Часы бьют полночь

— Чёрт возьми! — вырвалось у Оли. До сих пор она слушала Наташу почти спокойно, догадываясь, что случится дальше — но преображение Фролова в симбионта всё равно ударило по нервам. — Да, — грустно кивнула девочка. — С того дня он уже не был прежним. Через несколько дней Гоша избил Люду. Они с мачехой и до того были на ножах, ругаясь по каждому поводу, но их ссоры никогда не выходили за пределы словесных перепалок. А теперь всё было не как раньше, точно неведомая дикая сила, проснувшаяся в нём, искала выхода в неуёмной жестокости. — Я должен был сдать тебя ментам, — говорил отец вечером, сидя на кухне. — Ты понимаешь, что натворил, ублюдок? Люда в больнице, у неё выкидыш. Ты не просто избил её — ты убил свою будущую сестру! — У меня уже есть одна сестра, — шипел Гоша в ответ. — Других мне не надо. Ты сам хорош. Плодишь отродье от каких-то шлюх… Наташа подслушивала разговор, тихой тенью прижавшись к закрытым дверям кухни. Она не должна была этого слышать. Но тревога за брата оказалась сильнее отцовского запрета. Когда из его плеча выросло существо, Гоша изменился. Стал более дерзким, более грубым, более наглым. Но при этом — необыкновенно, нечеловечески притягательным. Она заметила это даже в школе: ребята, что раньше старались держаться от брата подальше, вдруг прониклись к однокласснику интересом, а потом — искренним уважением, и всего за несколько дней он сколотил из них небольшую банду. Банду, где он был королём, а остальные — его вассалами. Может, Гоша думал, что подобное сработает и с папой? — Это что ещё за речи! — повысил голос отец и вдруг устало вздохнул. Наташа подумала, что он махнул рукой, но видеть этого не могла. — Я понимаю, ты отбился от рук. Люда говорила, ты употреблял наркотики… — Враньё! — перебил его брат. — Не жрал я наркоту. А Люда твоя — тупая сука, животное, которое только и думает, как свою жопу за богатого пристроить. Я бы снова ей рожу сломал, если бы под руку попала! Десять раз ещё! Тварь крашеная… — Прекрати немедленно! Возглас отца просвистел в воздухе кнутом, и даже Наташа болезненно дёрнулась. Гнев, что звучал в папиных словах, невольно хлестнул и по ней. — Послушай. Может быть, — уже спокойнее произнёс тот, — я и впрямь не уделял вам с Наташей должного внимания, и именно поэтому ты вырос… в то, во что вырос. Не думаю, что дело в этом, но допустим. Даже если так — тебе уже самому пора брать на себя ответственность. Ментам я тебя сдавать, конечно, не буду. Ты всё-таки мой сын, и такой позор мне не нужен. Но ты будешь наказан. — Я просто избавил мир от ещё одного тупого животного! — рявкнул Гоша. — Не тебе меня винить! Ты что сделал с мамой, козёл? Куда ты её дел? Почему бросил нас с Натахой одних? И вот теперь эта сука беременеет, и ты носишься с её пузом, словно оно из золота, а мы с Нат — грязь под ногтями! Как будто ты сам относишься ко мне лучше, с обидой подумала Наташа за дверью. Особенно в последние дни. — Я не… — начал отец и умолк. Похоже, он начал терять терпение. — Что, нечего сказать? — ядовито поинтересовался Гоша. — Верни мне мать. Дай мне её контакты. Сто раз просил! Но тебе проще было повторять, как дебил, что с тобой нам лучше. Куда лучше? С кем? С тварью этой крашеной? Знаешь, что? Если ты считаешь, что я убил будущего Людкиного ребёнка, то я бы его ещё десяток раз убил! Повисла звенящая тишина, нарушаемая только тиканьем настенных часов. — Весь в неё, — вдруг холодно произнёс отец, и Наташа за дверью обмерла. — Думал, хоть из вас двоих без её влияния что-то хорошее получится, а нет… поганая кровь всегда своё возьмёт. — Это ты ещё о чём?.. — О том, Жора, что мать твоя — психичка. И сейчас доживает дни в клинике, куда