Глава 9
Гул голосов снизу подтверждал факт того, что у них гости. Гостиная старост кажется совсем крошечной, отстранённо подумала Гермиона, останавливаясь у ступенек и глядя на людей, наполняющих комнату. Губы горели, и она никак не могла заставить себя успокоить вихрь эмоций, закручивающий торнадо в груди, затягивающий в свой эпицентр, подталкивающий к тому, чтобы закрыться в ванной и выпустить весь этот тугой клубок вместе со слезами. Однако от этого её отвлекло замешательство и удивление: на трех вошедших следом за профессором Дамблдором мужчинах была форма работников Министерства. Это здорово отрезвило. Взгляд потерял всю медлительную рассеянность — лихорадочно принялся исследовать их лица, а тревожный звоночек бился в затылке: что им нужно? они пришли за Малфоем? Гермиона уставилась на завершающего делегацию Снейпа. Он осматривал гостиную в свойственной ему манере, кривя тонкие губы так, будто стены вокруг кишели паразитами. Почему-то именно этот жест был крупицей, которая немного успокоила Гермиону, погашая зародившуюся панику. Профессор Дамблдор увидел ее первым, спокойно глядя сквозь стекла своих очков. Директор заметил состояние Гермионы, но тактично сделал вид, что ничего из ряда вон выходящего не происходит. — Мисс Грейнджер, — он легко кивнул. — Приношу извинения за наше позднее вторжение. — Лукавый взгляд из-под густых бровей казался искренним. Видимо, ему действительно было жаль, однако в глазах оставалось напрягающее беспокойство. Или так только казалось? — Надеюсь, мы не помешали? — Ради Мерлина, Альбус! — человек, ростом не достающий Дамблдору и до плеча, сделал шаг вперед. Низкорослый и полный, с виду очень напоминающий типичный образ чиновника из маггловских газет. Широкое лицо казалось весьма представительным, но всё впечатление портили редкие, жидкие волосы, неровно топорщащиеся из-под дужек очков за ушами. Еще пара жалких прилизанных прядок пересекала поблёскивающую лысину на макушке. Весь вид незнакомца выражал нетерпение и крайнюю степень раздражения. Перед Гермионой стоял человек, который, определенно, находился в состоянии нервного ожидания уже очень долго. Даже слишком долго. Волшебник выступил вперёд, за его спиной смолкли все прочие голоса, и, судя по тишине, напрашивался вывод, что этот гость тут главный. По крайней мере, среди облачённых в мантии Министерства Магии людей. — Где Драко Малфой? — Вопрос предназначался уже ей, и сердце девушки вздрогнуло в груди. Голос не предвещал ничего хорошего. Мало того, надменный и грубый тон, с которым чиновник заговорил, не привыкшей к подобному обращению Гермионе совершенно не понравился. Брови сами собой нахмурились. Она перевела взгляд с мужчины на Дамблдора, а с Дамблдора — на Снейпа, который смотрел теперь на неё в молчаливом ожидании ответа. В ожидании ответа и ещё чего-то, что вычленить и понять у Гермионы не получилось. — Он… — Горло неожиданно перехватило, она кашлянула. Да что с ней такое, Мерлин, эти люди не навредят чёртовому хорьку! А если и навредят, то… — Зачем он вам нужен? Вопрос вырвался непроизвольно, так, что она и сама слегка растерялась. Чиновник резко обернулся к Дамблдору, выражая негодование всем своим видом. Профессор сохранял спокойствие, даже не повернув головы к дерганному мужчине. — Мне нужен мальчишка немедленно! Вы и так заставили нас ждать! — прошипел тот, едва ли не дрожа от бессильной злобы, и Гермионе показалось, что она увидела, как слюна вылетает из мясистых губ. — Мисс Грейнджер, стоит полагать, что мистер Малфой у себя? — холодный голос Снейпа почти сумел вновь отрезвить ее сознание, за что Гермиона почти обрадовалась его присутствию, однако ответить не успела — в следующий миг взгляды пятерых мужчин внезапно устремились куда-то ей за спину. Внутренности медленно стянулись льдом, а сердце покатилось в живот с таким грохотом, будто стальной шарик забился о железную кружку. Не нужно было оборачиваться, чтобы понять — сзади стоял Малфой. Какие-то секунды в гостиной висела тишина. Гермиона не осознала, что сделала невольный шаг вбок, будто пытаясь скрыть Драко за своими плечами. Она ощущала, как неприязнь к этим людям, присланным Министерством, растет в ней с каждым мгновением, а мозг лихорадочно работает, вновь и вновь обрабатывая последние слова мужчины. Тишину нарушил Малфой: — Снова вы, — голос был полон той злобы, которую Гермиона слышала ежедневно. Только обычно эту бешеную ярость в нём вызывала Гермиона, какая ирония. Сейчас, искоса наблюдала за полыхающим в глазах Драко огнём со стороны, можно было только догадываться, что же так вывело его из себя. Ярость была почти ощутимой. Чистой, до кристальной белизны. Она не шла ни в какое сравнение с той, что доставалась Гермионе — та была не белой, а алой. Смешанной с запретным желанием и ненавистью к себе самому. Это был сложный коктейль. Сейчас же Драко просто был зол. Казалось, протяни руку, и пальцы обожгутся о насыщенный, концентрированный яд. Эти импульсы, дрожащие волны злости чувствовались каждым сантиметром спины. Отчего-то было очевидно, что слова предназначались единственному человеку в министерской форме, что стоял впереди всех. Остальные двое, по крайней мере, молчали. — Мистер Малфой, ведите себя прилично! — визгливо взвился толстяк. — Я ответил на все ваши вопросы, что еще вы здесь забыли? — Мистер Малфой! — ...