Часы бьют полночь

Секунды текли, как кисель. Оля, съёжившись, лежала на лестнице — неловко, боком — и старалась не дышать. Загривок холодило беспощадным осознанием: это её последние мгновения. Сейчас тварь ещё немного помедлит и… Ничего не происходило. Время будто замерло. Остановилось в едином миге, длинном, как вся вечность. Оля так и продолжала лежать, жмурилась и ожидала: сейчас, вот сейчас в тело вонзится беспощадная боль, а после короткой вспышки навсегда наступит темнота. Темнота не приходила, и Оля решилась приоткрыть глаза. Тварь так и стояла над ней, недвижимая, как изваяние. Просто стояла. Не делала попыток атаковать, не впивалась в плоть, не пыталась проникнуть в душу. Покачивалась и ждала непонятно чего. Чем бы оно ни было, нападать существо не спешило. Похоже, у неё ещё оставался шанс. Оля начала вставать, неловко, с трудом. В подвёрнутом голеностопе толкнулась боль, и она вновь чуть не упала на ступеньки, но вовремя сумела удержать равновесие. Было бы ужасающе нелепо спастись из лап монстра, чтобы размозжить голову на лестнице. — Вам помочь? — донеслось сверху, и Оля задрала голову, готовясь ответить «нет». Голос был женский, мягкий. Странно знакомый: от его интонаций на глаза почему-то наворачивались слёзы и протяжно ныло внутри. Она встретилась глазами с женщиной, что стояла на несколько ступенек выше, и слова застряли в глотке, словно кто-то сжал на шее невидимые пальцы. Горло и впрямь болело — простыла, видимо, где-то — но внезапное онемение не имело никакого отношения к возможной простуде. Просто эта женщина в сером пальто, протягивавшая ей руку в жесте помощи, казалась… родной? Слово подобралось неожиданно верно. Именно так. Именно родной. Невысокий рост, русые волосы, мягкие, добрые черты лица и беспокойные светло-серые глаза — у Оли не было ни одного знакомого с похожей внешностью. И всё-таки… — Вставай уже, — тепло улыбнулась вдруг женщина, разом переходя на «ты», — он не будет ждать вечно. По телу пробежала неожиданная дрожь. «Он»? Это она о чудовище? Эта женщина что, тоже их видит?! Не говоря ни слова, Оля вцепилась в ладонь незнакомки, и та с неожиданной для такой хрупкой женщины силой одним рывком подняла её на ноги. Она замерла, ошарашенная. Осмотрела спасительницу ещё раз: нет, обычная женщина, ничего из ряда вон выходящего. И всё-таки… — Спасибо, — пробормотала Оля. — А вы… — Пойдём-ка к турникетам, — перебила та, — чтобы он нас не подслушал. Я сомневаюсь, что он может тебя обидеть, а обо мне и говорить нечего, но лишних ушей мне не хочется. Это уже было совсем непонятно. Лишних ушей? Она намекает, что тварь разумна? Видимо, незнакомка и впрямь не так проста. Что происходит? Оля послушно поплелась вслед за женщиной. Нога болела, и брела она медленно. Спасительница, наоборот, шла быстро, как будто перескакивая через ступеньку-две. То и дело останавливалась, поджидая отставшую. Тварь за ними, как ни странно, не шла. Так и стояла там, на ступеньках, провожая их причудливым мерцанием алых огоньков внутри. Женщина остановилась у турникетов. Встретила Олю ещё одной тёплой улыбкой — но глаза оставались тревожными, грустными. Совсем как у… Она по-прежнему не могла вспомнить. Может быть, эта неизвестная с её удивительной силой и непонятными речами как-то связана с потерянными воспоминаниями? С позабытыми зимними днями? С мальчиком с фотографии? — Кто вы? — спросила Оля, поравнявшись с ней. — Я вас знаю? Когда речь заходит о чудовищах, говорить всегда лучше напрямую. Незнакомка странновато усмехнулась, снова до боли напомнив ей кого-то знакомого, кого-то, кого уже не было в этом мире, кого-то, кто исчез из-за её, Олиной, ошибки, — это вспомнилось только сейчас! — и негромко ответила: — Я то, что ты ищешь. Я твоё прошлое. — А поконкретнее можно? — сорвалось с языка раньше, чем Оля успела сдержаться. Грубить спасителю — последнее дело, но смолчать не дало беспокойство. Женщина, впрочем, совсем не обиделась. — Извини, нельзя. Всё-таки я не настолько реальна, чтобы пускаться в объяснения. Я воспоминание, Оля. Во мне очень мало от живого человека, ведь и существую я только потому, что ты