Vaiper Liliane.

«Сильнейший в мире киллер». Эта кличка, в чем-то абсурдная, какая-то невыносимо произвольная, приклеилась к Реборну намертво. Даже Шахматоголовый, появившись в его квартире впервые, воспользовался ею, то ли в насмешку, то ли считая, что делает ему комплимент. Как насмешка звучало отлично, как комплимент – полностью мимо. Правда была в том, что Реборн был не просто сильнейшим, но – лучшим. Во всем мире, да, вот так вот, с апломбом и намеком на манию величия – величайшим, превосходным, идеальным. И не только киллером. Еще поставщиком информации, шпионом, и, чему некоторые наивно предпочитали не верить – врачом. Kill me, heal me и прочие порождения современной попсы. А пламя Солнца дается не просто так, как бы ни хотелось остальным думать, что эта часть его потенциала безбожно упущена для одного конкретного итальянца. Собственно, поэтому «сильнейший в мире киллер» звучало как сильное преуменьшение или просто издевка. Но слова, последовавшие за этим, все-таки заставили его попасться. I prescelti sette. Семерка избранных. Семь сильнейших Пламенников со всего мира, и он среди них. Оцененный по достоинству, овеянный вечной славой. Реборн, вопреки слухам, помнил, что люди смертны, и иногда внезапно смертны. И не оставить после себя достаточной памяти, легко забыться через десятилетие после своей скучной кончины ему не хотелось. Потому, очевидно, что он согласился. Очевидно, потому что свое самолюбие хотелось потешить. Да и посмотреть, кого этот чудак Шахматоголовый считает без зазрения совести лучшими. Неудивительно, что все (или почти все) лица этой постановки были ему знакомы. Он узнал их, едва вошел в залу с этими дурацкими тронами у круглого стола вместо обычных стульев. Лар Милч ни капли не изменилась с их последней встречи в Америке, и была все такой же громкой солдафоншей, которая никогда не забывала повторять, что все вокруг могут пососать ее кхм…ружье, если считают, что достаточно сильны, чтобы разделаться с тренером специального подразделения Comsubin. Ее волосы торчали во все стороны, а вместо домашнего животного она завела себе сосунка-возлюбленного. Реборн не поощрял служебные романы, поэтому считал этих двоих в достаточной степени заслуживающих его колкостей. Именно из-за этого и случилась первая драка в их обещающей стать супер дружной, семье. Китаец, который в данный момент времени носил имя Фон. Реборн, будучи действительно Лучшим, даже в добыче информации, знал, что это имя великий мастер кемпо носил с тех пор, как стал хоть сколько-нибудь важным членом Триады, а до этого носил какое-то дурацкое имя вроде Теданя*. А в начале своего жизненного пути имени не имел вообще, потому что был выходцем китайского «черного миллиона»*. Сложно быть седьмым ребенком семьи из седой и зашоренной китайской глубинки, наверное. Реборн насмешливо звал его «шифу Фон», и вид чужих с силой сжатых кулаков доставлял ему немало удовольствия. Чуть меньше удовольствия доставлял пурген в жасминовом чае, но не зря Реборн был кофеманом. Больше всего на свете Верде ненавидел, когда красивое «реинкарнация Да Винчи» интерпретировали как «второй». Его идеи в сфере техники и электроники действительно были гениальными и прорывными, но его знания об анатомии и биологии были настолько обрывочны и кривы, что Реборн частенько забавлялся тем, что с большим интересом зачитывался его дневниками с идеями и без зазрения совести позволял себе править дурацкие и дилетантские ошибки «великого ученого», оставляя язвительные комментарии о том, что не настолько он и гениален. Давление предрассудков было сильно – никто в здравом уме не мог поверить в то, что действующий с апломбом итальянец с бачками и пушками в обеих руках мог бы хоть что-то смыслить в биологии. Подозревать в этом, например, Скалла, было делом еще более глупым, но явно казалось Верде не таким уж и абсурдным. Право слово, что может знать носитель пламени Солнца, наделенный особой силой исцелять других, о медицине, а вместе с ней и