***
Стиральная машина из ванной рычала, как голодная тварь. Настоящих тварей, к счастью, не было: бились в окно, шипели на фиалку в горшке, но в квартиру не залетали. Домашний уют не нравился им, и в квартире Оля чувствовала себя в относительной безопасности. — Итак, что мы узнали? — вздохнула она, осторожно протирая смоченной в перекиси ваткой очередную ссадину на лице Женьки. — Во-первых, что за Фроловым ещё кто-то стоит… — Это разве не было очевидно с самого начала? Он же кретин, — вяло поинтересовался тот и поморщился. Оля могла его понять: у неё тоже всё болело, а ведь ей досталось не в пример меньше. — Было, но теперь у нас есть подтверждение. А ещё, во-вторых, мы знаем, что «сделать человека сильнее», как он говорит, просто так нельзя. Ему же понадобилось твоё согласие. В-третьих, он так оговаривался, что я подумала, будто это не особо безопасно. А то и вообще смертельно опасно. К тому же он знает про меня! Так что я тоже на мушке. И ещё эта «самодеятельность». Как ты догадался, что… — Слушай, помедленнее! — взмолился Женька. — Ты как-то слишком разошлась. Я всё понимаю, но… сейчас у меня большая часть мозговых ресурсов уходит на то, чтобы не отключиться прямо здесь, а ты ещё что-то рассказывать пытаешься. Оля осеклась. Пару минут назад она повторяла себе, что важные разговоры лучше оставить на потом — и вот, пожалуйста, грузит их обоих информацией, которую они сейчас вряд ли будут в состоянии воспринять. Молодец. — Прости, — она вздохнула. — Прибеги я чуть раньше… — …ничего бы не изменилось, — закончил Женька. — Всё прошло бы совершенно так же. — Но рука… — Да пофиг, пройдёт. Вот об этом точно не стоит волноваться, — он махнул забинтованной ладонью, но Олю не обманула его мнимая небрежность. — Ну сколько можно, — погрустнела она, — хватит, расслабься уже. Передо мной-то не нужно в крутого играть. — А я и не играю, — Женька моргнул, будто сам не понял сути претензии, а потом уже тише добавил. — Не в этом дело, правда. Он опустил голову на здоровую руку, лежавшую на столе, и устало выдохнул. — Спасибо. Не хочется этого признавать, но, если бы ты не пришла, я не знаю, что было бы. Скорее всего, всё бы прошло намного хуже. Я ведь ничего не мог сделать. — Если бы я не попалась им, тебе бы не пришлось… — Не пришлось бы? Я не идиот и между унижением и реанимацией выберу унижение. Так что и без тебя собирался в конце концов сдаться и сказать эту чушь на камеру. Рано или поздно. Ты, по сути, ничего не изменила. Разве что позволила нам не остаться инвалидами. И ещё убить змею. Хотя… я уже не уверен, хорошо ли это. Оля молчала. Даже сейчас, понимая, что по их следам может пойти нечто намного более могущественное, чем Гоша Фролов со змеёй на плече и его приспешники, она не жалела. Не жалела ни о едином сказанном слове. И о том, что они бросили одноклассника там, за гаражами — тоже не жалела. Женька помолчал и продолжил. — Но я не о том, Оль. Рука — это действительно мелочь… по сравнению с остальным. Есть у меня кое-какие догадки, и мне они совсем не нравятся. — Что ты узнал? — напряглась Оля. Она вспомнила: точно, Гоша же что-то сказал ему на ухо, когда Женька обвинил его в самодеятельности! Ей всё хотелось об этом спросить, но случай никак не представлялся. Да и из головы вылетало. Столько всего случилось. — Ты правда хочешь говорить сейчас? — тот вздохнул. — Второй раз прошу, дай в себя прийти. Там… действительно много всего. Голова кругом идёт, серьёзно. Хотя бы десять минут — и я весь твой. Оля вскинула руки: сдаюсь, мол. — Ладно-ладно, я подожду. Чайник поставить? Женька молча кивнул и прикрыл глаза.***
Ждать пришлось дольше, чем десять минут. Когда вскипел чайник, Оля обнаружила одноклассника спящим. Прямо так, на столе. Будить его она не рискнула: просто спихнула со столешницы на диванчик и накрыла принесённым пледом. А потом и сама провалилась в дрёму, прикорнув в кухонном кресле — хоть тело и болело, усталость оказалась сильнее. Женька разбудил её, когда на улице уже темнело. — Ау? Мы вроде поговорить хотели… — Оля сперва не поняла, что за тень возвышается над ней, и запоздало вздрогнула. После отдыха стало едва ли не хуже: ныла голова, каждый вдох отдавался болью где-то между рёбрами. Но в голове прояснилось. Наверное, надо было с самого начала идти в травмпункт, вяло подумала она и выпрямилась в кресле. — Хотели, — со сна не сразу вспоминалось, о чём именно. Но стоило ухватить за хвост пролетавшую мысль — и