Часы бьют полночь

— Я ничего ему не ответила, — закончила Оля. — Просто попыталась сделать вид, что не понимаю, о чём он, схватила оставшиеся листочки и побежала. Он за мной не гнался. Только сказал напоследок, мол, «ты подумай, и тогда скажи». Я и думаю — может, просто отказаться? — Вряд ли поможет, — покачал головой Женька. — Скорее, станет хуже. Сомневаюсь, что он так просто отстанет и оставит тебя в покое. Оля невнятно застонала и откинулась на спинку стула. Она побежала к Женьке сразу после урока, даже не подумав, что Фролов может за ней следить. Побежала, потому что нуждалась в совете — но, похоже, он и сам не знал, что делать. — Соглашаться нельзя, — заметила она. — Нельзя, — подтвердил Женька. — Мы понятия не имеем, чего от него можно ожидать. И, блин, как-как он сказал? Сделает тебя сильнее? — Сильнее любого из них. — Оля кивнула. — Мне это не нравится. Как будто меня нелюдью сделать хотят. — Кто знает, может, и хотят. Учитывая некоторые… особенности нашего друга, я бы даже сказал, что почти в этом уверен. Какое-то время они сидели в тишине. Слышался только шелест страниц дневника, который Женька перелистывал, будто в поисках важной информации. — Знаешь… — произнёс он наконец, — кажется, я нашёл кусок, который связан со всем этим. Только разобрал не до конца. — И что же там говорится? — поторопила Оля. Ситуация тревожила её всё сильнее с каждой минутой, точно Фролов уже стоял за дверью квартиры и нехорошо улыбался, а змея на его плече раскачивалась в ожидании прыжка. Только сейчас она поняла, насколько сильно влипла. Влипла даже не сегодня, а ещё тогда, когда решилась начать видеть. Вот только выбор уже был сделан — навсегда, без возможности его отменить. И ничьей вины, кроме её самой, здесь не было. Хоть Женька и считал иначе. — Я буквально пару слов понял, — он досадливо захлопнул тетрадь и кинул её на стол перед собой. — Из расшифрованного — буквально: «человек — тварь, носитель, симбионт, убить паразита». — Как-то бессвязно. — Так и должно быть. Русский язык вообще слабо приспособлен для таких шифров, слишком много падежей и словоформ, — пояснил Женька. — Те, которые зашифрованы сложнее, должны дать больше информации, но я так и не нашёл ключ. — Ты вообще его ищешь? — Ищу. Но никаких зацепок нет. Ни заметок на полях, ни информации в самом тексте, ни в маминых книгах ничего. Думал, может, есть ещё один дневник — нет, только конспекты из вуза, но и в них ни слова. Оля наморщила лоб и потёрла виски. Отголоски сотрясения до сих пор иногда отдавались приглушённой головной болью. Слабой, но различимой, как будто болело сквозь вату, сквозь толстый слой бесчувственной плоти. — Там сказано «убить паразита»… — протянула она. — Может, надо просто уничтожить эту змею? — А ты уверена, что это не убьёт и самого Фролова? И уверена, что это вообще возможно — убить тварь, которая уже в кого-то вселилась? — Эй, я так уже делала, помнишь? — попыталась пошутить Оля, но не удалось: при одном упоминании прошлого раза Женька посмотрел на неё так, что она тут же прикусила язык. Точно. Не стоит лишний раз напоминать, как они пытались отравить его мать — пусть на самом деле это существо не было Мариной. — Я помню, чем это закончилось, — скептически фыркнул он в ответ. — Если бы не счастливая случайность, нас бы тут сейчас не было. — Ну и что ты предлагаешь? У тебя есть идеи? — Ну… Одноклассник отвёл глаза и неловко хмыкнул. Понятно. Никаких. Оля почему-то ощутила, что закипает. Конечно. Женьке сейчас легко говорить: ведь это не ему странный Гоша угрожает чёрт пойми чем, если он не согласится на подозрительные условия. Это не он стоит между двух огней: согласиться на предложение, которое сделает с ним непонятно что, или рискнуть и, возможно, попасть в ещё большие неприятности? К чёрту. Если у Женьки нет догадок, она будет действовать сама. А идея у неё появилась только одна. — Значит, так, — решила Оля, вылезая из-за стола. Перед ней осталась сиротливая кружка чая: так и не отхлебнула ни глотка. — Если ты не со мной, тогда я попробую сама. Соглашаться я не собираюсь. Значит, могу только отказаться, чем бы это ни грозило. Так что завтра он спросит снова, и я скажу «нет». А там посмотрим. Если отказ он воспримет плохо, значит… значит, я