LONELY

       У Юнги нет друзей. У Юнги нет никого, на самом деле, он даже не уверен, что этот кто-то когда-нибудь появится. И чем старше он становится, тем больше он в этом убеждается. Возможно, дело в его закрытом характере, но таков этот парень, а меняться ради кого-то — занятие, которое ему совершенно не по душе.        День потихоньку приближался к концу, когда Юнги вернулся домой. Родители уже, видимо, спали. Тихо пройдя по коридору, он зашёл в комнату, закрывая её изнутри на замок. Уединение. Юнги действительно любил сидеть один, посвящая всего себя себе, когда ему никто не мешал.       Последние лучики солнца упали на тёмный пол его комнаты, но через некоторое время полностью исчезли, погрязнув во тьме наступившей ночи. Юнги залез на кровать, втыкая наушники в уши, зарываясь с головой в мягкое одеяло. Увидь его кто-нибудь таким беззащитным, своим глазам бы не поверили.       Юнги для всех — сама недоступность. Что-то вроде изгоя, но пошёл он на это сам, добровольно. Его суровый и безразличный взгляд становится мягче, как только он оказывается один на один с собой.       И в этот раз Юнги был уверен, что в комнате он один, пока не почувствовал пугающее чувство чьего-то прожигающего взгляда. И он бы соврал, если бы сказал, что это было не страшно. Это было слишком страшно. Юнги медленно снял один наушник, глядя куда-то в темноту. Чувство никуда не исчезало. Вообще, Юнги очень скептически относился ко всем рассказам про мистических существ, духов и подобной нечисти. «Слухи», «постанова», «обман». Все эти слова он говорил своей маме, которая со страхом в глазах пыталась убедить его в том, что у них на даче на чердаке живёт призрак или, например, что их соседка недавно видела непонятное существо у себя дома. Но сейчас в глазах Юнги был точно такой же страх. Сердце бешено забилось, когда он почувствовал, что место на кровати рядом с ним прогнулось. Парень не мог шевельнуться. Последней каплей стало тело мальчишки, появившегося на том самом месте, где прогнулась кровать Юнги. В сердце больно кольнуло, а сам Юнги пытался закричать, но лишь беззвучно открывал рот. Он хотел проснуться. Хотел, чтобы это был страшный сон, кошмар, чья-то шутка, но нет. Он, наверное, просто сошёл с ума. Прямо на его кровати сидел какой-то парень. — Прости… — прошептал тот, исчезая. Чувство пропало. А вот шок Юнги нет. Трясущейся от страха рукой, он снял второй наушник, отбросив плеер куда-то в сторону, провалился в сон сразу же, когда закрыл глаза.

***

— Мама, я серьёзно, он был там! — на глаза Юнги наворачивались слёзы. Это ненормально. — Юнги, послушай, — женщина взяла его за подбородок, чуть поднимая его голову, устанавливая между ними зрительный контакт, — тебе, должно быть, приснился дурной сон. — Нет, мама, нет! В этом и дело, это был не сон, — Юнги схватил её руку, убирая её от своего лица, — я видел это собственными глазами! — Мой сын сошёл с ума… — Я не отрицаю! Но это было. И это, чёрт возьми, факт!

