***
Вечер. Солнце садилось за горизонт. Андайн, с позволения короля, продолжала работать в Гвардии. Точнее подрабатывать. Её целью было — поиск Папируса. Однако, её заменил Догго в качестве лидера. — Ну и? — спросил Догго, когда Андайн однажды зашла к нему в кабинет, — Что нового? — Блять, Догго, — начала ныть Андайн, — Это такой треклятый пиздец. То у Альфис мозги отшибло, то Папирус снова с ума сошёл, теперь и Санс странный додик какой-то. Кому я могу доверять, кроме человека?! Фриск в этой психоделии самая адекватная и спокойная! — Ты сама устала. — спокойным голосом произнёс пёс. — Я знаю. А в Коалиции так вообще как у чёрта на куличиках. Догго взял кружку, стоявшую на столе и сделал глоток. Запахло кофе. — Там, кстати, как? Ты же, по сути, была в параллельной вселенной, не так ли? — Да, интересный опыт. Лучше бы я его не испытывала. — А как по мне, это очень интересно. — Интересно, — проворчала Андайн, — если тебя не пытаются убить. — Странно. — сказал Догго с уже неподдельным удивлением, — Обычно тебе всегда нравились подобного рода приключения. — И нравятся до сих пор, — проговорила рыба, — только утомляет пиздец. Всё же пиздить алкашей с Папирусом гораздо интереснее. И безопаснее. И менее… скажем так, энергозатратно. Догго хлебнул ещё кофейка. — Я смотрю, Асгор не напиздил. Вы все с ума по сходили. — Да похуй вообще, если дохнуть — так надо дохнуть красиво! — Ценю твой оптимизм. Никуда он не делся. — А ты так говоришь, будто чему-то не рад. Догго помолчал. Затем повернулся с креслом к окну, отвернувшись от Андайн. — Да. Есть одна маленькая проблемка. — Что? — Подслушал я вчера разговор Асгора с его личным помощником. Сказал, что его вся эта ситуация утомляет, и он хочет сбежать в Мир Людей, попытаться наладить с ними контакт. — Он дурак? — Да. Дурак. А ещё он предлагает убить вашего человечка. Чтобы уничтожить этот злоебучий межпространственный узел. Андайн дёрнулась и канула в молчание. Только не Фриск… — ОН ЧТО, СОВСЕМ ЕБАНУТЫЙ?! — топнула ногой рыба. — Держи язык за зубами. Он это обговаривал только с помощником. Тот его отговаривал от этой затеи. Может, всё пронесётся. — Да я его мать выебу, если он посмеет её хоть пальцем тронуть! — Ты знаешь его мать? — Ну, выкопаю её могилу и выебу. А потом выебу Ториэль. А нет. Нет. Не буду. Она хорошая. Догго подавился. — В смысле, блять, хорошая?! Ты забыла, кто она? — Да. Она — прекрасный лидер. — Андааайн. Что с тобой такого приключилось, что ты ненавидишь Асгора, а Ториэль начала почитать? — Много всякого. Но да. Ториэль оказалась жива. До определённого момента. — А вот это уже интересно… — НЕТ. — рявкнула рыба, — Я ничего рассказывать не хочу, там пиздец. Слушай, я… вот чё спросить хотела. Ты меня сбил. Догго вопросительно посмотрел на Андайн. — Что с Папирусом? Неизвестно? Догго явно был больше заинтересован в истории с Ториэль, но возражать не стал: — Из-за того, что лабораторию спалили, у нас был утерян доступ практически ко всем камерам. Однако, единственные камеры, расположенные у короля, фиксировали Папируса. — И? — Он что-то ищет. — Что ищет? — Не знаю. — Где ищет? — Ходит возле сгоревшей лаборатории и Сноудина. Кстати, Сноудин начали отстраивать и там, на месте дома скелебратьев, обнаружили какое-то бомбоубежище… Открытое. Но там ничего не нашли. Только вот ради интереса Фроггит решил просмотреть план построения этого дома. И там не было этого убежища. Следовательно, кто-то из скелебратьев его сконструировал? — А, я знаю что это. — усмехнулась Андайн, — Это подвал Папируса, где он с Сансом трахался и играл в очень интересные игры. Догго с омерзением посмотрел на Андайн. — Что? Ты что-то от них другое ожидаешь? Дурачок~***
Андайн вернулась в лабораторию. Уже дело шло к ночи. Про Фриск она решила умолчать. Но, разговаривая с Догго о скелебратьях, рыба вспомнила одну очень важную вещь, которую она не прочь была обговорить с Сансом. К нему она, собственно и направилась, встретившись с Фриск в коридоре взглядами. Дружелюбными, ничем не примечательными взглядами. Придя в Реальную лабораторию и завернув, Андайн обнаружила в комнате Санса прежний зелёный свет и шевелящуюся тень. — Послушай… — Андайн появилась в дверях комнаты. Скелет также заторможено отставил работу с порталом, встал, повернулся. — Да, Андайн? — Мне всё интересна одна вещь… И не пытайся выкрутиться! — М? Андайн