попытаюсь убить змею. Как-нибудь. Даже если это сделает только хуже. У меня просто нет выбора. И можешь сколько угодно говорить, как опасно отказываться и так далее — если у тебя нет идей получше, просто молчи. Страшно почему-то не было. Вместо закономерного ужаса Оля ощущала только ажиотаж. Прямо как тогда, на экскурсии, или позже, в деле Женькиной матери — что-то перещёлкнуло внутри, и теперь ей хотелось действовать. Слишком долго она ныла и переживала. Страх ей не к лицу. Она всегда была решительной — настало время показать себя. Оля уже приготовилась к тому, что Женька начнёт спорить, предлагать ей погодить, снова сказаться больной — или что-то ещё в таком духе. Но вместо этого он просто вытянул руку вперёд — теперь она лежала на столе совсем рядом с её чашкой — и ответил: — Нет. И, пока она не успела открыть рот, чтобы возмутиться, быстро добавил: — Нет. Ты не попытаешься убить змею. Мы попытаемся. Оля хмыкнула и потянулась к его руке, в последний момент демонстративно изменив траекторию и схватив кружку с остывающим чаем. — Только что ты говорил «это плохая идея». Хоть своих и не предлагал. Что изменилось? Женька приподнял голову, взглянул в её нахмуренное лицо и вдруг улыбнулся. — Ничего. Я всё ещё считаю, что это плохая идея. Но других-то нет. Так что… ты права, ничего больше нам просто не остаётся. И ты же не думала, что я останусь в стороне, когда происходит что-то интересное, правда? — В прошлый раз, когда я решила вмешаться в чужие проблемы, чем это закончилось? Я начала видеть монстров, — на автомате ответила Оля, продолжая спорить скорее по инерции. Хотя на сердце стало спокойнее — если она не одна, значит, провернуть всё будет намного проще. — Именно! — отозвался Женька. — Если бы ты не начала, инцидента с Фроловым бы не произошло. А значит — это не новая история, а продолжение старой. То есть, мы всё ещё должны держаться вместе. Звучало неубедительно. Оля вспомнила, что он сказал ей тогда, у дерева, после побега от жуткого полуволка — и всё встало на свои места. — То есть, ты переживаешь из-за того, что я теперь их вижу якобы из-за тебя, да? — уточнила она, не удержавшись. — А даже если и так, ты что, против моего участия, что ли? — парировал Женька, и Оля не нашла, что ответить. Конечно же, она не была против. Как она могла? Он знал намного больше, чем Оля, и опыта у него в таких делах были годы — куда там её жалкому месяцу. К тому же она уже привыкла, что, попадая в жуткие и опасные истории, всегда оказывается не одна. Не хотелось бы, чтоб этот раз стал исключением. — Вот видишь, — верно истолковал он её молчание. — Оль, я понимаю, что это опасно, ты не думай. Но даже если что и случится, я к этому готов. Честно. Ну так что, будем думать, как его уничтожить? Оля кивнула — и тем самым подвела точку под всеми их разногласиями.

***

Школа встретила её гамом и звоном. В ушах почему-то стучало, хотя сердце билось спокойно, как обычно. Разве что чуть-чуть учащённо. Нет, нервничать нельзя. Ни на минуту нельзя: это могут заметить не те глаза. Стаська открыла было рот, пытаясь что-то сказать, но Оля посмотрела на неё так отстранённо, что подруга пожала плечами и отвернулась. Хотелось верить — не обиделась. Мысли не давали покоя с самого утра. Сны сошли с ума: теперь она не просто ехала в метро, теперь за ней кто-то пытался гнаться, вырывал из рук мобильный телефон. Или тот просто падал на рельсы? Она не помнила. Всё, что Оле оставалось — беспощадное ощущение: вершится судьба. От того, что она сделает сегодня, зависит её будущая жизнь. Зависит неприглядное будущее, что она видела во сне. Она уже испытывала похожее раньше, тогда, когда падала с дерева на съедение волкоподобной твари, когда бросала на улице коробку с котятами, когда смотрела на распотрошённые трупики, такие маленькие на фоне белого снега. Но никогда — настолько сильно. Что бы ни происходило, сейчас цепь событий продолжала раскручиваться. И кто знает, куда она в итоге приведёт. Когда незадолго до начала первого урока в классе отключился свет, Оля даже не удивилась. Фролова она ожидала. Чего не ожидала — так это того, что он не станет подходить к ней где-нибудь в коридоре, а зажмёт у стены в классе на виду у всех. Вовка хихикнул и ретировался, Ленка