Кошки-мышки

Кошки ловят мышей. Из года в год это нерушимое правило не меняется. Рыскают по Складам повзрослевшие Двоедушники, собирают дворовых усатых брошенок, а ночами выпускают их поискать засевших по углам грызунов — игра у них такая, называется «поймай крысу». Когда Город засыпает, банда выходит на разведку вместе со своими питомцами и чистит не только свой район, но и широкие улицы, застраиваемые новыми домами, пестрящие новыми афишами и заваленные свежими сплетнями. Ноткин так распорядился. Чтобы, мол, привносили в Город смуту да внимательно следили друг за дружкой, как в детстве. Главное обходиться без насилия и откровенных грабежей, иначе комендант глаза перестанет закрывать на деятельность кошачьей братии. Мышей колупают и бог с ними. Город чище с Двоедушниками становится. Иногда, проходя мимо Скорлупы, Ноткин подолгу стоит и смотрит на заколоченные окна. Городские поговаривали, что скоро здесь Лара Равель приют откроет и начнёт принимать пожертвования, но Хозяйка Ольгимская противилась. Священное для них место ни снести ни перестроить, говорит, нарушат покой детских душ, что спрятались в Скорлупе после песчанки. Однако, Ноткин здесь постоянно ищет совсем другие воспоминания, уже почти стёршиеся из памяти. Поскучает немного брошенным заматеревшим котом, куртку отряхнёт и пойдёт прочь в лабиринт из ржавых дверей, лишь бы боль под сердцем унять. Ведь караулить Хана не имеет смысла, кончился Хан — сбежал в Столицу и даже писем больше не пишет. Ноткину исполнилось почти двадцать пять, только документов при себе он не имеет, поэтому ему приятно думать, что на самом деле он никогда не становился взрослым. Всё также носит потёртый ошейник на шее, беспризорникам помогает и собирает вокруг себя самых верных и самых выносливых. А ещё он на троне Грифа удобно пригрелся и перенял бандитские знания и жаргон, куда деваться, когда всю жизнь на улице прожил. На мышей охотится по ночам, сверкая ножом-бабочкой. Всё ещё хромает. Бурах сказал, что ногу только заново ломать, чтобы кости срослись правильно, поэтому Ноткин отказался, представляя, как ему больно будет впоследствии. Чтобы помочь, Артемий ему какие-то мази столичные таскает и упрямо пичкает травами, от которых уже порядочно тошнит, если только это не твирин — с ним он тоже успел познакомиться поближе. А ещё ему читают мерзкие нотации. Мол, по пути Грифа идёшь, малой, не рычи на мир, не собирай вокруг себя негодяев, иначе собьют с тебя складскую корону и будешь не у дел в земле сырой лежать. Но Ноткин никого больше не слушает. Этой ночью тихо у железнодорожной станции. Вновь Двоедушники на разведку высыпали крыс ловить, и кошки вместе с ними. Переступая через лужи и проверяя замки на заброшенных складах, Ноткин вынул нож из внутреннего кармана и чиркнул лезвием по рукаву, проверяя, заточен ли. Донесли ему намедни, что зачастили по кварталам псы ходить — пережиток прошлого под масками прячут, всё ещё детство забыть не могут с глупой межбандовой войной. И во главе у них некто в собачьей маске, лавры Хана под себя подминает, чтобы тепло сиделось без уютного Многогранника. Ноткин испытывал к псам мало тёплых чувств и приказывал всех отлавливать, если начнут воду мутить, и сам вышел на улицу подслушивать и сведения собирать. Прекрасно ориентируясь в коридорах из ржавых контейнеров, Ноткин выглянул из-за высокого забора, поправил скрипучую калитку и двинулся вдоль по шпалам привычной дорожкой до Скорлупы. Ноги сами вели его к заколоченным окнам, за которыми уже лет десять не раздавался весёлый детский смех. Вороша прелую листву высокими ботинками, двоедушник поднял воротник куртки, вдохнул запахи степи и грозно глянул на мелькнувшую