаниям о Воне; пытается и в комнату рядом попасть, однако не поддается нажатию ручки. — Ванная напротив, — Вон произносит как само собой разумеющееся, проходя в гардеробную, однако Хосок замечает искру в глазах младшего. — Эту я тебе покажу позже, — добавляет, возвращаясь с полотенцем в руках. — Совсем забыл, что сегодня не один. Хосоку приятна эта робкая улыбка и ощущение, что с каждым шагом по этой квартире он впитывает в себя частичку жизни любимого человека, желая остаться не только сегодня и сотворить их общее будущее, где оба — всегда не одни. И пусть тайное всегда хочется сделать скорее явным — и Хосок в этом стремлении не исключение — он знает, что ключик и от этого секрета он еще получит. С мыслями о том, какие могут быть тайны спрятаны за закрытой дверью, принюхивается к банановому мылу для рук и сбивается с догадок, понимая — этот аромат всегда будет ассоциироваться у него с Хёнвоном, как и сам фрукт. — Это прозвучит странно, но я соскучился, — трется, словно кот, своей щекой о скулу Хосока с улыбкой, оставляя легкое касание губ. Тянет за собой в комнату, боясь быть слишком активным в проявлении своих чувств и даже не представляя, каким счастливым это делает парня. Хосок не отвечает лишь потому, что не может подобрать слов — простых, но столь разнообразных, вертящихся в мыслях, но никак не приобретающих форму предложения. И следует, не сдерживая улыбку до ушей при виде ушей красных впереди идущего. У Вона ощущение, будто два часа разлуки стали двумя месяцами, в которые он мог что-то упустить из жизни любимого человека, из-за чего его поведение может быть неуместным, и Хосок, словно чувствуя, сплетает пальцы, давая понять — их связь крепче с каждой секундой проведенного времени вместе. И все же младшего гложет до сжавшегося в груди сердца — а как много знает сейчас в совокупности? И кажется, что катастрофически мало, однако самое главное — редкое ощущение родственной души — слишком велико по сравнению со многими анкетными данными, которые ему неизвестны. В этом огромном мире, где миллионы чужаков проходят мимо, судьба посылает ему шанс быть счастливым, и он не имеет право его потерять из-за своих глупых заскоков характера. Пусть они еще дети, пусть им обоим так много неизвестно о мире, который будет отрываться постепенно с новыми событиями, к ним очень благосклонно относятся, позволяя быть друг с другом, находя отдушину в человеке рядом. Мысли не перестают терзать, пытаясь возвести ненужные рамки дозволенного, но уверенность в абсолютном счастье ощущать Хосока рядом — непоколебима. — Хёнвон, — шепчет, поглаживая большим пальцем запястье тонкое, останавливая посреди коридора достаточно узкого и не обращая внимание даже на шум от идущего фоном шоу, которое слышно из комнаты. — Успокойся. Так мягко, что младший замирает от ощущения невероятного тепла, несмотря на, по сути, замечание в свой адрес. Заглядывая в теплые карие глаза, Вон не видит ни укора, ни обиды, лишь искреннее переживание, понимая — у обоих есть множество вопросов и волнений — Че выдыхает свои тревожные мысли и берет вторую руку Хосока в свою ладонь, стоя напротив и не убегая. — Я тоже… очень соскучился, — Вон подмечает, что когда старший волнуется, то всегда улыбается, пытаясь скрыть смущение за яркой мимикой — и ему это нравится, кажется милым для такого крепкого и серьезного человека. Шину хотелось бы научиться читать мысли, несмотря на то, что догадывается о большинстве среди тех, которые гложут парня напротив. Они будто очень долго взлетали, а теперь падают, вцепившись друг в друга, никак не находя кольцо для выпуска парашюта, ведь разбиться о чувства и их стремительное проявление — страшно. И он очень рад, что Вон тоже из тех людей, которые должны причувствоваться к другому — будь то друг или возлюбленный — чтобы не сделать опрометчивых шагов. Осторожность — вот то, что их объединяет. И в то же время кажется, будто им суждено в итоге не выдержать и отцепить себя от раскрытого парашюта, забывая про плавный спуск и с силой встречаясь с тем океаном чувств, который накопится за время, проведенное вместе в стеснениях и умышленной недосказанности. Не осознавая до конца, как же лучше поступить, Хосок позволяет Хёнвону рыться в его душе, заглядывая в глаза, почти не моргая, и искренне надеется, что парень сможет найти правильный ответ для обоих. Прикрывая веки и запрокидывая в раздумьях голову, Вон продолжает держать руки Шина, будто те — его единственная путеводная нить из всего того вороха мыслей, который накопился и просится наружу. Да только в слова облечь их — невероятный труд. Перебирая это короткое время вместе в его квартире, то, как был взволнован его гость, при этом стараясь разбавить атмосферу, как с чувством и пониманием обращается к нему, побуждает сказать главное: — Спасибо, — со смущенной улыбкой и стыдливым взглядом, получая тяжелый вздох в ответ и смешок: — Так боялся, что ты сейчас начнешь загоняться… «Я не мог игнорировать все то хорошее, что ты для меня делаешь», — думает Хёнвон, не решаясь озвучить, но стараясь передать с легким касанием губ и сразу же — широкой улыбкой. — На самом деле, я был к этому готов… — честно и со смехом признает свои «грешные» мысли и очень расстраивается из-за звонка в дверь, разбавляющего их волшебную атмосферу.***
Хёнвон засыпает крепко, почти сразу, как голову укладывает, носом в шею Хосока утыкаясь, руку уложившего на тонкие плечи. Ему неловко за то, что буквально не может удержать себя в сознании ради бесед долгих, о которых мечтал, однако в то же время радуется — его предположения в чудодейственной силе объятий любимых оправдались. Сжимает край футболки парня, убеждая себя — все не сон, а долгожданная реальность. Слышать сопение рядом с ухом, ощущая сверхлегкое прикосновение губ на шее, — щекотно и приятно, и Хосок невольно прижимает чуть ближе к себе не из-за страха потерять, а на радостях пользуясь моментом вдохнуть аромат волос, прикоснуться губами ко лбу, открытому, благодаря челке растрепавшейся. Все кошмары, что так мучили прошлой ночью, словно драконы, пытающиеся сломать их замок, еще столь хрупкий и недостроенный, улетели, не в силах пробить оборону. И сейчас, ощущая полное доверие и душевное единение, Хосок набирается уверенности — они выстоят все ненастья и укрепят стены, ведь для «долго и счастливо» всегда приходится стараться.