вспыхнула, как будто её лично оскорбили — и тоже ушла, нарочито звонко цокая каблучками. Ревнует, поняла Оля. Но сделать ничего не смогла: её вжали в стену неподалёку от двери, прямо под затянутым в стекло информационным стендом. По обе стороны легли две плотные мясистые руки. — Я задавал тебе вопрос, — ненавязчиво, как бы между делом сообщил Гоша. Он кривил лицо в полуулыбке, но глаза оставались цепкими и льдистыми, точно у зверя, что сидит в засаде и ожидает дичь. Змейка молчала, застыв изваянием. — Было дело, — Оля справилась с оторопью и попыталась говорить максимально спокойно. — Какое-то дурацкое предложение. — Дурацкое, да? — протянул Фролов и громко усмехнулся, обнажая зубы, крупные и желтоватые. От него пахнуло едким запахом сигарет, и Оля поморщилась. — Чего морду воротишь? Не нравится? Оля промолчала и отвела взгляд. По плану, Женька сейчас должен быть неподалёку — но она его не видела. А начинать без него казалось морально неуютно. В конце концов, от него зависела вторая часть плана. — Ты смотри, — продолжил Гоша, поняв, что она не откликнется. — Я вообще-то не шибко терпеливый, ждать вечно не буду. Так что давай отвечай сейчас. Согласна стать сильной и разобраться со всеми, кто тебя обижает — или нет? Оля продолжала молчать. Напряжение становилось таким явным, что его можно было пощупать. Сквозь шум сердца в ушах она могла различить смешки одноклассников: смотрите, Фролов опять к кому-то прицепился. Бедолага. Надеюсь, она пожалуется директору, и его исключат. Да ладно, что она, шуток не понимает. Ой, как будто он сделает что-то на глазах у всех. Месяц назад кто-нибудь обязательно вступился бы за одноклассницу, к которой попытались пристать. Месяц назад она не осталась бы в одиночестве, и вместо сплетен и пересудов девятый «Б» начал бы действовать. Месяц назад их класс был дружным: там не было Гоши. Но ноябрь перевалил за середину, и Фролов учился в их классе, и с тех самых пор все вокруг неуловимо изменились. Даже те, кто не вошёл в его шайку. И теперь Оля не знала, чего именно от них ожидать. Мир сузился до пространства между упёртыми в стену руками Гоши, но она каким-то чудом увидела мелькнувший сбоку знакомый чёрный свитер и поняла: пора. — Нет! — выпалила Оля в наглое, самодовольное лицо Фролова — и быстро заговорила, надеясь, что Женька её услышал. — Ты больной какой-то. Я понятия не имею, о чём ты говоришь. Никто меня не обижает. Никакой помощи мне не нужно. Да даже если бы что-то было — кто сказал, что я соглашусь, чтобы ты мне помогал? Гоша на глазах начал багроветь. Гримаса доброжелательности, делавшая его похожим на деревенского дурачка, разом сползла, превратившись в звериный оскал человека, которому отказали. Будто не сам скалился — будто чудовище на его плече передало ему свою мимику. — Вот ты как, значит… — прошипел он, перехватывая Олю за плечи и вдавливая в стену — сильно, до боли. Наверняка останутся синяки. — Совсем берега попутала? Думаешь, дерзкая дофига? Думаешь, можешь меня просто так продинамить и опустить — и ничего не будет? Оля была к такому готова. Но резкое преображение пытавшегося казаться дружелюбным Фролова в агрессивного подонка всё равно поразило. Больше всего его поведение напоминало злобу парней, которые после неудачного подката в интернете обзывают отказавшую шлюхой. Вот только они были не в интернете. — Я баб не бью, — вдруг почти доверительно сообщил Гоша. — Так что по морде не получишь, не боись. А вот что ничего плохого не случится — не обещаю. Вспышка гнева как будто начала проходить: голос Фролова вновь стал вкрадчивым. Только теперь в нём прослеживались нотки плохо скрываемого бешенства. Змея на его плече загородила собой любопытные лица одноклассников, которые виднелись сбоку, начала раздуваться, широко распахнула пасть. Оля зажмурилась: ей не хотелось этого видеть. Она начала думать, что Женька опаздывает, что он ничего не сделает. Ничего не успеет сделать. И тут в лицо ударил ослепительно белый луч прожектора — тот самый, запоздало вспомнила Оля. Тот, что разогнал тьму в коридоре в прошлый раз, когда она была уже убеждена: всё кончено. Казалось бы — маленький детский фонарик. Что его свет значит в классе, где солнце бьёт изо всех окон? Но нет. Солнца-то как