или эти тренинги по извлечению нужной вам «правды» будут теперь проводиться дважды в день? Гермиона обомлела, когда услышала эти слова и тон, которым они были произнесены. Малфой действительно кипел изнутри. Она чувствовала себя лишней, но в то же время понимала, что не может покинуть гостиную: пресс, что давил сейчас на них обоих мог просто раздавить, расквасить Малфоя по полу, останься он здесь один. — Не будете ли вы так любезны контролировать вашу речь? — Чиновник сделал еще шаг вперед, запуская пухлые пальцы под воротник рубашки, оттягивая его и поводя головой. Градус нетерпения его, казалось, вот-вот достигнет своего максимума. Что будет дальше, думать не хотелось. — Докажите, что хотя бы вы достойны аристократического имени Малфоев. Она могла поклясться, что услышала, как зазвенела несвойственная Драко выдержка, но прежде, чем он что-то сказал, заговорил профессор Снейп, с холодным нажимом: — Мистер Оливар, несомненно, хотел сказать, что представителям Министерства нужно поговорить с вами, — Северус обращался к Драко, давая ему возможность выдохнуть и успокоиться. Ведь сердце зашлось в бешеном припадке еще там, наверху, в тени лестницы, а внезапные гости ничуть не разрядили обстановку: наоборот, словно вознамерились выяснить, где заканчиваются границы самоконтроля Драко. Малфой несколько секунд молчал, успокаиваясь. Удивительное свойство Снейпа, подумалось Гермионе, за секунду до того, как тихий голос зазвучал куда-то ей в затылок: — Что-то случилось? — Это касается того, что вы обсуждали утром. Нервный выдох коснулся волос девушки. Можно было бы поклясться, что исчезни эти люди из комнаты, его плечи вновь начали бы трястись. — В таком случае, пусть говорит, — с вызовом бросил он, и голос ни на толику не выдал волнения. — Разговор этот требует… уединения. Гермиона явственно ощутила намёк — ей здесь не место. Но она не хотела уходить, упрямо уставившись на двух работников Министерства, стоящих молча. Один из них был так же невысок, но более приятен для глаз, чем мистер Оливар. Второй был выше и стройнее остальных, с глазами, которые на миг приковали ее внимание своей неброской красотой. Они… показались ей до странного знакомыми. Память тут же начала выбрасывать в мозг образы её частых посещений Министерства, когда она помогала мистеру Уизли. Возможно, они уже сталкивались. Наверное… скорее всего, да. Гермиона смотрела, пока мужчина не прищурился, поймав взгляд, и сердце против воли дрогнуло. Она отвела глаза, глядя теперь на профессора Снейпа. — Мисс Грейнджер, не могли бы вы оставить нас на некоторое время? — профессор сегодняшним вечером был на удивление обходителен. В их гостиной, полной людей, он казался немного другим. Девушка обернулась к Малфою, который смотрел на неё с долей раздражения, умноженного на беспокойство и показную самоуверенность. Как всегда. Как мог он, сам Драко Малфой, продемонстрировать кому-то свою слабость. И всё равно ей казалось, что на этот раз он решил скрыть под привычной непроницаемой маской слишком много эмоций. Слишком. Желваки под светлой кожей ожили. Побелевшие губы кривились. Я не хочу оставлять тебя наедине с этими… — Проваливай, — прошипел он, практически не раскрывая рта. И это «проваливай» заставило Гермиону сощуриться. Мысли, пропитанные необъяснимой заботой, тут же застыли, а затем медленно исчезли, вернулись на место, будто испуганная улитка, прячась в ракушке. Пошел ты на хрен, Малфой. Фиг с тобой, понял? Кажется, он понял. Грейнджер бросила на него ещё один взгляд и с раздраженным вздохом прошла мимо, коротко попрощавшись с профессорами и кивнув Министерским выскочкам. Драко не повернул головы ей вслед. Злость жужжала под кожей. Он ненавидел этих кретинов. Каждого из них. Что они говорили ей? Что выпытывали? Почему она была так взволнована? И он тоже. Чёрт возьми, он не мог, не имел права бояться, но волнение долбаной грязнокровки буквально переливалось в него самого. Ему было страшно. Действительно страшно, что они доберутся-таки до Нарциссы. Доломают её окончательно. А