Do you want me?

Чонгук держит стойку микрофона перед собой, кончиками пальцев скользит по гладкому металлу, словно ласкает давнюю любовницу: то обхватывает руками, то наоборот — дарит нежные, почти невесомые прикосновения. Хосок наблюдает за ним из-за кулис, ловит каждое движение и, кажется, порой забывает дышать. Чонгук на сцене выглядит совершенно не так, как в жизни — расслабленный, довольный, тот водит взглядом по зрительному залу, облизывает чувственные губы и запрокидывает голову, выставляя напоказ длинную шею. «Греховно прекрасный», — думает Хосок, чувствуя как внизу живота мягкими волнами растекается возбуждение. Чонгук поет так, словно занимается сексом с музыкой — с придыханием тянет свою партию невыносимо сладким голосом, из-под ресниц оглядывает людей перед собой, прежде чем прикрыть темные глаза, полностью растворившись в мелодии. Зрелище настолько возбуждающее, что Хосоку приходится стянуть с себя куртку, чтобы прикрыть очевидную выпуклость в паху. Но Чонгуку всё мало — он плавно покачивает бедрами в такт музыке и улыбается так, что у Хосока все мысли из головы вышибает. Песня длится каких-то несколько минут, но Хосоку кажется, что проходит целая вечность. Скоро его очередь выходить на сцену, но он совершенно к этому не готов. Возбужденный член болезненно давит на ширинку, дыхание сбито, будто он пробежал марафон, а сердце отчаянно пытается пробить грудную клетку. Чонгук снимает микрофон со стойки, спускается ближе к зрителям и начинает танцевать. Хосок стискивает зубы, чтобы не взвыть, и отходит в тень кулис, приваливаясь спиной к аппаратуре. Голос Чонгука переливается бархатными нотками — и Хосока будто током прошибает с головы до ног. Возбуждение становится настолько сильным, что ему уже не до шуток. Хосок не знает, чего хочет больше — то ли выебать Чонгука, то ли отдаться ему. Оба варианта невыносимо прекрасны, и Хосок на мгновение серьезно задумывается над этим, а потом чертыхается, вспомнив, где находится. Он пытается представить что-нибудь мерзкое, но в голову, как назло, ничего не приходит. А разум, словно издеваясь, снова и снова прокручивает перед глазами выступление. Песня, наконец, заканчивается, а вместе с ней затихает и этот дьявольски чарующий голос. Хосок выдыхает и зажмуривается, призывая всю свою силу воли, чтобы унять затопившее его желание. — Эй, Хосок-хён, ты в порядке? — он распахивает глаза, слыша своё имя, и обмирает, забывая дышать. Чонгук стоит перед ним, раскрасневшийся, тяжело дышащий и неприлично довольный. Просто воплощение влажных фантазий. По его шее сбегают ручейки пота, теряющиеся под воротником рубашки — Хосок готов отдать всё, что у него есть, чтобы проследить их путь языком. Чонгук что-то говорит, но он не слышит — всё его внимание концентрируется на алых губах. Хосок представляет, как эти губы ласкают его член, как обхватывают плотным кольцом и медленно скользят вниз, вбирая всё глубже, пока головка не коснется горла. Хосок шумно сглатывает и с трудом отводит взгляд. Но Чонгук на то и Чонгук — не оставит в покое, пока не получит ответ. — Хён? — тот подходит непозволительно близко, нависая над Хосоком. Придвинься он ещё ближе и Хосоку уже не нужно будет отвечать — Чонгук сам всё почувствует. — Ты весь красный. Ты точно в порядке? — Да, — отвечает Хосок односложно и молится, чтобы Чонгук уже свалил куда-нибудь, желательно как можно дальше. Чувствует исходящий от него запах — и его снова ведет. — Уйди, — шепчет Хосок. Понимание, что вот-вот он плюнет на всё — на выступление, на зрителей, на свои обязанности — бьет, как обухом по голове. Но