раз и не было. Первый урок, поздняя осень. Ещё не рассвело. А лампочки отрубились минут пять назад, давая змее шанс. В воцарившемся полумраке даже этот луч выглядел прожектором. — Хватит уже, — негромко произнёс Женькин голос — и смешался с истошным шипением, похожим на визг. Хватка, сжимавшая плечи, ослабла, и Оля поспешила отшатнуться от Фролова. И только потом рискнула открыть глаза. В свете фонарика змея корчилась и извивалась, точно на сковороде. Гоша дёргался, как от ударов током, и лицо его перекосилось в бессильной злобе, но всё, на что его хватило — обернуться к Женьке. — Ты ещё что творишь… — прошипел он, словно и сам был змеёй. Радужные отсветы в его глазах становились всё заметнее, а одноклассники даже сейчас не спешили вмешиваться, застыв на своих местах, как вкопанные. — Это не она тебе нужна. А вот этого в плане не было. Оля встревожилась. Что он задумал? Неужели… — Да ладно! — хохотнул Гоша, подтверждая её худшие догадки. — Ты?! — Вроде того. Оля изначально была не при чём. Она их не видит. А вот у меня к тебе несколько вопросов — и поверь мне, тебе лучше ответить. На этот раз батарейка закончится не скоро, — Женька усмехнулся, и Оля в очередной раз удивилась тому, каким он иногда бывает пугающим. Теперь до неё дошло. Он с самого начала хотел так сделать: выведать секреты Фролова, чтобы научиться от них защищаться. Или не поэтому? — И о чём же эти вопросы? — осклабился Гоша. Змея продолжала истерично шипеть. Теперь Оля видела: она не просто сидит на плече у Фролова, она как будто растёт из его плеча. Не сосед, не питомец: симбионт. Часть тела, которую не получится просто так снять. «Человек — тварь, носитель, симбионт». Так Марина это имела в виду?! — Смерть стоит у тебя за левым плечом, — процитировал Женька. Оля ахнула — и закрыла рот руками, чтобы никто не услышал. Сцена из её ноябрьских снов, такая яркая, такая настоящая, вонзилась в мозг, как осколок стекла. Это же он говорил! Это его слова та, взрослая Оля пыталась вспомнить в холодном московском метро! Ну конечно же: в веренице дней она почти забыла, что главный кошмар её повторяющегося сна — то, что там нет Женьки. То, что именно его она пытается вспомнить. Но раньше он так не говорил — а значит, это ещё могло не стать правдой. Теперь же всё сходилось. — А ты дохрена поэт, я смотрю, — процедил Гоша. — Ладно, подловил. О чём спросить хочешь, Пушкин, мать твою? — Это Кастанеда, — поправил Женька и слегка махнул фонариком в сторону: змея пыталась выползти из круга света, но луч следовал за ней. — О чём, о чём. О смерти за плечом, конечно. Вау, и правда поэзия. Что случилось дальше, Оля не заметила. Просто чья-то тень мелькнула за спиной Женьки. Просто его рука пошла вниз под чужим ударом, на секунду выпустив змею из круга света — и этого мига Фролову хватило, чтобы отскочить сторону. Просто, когда лампы снова загорелись, Вовка стоял рядом и усмехался во все зубы, а в руках у него был сжат выключенный фонарик. А в глазах отсверкивало радугой. Всё произошло слишком быстро. Оля не успела даже увидеть, как и когда Вовка успел к ним подкрасться. — Что-что ты там говоришь? — поинтересовался тот, швыряя фонарик на землю и с силой наступая на него. Пластик захрустел под тяжестью ботинка. — И что у тебя во второй руке? Булавка, серьёзно? Точно. План заключался в том, чтобы проколоть змее глаз металлической булавкой, пока она будет обездвижена. Они не любят металл и умирают от удара в глаз: это Оля и Женька помнили ещё по прошлому разу. Но теперь, когда всё вышло из-под контроля… Гоша тем временем пришёл в себя. Проморгался, отошёл от стены — и вдруг рванулся вперёд. Оттолкнул в сторону Вовку, схватил Женьку за воротник свитера и потащил к доске, в центр класса. — И кто мне будет тут говорить о смерти, а?! — рявкнул он на всё помещение. Оле показалось, что от его вопля сейчас включится пожарная сирена. Если до сих пор кто-то не смотрел в их сторону — сейчас к доске повернулись все. Даже из коридора заглянула парочка любопытных голов. — Что… — начал было Женька, но Фролов перебил его. — Думаешь, самый крутой тут? А нифига! Я всё знаю! Он обернулся к классу, где уже начинала твориться настоящая вакханалия, и заорал ещё громче. — Я знаю, что ты — кошачий маньяк!