о сопутствующих науках, вроде химии и биологии? Чтобы каким-то образом развлекаться за счет Скалла не нужно вообще никаких усилий. Он был еще слишком юн, слишком неуверен в себе и слишком восприимчив, чтобы не реагировать даже на самые глупые его подначки. И знания о его детстве, о сотне перенесенных за всю жизнь операций, которые и подарили ему звание ненавидимого богами смерти(а вовсе не его каскадерская карьера), все пережитые им трудности…не имели никакого значения, потому что Скалл предпочитал полностью серьезно обижаться на малейший намек о том, что он не так крут, как Реборн или сосунок-«полковник». Реборн знал о них все: их настоящие имена, всю их жизнь с самых пеленок, их страхи и записи в карточках болезней. Он предпочитал знать все и о своих врагах, и о своих «друзьях и коллегах». Кто знал, каким образом можно вдруг оказаться за бортом Избранной Семерки и из членов их дурацкой алогичной семьи стать ее врагом? Реборн не был бы собой, если бы не перестраховался. А возможность по-настоящему выводить из себя всех этих людей была лишь приятным бонусом для того, чтобы величайший киллер (и хилер) мог тешить свое самолюбие. Луче – исключение из правил. Наверное, единственное в своем роде. Она просто…слишком Луче, чтобы он мог себе позволить в ее сторону сколько бы то ни было обидную шутку. Мягкая и добрая, она смягчает своим присутствием всех, даже жесткое и далекое от семьи Солнце. Нужно признать – Джиглио Неро просто слишком ЕГО Небо, чтобы он мог хоть как-то издеваться над ней. Хотя знал о ней не меньше, чем о прочих. Знал о ее возлюбленном, который был убит ее же семьей (без ее разрешения, тихо и внезапно), после того, как бросил ее. Знал о ее сверхчеловеческой сердобольности, заставляющей забирать под свое крыло одних младенцев-сирот, превращая одну из сильнейших семей Альянса в неспособный постоять за себя детсад. Реборн знает все это, потому что он сам родом из этого детсада. Это он – первый сирота, притащенный тогда еще совсем юной Луче в особняк семьи. И он тот, кто знает, что, вырастая, этот детсад превращается в сильнейшую армию, которая и приводит очередную прекрасную Донну на вершину семейств Альянса, ставя Джиглио Неро по правую руку от Вонголы. Что он и сделал, снова заставив всю Италию шептаться о его семье. И Луче – еще одна причина, по которой он согласился на уговоры этого странного переговорщика с железной маской. Она так сказала. Сказала, что они должны, оба. Даже не оба – все трое. И Реборн решил, что он, как и всегда, на ее стороне. И пришел ее тенью в этот странный особняк, который его прекрасное Небо, со свойственной только ей непосредственностью, назвала Радугой. Было и другое исключение, и вот оно раздражало Реборна гораздо больше, чем обычное недооценивание его способностей и возможностей. И это исключение звали Вайпер, и эта в прямом смысле гадюка была самым неразрешимым и интригующим секретом в жизни Реборна. В жизни каждого Аркобалено были «белые пятна», то, что каждый из них пытался стереть со всех возможных жестких дисков и источников информации – их прошлое или просто их реальная жизнь. Как тайна происхождения «величайшего мастера кемпо», или истории свиданий Лар Милч и ее ученика Колонелло. Реборн славился тем, что все эти белые пятна он нивелировал такими знаниями о каждом из них, что мурашки бежали по телу. Он умудрялся знать о них все, даже то, что они сами предпочитали не помнить. Проблема была в том, что Вайпер был сплошным белым пятном. Его в прямом смысле не существовало, как человека. Никакого прошлого, никакой личности за скрытым капюшоном – он будто появлялся из своего непроходимого треклятого Тумана и в него же возвращался, не давая даже пронырливому Реборну взглянуть дальше хитроумной маски из теней и фиолетовой краски. Его невозможно было задеть – просто потому, что у него не было болевых точек. Конечно же, он реагировал на всякие насмешки, и попытки заставить его расстаться с накопленным состоянием, но делал он это как-то