Чонгук не уходит, внимательно вглядывается в его лицо, словно ищет что-то, понятное только ему, а потом резко ухмыляется. У Хосока мурашки по спине бегут — это ухмылка не предвещает ничего хорошего. Чонгук подается вперед, всем телом вжимаясь в Хосока, одной рукой обхватывает за шею, а другую пристраивает на талии. Вклинивает колено между бедер, прижимаясь к паху, и Хосок не может сдержать стона. Он зажимает рукой рот и смотрит на Чонгука с немым ужасом в глазах, на что тот только шире ухмыляется, и, наклонив голову, шепчет: — Ты возбудился, глядя на меня, хён? Хосоку хочется его ударить, но он не находит в себе сил. Чонгук проводит кончиком носа по его щеке и едва ли не мурчит от удовольствия. Хосок чувствует себя мышью, попавшей в лапы к хищнику — он не может пошевелиться, не может даже толком вдохнуть. Вся ситуация чертовски странная и больше похожа на один из его снов, но Хосок уверен, что сейчас он не спит. Сейчас он стоит за кулисами огромного концертного зала, возбужденный, неспособный ясно мыслить, и всё о чем он может думать — это Чонгук: руки Чонгука, ноги Чонгука, губы Чонгука. — Ты хочешь меня? — повторяет Чонгук, наклоняясь совсем близко. Хосок чувствует его дыхание на своих губах, и последние остатки здравого смысла покидают его. — Да, — выдыхает он и сам подается вперед, сокращая жалкие миллиметры между их лицами. Губы у Чонгука сладкие и липкие от блеска, на который не поскупились нуны из стаффа. Хосок обводит их языком и протяжно стонет от переполняющего его удовольствия. Он ощущает себя путником, дорвавшимся до пустынного оазиса, который никак не может напиться. Хосоку мало, он обхватывает Чонгука за шею одной рукой, а другую вплетает ему в волосы на загривке и с силой сжимает. Чонгук шипит в поцелуй, но Хосоку наплевать — он скользит языком в горячий рот, проводит по кромке зубов и самым кончиком щекочет небо. Чонгук низко стонет и трется об него, давая почувствовать собственное возбуждение. — Кто-нибудь видел Хёнсу-нуну? Голос одного из операторов звучит совсем близко, Хосок резко отталкивает Чонгука и судорожно пытается привести себя в божеский вид. Если кто-нибудь их заметит, будет грандиозный скандал. Но оператор проходит мимо, даже не взглянув в их сторону, и Хосок с облегчением выдыхает, переводя взгляд на Чонгука. Тот стоит рядом — растрепанный, с ярким румянцем на скулах, тяжело дышащий. Руки сложены на груди, а глаза внимательно следят за каждым движением Хосока. Чонгук больше напоминает зверя в этот самый момент, и Хосоку становится немного страшно. Такого Чонгука он не знает, с таким Чонгуком он сталкивается в первый раз и не понимает, как себя вести. Но тот быстро решает всё за него — хватает за руку и тянет за собой, уверенно петляя в узких переходах под сценой. Звуки из зала доносятся до них как сквозь толщу воды — приглушенная музыка и нестройный хор голосов, сливающихся в бессвязный гул. Кровь набатом стучит в ушах, и даже если бы Хосок захотел, всё равно не смог бы разобрать ни звука. Он не спрашивает Чонгука, куда они идут, молча позволяя тому вести его. Возбуждение, едва спавшее, снова возвращается с удвоенной силой, а от предвкушения пересыхает во рту. Чонгук останавливается в полутемном закутке и толкает Хосока к стене, тут же наваливаясь сверху. Проводит руками по бокам и, вцепившись в футболку, тянет её вверх, вытаскивая из джинсов, чтобы тут же запустить горячие ладони под неё, касаясь кожи. Хосок давится воздухом, на мгновение, забывая как дышать, когда Чонгук короткими ногтями ведет по его спине вверх от поясницы до лопаток. И протяжно стонет, когда