вздохнула. — Гастер — твой отец? Санс хмуро посмотрел на Андайн, явно не желая отвечать на этот вопрос. Но видел, что у рыбы гораздо больше решимости и бурного интереса. — Допустим. — наконец сказал он томно, — А что? — То есть, реально твой батя?! — Ага. — не менее угнетённо сказал он. — Прям родной? — Ну… да. — А ПОЧЕМУ ТЫ СРАЗУ НЕ СКАЗАЛ?! — взвизгнула рыба, — Нахуй ты сочинил все эти небылицы про работу с Гастером, про бомжевание (в чём я ещё сомневаюсь) с Папирусом?! В чём смысл всех твоих дей… — Послушай. Я ничего не сочинил. Я только скрыл тот факт, что Гастер — мой отец. Но, назвать это «отцовством» я не могу. — Да-да-да, я понимаю, отец не тот, кто родил, а кто воспитал. Но всё равно — это КУЧА несостыковок в твоей истории! И ты обещал не обманывать. А выходит всё с точностью да наоборот… В чём прикол?! — Я повторюсь. Отцовства не было. — Он вас пиздил? — Не сказал бы. — Хуи сосать не заставлял? — Блять, ты ебанутая? — ЭТО ТЫ ЕБАНУТЫЙ! — Андайн. Послушай. Дело в том, что мы с Папирусом… не рождались. Рыба вопросительно посмотрела на скелета. — Ну, ты поняла, да? Мы произошли не из семени, в матке не сидели, зародышами не были. — А чем? — Мы у него были… что-то вроде эксперимента. Лицо Андайн изобразило ещё больше неясности. — Сейчас всё объясню. — начал говорить скелет. — Ты знаешь же, как появляются дети? Андайн, хихикнув, кивнула. — Так вот. Нас он создал искуственным путём. Что-то вроде генетики. Если совсем простым языком — селекция монстров. Он нас создал из некой биоматерии, которая носит гордое название «Виктус». Он экспериментировал с этой жидкостью и пытался создать… жизнь. Как видишь, у него это получилось. Он соединил ген скелетоподобного монстра и биоматерии Виктус. — Так я не поняла… он создал из вас что-то вроде биокопий? — Да. Биокопий из скелетов. Скелеты же вымерли. Разумеется, кроме обычных скелетов. — И нахуя? — Наука такая. — Блять. Теперь у меня ещё больше вопросов. — М? — Зачем он вас на помойку выбросил? — Это было испытание на прочность. Он боялся, что я — его «творение», могу сойти с ума. — Стоп, а Папирус?! Санс замялся. — М? — Папирус… он… случайно появился. Андайн дёрнулась. — Как это — случайно.? — Так это. — Не, я понимаю, если бы Гастер трахнулся бы с какой-то бабой, и вывалился бы ты. А потом вывалился бы Папирус и оказалось, что он незапланированный. А тут как? — Ну… тут довольно забавная история. Ты мало что поймёшь, но… — Не тяни. Я тоже заинтригована. — Короче. Меня выращивали в специальном инкубаторе. Не знаю, может ты видела когда-нибудь такие огромные шкафы цилиндрической формы, стены которой сделаны из прочного обсидианового стекла, а внутри стен — в полости, есть такая зелёная жижа. — Аа, бля. Знакомо. Там ещё пол и потолок металлические такие, да? И там на потолке дырка для проводов. — Вот, да. — Ну, и? — Это устройство использовали в целях регенерации тяжких телесных травм у монстров. Та зелёная жидкость… — Желейная такая? — Да. Эта зелёная жидкость, а вообще, она называется «Сэно», должна была способствовать очищению и регенерации. Да, это работало. Но Гастер решил, что с добавлением в Сэно немного экстракта Виктуса может породить новую жизнь. — Без спермы? — Да. — Охуеть. — Ну, и как видишь, появился я… — А Папирус? — Тьфу блять. Папирус. Ну так вот. Я рос. Постоянно сидел в лаборатории. Ничерта не понимал. Короче, типичная личинка. Гастер постоянно осматривал меня, уколы делал, колол в меня что-то. Шло время. На тот момент мне было уже лет двенадцать отроду. И тут начинается самое интересное… — Я вся в предвкушении. — После моего рождения Гастер оставил инкубатор. К слову, рос я не положенные девять месяцев, а три года. А потом — осмотры, обучение, тренировки. И вот, в шесть лет Гастер сказал: «Ну что же, время финального испытания, Санс». Он хотел меня спихнуть на улицу, что, благополучно, и сделал. Я жил один. В нищете. Я не понимал его действий и очень злился на него. — Вместе с Папирусом? — Папируса тогда не было. — Э… — Не перебивай. Как позже выяснилось, он не до конца очистил инкубатор. И, как я ранее говорил — он забыл о нём. Из-за того, что он его не до конца очистил, и в то время, как он занимался другими делами, там появился Папирус. Родился точнее. Санс замолчал, наблюдая за неоднозначной реакцией Андайн. То ли ей было смешно, то ли стыдно. — Нихуя