без огонька, просто не желая расстраивать Реборна, судя по всему. Это почти злило - потому что все расследования приходили в тупик. Тем временем Вайпер звал его Ромулом, насмехаясь, и любил класть голову на плечо его Небу, пока никто не видит. Вайпер был близок с Луче, как никто из Аркобалено, кроме Реборна. Кажется, он был готов исполнять любую ее прихоть, как обычно делали только члены их семьи, но не те, кто смел звать себя Сильнейшими. Его губы изгибались в какой-то странной, треснутой усмешке, а руки бездумно гладили ее тончайшие пальцы. Реборн ревновал, как Солнце, как Хранитель, как названный брат. Луче никогда не смеялась рядом с Вайпером, улыбалась тоже редко, будто ей передавалось это странное стылое чувство тумана, которое всегда окружало иллюзиониста. Реборн звал его «англичанином» просто, чтобы хоть как-то задеть, и не знал, что бьет точно в цель. *** Вайпер был единственным, кто не жил в их особняке. Он удалялся из него ранним вечером, после полюбившейся Луче привычки устраивать «пятичасовой чай», и возвращался на следующее утро после завтрака. Всегда отшучивался по поводу арендной платы, но Реборн почему-то ловил себя на мысли о том, что время Вайпер подбирал самое подходящее, чтобы забирать из детского сада ребенка. Причины, по которой иллюзионист еще мог бы понимать во всех пеленках, сосках, ползунках и игрушках, которые он же неизменно приносил с собой в качестве бесконечных подарков для Луче, Реборн не находил. Он разбирался в психологии так же хорошо, как и в оружии, и по реакциям, за которыми не мог бы следить даже самый лучший иллюзионист во всей Вселенной, ловил Вайпера на том, что тот явно не был привычен к ласке, семейному теплу и уюту – в общем, всему тому, что распространяла вокруг себя Луче. К этому тянулись даже выросшие в на удачу счастливых семьях Лар и Колонелло, что уж говорить о таких «семейных инвалидах», как сам Реборн или Фон, не имевший в своей семье даже настоящего имени. Вайпер был похож на них, и не очень. Точнее, казалось, что в его случае все было многим-многим хуже, потому что к их Небу он испытывал настоящую любовь, подобную той, какой брошенный одинокий ребенок может любить женщину, ставшую ему настоящей матерью. Он не стеснялся сидеть у ее ног, бесконечно производя расчеты своего многомиллионного состояния, он клал голову ей на колени, чтобы позволить ее пальцам гладить его не по голове, но по капюшону мантии. Вайпер чаще остальных прижимался щекой к выдающемуся животу Луче и разговаривал с малышкой Арией. Так, как никто не стал бы разговаривать с ребенком в утробе матери. Будто она его слышит, будто он уже бесконечно любит ее. Иногда Реборн думал, а не является ли еще нерожденная малышка Ария Небом для этого странного Тумана? Нет, скорее всего нет, одергивать себя приходилось почти силком, потому что кроме нежности к Арии, в Вайпере было более, чем просто много преданности к Луче. Они долго притирались друг к другу, все ввосьмером, но по итогу все же стали «дружной семьей», несмотря на все иронические шутки Аркобалено Солнца. Потому что они были похожи, не имея ни единого противника, равного себе по силе. Они были похожи, будучи одиночками. Они были похожи, потому что, будто в насмешку, все до единого нашли в Луче свое Небо. Медленно привыкли к обоюдным колкостям и насмешкам, к попыткам невинно друг друга покалечить или просто вывести из строя на некоторое время. Не были, конечно, настоящей мафиозной семьей, не были даже слишком близкими друг другу людьми, хотя тайно и попытались поковыряться в прошлом своих коллег. Все еще старательно притворялись друг перед другом не людьми – карикатурами из идеальной вселенной, где не могло существовать никакого Фона, любителя чая и поспать до полудня, или совершенного профана в биологии Верде. Среди них всех Вайпер, несмотря на то, что они вообще не знали ничего о его прошлом, казался самым честным и открытым существом после Луче. Он смешливо морщился на все попытки его оскорбить, и между