её сдали с шизофренией. А я до последнего надеялся, что уж вы-то выросли нормальными. И смотрите — мой сын избивает мою жену и лишает её ребёнка. Ты назвал её отродьем? Ты сам не лучше, Жора. Из голоса отца пропала мягкость: теперь он звенел, как сталь, и с каждым словом Наташа чувствовала, как по спине бежит армия мурашек. Шизофрения? Мама, так старательно учившая их скрываться, сама попала в ловушку своего дара? Из-за этого отец не давал им видеться? Вот почему сторонился родных детей? Внутри всё горело и клокотало, и, что бы ни сделал Гоша в ответ, Наташа была готова его оправдать. Поэтому, когда из-за двери раздался звук удара, она почти обрадовалась. — Какой-то у вас странный отец, — снова вмешалась Оля. — То он забивает на вас, то вдруг пытается воспитывать, то говорит, что сам внимания не уделял, то обзывает отродьем… Наташ, ты же понимаешь, что это ненормально? — Понимаю, — кивнула девочка и подняла на Олю прозрачные серые глаза. — Я в тот момент подумала, что Гоша прав. Что, может, если эта змея дала ему силы влиять на людей, то он и с папой сможет разобраться, но… Она ошиблась. Отец, получив от сына по лицу, лишь сильнее разочаровался в «неудачных» детях от «сумасшедшей» женщины. Сослал Гошу и Наташу к бабушке в маленький подмосковный городок — сюда. И остался с Людой, вычеркнув сына от первого брака из завещания. Сказал, что «поехавший» сын для него — позор. И добавил, что не хочет больше видеть их с Наташей в своём доме. — А тебе так и вовсе ни за что прилетело, — возмутилась Оля. — Ну… видимо, за компанию. Я ведь тоже мамина дочь, — Наташа вздохнула. — Мне в Москве больше нравилось, но здесь вроде как тоже ничего. И школа нормальная. Лучше, чем та, в которую отдали Гошу. Оля ощутила укол обиды за родной лицей. До появления Фролова там как раз было вполне уютно. — Что за школа? — дежурно поинтересовалась она. — У меня-то? Да обычная, что там говорить, — девочка махнула рукой. — А вот у брата — непонятная какая-то, с математическим уклоном. Хотя Гоша вообще не по математике. Вроде бы папа заплатил кому-то, чтобы его взяли. Типа, может, хоть физмат из тебя дурь выбьет. Не выбила. С каждым днём Наташа всё меньше узнавала брата. Тот и впрямь будто стал сильнее, вот только сила эта шла не на преодоление обид и страхов, а на ненависть, дикую и чёрную ненависть, которой стало так много, что она выплёскивалась на всех окружающих. Гоша пестовал эту ненависть, как любимого питомца, и змея на его плече росла, становилась мощнее и сильнее, и вскоре Наташа сама начала замечать её влияние на окружающих. — Тех, кто с ним общался, начинало тянуть к нему, — пояснила девочка. — Как под гипнозом. Иногда я замечала, что бабушка… ходит, будто во сне. Как лунатик. Она потом этого не помнила, говорила, что я выдумываю. Оля рассеянно кивнула. Лена, Вова и Глеб. С ними было то же самое. Хорошо ещё, что Наташа не лежит сейчас, как они, в больнице, в палате с мягкими стенами. Может, повлияло то, что она тоже видела? Или дело в родственных связях? — А тебя он не трогал? — поинтересовалась Оля. Наташа покачала головой. — Он не со всеми мог такое проворачивать. С бабушкой у него получалось, со мной… кажется, он пытался, но не выходило. Не знаю, в чём дело. С папой тоже не вышло. Звучало логично. А главное — совпадало с тем, что Оля видела сама: класс, разбившийся на две части, где одни боготворят Фролова, а другие терпеть его не могут. Наташины слова хорошо объясняли феномен. Она вспомнила: змея на плече новенького качается в сторону то Никитки, то самой Оли, стремясь настигнуть и укусить. Оба раза у твари не вышло. Только ли из-за того, что ей помешали? Когда-то они говорили об этом с