в траве песчанку. Пока кошки на складах командуют, им нельзя пересекать незримую границу под угрозой смерти. Следуя по невидимой линии, Ноткин добрался до лестницы, смахнул с каменных перил листву и вышел наконец на освещённую улицу, на которой в столь поздний час гулял только ветер. Толкнув хлипкие доски, он пролез во двор Скорлупы, оглядел заросшую тропинку и сразу почувствовал неладное: интуиция у него с возрастом стала точнее на разного рода неприятности. Подняв взгляд на застывшие окна, он сосредоточенно слушал и тянул носом воздух, но нарушителя не видел глазами, поэтому заметно напрягался всякий раз, когда хрустели под подошвами ветки. Грабитель что ли рискнул Скорлупу потревожить? Ноткин уже представлял, как Капелла внезапно просыпается и уже готовится вылететь из дома в приступе карающего правосудия. А тут он, герой не её романа, хромоножка с ножичком в кармане. Лучше не доходить до такого, она и без этого плохо спит. Обогнув дом с правого угла, двоедушник прислонился спиной к стене и закрыл глаза — комнаты прослушивал. У каждого здания в Городе свой голос, а у Скорлупы их несколько. То эхом песенку споёт, то расскажет страшную сказку. Сейчас же молчалив, притих, наблюдая, помочь ничем не может, Ноткину приходится самому глазами смотреть. За домом забралась на забор тёмная фигура. Силуэт высокий, взрослый, на голове пёсья маска из картона и ткани, угловатая какая-то. Замер нарушитель, встав на ограду и, видно Ноткину, прикурил от спички. — Эй, псина! — крикнул он, наконец выйдя из-за угла. В руках ножик заблестел, выпустила кошка когти. Фигура даже не шелохнулась. Собачья морда медленно повернулась в сторону Ноткина, блеснули в слабом отсвете табачного уголька лазурные глаза. Не испугавшись и не ответив, нарушитель бросил сигарету, спрыгнул по ту сторону забора и побежал к лестнице в небо, заросшей чуть ли не по самую верхушку. Чертыхнувшись, двоедушник перелез следом за ним и, не обращая внимания на тупую боль в ноге, ринулся вдогонку, уже не в первый раз играя в салочки с крысой. Два забора, третий. Ловкая попалась собачатина, быстро от кошки скрывалась, виляя переулками. Уводила Ноткина от Скорлупы дальше в Сердечник, ловко перепрыгивая через скамейки. Затем пропала. Просто испарилась. Тяжело дыша, двоедушник прислонился плечом к стене, фыркнул зло вслед псине и решительно прокрался во внутренний дворик, не огороженный забором. Вновь прислушался к интуиции, которая била тревогу внутри черепа, дома послушал, но гнетущая тишина вызывала далеко не самые радужные мысли. Когда рядом раздался громкий треск, Ноткин не успел среагировать и рухнул навзничь от удара под больное колено, едва не прокусив себе язык. Затем стало тяжело дышать — уселся на него собакоголовый нарушитель и руку заломил за спину. Разогнав плясавшие перед глазами огни, Ноткин попытался вырваться, и к его глубочайшему удивлению препятствовать освобождению не стали. Наоборот — приподнялся нападавший и в глаза двоедушнику заглянул сквозь прорези маски. Ноткин потерял дар речи. — Да чтоб я сдох, — выдохнул он от изумления. — Ах ты, хлыщ. Сволочь пиздодельная. — Это кто тебя таким словам научил, а, Ноткин? — раздался голос из-под маски. — Разве так старых врагов встречают? Стащив картонную собачью морду, нарушитель спокойствия встал на ноги и склонил голову набок, подавая руку двоедушнику. Губы Хана сами собой растянулись в усмешке. — Ну, давай помогу тебе. Прости, что по ноге ударил, обознался. Тебя не узнать было в темноте, вырос ты, горжусь. Ноткин отдышался, сплюнул в сторону и руку Каспару подавать не стал, сам поднялся, едва не рухнув снова, так сильно покалеченная нога подкосилась. Бурах, подумал