Однозначно...

Я обернулась. Моим глазам, наконец, предстала она — та, которая была причиной моих переживаний в последние дни. До этого бешено бьющееся сердце, в блаженном трепете замерло в груди. Господи, какая же она красивая. Нежно-золотистое облако волос фривольно развивалось над элегантным черным плащом, делающим ее появление в туманной дымке еще более таинственным и экстравагантным. — Добрый вечер, Альбина Александровна, — хорошо, если язык не заплетался. Господи, неужели она пришла? — Ты давно меня ждешь? — на смену первоначальным легкомысленным искринкам в серо-синих глазах, пришли серьезные обеспокоенные льдинки. — Нет, совсем недавно. А вы садитесь, — засуетилась я пораженная неожиданной идеей, — или давайте пройдемся? — боже, что я несу? Такими темпами она убежит раньше, чем я решусь начать разговор. — Как скажешь, — пожимает плечами она (несколько натянуто?), улыбнувшись. Хм. Переживает. Это плохо. Хотя… Блин. И вот с чего бы начать эту нелегкую для нас обеих беседу? — Анфиса, ты говорила, что у тебя ко мне какой-то серьезный разговор, — строго почти, как на семинаре «триста лет тому назад» начинает она, сильнее кутаясь в плащ. Нет, она определенно волнуется, — ты меня заинтриговала… — Вы замерзли? — вопреки моей воле слетает с моих уст. На ее лице загорается улыбка — нервная, но искренняя. Я чувствую — ей приятна моя забота. — Нет, — ну да. Действительно, о чем это я? Холод — союзник Снежной Королевы, — а вообще, сегодня удивительно хорошая погода. Как раз для таких прогулок. Спасибо, что вытащила меня в парк. Правда, ее голос полон искренней благодарности, что взгляд неожиданно сам собой опускается вниз, а щеки наливаются румянцем. Наверное, это очень мило смотрится со стороны. Но, блин, как же неловко!.. — У вас, правда, было желание идти сюда? — я остановилось. Казалось, еще чуть-чуть и у меня остановится, и сердце. Будто бы здесь и сейчас решается моя судьба. А может, так оно и есть? Альбина последовала моему примеру, остановившись напротив. — Ну, ты попросила меня о встрече. Я не могла не прийти. От моего желания здесь ничего зависит, — как она грамотно съехала с темы. А студентам таких маневров на экзаменах не прощает. — О чем ты хотела поговорить, Анфиса? — в ее голосе зазвучали осторожные мягкие нотки. Проникновенный взгляд смотрел, будто бы в самую душу. Я пожала плечами. Вот и как говорить о таком? С чего бы начать? Да и о чем говорить, собственно? Не думала, что это будет так сложно. И это только начало… Повисла пауза. Казалось, даже черные коварные птицы забыли про грозное «Кар», а шалунишка-ветер улетел куда-то на восток. — Что случилось? — ее хрипловатый, верно, от волнения, голос накалил обстановку до предела. Я знаю — она волнуется не меньше. — Альбина Алексеевна, — я поднимаю глаза. Я не имею права ее больше мучить, — Это касается наших отношений. Мне кажется или в последнее время в них что-то изменилось? — вот мямля. И где моя хваленая уверенность? — А, что наши отношения? — она мгновенно отстраняется. Каменная маска безразличия в один миг сковывает лицо, — По-моему, все предельно ясно. Ты — студентка, я — преподавательница, — она уже снова неспешным шагом идет по парку, запрятав руки в карманы, будто бы они могли ее выдать, — я замечала, что ты относишься ко мне…теплее, чем к другим преподавателям. Ну, я думаю так, — ее голосом сейчас можно заморозить весь Южный полюс. Эх, Альбина Александровна… И что мне с вами, такой вот, делать? Самое обидное, что я знаю, что скрывается под этой личиной. Хотя ее можно понять, конечно, — и поверь, я уважаю твои чувства, — она останавливается. Невидящий взгляд устремляется куда-то вдаль бескрайнего синего неба, кому, видимо, предпочитает доверить свои тайны. — Спасибо. Мне очень приятно это слышать, — мой голос дрожит. Да. Того и следовало ожидать. Того я и боялась каждый раз, подходя к ней с вопросами и подарками. И если бы у меня был малейший шанс, хотя бы на дружбу, я бы давно сказала ей о своих