воспоминания нахлынули водопадом. — А, да, точно! Хотели! Ты что-то узнал, верно? Тот усмехнулся. — Ну, не то чтобы узнал… Но у меня есть догадки. Оля потянулась к выключателю — уже смеркалось, а оставаться в полумраке не хотелось — и превратилась в слух. — Помнишь, что я говорил недавно? Про то, что, может быть, люди и чудовища — одно и то же? — Помню, — Оля кивнула. — И что? При чём тут… — Я тут подумал, что в этом, похоже, и была их цель, — Женька досадливо поморщился, когда неловким движением потревожил больную руку. Та опухла и теперь выглядела совсем уж неприглядно даже сквозь слой бинта: похоже, и впрямь перелом. — Если они планировали довести меня до отчаяния, то у них, блин, почти получилось. Думаю, всё бы развивалось как-то так: сначала слухи разлетаются по одной школе, потом, если я решу перевестись, — по другой… В конечном итоге надо мной нависает угроза уголовного дела, и тут-то они и появляются. — Они? — переспросила Оля. Подумать только! То есть, Женька всё-таки не пустил дело на самотёк? Как давно он молчал о своих догадках, говоря, что ему не хватает данных? Почему скрывал от неё? Она же почти поверила, что он сдался и пассивно ждёт их хода! — Да, они, — кивнул Женька. — Не знаю, кто. Может, взрослые. Может, приятная отзывчивая девочка. Предложили бы помощь, но уже не с чудовищами, а с людьми. К тому моменту для меня бы уже разницы, наверное, не было. Возможно, они даже не упоминали бы о тварях, чтобы я не понял, кто они такие. А дальше — дело техники. Либо ты принимаешь нашу помощь, либо попадаешь в тюрьму. Думаю, согласие можно получить и так. — А если бы ты отказался? — Оля вскинула бровь. Звучало чересчур фантастично даже для ситуации, в которой они очутились. — Что бы они сделали тогда? — Вот этого не знаю. Но ты не забывай, это только подозрения. Судя по тому, как отреагировал Гоша, правдивые, но… может быть, я всё выдумал. Потому и не хотел тебе говорить, слишком уж оно призрачно и без пруфов. Это был Женька, которого Оля хорошо знала. Слишком скрытный, чтобы посвящать кого-то в свои догадки — даже её, близкую подругу. Но достаточно рассудительный, чтобы эти догадки строить. — Мог бы хотя бы поделиться, — вздохнула она. — Я бы прислушалась. — Да мне самому это в голову буквально недавно пришло, — фыркнул вдруг Женька. — А окончательно оформилось вообще только сейчас. До того я всё думал, что собирается делать Фролов. — Как ты догадался, что он отошёл от изначального плана? — тихо спросила Оля. — Это же было… ну, вообще неочевидно. — Ну… — он замялся и отвёл взгляд. — Как бы сказать. Я… не совсем догадался. — В смысле?! Ты блефовал, что ли? — И это тоже, но не только. Оля нахмурилась. Кажется, ситуация прояснялась. Вспоминались последние дни: она всё говорила, что им нужно действовать, а Женька отнекивался: мол, возможностей нет. И ей начинало казаться, будто он что-то скрывает, мутит воду за её спиной — но смутные подозрения никак не оформлялись в понимание. — Ты что-то разузнал и мне не сказал? — медленно протянула она. — Ведь так? — Помнишь, я говорил, что Гоша нигде не появляется один? — негромко откликнулся Женька, не поднимая глаз. — Так вот, это не совсем так. Есть одно место. Догадайся, какое. Оля открыла рот — и тут же захлопнула. — Только не говори мне, что ты за ним в туалет ходил! — Да нет же! — за синяками было не различить, но Оле показалось, будто тот вспыхнул, как девчонка. — Это случайно вышло. Я просто услышал голос из кабинки, а он там… с кем-то по телефону болтает. И говорит что-то в духе: «Точно ничего не делать? Даже пугать не стоит? Что значит — вы сами?». Вот тогда у меня подозрения и возникли. — И ты опять ничего мне не рассказал… — Да какая разница-то? — Женька махнул рукой. — Я всё равно не знал, что с этим делать, пока он сегодня на меня не наехал. Видимо, решил, что, если получится, его похвалят. А если не получится, сможет на мне отыграться. Судя по тому, что он мне сказал, исход его особо не волновал. — А что он, кстати, сказал-то? — вспомнила Оля. — Тогда, шёпотом… что-то важное? Тот кивнул. — Он сказал: «Я сделал это, потому что ты меня бесишь, ушлёпок. Мне было пофиг, как всё пройдёт. А им плевать. Им главное, чтобы цель была жива. И поверь, у них много способов». Как-то так. Слова, может, другие, но суть та же. Что? Серьёзно?! — Бесишь? — переспросила она. — И что, это… всё? Но почему? Но как… в смысле, пофиг, как всё пройдёт? Неужто ему бы за такое ничего не