он, убьёт, если узнает. — Сволочь ты. Какого хера тут делаешь? — прохрипел он. — Как так получилось, что я про твой приезд не знаю? Не стыдно тебе? Хан подхватил его под руку, усадил на удачно подвернувшийся ящик и отложил в сторону глупую ушастую маску. Встретил взгляд Ноткина и рукой колено его накрыл, болезненно сдвинув брови. — Последний поезд был неделю назад. Ты на нем приехал? — допытывался Ноткин упрямо. — Не кричи, сделай милость. Не мог я тебе рассказать, что приехал. Не мог и всё тут, без оправданий. Они замолчали, просто глядя друг на друга, изучая, впитывая новую информацию. Каспар отметил, что Ноткин стал повыше, даже перегнал его по росту на полголовы. А главарь двоедушников сделал себе на носу мысленную зарубку — в драке Хана надо сразу валить, чтобы не попасть в захват. — Прости меня. И за скорый отъезд и за то, что больно сделал, — Каин нахмурился. — Да не больно мне. Не беси. Ноткин встал, осторожно оперся на ногу и резко вдохнул, понимая, что теперь дойти до Складов будет проблематично. Зло посматривая на Хана, он выпрямился, оценивающе оглядывая того с головы до ног, и внезапно тихо рассмеялся. — Вот уж не думал, что когда-нибудь начну смотреть на тебя вот так. — Как так? — подхватив маску, Каин мастерски сложил её и сунул во внутренний карман. — Немного свысока. Отступив на шаг от Ноткина, Каспар фыркнул и отряхнул от пыли брюки. На нём было светло-голубое пальто столичного покроя с ремешком, в таком Стаматин, бывало, заходил поздороваться. Прихрамывая, двоедушник прошёлся вдоль скамейки. Думал послать Каина в задницу, да сдержался, внутри всё противилось и жглось при одной только мысли об этом. Ведь скучал он, чего скрывать, не даром посещал Скорлупу и кошек на охоту выгонял. — Ишь, как вырядился. Модник столичный, — Ноткин поковылял в сторону арки, остановился ненадолго, чтобы перевести дух и одернул руку Каспара, когда тот ему помогать подбежал. — Маска ещё эта дурацкая. Детство вспомнил? — Сам-то, — Хан кивнул на ошейник и потянулся к нему рукой, но Ноткин хлопнул по ней, как по комару назойливому и огрызнулся: — Да иди ты. Когда они вышли на дорогу, в доме напротив них загорелся светильник, и в окно высунулась женщина в белом платье. Грозно посмотрев на двух загулявших горожан, она приложила палец к губам и шикнула, жестами намекая, что в комнате за её спиной крепко спят маленькие дети. Каин лишь усмехнулся, сунув руки в карманы, покачал головой и медленно пошёл по мощёной дороге к железнодорожной станции. Когда Ноткин останавливался, чтобы передохнуть, Хан тоже тормозил. Некоторое время они молчали, слушая бессонный Город и мигающие окнами дома. — Так что? Вернулся ты и…? Нам всем упасть ниц? — пробубнил двоедушник. — Нет. Прошло то время. Забавно, я вот встретиться с тобой хотел, а судьба нас свела раньше срока. Смешная она. Каспар замедлил шаг у театральной стойки и пригладил пальцами загнутый уголок старой афиши. — Капелла сказала мне, что ты на место Грифа присел. Ноткин прыснул и, убрав нож во внутренний карман, неохотно проговорил: — Не то что бы присел. Так, неловко занял предложенный стул. Он теперь главный у старика Сабурова, ходит, командует. Важный такой, раздулся, как гусь. Каин задумчиво хмыкнул, жестом фокусника достал из кармана сигареты и, вернувшись к Ноткину, прикурил, получив на это красноречивый осуждающий взгляд, как будто бы им по пятнадцать и они впервые открыли для себя табак. Поморщившись, двоедушник отмахнулся от дыма, чуть бодрее зашагав по дороге. — Прямо, как наш Город. Сколько новых кварталов, — покачал головой Каспар. — Это я про гуся. Раздутого. Если ты потерял мою мысль. Ноткин закатил глаза, в который раз остановился