Женькой. Если Фролов загоняет их в угол и хочет добиться признания или согласия, почему не использует свою гипнотическую силу на них? Тогда они так и не нашли ответа. Сегодня Оля наконец поняла причину. — И что же случилось потом? — ей пришлось поторопить умолкшую Наташу. Та явно нервничала: кусала губы и прятала глаза. — Он умер, — глухо ответила девочка. — Но перед этим… стал совсем непохожим на себя. Окончательно. Нечеловеческая сила влияла и на самого Гошу. Чем сильнее становилась змея, чем жарче бурлила в его душе ярость, тем меньше он походил на брата, которого Наташа знала всю жизнь. И сам будто начал становиться чудовищем. За день до исчезновения брат был необычно взвинчен. Ходил по комнате туда-сюда, бурчал что-то себе под нос и матерился. Наташа поспешила убраться на кухню. Ещё самой прилетит. С кухни она слышала, как бухают о стену Гошины кулаки и раздаются ругательства. Брат на чём свет стоит крыл какого-то парня — видимо, одноклассника — и его «ручную крысу». — Всё равно!.. — доносилось до Наташи. — Сам решу!.. я сильный! У меня есть власть! Я докажу!.. И «им». И ему. — А если не получится? — возражал он сам себе другим, не своим голосом, точно змея на плече говорила его губами. — Если провалюсь? — Не провалюсь!.. — удар. — Я… я могу всё!.. — удар. — Бесит, мразь!.. этот хладнокровный сучонок!.. Как батя… — удар. — Я его размажу!.. Да даже если и провалюсь! В чём проблема сломать ему лицо?.. — удар. — А то «им» это помешает! Да щас! Хотели меня из плана выпереть?.. а вот нихрена! Я, сука, сильный!.. Удар. Удар. Удар. Свист и шипение. Наташа слушала его бессвязные вопли, обмирая внутри. В существе, что бесновалось в комнате, не виделось ничего общего с её родным, хорошо знакомым братом. Это был не он. На следующий день Гоша пропал. — Пропал? — переспросила Оля. — Да, — печально подтвердила Наташа. — Просто не вернулся из школы. Не знаю, что случилось. Его нашли у гаражей без сознания. Рядом — ещё троих ребят, вроде бы одноклассников. Помню, он говорил, что нашёл ещё одного видящего в школе. Хотел позвать его к ним, но… видимо, тот не согласился. Наверное, это его он ругал тогда. Я думаю, смерть Гоши как-то связана… Что произошло дальше, Оля знала лучше, чем Наташа. Расспрашивать девочку ещё и о школьных событиях смысла не было. Убийство чудовища, росшего из плеча Фролова, до сих пор в красках стояло перед глазами, и до сегодняшнего дня ей казалось, будто они с Женькой всё сделали правильно. Но сегодняшняя история пробудила в душе мерзенькое, ненавистное сомнение. — Ты… скучаешь по нему? — осторожно спросила Оля. Наташа кивнула. — Очень. Но не по такому, каким он был в последние дни. Таким я его боялась. Так что… страшно такое говорить и плохо, но, может, и к лучшему, что он умер. Наташа горько вздохнула и сгорбилась. Оля нервно накрутила локон на палец. — Думаешь, он превратился бы в чудовище окончательно? Девочка неопределённо пожала плечами. — Я не знаю. Судя по тому, что я видела, ничего хорошего с ним бы точно не случилось. Его «сила» его же и уничтожила бы. Оля не нашла, что ответить. От рассказа Наташи становилось некомфортно. Из-за внезапного сочувствия к Фролову, из-за сомнений, из-за волнения. А когда она вспоминала, какой обширной оказалась «их» сеть, по спине и вовсе начинал гулять неприятный холодок. Нет, вряд ли Наташа была из их числа. Стала бы она тогда рассказывать такое? Стала бы очернять своих союзников и благодетелей? Едва ли. — Послушай, Оля, — девочка вдруг вскинула глаза, в которых явственно читалась тревога, — а ты случаем не в курсе, кто это мог быть? Тот видящий в его школе? Тот, из-за кого Гоша так бесился? Тот, из-за кого он, скорее всего, и