делом, будто даже не замечая этого за собой, то и дело умудрялся делать им приятное. То на целующихся по углам особняка накинет иллюзию, то прямо по воздуху отправит Верде его тетрадки к столу с расчетами, то Скаллу поможет избежать очередных попыток «воспитать» от Колонелло и Реборна, или еще тысячу всяких мелочей, которые выдавали в вечно сардонически усмехающемся Тумане человека, который странно дорожит всеми ими. Эта неразгаданная загадка пленила Реборна, и он все еще пытался подобрать ключи к замку под кодовым именем «гадюка»*. *** Вайпер редко, исключительно редко вступал в битву. Его неоценимыми заслугами были маскировка и защита(небоевых единиц в виде Луче и Верде), но в самых критических ситуациях оказывалось, что нападение для иллюзиониста не является столь недосягаемой задачей, как могло бы показаться, учитывая специфику его способностей. Однажды он умудрился убить десятерых мафиози куском стула, просто вгоняя в виски неудачникам большую щепку, отколотую от деревянной ножки предмета мебели. В другой раз он вступил в рукопашную, будто бы напрочь забыв о том, что иллюзионисты сражаются на ментальном уровне, и вообще – очень физически уязвимы. На привычное «Откуда ты все это знаешь, кора?!» от Колонелло, однажды они получили удивительно откровенный ответ: - После того, как я окончил школу, меня отправили в академию будущих элитных военных. Какую из нескольких тысяч, официальных и тайных по всему миру, не уточнил. Такие странные вещи с ним порой случались, как его внезапная откровенность, так и полное разрушение привычных представлений об иллюзионистах (Вайпер явно не был простым иллюзионистом, но это все равно каждый раз было похоже на удар под дых). Скалл мог бы поклясться, что однажды Вайпер создал иллюзию так, что пламя Тумана не ощущалось вообще. Реборн не понимал, но склонен был верить в такие вещи, сказанные даже самым ребячливым из всех своих коллег. Потому что странные перемещения Вайпера, когда он сбегал от них по вечерам, не мог уловить ни один из радаров Верде, настроенных не просто на Пламя, но, подчас – индивидуально на Туман Аркобалено. *** Реборн замер перед дверью в нерешительности, едва коснувшись ручки двери в «кабинет» Луче, потому что услышал, что сейчас она разговаривает с кем-то. Несмотря на всю свою пронырливость, любовь знать все на свете, он считал, что разговоры с их Небом – это что-то личное, почти интимное. Она была действительно, по-настоящему ИХ, и Реборн был бы просто идиотом, если бы препятствовал созданию связей между Небом и его Хранителями. Как минимум потому, что от этих связей зависело благополучие Луче. И в этот раз он бы спокойно отступил, оставив Джиглио Неро наедине с ее Дождем, Ураганом или Облаком… Но по ту сторону двери сидел Вайпер. И у Реборна просто не хватило сил уйти, не взглянув хотя бы одним глазком на него рядом с Луче, не услышав хотя бы части его разговора. Он умел быть незаметным, а Вайпер, кажется, подрастерял свою параноидальную бдительность, которая позволяла ему вычислять любые попытки подслушать его разговор на подходе. Реборн был внутри комнаты, но Вайпер даже не отреагировал на это. Иллюзионист привычно для него устроился в ногах у своей дважды Донны – недавно Луче представила его остальным членам Джиглио Неро как своего собственного Хранителя. Первым, среди всех Аркобалено и вторым после Реборна. Сегодня он был без капюшона, и это поразило Солнце куда больше, чем то, как странно иллюзионист шипел, поглаживая по треугольной голове гадюку, которая сидела рядом с ним, подобно прирученному щеночку, а не опасной ядовитой твари. Голова Вайпера расслабленно лежала на коленях Луче, и она мягко гладила его длинные черные волосы, то и дело путаясь в непослушных прядях. Глаза иллюзиониста были закрыты, но все его лицо выдавало невероятное спокойствие и умиротворение. И еще Вайпер определенно был женщиной, и, вообще-то, Реборн выигрывал спор между всеми остальными Аркобалено, деля многосотенный выигрыш с Лар Милч. Если бы это имело хоть какое-то значение, Реборн бы даже вспомнил об этом, но он не вспоминал. - Знаешь, иногда я думаю, до чего же иронична наша Судьба, - перейдя с шипения обратно на человеческий язык, вдруг заговорил..