и выдохнул. Хан, мгновенно появившись рядом, положил руку ему на плечо. — Сильно болит? — Да отстань ты. Я уже понял, что тебе стыдно. Полдороги они прошли молча, лишь изредка замирая на перекрёстках. Хан всё никак не мог начать говорить о том, о чём собирался, а Ноткин его не торопил, просто наслаждаясь тем, что они снова вместе, как в старые добрые времена. Обижался, конечно, злился всё ещё, считая, что Каспар обязан был сообщить о своём прибытии, а не разыгрывать спектакль. В первые годы Ноткин искренне считал его предателем их маленького государства со своими междоусобицами и детскими трагедиями. Как не стало Многогранника, Хан сильно изменился. Всё думал о чём-то. Чаще безмолвствовал. Как сейчас. А потом вот… Уехал. Учиться, говорила Капелла. — Ну так? — наконец нетерпеливо спросил Ноткин, когда они не без коротких привалов добрались до железнодорожной станции. Каспар потушил сигарету, поглядел на туманную степь, на уходящие в молочную пелену рельсы и указал на платформу. — Дети там всё ещё собираются? — Когда как. Одни устроили лагерь во дворе у Хозяйки Капеллы. Часть играет на складах, где раньше мы Двоедушниками жили. А что? — отчеканил бодро Ноткин, поправляя поводок и разминая ногу. — Может, остановимся? Тихо там… Спокойно поговорить нам с тобой не повредит. Каспар сошёл с тропинки в траву и, обернувшись, ободряюще улыбнулся, жестом подзывая спутника к себе. Они поднялись на платформу, Каин одёрнул пальто и, сев, похлопал по месту рядом с собой. Ноткин был только рад опустить ноги и забыть про боль, но всё равно сел чуть подальше, прислонившись плечом к перилам, которые установили тут во избежание инцидентов. Хан прикурил. — Ну? Рассказывай, — протянул Ноткин в тишине. — Почему вернулся? Или не мила тебе столичная богема? Каспар стряхнул сигаретный пепел с колена и глубоко затянулся, запрокинув голову. Говорил он, выдыхая дым, на одной ноте, будто по бумажке. — Время пришло. Город менять. Как Исидор завещал. Ноткин немного помолчал и пожевал губу, пальцем коснувшись щеки. Он отметил, что не мешало бы побриться, но зеркала на Складах не водилось, а к Бураху утром идти было чревато — залечит. — И? — поторопил он Хана. — Дальше-то что? — Отец захворал, вот что. Скоро начнётся волокита с бумагами. Доктор Данковский ещё как-то держит его на этом свете, но Виктор Каин уже слаб, подкосило его многое. Надо принимать наследство, ведь больше некому ответственность на себя брать, — Каспар поморщился, снова затянулся и закрыл глаза. — Слышу твои мысли: Мария? Боже, да ты видел её? Она в роли Хозяйки совсем осатанела, стерва. — Нет, не видел, но поверю на слово. Хан прикусил кончик языка, посмотрел на кончик сигареты и вновь перевёл долгий печальный взгляд на степной туман. — Я, ты, Капелла, Тычик… Кто ещё был в Списке? — приглушённо спросил он. — Парень этот, ученик Бураха. Спичка, воришка, — сощурился Ноткин, вспоминая. — Ласка. Она сейчас Петру помогает с чертежами, вроде больше к земле не стелется. Ещё была девчонка из вагончика, Мишка, часто яблоки у нас просила. Живёт у Равель сейчас, грамоты набирается, а то говорила, как дикий зверёк. Каспар покивал, стряхнул пепел, снова сдул его с брюк и серьёзно нахмурился. — Заметил, как быстро мы повзрослели? — спросил он, переведя пугающий взгляд на Ноткина. В глазах Каина тот увидел сразу всё, что они пережили до своей долгой разлуки. Чуму увидел. Смерть. И странное послание Исидорово о том, что нынешние дети вырастут и изменят их проклятый город. — Не знаю, как ты, — авторитетно сообщил Ноткин. — Но я не взрослел. — Оно и видно, — улыбнулся Хан. — Иди ты. Ноткин отвернулся, поднял глаза к ночному небу и глубоко вздохнул. Прав