ещё не забыла. Что?! Ещё не забыла? Воспоминание? О чём она? Откуда эта женщина знает её имя? — Вы же… не чудовище, верно? — пробормотала Оля, невольно делая шаг назад. Та покачала головой. — Скорее, наоборот. Просто «чудо», если можно так выразиться. — Чудес не бывает. — Это она знала точно. Как будто уже было в её жизни время, когда Оля отчаянно ждала чуда, а то не случилось, и исход оказался хуже некуда. — Смотря когда, — незнакомка снова тепло улыбнулась. — Новый год, как-никак. Время чудес. Хоть кое-кто и считает иначе. С последними словами она вздохнула и покосилась назад. Туда, где всё ещё стояло, покачиваясь, сотканное из нелюдского дыма существо. Словно оно было ей… знакомо? — Вы его знаете? — спросила, не выдержав, Оля. На прямой ответ она уже не надеялась, но женщина неожиданно кивнула. — Знала. Когда-то. Это было очень давно, и с тех пор в нём не осталось ничего человеческого, но… в те времена он не был монстром. В её голосе мелькнула такая горечь, что Оле стало стыдно. — Мне жаль, — начала было она, но незнакомка перебила: — Нет-нет. Не жалей. Нет смысла. В конце концов, ты ещё можешь сделать так, чтобы ничего этого не случилось. Можешь всё изменить. Оля оцепенела. Это ещё что? «Может изменить»? Это как? Поневоле вспомнилось: рука, ударяющая её под локоть, смартфон, падающий на рельсы — и одновременно повисающий на шнурке, шнурке, которого у неё никогда не было, шнурке, который она носила с девятого класса, шнурке, который… Ужасно закружилась голова. — Я не понимаю… — жалобно призналась Оля, пытаясь справиться с тошнотой: старая травма решила напомнить о себе именно сегодня. — О чём вы… — Вспомнила, да? Про шнурок, — тепло произнесла женщина. — Это мелочь, конечно, но… с неё всё началось. Этот мир начал меняться. Стал хрупким. К тебе начала возвращаться память о том, чего пока не произошло. Сможешь вспомнить — предотвратишь всё это. — Да о чём вы? — простонала Оля, чувствуя, как оживает и ворочается в голове боль. — Вы говорите так… будто то, что происходит сейчас… — Ещё не случилось? — перебила незнакомка. — Так и есть. Этого мира, мира, в котором мы с тобой сейчас разговариваем, ещё нет. И, если ты постараешься, и не будет. Оля раскрыла было рот в попытке расспросить женщину поподробнее, но та заговорила снова, с грустной усмешкой добавив: — В конце концов, я могу с тобой сейчас говорить только потому, что этого мира не существует. Помнишь? Я твоё прошлое. Я мертва уже много лет. Считай меня… ну, не призраком, а скорее мимолётным воспоминанием. Тайной информацией в мозгу, которую тот, как может, делает явной. Теперь Оля совсем ничего не понимала. Воспоминанием? Информацией в мозгу? То есть, она… знала эту женщину, но забыла, и теперь мозг подсовывает ей галлюцинации, чтобы она вспомнила? — Но вы же реальны, — пробормотала она. — В смысле… если бы вы были выдумкой моего мозга, я бы вас не чувствовала… Та снова невесело улыбнулась. — Когда-то я сказала вам, — негромко произнесла она, — не верить в то, что видите. Тебе и ему. Но ты этого пока не помнишь. — Пока?.. Женщина кивнула и осторожно коснулась лица Оли прохладными пальцами. Кто-то так уже делал, вспомнилось ей. Недавно, давно, никогда, вечность назад, буквально сегодня, в девятом классе, зимой, в Сибири… В голове взорвался фейерверк, и она чуть не упала на колени. — Просыпайся, Оля. — Голос незнакомки — или всё же давней знакомой? — доносился будто бы со всех сторон. Замигало, отказывая, освещение. — Просыпайся и помни: ты ещё можешь всё исправить. Этот мир никогда не станет настоящим. Ты не потеряешь воспоминания, а мой сын не лишится рассудка. — А вы?.. — из последних сил прошептала Оля, чувствуя, как расплывается и ускользает, рассыпаясь в клочья, реальность. — А я умерла, когда тебе было пятнадцать, — прошелестело в ответ. — Но ты не переживай. Когда ты проснёшься… я снова тебе помогу. Я всегда вам помогала. По крайней мере, то, что от меня оста… Голос растворился в визге тормозов метро, и мир растаял. На мгновение Оле показалось, что едкий запах креозота сменился невыносимым виноградным ароматом. Но, конечно, всего лишь показалось.