себе блять. — произнесла Андайн, увидев строгий взгляд ширококостного. — Так как доза Сэна и Виктуса была маленькой, а инкубатор — использованным, Папирус родился с дефектами. Гастер хоть большинство из них и убрал. — То что он высокий — дефект? — Да. Плюс Папирус изначально был крупным довольно… У меня-то просто кости широкие, а он… — Пиздец, Папирус ещё и по залёту появился… Теперь ясно, почему ты это скрыл. — Не вся эта история. Так вот. Как это было. В один прекрасный день, я, психанув, вернулся в его злосчастную лабораторию. А он прям обрадовался моему приходу. Я сразу понял, что тут что-то не так. — Хм… — Ну, он приказал мне убрать лабораторию. Я с этого охуел. Хотел возразить и... и разгребаю я его хлам… и вижу этот самый инкубатор. А там, на проволочке, висел в мутной зелёной жидкости Папирус. Живой. Он меня сразу увидел и стал кричать, ибо… он был, как-никак, младенцем. Причём, видно, что он находился там очень долго. Ему было страшно. Андайн затаила дыхание. — Мне самому было страшно… я не знал, кто он, что он такое. Он выглядел как мутант. Я помню этот момент, когда я дотрагиваюсь до инкубатора ладонью. Папирус своей детской ручкой протянул мне ладонь тоже. Он успокоился. До стены, он, разумеется, не дотронулся, ибо не дотянулся. Но я тогда понял, что, походу, он безобиден. Я смотрел в его обиженные, невинные глаза, которые явно говорили о том, что ему надоело тут находиться, он не знает, кто он и что он, он не понимает, что происходит вокруг него. — А ты сентиментальный, я смотрю… — Я сам с себя охуел. Так вот. Я решил поговорить с Гастером насчёт этого ребёнка. Когда я ему сообщил об этом, он сначала сильно взбудоражился. Он оперативно высвободил Папируса из инкубатора. А потом снова — проверки, анализы, и, как я уже говорил ранее — исправление дефектов. Его кости росли неравномерно, одна рука была больше другой, копчик до конца не сросся, а одна нога была настолько длинной… в прочём, стрёмная жуть. Я какое-то время жил в лаборатории, в подвале. Между перерывами между проверками, я играл с Папирусом. Я уже знал, что он мой брат. Но на вопрос что он делал в инкубаторе — ответа я не получил в то время. Спустя пару лет, Гастер выпер меня с Папирусом на улицу. И пригрозил, чтобы я Папирусу ничего не говорил о его существовании. Да я и сам понимал, что не стоит этого делать… Сказал, это эксперимент. — И так вы стали бомжевать в двоём? — Да. К слову, я не знал, как ухаживать за маленьким монстром. Я с ним только играл. А тут такое. Ну, а дальше ты знаешь. Естественно, мои моральные устои не позволили говорить Папирусу что-либо. Я пытался его как-то воспитать, но, как видишь, всё пошло сразу наперекосяк. Андайн явно задумалась. Скелет замолчал. — Блять. — произнесла она наконец-то, — Санс. Вот если бы ты СРАЗУ сказал всё, как есть — к тебе вообще не было бы претензий, вот серьёзно. Я бы до тебя перестала доёбываться в принципе, да и Папируса стала бы меньше подкалывать на тему того, что он из детдома. — Он-то не знал до поры до времени, что, по сути, он незапланированный? — Не знал. А потом узнал. Из твоего злосчастного дневника. — Что же. Я рад, что тебе стало легче. — начал говорить скелет, — Ведь мне тоже нужно было выговориться. Андайн улыбнулась. А затем резко напряглась. — Стоп! Ты говорил, что ты потом у него в лаборатории работал. Вопрос — какого хрена? Он же выгнал тебя. Плюс ты его хочешь ВЕРНУТЬ. — Когда он увидел, что я приспособлен к жизни и смог вырастить Папируса (хотя, тут большой просчёт, Папирус вырос сам, чем я горжусь с одной стороны, а с другой — стыжусь.), он велел мне работать при нём. Однако, тайна, что у нас есть хоть какое-то родство с Гастером была сокрыта. Да, сначала я на него злился, а потом успокоился. И наши отношения пошли на лад. Не как "отец-сын", но довольно тёплые. Я понял многие вещи, поэтому отпустил и простил его. — Пиздец… — думающе ответила Андайн, не зная, что добавить. — А теперь. — скелет прикрыл глаза, и открыв, посмотрел в глаз рыбе, — Ты забудешь этот разговор. — СТОП, — громогласно рявкнула Андайн, сорвавшись с пучины своих мыслей, — ТЫ ХОЧЕШЬ СВОЙ ЗЛОЕБУЧИЙ РЕСЕТ СОВЕРШИТЬ?! — Прощай. Всё засверкало. Вокруг рыбы всё стало белым, а она стала растворяться в красных частичках. Андайн крикнула одно: — ИМЕЙ В ВИДУ, Я ЭТО ВСЁ РАВНО УЗНАЮ!!! ТУПОЙ ТЫ УБЛЮДОК!!!!! Совершилось.