Хан. Слишком быстро детство прошло, игрушки стали серьёзнее, проблемы весомее, а вчерашняя шелупонь уже растит собственных детей. Только он, командир двоедушников, всё ещё в войнушку играет и на поездах катается, следя за равновесием кошек и мышей на Горхоне, в часовщика играет, неумело переставляя шестерни. Однако, Каспар вернулся и зовёт его не восстанавливать любимый город, а переделывать его, ломать. Ведь Исидор ясно видел, как они берут в руки эту песочницу, вытряхивают из неё лишнее и пишут новый кодекс. Он прикусил губу, чтобы чуть отвлечься от ноющей боли в ноге. — Отец умирает. А это значит, что пора, — продолжил свой словесный пассаж Каспар. — Ты со мной? — он поправил себя. — С нами? Ноткин опустил голову, убрал назад рыжие волосы и кивнул, пожав плечами. — Куда деваться. Я тебе доверяю. Ты умеешь объединять людей. Капелла умеет. Вместе управимся, но… — Но? — переспросил Каин. — А что потом? Есть у тебя план? Как Город менять будешь? — Ноткин поднял глаза и вскинул брови, приглашающе взмахнув рукой. Хана этот вопрос нисколько не удивил. — Исидор многое рассказывал мне. Приводил примеры, даже советовал, какие слова следует произносить и каким тоном. Я знаю, что делать, — он подсел к Ноткину ближе, затушил окурок и продолжил: — Если боишься, что я много власти на себя возьму, то на подобный случай у меня есть ты со своей стаей. Ноткин недоверчиво сощурился. Причём тут он? Кошки мышками занимаются, а не политикой, рыскают по улицам и добычу приносят. А устраивать революции по части животных породистых кровей, у них для этого смелости хватает. — Ты быстро покажешь мне, что я неправ, ты всегда так делал, — с улыбкой закончил Каспар. — Мы уравновесим наш мир. — Твои бы слова да Богу в уши, Хан, — фыркнул двоедушник. — Не знаю. Это сложные материи, я Исидору сразу сказал, что город и без меня обойдётся. — А он что ответил? — Каин посмотрел на висящие позади них часы и кивнул каким-то своим мыслям. Вид у него был, как у мошенника с игрой в скорлупки — под какой душу свою найдёшь, а под какой намордник? Собравшись с мыслями, Ноткин почесал висок и пространно произнёс: — Заверил меня Исидор, что даже глубоко отверженные вносят необходимую смуту в отлаженный механизм, чтобы не дать возникнуть Утопии. Каспар открыл было рот, чтобы продолжить, но они оба внезапно посмотрели друг другу в глаза и сказали почти одновременно: — Потому что Утопия — это миф. Повисло молчание, Ноткин сглотнул вставший в горле ком и даже не стал отстраняться, когда Каспар протянул к его лицу прохладную ладонь и коснулся колючей щеки. — Вот видишь. Вот мы и договорились. Прав он был — повзрослеем и сделаем. Ведь это наш мир, дружище. Мы вольны менять его под себя, подчинять новым законам. Поворачивать вспять время и отделять зло от добра, — он немного помолчал. — Взросление всегда даётся больно, особенно, когда оно наступает со смертью родителей и близких. Ты просто начинаешь чувствовать, как и твоё время утекает. Хочу успеть как можно больше. Мягкими прикосновениями спустившись к ошейнику, Хан задержал на нем свой мудрый взгляд и улыбнулся, выждав необходимую паузу. — Наши души связаны. Помнишь? Ноткин взял его руку в свою и кивнул. — Только вязал их кто-то очень сентиментальный. То стежок прямо идёт, то внезапно рвётся, — прошептал он. — Я скучал по тебе и твоей нудятине философской. Каспар сел ещё ближе, притянул Ноткина к себе за шею и ласково обнял, крепко сжимая ладонь, покрытую мозолями и шрамами. Запустил пальцы в волосы — этот жест заставил Ноткина горячо выдохнуть в шею Каина и замереть. Душа кошачья ластилась к породистому псу, даже обгрызанная и расцарапанная она жглась внутри и трепетала от