чувствах. Но я понимала, что его нет, да и не хотела навязываться, изредка справляясь у нее по вопросам ее предмета. И она охотно отвечала, даже предоставив мне номер своего телефона. И я никогда б не пошла на это, если б не знала точно о том, что это нужно ей. Нам. Хотя, кажется, я сейчас уже ни в чем не уверена. Но пути назад уже нет. Остается — вперед. К правде. К любви. К счастью. Господи, как наивно. Но я знаю — так правильно. Только так и правильно. А она продолжает оправдываться. Глупая (хоть и кандидат наук, прости Господи). Перед собой не перед судом — не оправдаешься. Приговор все равно будет оглашен и приведен в исполнение. — Отношений между студенткой и преподавательницей быть не может… — А любовь, — неожиданно даже для себя самой спрашиваю я, пытливо заглядывая ей в глаза, — любовь может быть?.. Вяземская изменилась в лице. Отчаянная попытка натянуть на лицо прежнюю маску невовлеченности и беспристрастия не имеет успеха. Да. Не позавидуешь ей сейчас. Не хотела бы, что бы меня так кто прессанул. Растерянный, нет, испуганный взор, наконец, тянется к земле. Чувствую себя каким-то Гестаповцем в концлагере. Господи, бедная моя девочка. Сейчас она выглядит такой растерянной, такой несчастной такой беззащитной, что у меня сжимается сердце. Хочется, наплевав на все принципы и благие помыслы прижать ее к себе, вдыхая горьковатый запах осенней листвы и ее духов. Но нет. Надо ей помочь. Или закопать еще сильнее, как уж получится. Как же все неоднозначно… — Или звания, статусы, чины смогут встать на пути у любви? Разве горы способны остановить смерч, даже, если это будут самые высокие горы в мире? Тяжело вздохнув, женщина закрыла глаза. — Нет, это невозможно! Пойми, — тонкие, легкие, как дуновение ветра руки, легли мне на плечи. Усталые, пронзительные глаза впились в мои, будто иглы, — такие отношения не нужны ни тебе, ни мне. Ничего хорошего из этого не получится, поверь мне. — А я не верю, — вспылила я, между делом скинув ее руки, — Альбина Александровна, при всем моем уважении, у вас экстрасенсорных способностей замечено не было. И вы сами говорили, что некоторые гипотезы можно проверить только экспериментальным путем. Она отстранилась. Я чувствовала — она на грани. Похоже, перегнула я палку. — Пойми, это… — рука коснулась лица. Голос таял, плавился, как металл под высокими температурами доменной печи. В следующий миг она разразилась горькими, душераздирающими рыданиями. И вдруг, четко понимаю — ей больно. Как ей больно было сейчас и, как больно было все это время. Мои руки сами собой обнимают ее (хорошо, что я все-таки надела каблуки), а губы шепчут какие-то нелепые утешительные слова. — Альбина Александровна, простите меня, — воистину женские слезы — самый весомый аргумент. Кажется, сейчас я готова согласиться с ней во всем, только бы эта соленая прозрачная, как чистый хрусталь вода, перестала течь из ее прекрасных глаз. Но я знаю, что это минутная слабость. И я не могу ей поддаться. — Это грубейшее нарушение педагогической этики, — миг и, слез на ее лице, как не бывало. На место немому бессилию возвратилась прежняя маска, — подумай, я старше тебя на десять лет! — На двенадцать, — парировала я. — Тем более. Так. А откуда ты знаешь? — затаив безрадостный вздох, она опустилась на показавшуюся за поворотом скамейку, — Ну, зачем я тебе? — в ее взгляде отразились незнакомые умоляющие нотки, — Ты же молодая, тебе тусовки нужны, свобода, вечерники. Что там еще? Видишь, я даже этого не помню уже! Просто подумай об этом. — Если б мне было все это нужно, — да, так было бы значительно проще. Все это кажется мне слишком шумным, бессмысленным. То ли я слишком молода для этого, то ли слишком рано повзрослела. А может, все еще впереди? — не знаю, может вы и правы, — вздыхаю я, присаживаюсь рядом. Нет, мне никогда не одолеть ее непробиваемой логики. И ведь самое ужасное, что я сама начинаю верить в это. Ну, какая из нас пара? Это даже смешно. Сочетаний смешнее я не