тот сначала коротко целует его под ухом, а затем скользит языком по линии челюсти. Хосок запрокидывает голову, подставляясь, и прикрывает глаза от наслаждения. Чонгук вырисовывает узоры на его шее кончиком языка, обводит ключицы и прикусывает кожу в основании шеи. Где-то на задворках сознания мелькает мысль, что если останутся следы, он не сможет объяснить их происхождение. Но так же быстро как появилась, она исчезает, снесенная напором Чонгука. Тот задирает футболку Хосока до самого подбородка и сжимает в пальцах сосок, не прекращая покрывать поцелуями шею. Хосок шипит сквозь стиснутые зубы и пытается уйти от прикосновения, но Чонгук не позволяет ему. Хосок теряется в ощущениях и только и может, что стонать, позволяя Чонгуку делать всё, что тот пожелает. Чонгук не спрашивает разрешения, он просто берет то, что хочет, и сейчас он хочет самого Хосока. В полутьме его глаза кажутся почти черными из-за затопившего всю радужку зрачка — Хосок тонет в них, без шанса на спасение. Чонгук опускает ладони вниз и хватает его за задницу, с силой сжимая ягодицы, коленом вклинивается между ног, проезжаясь бедром по возбужденному члену. Хосок захлебывается стоном и откидывает голову назад, ударяясь затылком о стену. Боль на секунду отрезвляет, возвращая способность связно мыслить. Хосок кажется себе перевозбужденным подростком, со спермой вместо мозгов, иначе он не может объяснить, какого черта сейчас творит. Чонгук прояснить ситуацию не помогает — трется об него, как тот же подросток, шумно дышит в ухо и что-то неразборчиво шепчет. Хосок пытается взять себя в руки, но вместо этого только подается вперед, встречая движения Чонгука на полпути. Вся ситуация в целом неловкая до абсурда — они стоят в какой-то темной нише под сценой, пока их одногруппники продолжают выступать перед многотысячной аудиторией. Но Чонгуку нет дела до сложившихся обстоятельств, он продолжает облизывать ухо Хосока, и тот просто сдается, махнув на всё рукой. Потом, он подумает обо всём потом, решает Хосок и обхватывает Чонгука руками за плечи, притягивая к себе. Слепо находит его губы своими и втягивает в поцелуй, скользя языком тому в рот. Чонгук одобрительно стонет и тут же отвечает, перехватывая инициативу, не прекращая при этом двигать бедрами. Они жадно переплетаются языками и сталкиваются зубами, Чонгук прикусывает его нижнюю губу и втягивает в рот, легко посасывая. Хосок натурально плывет, одежда вдруг кажется ему лишней, он разрывает поцелуй и стаскивает свою футболку, кидая куда-то в сторону, а потом принимается за рубашку Чонгука. Непослушными пальцами пытается расстегнуть мелкие пуговицы, но быстро сдается и, схватившись за полы, тянет вверх. Чонгук послушно поднимает руки, позволяя стянуть с себя рубашку, которая тут же отправляется в полет. На нём уже нет микрофона, чему Хосок запоздало радуется, но не акцентирует на этом внимания. Он медленно ведет ладонями по груди Чонгука, чувствуя, как под кожей перекатываются литые мышцы, и шумно сглатывает набежавшую слюну. Чонгук ловит его взгляд, и в его глазах Хосок видит отголоски бушующего пожара, точно такого же, что беснуется внутри него самого. Хосок поднимает руки выше, касаясь пальцами ключиц, шеи, подбородка, а потом наклоняется и повторяет путь языком, шалея от вседозволенности. Чонгук на вкус соленый от пота, но Хосоку наплевать — он стремится облизать каждый сантиметр кожи, до которого может дотянуться. Находит губами сосок и втягивает в рот, посасывая, а потом отпускает с шумным причмокиванием. Переходит ко второму и ласкает его самым кончиком языка, прежде чем