а Вайпер. – Пережить последствия одного Пророчества, и, сбежав, вляпаться в другое – это нужно действительно уметь. И, самое веселое, что одно, что второе готовят для нас только безысходность. Мне так надоело утыкаться в тупик, Луче. - Гарри…- мягко заправив волосы за ухо Туману, с материнской теплотой ответила пророк, - ты же знаешь, что я не произношу пророчеств. - Ты просто видишь то, о чем я никогда не хотела бы узнавать,- с болью проговорила в ответ молодая женщина, обнимая ноги, укрытые белым длинным платьем. – Ты представляешь, как тяжело знать об этом и понимать, что у меня нет и шанса тебе помочь? - Ты просила, чтобы я не скрывала от тебя таких вещей, потому что натерпелась молчания и лжи в своей жизни…Я бы промолчала, но я ведь обещала. Вайпер, которую Луче с мягкостью звала странным именем Гарри, только устало взвыла и уткнулась носом в колени Неба. Плечи ее явственно подрагивали. Джиглио Неро, растерянно поглаживая ее по волосам, подняла свой грустный взгляд прямо на Реборна, и смотрела на него так, будто бы была в чем-то очень виновата. Она знала, что ему не нужно никаких объяснений, чтобы понять причины такой реакции Тумана, и была очень огорчена тем, что кто-то еще смог узнать об этом. Луче умирала, а знали об этом только Вайпер и сам Реборн. *** - Куда ты каждый раз уходишь, Вайпер?- нагнав иллюзиониста у самых ворот особняка, без особой надежды на ответ, спросил Реборн. - К сыну,- так, будто это было чем-то очевидным, пожала плечами Туман, откидывая с головы капюшон и поднимая на Солнце странный взгляд, отчасти измученный, отчасти насмешливый – если такая смесь вообще возможна. Глаза у нее оказались зеленые-зеленые, как искусственные изумруды. Очень яркие и очень внимательные. Посмотрев на него какое-то время, Вайпер протянула ему ладонь, приглашая взяться за нее. Странный жест, потому что причин для контакта Реборн не видел, но любопытство и почти разрывающая изнутри потребность поговорить, решили все за него – еще до того, как осознать, он уже схватился за руку. И чуть не расстался со всем своим пятичасовым чаем, пирожными и фирменным печеньем Луче, потому что ощущение, что тебя протягивают через очень-очень тонкую трубку, никак не помогало сохранить все содержимое желудка в порядке. Но Реборн быстро справился с этим, сделав пару вдохов удивительно чистого, предгорного воздуха. Осмотревшись по сторонам, он заметил, что находятся они в каком-то тупике небольшой улочки, и Вайпер странно на него посматривает. - Что? - Думала, тебя все же вырвет, - любезно отзывается женщина, привычным уже для Реборна жестом руки накладывая на одежду иллюзию (или снимая ее, кто знает?), оказываясь одетой в обычные джинсы, блузку и кардиган. – Выглядишь, конечно, явно не на местный контингент, ну да что поделать…идем. Махнув рукой, женщина вышла из тупичка, и, из-за своей обычной одежды едва не потерялась для Реборна в толпе. Только привычная внимательность позволила не упустить ее из виду. - Где это мы? - Франция, департамент Юра, Домблан, - любезно отзывается брюнетка, обернувшись на Реборна через плечо. – Мне нужно забрать ребенка из детского садика, а до тех пор придержи все свои вопросы при себе, ладно? Громким словом детский сад эта женщина обозвала небольшой домик, где какая-то седая морщинистая старуха сидела с десятком ребятишек возрастом от года до пяти. Вайпер что-то щебетала на французском(Реборн не прислушивался), а сам он смотрел по сторонам, и задумчиво рассматривал окрестности, думая, что вряд ли кто-то, вроде Вайпер, может жить в этой деревушке, где и людей-то нет. - В Шато-Шалон, чуть восточнее отсюда, живет всего сто шестьдесят человек, а тут – почти тысяча. Мама считает, что тут мне будет удобнее социализироваться, а я считаю, что никакая