погиб? — Я… — Ты же давно тут живёшь, да? Может, знаешь кого-то ещё из видящих? Оля растерялась. Сказать правду? Тогда Наташа наверняка возненавидит её — и будет права. Они с Женькой всё-таки убили Гошу, пусть и не желая того. А если она и впрямь связана с «ними», последствия могут быть и вовсе катастрофичными. Солгать? Оставить в неведении девочку, которая поделилась с ней самыми тёмными и страшными секретами своей жизни? — Что ты будешь делать, если узнаешь? — тихо спросила Оля после недолгого молчания. — Попытаешься отомстить этому человеку? Наташа покачала головой. — Ничего. Может быть, попробую предупредить, потому что эти люди вряд ли простят его за смерть Гоши. Они очень ценят своих «симбионтов», как я поняла. — А как же… — начала было Оля, но девочка прервала её. — Ты же понимаешь, что этот человек убил не брата? Гоша умер из-за тех, кто подарил ему «фамильяра»! А то, что от него осталось… не было уже им. Давно не было. Так что я не злюсь на его убийцу. Может быть, он даже… был прав. Потому что драконов в сказках всегда убивают. «И становятся ими», — чуть не добавила Оля, но вовремя прикусила язык. Это, кажется, из другой истории. Той, что уже закончилась. Наташа поникла и опустила голову, и у Оли защемило сердце. Она не хотела сочувствовать Наташе, не хотела ей доверять. Слишком опасно. Девочка могла оказаться не той, за кого себя выдавала. Их с Женькой секрет, услышь его не те уши, ударил бы по ним же, чтобы навсегда разлучить, сделать явью Олины сны, а то и вовсе уничтожить обоих. Расскажи она — кто знает, какая беда придёт по их души? И всё же от сочувствия скрыться не получалось. Оно кусало за сердце, как тварь, проникшая сквозь тонкую кожу и раскрытые рёбра, и не давало мыслить рационально. — А ты ведь знаешь что-то, да?.. — вдруг произнесла Наташа. — Иначе не расспрашивала бы так. Тогда расскажи. Расскажи, пожалуйста. Я была его сестрой, Оля. Мне нужно знать, что там произошло. Я… обещаю, что не причиню ему вреда. Честно. Прошу тебя. Она подняла глаза, меняясь в лице. Теперь Фролова-младшая вновь напоминала ребёнка, маленькую и беззащитную девочку, что выпрашивает помощь у более взрослой и опытной подруги. Помочь и впрямь хотелось. Но тайна, которую хранила Оля, значила слишком много. Ей очень не хватало Женьки с его способностью думать наперёд. Вдвоём им всегда приходили в голову лучшие идеи. Сейчас его совет оказался бы очень кстати, но Оля была одна, и никто не мог подсказать ей, что делать. Уйти в туалет и позвонить ему? Тогда Наташа точно поймёт, что Оля знает больше, чем говорит. И без того догадывается. Пауза затягивалась, и девочка смотрела на неё уже с нескрываемым подозрением. Или это паника, охватывавшая Олю, дорисовывала детали? Неважно. Решать нужно было быстро: секунды песком утекали из рук. Внезапная мысль ознобом прошлась по позвоночнику. Недоверие напомнило ей о Фролове. О том, каким он предстал в рассказе Наташи. У него всё тоже началось с неуверенности. А закончилось озлобленностью, ненавистью и смертью. Оля, конечно, не зашла бы так далеко — но чем она сейчас лучше него, ищущая подвох в словах ребёнка? Ребёнка, который пережил слишком много горя и просто хочет узнать правду. Ребёнка, который дал ей больше полезных сведений, чем месяц поисков. Дурацкая, непрошеная мысль стала решающей. Оля сдалась. — Я могу тебе рассказать, — осторожно начала она, — если ты пообещаешь, что после этого не станешь делать ничего плохого. Наташа просияла и уже раскрыла было рот в благодарности, но Оля быстро добавила — на одном дыхании, чтобы не успеть передумать: — И ещё — если ты подскажешь мне, как добраться до этой группы «видящих». Я хочу знать, что они задумали.