прикусить. Чонгук низко рычит и хватает его за волосы, вздергивая вверх. Хосок довольно облизывается, улыбаясь, и тут же охает, когда Чонгук трет его член через плотную ткань джинсов. Он движется вслед за рукой, желая продлить контакт, но Чонгук возвращает ему шальную улыбку и подцепляет ногтем пряжку ремня. Хосок понимает его без слов. В четыре руки они кое-как справляются с пуговицами и молниями, чертыхаясь, шипя, Чонгук с такой силой дергает собачку, что Хосоку кажется, что он сейчас её вырвет с мясом. Хосок жалеет, что из-за царящей полутьмы не может разглядеть всё как следует, но даже то, что удается — навсегда отпечатается в его памяти. Он уже не раз видел Чонгука голым — в гримерке, в раздевалке, в душе, но вот так — никогда. Хосок никогда не понимал тех, кто спорил о красоте члена, но теперь он готов взять свои слова назад. Член Чонгука идеален — длинный, ровный, увитый венами, с крупной головкой, на кончике которой поблескивает смазка. Хосок ловит себя на том, что хочет собрать её языком, попробовать на вкус, но Чонгук, словно читая его мысли, громко шепчет: — В другой раз. До Хосока не сразу доходит, что тот имеет в виду, а когда понимание наступает — он может только хлопать глазами и открывать рот, как выброшенная на берег рыба. Если происходящее окажется сном, он проклянет всё на свете и больше никогда не ляжет спать. Что будет дальше он додумать не успевает, потому что Чонгук приспускает его джинсы вместе с трусами и обхватывает рукой член, мучительно медленно двигая кулаком вверх-вниз. Хосок хватает Чонгука за плечи, чтобы не упасть, пальцами до красноты впиваясь в обнаженную кожу, и протяжно стонет. Чонгук морщится на мгновение, но потом на его лице снова появляется дьявольская ухмылка, от которой у Хосока почва из-под ног уходит. Чонгук продолжает водить рукой по его члену, то быстрее, то наоборот едва касаясь, большим пальцем надавливает на головку, растирая смазку, заставляя Хосока тихо скулить, прося большего. Хосок упирается лбом в плечо Чонгука, дышит урывками и, почти не моргая, смотрит на движения чужой ладони на своем члене. Возбуждение достигает критической отметки, он толкается в кулак Чонгука, чувствуя, что вот-вот кончит, но тот, словно нарочно, снова замедляется, а потом и вовсе убирает руку. Хосок возмущенно вскидывается, но не успевает ничего сказать, как Чонгук накрывает его губы поцелуем и, качнув бедрами вперед, скользит по его члену своим. Хосок длинно протяжно стонет Чонгуку в рот, откидывается назад и вздрагивает — от контраста горячей кожи с холодной стеной каждый его нерв пронизывает крохотными молниями. — Блядь, — выдыхает он и едва не воет, когда Чонгук обхватывает оба члена ладонью и начинает быстро двигать рукой, приближая их обоих к краю. Пот стекает по вискам, заливает глаза, Хосок часто моргает и боится закрыть их — Чонгук перед ним живое воплощение греха. Тот тяжело дышит открытым ртом, стонет, сверкает затуманенными похотью взглядом из-под всклокоченной челки и то и дело облизывает распухшие от поцелуев губы. Хосок подвисает на какую-то долю секунды, а потом опускает одну руку вниз, накрывая ладонь Чонгука своей, другой же — обхватывает его за шею, чтобы не упасть. Прижимается лбом к виску, стискивает зубы и часто двигает бедрами, подстраиваясь под темп Чонгука. Оргазм подбирается совсем близко, собираясь внизу живота маленьким торнадо. Чонгук упирается свободной рукой в стену позади Хосока и начинает двигаться ещё быстрее. Его мелко трясет от возбуждения, а из горла вырываются низкие рычащие звуки. И для Хосока это становится последней каплей — он вздрагивает всем телом и бурно кончает, пачкая спермой их руки, живот и грудь Чонгука. Тот продолжает толкаться вперед и порыкивает, когда Хосок пытается сползти по стене вниз, потому что ноги отказываются его держать. Движения Чонгука становятся рваными, хаотичными, он резко затихает и, навалившись на Хосока, утробно стонет, проваливаясь в оргазм. Чтобы прийти в себя им требуется всего несколько минут. Хосок судорожно пытается найти оправдание случившемуся, но в голову, как назло лезут мысли только о том, что неплохо было бы повторить, но теперь уже в кровати. Чонгук продолжает вжимать его в стену и даже не предпринимает попыток отодвинуться. — Хён, — Хосок вздрагивает, что не укрывается от Чонгука, который тихо смеется и поворачивает голову, чтобы видеть его лицо. — Что делать будем? Хосок непонимающе смотрит и пытается выбраться из-под него, но Чонгук обвивает его руками за талию и прижимает к себе. — Делать с чем? — хрипит Хосок, боясь, что последует дальше. — Мы оба перемазаны спермой, а тебе через десять минут выходить на сцену. Хосока уже в который раз за вечер прошибает током, но в этот раз не от удовольствия, а от осознания того, где они находятся. — Черт! Концерт! — он пытается оттолкнуть Чонгука, но тот только сильнее сжимает его в объятиях и продолжает смеяться. — Тебе весело? — Хосок смотрит на него со смесью недоверия и ужаса в глазах. — Может быть, — Чонгук широко улыбается и коротко целует Хосока в губы, прежде чем наконец отпустить его. Хосок наблюдает, как Чонгук поднимает рубашку с пола и, критично рассмотрев, просто надевает обратно, игнорируя то, что его бедра, живот и грудь исчерчены потеками спермой. Вжикает молнией брюк и поворачивается к Хосоку, всё так же светясь широкой довольной улыбкой. — Поторопись, хён, время поджимает. Хосок отмирает и находит взглядом свою футболку, сиротливо валяющуюся у противоположной стены. В отличие от бодрого Чонгука, его самого продолжает немного потряхивать после оргазма. Он отлипает от стены, на негнущихся ногах пытается сделать несколько шагов и, предсказуемо, его начинает вести в сторону. Чонгук тут же оказывается рядом, обхватывает за плечи и с неподдельным беспокойством заглядывает в глаза. Хосок заливается румянцем и отводит взгляд, мечтая оказаться сейчас где угодно, лишь бы подальше отсюда. Ему стыдно, ему неловко, а ещё ему хочется повторить и, в ответ на последнюю мысль, член в джинсах заинтересованно дергается. Хосок чуть не заваливается, путаясь в ногах, и повисает в руках Чонгука тряпичной куклой. — Хён, ты точно будешь в порядке? — Чонгук продолжает веселиться, а вот самому Хосоку совсем не до шуток. Он хватает с пола свою футболку и быстро надевает, молясь, чтобы никто ничего не заметил. Чонгук молча наблюдает за его метаниями, а потом берет за руку и ведет назад по лабиринту переходов и закутков. Хосок хочет возмутиться, что не стоит его держать, но ладонь у Чонгука широкая и горячая, и ему совсем не хочется её отпускать. С каждый шагом музыка становится всё громче, а гул голосов всё отчетливее, Хосок с сожалением отпускает руку Чонгука, когда замечает менеджера и, натянув на лицо дежурную улыбку, движется тому на встречу. Чонгук в два шага нагоняет его и, наклонившись к самому уху, шепчет: — Дома повторим. Хосок предсказуемо спотыкается, но в этот раз не падает, сумев удержать равновесие. Он провожает широкую спину Чонгука глазами, чувствуя как внутри, словно какой-то цветок, распускается надежда. О да, они обязательно повторят, — думает Хосок, облизывая вмиг пересохшие губы, теперь уж он об этом позаботится.