социализация не стоит дней, которых я провожу среди сказочных старушек и доярок, - незаметно подойдя к нему, вдруг заговорил ребенок. Заговорил на чистом итальянском, ничуть не стесняясь того, что сейчас оскорбил людей, даже не давая им этого понять. Если бы в Реборне еще оставались способности удивляться, он бы, возможно, сделал это. Но удивление было уже давно забытым для него умением. Поэтому он просто скосил взгляд на ребенка, вопросительно вскинув бровь. На вид мелкому было года три-четыре, одет он был как все, в шорты, футболку какую-то. Руки держал в карманах и показательно хмурился, будто бы пародируя Реборна. Проблема была в другом. Его лицо, выглядевшее так, будто это был по меньшей мере его, Солнца, ребенок, вот это было странно. - Фран, что нужно сделать, когда уходишь?- до того, как Аркобалено успел задать хоть один осмысленный вопрос, к ним уже подскочила Вайпер, и, взяв ребенка на руки, улыбнулась няньке-старухе, и наступила на туфлю Реборна, шепча что-то о лице попроще. - Ухожу домой и лучше бы мне никогда не возвращаться к вам, - нехотя отозвался ребенок, махнув рукой, и тут же обняв женщину за шею. Старушка улыбнулась и попрощалась, будто ничего не произошло, и после этого втроем они вышли из чужого двора, следуя дальше по улице, как оказалось – в новый тупик. - Мам, а кто этот страшный демон-хамелеон? Откуда ты его взяла? – немного повертевшись в руках, поинтересовался Фран, во все глаза смотря на мать, а после этого строя рожу Реборну. - С работы, родной. Он мой коллега, можно сказать. - Поэтому он смотрит на меня так, будто думает, когда он успел с тобой согрешить и заделать меня любимого? - Спроси у него сам, милый, мама немного занята,- фыркнув так, будто подобные разговоры в их странной семейке это что-то нормальное, Вайпер достала из кармана какую-то странную палку и принялась с ее помощью убирать с пути доски, буквально указывая ею, куда им улететь. Пламени Тумана при этом не ощущалось почти совсем. Быстро убрав в своем тупичке, женщина довольно усмехнулась и снова протянула руку Реборну, насмешливо глядя на него, будто интересуясь, не слабо ли ему взять ее. Во второй раз перетягивание через садовый шланг показалось уже не таким сокрушительным для его пищеварительной системы. *** Маленький домишко в одиночестве стоял среди деревьев, как будто сказочный, выныривал небольшими оконцами с деревянными ставнями, и выглядел невероятно благообразно. Где-то невдалеке шумела река, набирая по валам скорости и природной дикости. Ребенок тут же соскочил с рук матери и побежал к воротам, с большой нежностью и осторожностью их открывая и оставаясь у них до тех пор, пока Реборн не подошел к дому. - Добро пожаловать в Змеиное шале. Это наш дом, и мы разрешаем тебе быть в нем, - весело оттарабанил малыш и протянул руку Солнцу, заставляя пройти его сквозь ворота за собой. - Умница, Фран, - легко перескочив забор, заявила странная женщина Вайпер, потрепав ребенка по волосам. Которые к этому моменту были уже ярко-рыжие. Мелкий рассмеялся, отпустил руку и тут же исчез где-то в доме, оставив свою мать один на один с Реборном. - У вас все всегда так театрально? – ничуть не пораженный подобным спектаклем, поинтересовался лучший киллер столетия, удивленно вскидывая брови, когда увидел прямо у себя под носом пачку обычных сигарет. Ни одной не взял. Вайпер пожала плечами и закурила сама, удобно устраиваясь на по волшебству появившейся лавочке. - Это может показаться излишне пафосным, но, поверь мне, так нужно, - после недолгого молчания отзывается женщина, отводя сигарету от губ и выдыхая дым почти в лицо стоящего напротив Реборна, так и не решившего устроиться рядом с ней. – Ты хотел поговорить? - Да, но теперь мне кажется, что этот разговор может подождать. Кто ты такая?