встречала даже в комедийных сериалах. Но, как же так? Как же наша любовь? Неужели она умрет, так и не развившись в полную силу, не показав свой прекрасный живой цвет, как маленький росточек, повергнутый натиском холодных ветров и так и не ставший прекрасной розой? К черту! В конце концов, цветы пробивали себе дорогу жизни даже через асфальт, лишний раз доказывая всем, что природа умнее человека. И нам не справиться с тем, что послано нам Свыше. У Бога не бывает ошибок и недоразумений. Он знает, как лучше. — Прости меня, — ее голос разрезавший легкое облако тумана, полон искреннего раскаяния. Я пожимаю плечами. — Я-то прощу. Может быть, не сразу, но прощу. Но сможете ли вы простить себя, — я резко повернулась к ней. Альбина последовала моему примеру, впрочем, сразу же опустив глаза. — Это так неожиданно. Так странно. Я не знаю что делать, — ее голос, кажется, впервые звучал так растерянно. Впервые она была такой искренней. Настоящей. Мое сердце буквально разрывалось на части, а на глаза просились слезы умиления и странной безумной радости. Я не нашла ничего лучше, чем осторожно прижать ее к себе. Женщина не сопротивлялась, обреченно и мило положив голову на мое плечо. — Не переживайте, — мягко произнесла я, также робко обняв ее за плечи, — мы справимся, — добавила уже тверже, поклявшись себе в том, что готова всю жизнь сидеть вот так, рядом с ней — пусть Солнце прекратит свой звездный век и сияющими блестками осядет на землю. Она вдруг отстранилась, устремив на меня серо-голубые изможденные очи. — Думаешь? — Знаю, — ободряюще улыбнулась я. Расстояние между нами становилось минимальным. Так, что трепетное невесомое слияние губ казалось вполне допустимым, естественным. — Не стоит, — отстранилась она, тряхнув облаком волос, — здесь могут ходить люди. В том числе, мои студенты. Думаю, им не нужно знать, что гуляющие по институту слухи — не такие уж и слухи. — Боитесь, что на экзамене они повалят вам скопом с новым интересным предложением сдачи экзаменов? — засмеялась я. Внутри я знала — она не против. Что-то мешает ей. Но думаю, мы успеем с этим разобраться. — Кто-то ревнует, — огоньки, загоревшиеся на дне будто приобретших цвет, хоть и по-прежнему печальных глаз, мигом сняли грозящее нависнуть напряжение. Но этому веселью не суждено было продлиться долго. — А я имею на это право? — вскинула брови я. Женщина поднялась с места. Я последовала ее примеру, понимая, что стою на пороге чего-то очень важного. — Что мы будем делать дальше? — решилась спросить я. Вместо ответа она, словно камень в бурную реку, бросила блуждающий взгляд куда-то в неведомые осенние дали. — Думаю, сейчас нам нужно возвращаться. Скоро стемнеет. А позволить своим студентам ходить ночью по улицам — непростительно хотя бы для педагога. — И не только студентам? — мы снова шли по парку, любуясь разноцветными красотами ранней осени, которую я так люблю. Отныне люблю. — И не только, — утвердительно улыбнулась она. И правда — уже темнеет. Первые слуги загадочной царицы-ночи сумерки стремительно и неумолимо окутывают город, готовя все необходимое к приходу своей госпожи. — Не могу поверить, что это происходит со мной, — блаженно выдохнула я, — долгое время я могла только мечтать об этом. — И я, — сердце едва не выскочило из груди. Я остановилась, взирая на нее ошеломленным взглядом. — Да ладно?.. — Иногда, — отмахнулась Альбина, — пойми, эта встреча буквально выбила у меня почву из-под ног: мне о многом нужно подумать, очень хорошо подумать. — Главное, чтоб не передумать, — не подумав, ляпнула я, впрочем, тут же пожалев о сказанном. — Я постараюсь. Неожиданно, мы свернули на одну из остановок. Как быстро. Или влюбленные действительно часов не наблюдают? — Ну, мне пора. Я живу неподалеку. Напиши, как доберешься. — Конечно, — забота, как же приятно! — До встречи, — тепло и немного грустно улыбнулась она. — До свидания, — я проводила ее счастливым, не верящим взглядом. Теперь я точно знаю — я все делаю правильно…