было? И что за многие способы? Я не понимаю. — Вот я тоже не понимаю, — со вздохом подтвердил Женька. — Я как раз и думал, что за самодеятельность его накажут. Тем более — за такую бездарную. Но теперь сомневаюсь, повлияла ли она вообще хоть на что-то. А тогда и вовсе растерялся, потому что совсем уж странно. Оля помотала головой. Она ничего не понимала. С каждой минутой история становилась всё более запутанной. Одноклассник невесело усмехнулся и взъерошил волосы здоровой рукой. — Теперь понимаешь, почему я сказал, что рука — это фигня? По сравнению с остальным-то. Фролов, конечно, мог наврать, но если у «них» и впрямь много способов и совсем нет принципов… то мы влипли ещё покруче, чем раньше. И я, и ты. Я хотел хоть тебя уберечь, но, раз они знают, проблемы у нас обоих. — Ну, не факт, — возразила Оля. — Может, отстанут ещё. Звучало совершенно неубедительно. — С чего бы? — Женька пожал плечами и скривился — видимо, шевелиться было больно. — Ничего не изменилось. Они всё ещё нас ищут — и теперь точно знают о тебе. Я всё ещё преступник. А судя по тому, что Фролову было плевать на исход своей затеи, их изначальный план всё ещё в силе. Им ничего не мешает и дальше загонять нас в угол. — Хочешь сказать, мы только хуже сделали? — Не знаю. Может, и сделали. Я пытаюсь об этом не думать, хотя бы не сейчас, но понимаю, что сегодняшний день мне ещё долго будет сниться в кошмарах. И тебе, наверное, тоже. Оля вспомнила: жуткий хриплый смех рвётся из её горла, когда она смотрит на перекошенную рожу Фролова, перечерченную плевком, а внутри горит ненависть, яркая, как путеводный огонь в ночи, и уходит страх, и остаются только непривычная лёгкость внутри да буйное, нелюдское ликование. Злое и яростное, как если бы она и сама была чудовищем. Даже сейчас отголоски этой тёмной эйфории искрами вспыхивали внутри. А страха больше не было. Ни единой крупицы. — Нет, — твёрдо ответила Оля, — не будет. — Счастливая ты… — И тебе не будет. Потому что у нас есть чем ответить. Как минимум ты больше не преступник. Женька с недоверием посмотрел на неё. Правый глаз заплыл, превратившись в щёлку, и выглядел он не лучше жертвы аварии — но даже это не смогло скрыть непонимания на его лице. Оля улыбнулась и положила на стол телефон. Эффектно, как козырную карту. — Я записала ваш разговор, когда стояла за гаражами. Если обрежем часть про чудовищ, получим доказательство твоей невиновности. Одной проблемой меньше. Она непонятно себя чувствовала. Раньше воодушевление, приходившее в критические моменты, всегда уходило вместе с опасностью. Но, похоже, сегодняшний день что-то необратимо сломал. Оля ощущала себя так, будто была готова свернуть горы. Идти вперёд, несмотря ни на что, полнясь внутренним огнём. Казалось, коснись она сейчас рукой пролетавшей мимо мелкой твари — и та рассыплется в пепел. Женька потянулся здоровой рукой к телефону, осторожно нажал на сенсор. Из динамика полился хрипловатый, прокуренный голос Гоши: «Знаешь ли, они и вправду верят, что «кошачий маньяк» — это ты…». «Что ты сделал?». «Вопросы тут я задаю. Ты, парень, не в том положении. Совсем…». — Оу, — сказал Женька и поставил запись на паузу. — Ты что… всё это время там стояла? — А я тебе что говорила? — почему-то завелась Оля. — Да, стояла! Потому и просила прощения, что не пришла раньше. Женька моргнул, уставившись на неё с таким странным выражением лица, что она не могла ничего по нему прочитать. Хотя, учитывая, как он выглядел — ничего удивительного. — Прощения? Ты серьёзно? Ты… ты понимаешь, что так даже лучше? Блин, да мы теперь весь их план порушить можем! А дальше уже проще будет, предупреждён — значит, вооружён, все дела… Слушай, нет, ты и правда чёртов гений. — Ну хватит уже, не смущай меня, — рассмеялась Оля и мотнула головой. Коса, чудом уцелевшая, ударилась о плечо. Коса… В ажиотаже она совсем забыла о необходимости беречь волосы. О том, что их потеря — ещё один путь, ведущий к неприглядному одинокому будущему. И вот сейчас, когда всё вроде бы осталось позади, — вспомнила. Как некстати. — Что? Что такое? — встревожился Женька, увидев, как резко она переменилась в лице. Оля не ответила: молча перекинула косу набок и стащила с толстых каштановых прядей скреплявшую их резинку. Волосы рассыпались по плечам, такие же густые и длинные, как всегда. Наполовину. Вторая половина шевелюры, которую до того удерживала коса, водопадом опала к Олиным ногам. Обрезанная у самого затылка.