See you

      Каждый из нас, просыпаясь утром и открывая глаза, с точностью может сказать, что он увидит утренний свет, проникающийся в комнату через окно, лица любимых людей. Снег, если зима. Разноцветные листья, кружащиеся в воздухе и падающие с деревьев на землю, если это осень. Распустившееся бутоны цветов, если это весна. И яркое солнце, если это лето. Может увидеть и отрыть для себя что-то новое в сегодняшнем дне. Но так не для всех, не для Пак Чеён.       Проснувшись утром и открыв глаза, для неё всё ещё всё остаётся в темноте. Она приспособилась существовать с этим недугом, но жить у неё не получается.       Каждый день для неё, как пытка. Каждый день для неё борьба, чтобы проснуться завтра, снова. Единственный стимул прожить ещё один день для Розэ — это её мать, которая старается из-за всех сил обеспечить ей комфортные условия для жизни, и единственная подруга Лиса Манобан, которая не бросила и не оставила её, как все остальные, после трагедии. Чеён правда благодарна им, но у всех есть предел, и она чувствовала, что её предел скоро кончится.       — Чеён, дорогая, пора вставать, — услышала она голос мамы из кухни. Розэ не хотела открывать глаза, это ведь для неё не имело смысла. Но каждый раз, когда Чеён открывала глаза, она всё ещё надеялась, что всё это ей приснилось, что она могла видеть. Но каждый раз её накрывала волна безысходности и разочарования.       Розэ встала, нащупала руками трость около кровати и пошла в ванную. Она встала возле раковины. Чеён хотела увидеть себя в отражении зеркала, увидеть, какого цвета зубная паста или какого цвета полотенце, которым она вытиралась. Но всё, что она могла, это на ощупь, автоматически принять утренние процедуры. Закончив, она опять нащупала трость и спустилась на кухню.       Розэ было сложно адаптироваться. Ведь, когда всю жизнь видишь все в красках, в мельчайших деталях, а потом полностью погружаешься в темноту, это сбивает с толку. Но сейчас для неё почти не составляло труда делать обычные для человека дела. Например, утренние процедуры или выйти на прогулку одной до парка. За два года всё это стало для неё автоматическим.       — Доброе утро, солнышко, — целуя дочь в лоб, сказала мать.       — Доброе, — как на автомате, выплюнула Розэ, садясь за кухонный стол.       — Сегодня у тебя запись, не забыла? Я заеду за тобой к часу дня, будь готова, оттуда тебя заберёт Лиса, — беря сумку и ключи со стола, сказала госпожа Пак и, напоследок ещё раз поцеловав дочь, ушла на работу. Чеён нащупала тарелку на столе, пахло жаренным беконом. Есть совсем не хотелось, поэтому, взяв трость в руки, Розэ направилась к мусорке, чтобы выбросить еду.       Чеён поднялась к себе в комнату. «Смысла ходить к психологу, если он мне не помогает?» — садясь на кровать, думала Розэ. Она нащупала у стены гитару, взяла в руки, задала аккорд и ударила по струнам. Мелодия лилась безупречно, но в какой-то момент гитара полетала на пол с характерным звуков, и Чеён, обхватив себя руками, начала плакать.       — Кого я обманываю? Как я могу писать музыку, если не вижу то, что меня вдохновляет. Как? — рыдала Розэ.       От усталости Чеён не заметила, как уснула. Её разбудил будильник на телефоне, оповещавший, что мама уже ждёт. Чеён быстро встала, нащупала трость и пошла в ванную, приводить себя в порядок.       — Чеён, ты собрана? — кричала мама с первого этажа. У неё было не так много времени, ведь у неё обеденный перерыв.       — Уже спускаюсь! — в ответ крикнула Розэ. Увидев дочь, госпожа Пак поняла, что Чеён опять плакала, но ничего не сказала.       Они ехали в машине, играло радио.       — Выключи его уже, — недовольно сказала Чеён.       — Ты в порядке, дорогая? — выключила радио женщина.       — А по-твоему, я могу быть в порядке? — раздражённо спросила Чеён.       Госпожа Пак привыкла к тому, что у Розэ скакало настроение. Она понимала дочь, хотела ей помочь, но Чеён, сама того не замечая, отнекивалась от любой помощи.       — Прости, — виновато сказала Чеён.       — Всё в порядке, — хоть Чеён и не видела, но она могла понять по интонации ее матери, что та улыбалась.