- удобно устроив ногу чуть сбоку от чужого бедра, Солнце наклонился к лицу Вайпер, щуря глаза. – Я ненавижу неразгаданные загадки, а даже твое лицо не дает мне зацепок. Это бесит меня. А когда я взбешен, я частенько убиваю. Пистолет щелкает с предохранителя, намекая на то, что хозяин его не шутит, но иллюзионистка только усмехается и выдыхает сигаретный дым чуть в сторону от чужого лица. - Дорогой, если бы этим можно было меня напугать,- фыркнув, Вайпер откидывается на спинку лавочки, чуть приподнимая голову, чтобы быть на одном уровне с Аркобалено, ведь она заметно ниже. – Какое Пламя, не считая небесного, среди всех носителей встречается реже всего? - Туман,- не совсем поняв смены темы, с легким оттенком озадаченности на лице, отвечает Реборн. – К чему это? - А что, если я тебе скажу, что туманников на деле гораздо-гораздо больше, и в мафии находятся не просто слабые, но слабейшие из них? Звучало неубедительно – они оба это знали. Реборн пальцем поправил свою федору, едва различимо фыркая, и опустился на лавку рядом с женщиной, непонятно когда начавшей курить новую сигарету. Ребенок, Фран, выскочил из дома, на этот раз радуя глаз волосами цвета жвачки, и ускакал к раскидистому дереву с другой стороны дома, к качелям, устраиваясь на широком диванчике с книжкой. - Странно. Я почти не чувствую Пламени, хотя иллюзии кажутся совсем настоящими, - задумчиво отзывается он, отвлекаясь от детских забав и оборачиваясь обратно на Вайпер. Взгляд иллюзионистки, странно счастливый, но при этом и измученный старой, никак не проходящей болью, сходится на счастливом ребенке, увлеченном книжкой с яркими картинками. - Я говорила. Даже самые искусные туманники из тех, кого ты знаешь – ничто по сравнению с теми, кто скрыл свое существование от людей. Они могут создавать не просто иллюзии, но реально воздействовать на мир, понимаешь? - Как в сказках, что ли? Как маги? - Именно, Реборн. Как маги, - устало улыбнувшись, отзывается Вайпер, встряхивая головой, чтобы убрать волосы от лица, и выкидывает окурок от сигареты куда-то в сторону, палочкой, которую она достает из кармана, тут же изничтожив его еще до того, как он упадет. – Целая каста невероятно сильных туманников, которые в прямом смысле могут двигать литосферные плиты, прячется так умело и хорошо, что даже мафия о них ни сном, ни духом. У них свой мир, живущий по другим законам, по другим правилам жизни. Магический мир. - И ты его часть,- более утвердительно, чем вопросительно отзывается Реборн, криво усмехаясь. - Никогда, - резко отзываются в ответ, и зеленые глаза обращают свой взгляд на мафиози, заставляя его внутренне сжаться, будучи готовым к атаке. – Я так и не смогла стать его частью, как бы ни пыталась. Была его инструментом, оружием, оправданием, удобным, но одноразовым, но никогда – просто существом, живущим в нем как все. - Поэтому ты сбежала из него? - Меня убили в нем, Реборн. Поняв, что я не подохла, когда было положено по сценарию, меня убили. Точнее попытались. Конечно, что можно взять со сквиббки, едва способной после убийства Темнейшего мага столетия на то, чтобы приманить к себе книгу? - А ребенок… - …Маг. Сильнейший из всех, кого я знала, - мягко улыбнувшись, Вайпер рукой махнула Франу, который тут же спрыгнул с качели, но не упал, как обычный ребенок, а спланировал на землю, тут же подбегая к ним. - И ты решила скрывать его от них. - Иначе какая из меня тогда мать? – поймав малыша на подходе, Вайпер улыбнулась, мягко чмокая нежную пухлую щеку ребенка и поглаживая его по волосам. - Введи его в мафию. С его силой среди нас ему будет безопаснее, чем просто в глуши. - О, конечно, - убаюкивая ребенка, Вайпер удивительно мало походила на сильнейшего иллюзиониста мира, но очень сильно – на Луче. Улыбка, такая же мягкая, хотя и куда более грустная, делала бледное лицо красивым. – Только я хочу, чтобы у Франа было все, чего не было у меня: дом, игрушки, настоящее детство. Семья рядом. Словом все, чего нет у нас с тобой. Тонко усмехнувшись, Реборн встал с лавки, и, поправив шляпу, отправился к воротам чужого дома, замерев всего на секунду, когда Туман, кажется, самым шепотом проговорила: - Можешь звать меня Гарри Поттер, Ромул.