прикосновений. — И я скучал, — шёпотом ответил Каспар. — Всё смотрел в окно и думал, как ты там. Не страшно ли тебе. Теперь вижу — не страшно, ты когти отрастил и клыки, мне бы самому тебя бояться, да только знаю я, что внутри ты всё тот же мальчишка, таскающий на шее поводочек. — Да и ты тоже. Всё такой же зануда, строящий башни из песка и решивший весь город спрятать в скорлупу ореха, — тепло засмеялся Ноткин и помрачнел, отстраняясь и заглядывая в глаза Хана. — Неужели спрячешь? Каспар отрицательно покачал головой, погладил Ноткина по щеке и неожиданно прижался губами к его губам в коротком далеко не дружеском поцелуе. Поразительно, но Ноткин не отстранился и сейчас. Ему казалось, что так и должно быть, нет в этом преступления, скорее скрепление сделки или союза. По телу побежали мурашки, он задержал дыхание и подался навстречу, зная, что если ляпнет что-нибудь, Хан его казнит. К тому же они взрослые. А это значит, что никто им больше не указ. Разорвав поцелуй, Каспар обхватил ладонями лицо Ноткина и по-детски неловко опустил глаза. Не задавая глупых вопросов, двоедушник глядел на него с той преданностью, с которой кошки смотрят на своих хозяев, пока те не видят, и ждал, когда исповедь Хана наконец подойдёт к своему завершению. Но тот продолжал молчать, взглядом выискивая что-то под их ногами, потом резко вдохнул и неровно выдохнул, смаргивая безрадостные мысли. Ноткин же думал о том, что на вкус губы Каспара вовсе не табак и даже не кофе. Скорее ягоды с кислинкой и щепоткой сахара. — Ну? — посмел он нарушить безмолвие. — Баранки гну, — с ухмылкой ответил Хан. — Пойдём, я помогу тебе дойти до твоего дома. Лихо спрыгнув вниз в траву, Каин поднял на Ноткина взгляд, картинно раскланялся и подал двоедушнику руку, услышав в свою сторону недовольное ворчание: — Ты меня бесишь. — Сколько бы лет ни прошло, а кошка с собакой всегда будут рычать друг на друга, — спокойно отреагировал на это Каспар и, дождавшись, пока Ноткин спустится, встревоженно добавил: — Может Бураху ногу доверишь посмотреть? — Он мне её отрежет. Ему легче отрезать, ты что, его не знаешь? — осадил он Каина и, махнув рукой, похромал в направлении забора, за которым простиралось его царство. Хан не отставал. Останавливался, когда нужно. Только теперь смотрел на Ноткина как-то иначе, с внутренней борьбой, с противоречиями. Как мышь, ступившая на запретную территорию. — Дальше я сам, — буркнул Ноткин, отодвигая скрипучую калитку. — Я уже понял. Каин сунул руки в карманы и набрал в грудь воздуха, чтобы что-то выпалить, но двоедушник его осадил: — Да, всё в порядке. Нет, мне не больно. Да, я тоже… — поняв, что запас его согласий и отрицаний завершился весьма неожиданно, Ноткин поднял глаза и в полумраке увидел, что Хан хитро ухмылялся. — Что тоже? — спросил он без всякой надежды на ответ в лазурном взгляде. — Тоже был рад тебя видеть, — неуверенно проговорил Ноткин, осознавая, что имел в виду далеко не это. Каспар выждал чуть-чуть, коснулся ладонью его щеки, будто бы проверяя, реален ли он, погладил большим пальцем скулу и с неловкой заминкой отступил, выпрямляясь. — Я буду ждать в Скорлупе. Пойдёшь со мной дома слушать? Ноткин задумался, покусал губы и, обернувшись на отсвет горящих бочек у входа в свою конуру, ответил: — Конечно. Завтра. Как только мои ребята закончат обход. Когда он вновь обратил взор к собеседнику, Каина уже и след простыл. Кошки ловят мышей. Из года в год это нерушимое правило не меняется. Рыскает, хромая, один облезлый кот по домам и знает, что рано или поздно его дозор закончится у тёплых лап породистого пса. Когда становится холодно, кошки идут греться в Скорлупу, где наконец ожили заколоченные окна.