***

       Первые несколько ночей Юнги места себе не находил. Страх взял над ним верх настолько, что он даже перестал запирать дверь на ночь. Чтобы всегда была возможность убежать. Более того, он включал на ночь настольную лампу, которая стояла на его столе. На самом деле, с лампой выглядело всё ещё страшнее, будто кадр из какого-то ужастика, где посередине тёмного пустого коридора мигала лишь одна тусклая лапочка. Эта лампа, слава богу, не мигала, но всё равно доверия не внушала. Но Юнги посчитал, что пусть лучше так, чем если этот нежданный гость явится ещё раз и будет пялиться на него из темноты. Лучше пусть будет видно хоть что-то. Но гость больше не появлялся. Это заставило Юнги убедиться в том, что это был лишь плод его сумасшедшей фантазии или больного мозга. И в то, что это может повториться верилось уже с трудом. Но это повторилось.        Юнги опять вернулся домой поздно. Неотъемлемой частью его жизни были прогулки до позднего вечера. Когда солнце заходило за горизонт, а небо окрашивалось в красно-жёлтые тона, Юнги приходил на пляж, находившийся в пяти минутах ходьбы от его дома. Каждый раз, приходя сюда, он не уставал восхищаться этим зрелищем. Каждый новый закат был красивее другого. Это вызывало бурю эмоций у Юнги, ими хотелось поделиться с кем-то, хотелось показать то, чем он так восхищался. Но показывать было некому. И из-за этого в груди что-то ныло, а на душе становилось хмуро и грустно. А когда солнце полностью скрывалось за горизонтом спокойного моря, появлялась луна. И Юнги, сидя на песке совершенно один в столь поздний час, глядя на луну, чувствовал себя волком-одиночкой. И от этого, действительно, хотелось даже выть. Но он приходил сюда каждый день, делая себе больнее. И эта боль была мучительной, но от чего-то сладкой. Наверное, более сладкой боли он никогда в жизни и не чувствовал.        Лампа на письменном столе всё так же горела, как и каждую ночь в последний месяц. Окно было открыто на микропроветривание, из-за чего комната была наполнена стрекотанием кузнечиков. Время, вообще-то, близилось к первому часу ночи, но Юнги спать не собирался. С наушником в одном ухе, он был увлечён чтением книги. Юнги любил читать. Если бы у Юнги спросили, есть ли у него друзья, он бы ответил, что его друзья — музыка и книги. Читая книги, он представлял себя на месте главного героя, переживая все трудности и неприятности вместе с ним. Это позволяло ненадолго забыться и представить, что кто-то у него есть, кому-то он нужен, а жизнь не такая серая и однообразная.        В сердце резко больно кольнуло. Это чувство. Снова. Юнги больше не читал, он лишь делал вид, метаясь глазами по строчкам, напечатанным на странице. Руки предательски затряслись. Не нужно было ставить лампу. Последнее, чего он хотел сейчас — видеть перед собой его. Но Юнги поднял голову, что, кажется, делать лучше не стоило. Сердце кольнуло ещё раз, отдавая куда-то в живот и пятки, когда он встретился взглядом с тем же мальчишкой, который был здесь в прошлый раз. Он сидел на том же месте. В глазах мальчика отражалось переживание. — Я боюсь говорить что-то, — прошептал он, нервно теребя простынь рядом с собой. Юнги молчал. Он ничего не мог сказать. Он отказывался верить, что это действительно происходит с ним. — Я посижу здесь, — опять шепчет паренёк, — пока ты не привыкнешь… И он сидел. Сидел, не переставая теребить простынь. Ему, кажется, было неловко. — Кто ты? — вдруг нарушил тишину, длящуюся около двадцати минут, Юнги. — Я призрак-одиночка, — парень наклоняет голову на бок, задумываясь, — а так… Меня зовут Чимин. — Кто?! — кажется, у Юнги прорезался голос. — Призрак-одиночка. Я обречён быть одиноким навечно. Не представляешь, как бы я хотел иметь кого-то близкого, но это невозможно. А то… — Чимин запнулся, переведя свой взгляд с простыни на Юнги. — А то? — шёпотом переспросил старший. — А то меня больше не будет, — грустно улыбнулся Чимин.        Чимин пришёл на следующий день. И на следующий. И на следующий. Он приходил каждый день. По началу Юнги боялся. Он думал, что Чимин — это лишь плод его воображения. Возможно, он действительно сошёл с ума. Но с Чимином его жизнь казалась красочнее и веселее. Юнги впервые почувствовал себя неодиноким. Он почувствовал, что нужен кому-то. И, наверное, не заметил, когда сам начал нуждаться в Чимине. Даже если он был лишь его фантазией.        Чимин всегда приходил ночью. Юнги никогда не спрашивал, почему. Ему, вообще-то, было всё равно. Юнги жил ради этих ночей. Чимин заменил ему музыку и книги. Чимин подарил Юнги другую жизнь.        Этой ночью Чимин тоже пришёл. Не было ни одной ночи, когда он бы не приходил. Он появился, когда Юнги писал что-то, сидя за столом. Увидев Чимина, он захлопнул тетрадь, бросаясь на друга с объятиями. Юнги любил обниматься. Он не знал этого, пока в какой-то из дней Чимин не обнял его. Юнги понравилось. Сегодня Чимин выглядел грустно, что для Юнги казалось странным. С того момента, когда они начали общаться прошло около двух месяцев, за это время Юнги ни разу не видел, чтобы Чимин грустил. Но сегодня Чимин еле выдавил из себя улыбку, когда увидел старшего. — Чимин~а, что-то случилось? — обеспокоенно спросил Юнги. — Хочешь, я принесу тебе конфет, они поднимут тебе настроение? — Не хочу, — грустно улыбнулся Чимин, беря в свою руку родную чужую, — я должен сказать тебе кое-что. Юнги вопросительно посмотрел на парня. Почему-то предчувствие было совсем не хорошим. — Я так люблю тебя, Юнги-я, ты так дорог мне, ты же знаешь, — Юнги замечает слёзы в глазах друга. — Чиминни… — Юнги, ты сделал мою жизнь лучше. Я так благодарен тебе, Юнги. Я прошу тебя, не вини себя. Слышишь, Юнги? Ради меня. И Юнги хотел что-то ответить, но было поздно. Друг исчез. И Юнги почувствовал боль. Только эта боль была намного сильнее той, которую он испытывал раннее. До встречи с Чимином. И сердце опять неприятно кольнуло. Ноги подкосились, и Юнги упал. И он рыдал. Рыдал, не сдерживая слёз. И в глубине души он надеялся, что Чимин вернётся. Но больше он не приходил. Ни через день. Ни через два. Никогда.