он — позволит. Потому что бессилен. Не имеет ни одного чёртова шанса и возможности помочь матери. Той, что была матерью, тут же исправил сам себя. Идиот, понадеялся ведь, что на утреннем допросе всё кончится. Драко сжал зубы. Устремил взгляд на толкущегося перед ним Оливара, кривившего свои жирные губы. Мерлин. Малфою захотелось убить его. Рявкнуть непростительное, чтобы того разорвало к черту, размозжив по всей гостиной. Плечи передернуло, он метнулся глазами ко второму министерскому псу. Сердце на мгновение остановилось, а губы уже произносили знакомое имя: — Мистер Томпсон? Тот моментально опустил глаза. Чёрт возьми, как Драко не заметил его раньше? Стоило ему, спускаясь в гостиную, увидеть застывшую спину Грейнджер, а в следующий миг — верещавшего что-то Оливара, как всё внимание зациклилось на этом предводителе мерзкой шайки. — Мистер Томпсон, — Драко ощутил, как мысли со скоростью экспресса проносятся в голове, сделал шаг вперед и вбок, будто желая обойти Оливара стороной. Тот же побагровел от подобного неуважительного игнорирования своей персоны. — Вы видели Нарциссу. Вы сами лишили её памяти. Скажите им! Скажите, что она не могла принимать в этом участия. — Мистер Малфой... — Дерек Томпсон сдержанно кашлянул, поднимая-таки взгляд на Малфоя, который уставился с открытым отчаянием. — Вы совершенно правы, я исполнил приказ совета, применив к вашей матери “Обливейт”, однако же человек, пойманный отрядом защиты Министерства говорил, что... — Мистер Томпсон, я не думаю, что в это стоит посвещать сына Нарциссы. Взгляд метнулся к вновь ожившему Оливару. Дыхание спёрло от гнева. — Вы правы. Я её сын, — прошипел Драко. — Или это не дает мне никаких привилегий? Оливар вскинул голову, отчего жидкие пряди волос, покоившиеся на его вспотевшей проплешине, слегка сместились в сторону. Кажется, он ощущал себя полноправным хозяином положения. — Нынче не всюду вам будут даны привилегии, давно стоило от этого отвыкнуть, мистер Малфой. И то, что вы здесь разыгрываете... Губы Драко сжались и побелели. Он ощутил на себе прямой взгляд Снейпа, что, несомненно, придало сил, но, кажется, бешеная злость уже взяла тот разгон, который одним взглядом было не остановить. — Разыгрываю?! — Малфой против воли сорвался на рёв, ощущая, как от ярости дрожит голос, и делая шаг к Оливару, вынуждая того запрокидывать голову. — По себе не судят, мистер Оливар! — Я предлагаю всем успокоиться, — спокойный голос Дамблдора, который молча и внимательно следил за диалогом, не был чем-то отрезвляющим, однако Малфой замолчал, не отводя глаз от вновь покрасневшего толстяка. Драко мог разглядеть каждую грёбаную точку отросшей щетины на плывущем лице. Мерзость. — Мистер Малфой, суд Визенгамота признал вашу мать невиновной. Несколько секунд он не шевелился, по-прежнему уставившись на толстяка. Тишина гостиной нарушалась лишь тяжёлым дыханием и шумом крови в ушах, пока сквозь этот гул до него не дошли, наконец, слова директора. Невиновной. Он перевел взгляд на Дамблдора, а затем — на Снейпа. — Это правда? Последний кивнул. Облегчённый выдох вырвался из груди. Он сделал шаг от Оливара, сдерживая желание вытрусить мантию. Невиновна. Они оставят Нарциссу в покое? Не будет больше этого хронического беспокойства где-то под корой мозга, движущегося и сминающего собой мысли? Не будет жрущего изнутри ожидания нового письма из Мэнора? — Всё, что нам нужно от вас, мистер Малфой — это подпись. Голос молчавшего доселе волшебника заставил прийти в себя. Малфой не сразу понял, о чём тот говорит. Поднял взгляд и моргнул. — Что? Какая еще, мать её, подпись? Оправив мантию, тот достал из внутреннего кармана конверт. Вынул пергамент, развернул, читая, будто проверяя, всё ли верно было обозначено в документе. Драко наблюдал за этими манипуляциями, прищурив глаза, стараясь отвлечься от вновь лихорадочно заработавшего мозга, остановив взгляд на худых руках. Отточенные движения, не дрогнувшие пальцы. Внезапное осознание. Проклятье... Мужчина был знаком ему. Чертовски знаком. Малфой нахмурился, рассматривая теперь заостренные скулы, тёмные волосы с лёгкой проседью, перехваченные на затылке. Нет, не то. Не лицо. Движения, голос. Откуда? Откуда, мать его? Коллега отца? Уставший, измождённый мозг практически пульсировал, подсовывая Драко варианты. Министерство, приёмы в Мэноре, встречи в Косом переулке, посещение поместья Крауча... Чёрт возьми, они могли встретиться где угодно. Но почему вспомнился его голос, а не лицо? Догадка уже почти всплыла на поверхность, когда мужчина снова заговорил. — Люди из Министерства подвергнут Малфой-Мэнор осмотру. Все копания в себе моментально вынеслись из головы, и под кожей вновь шевельнулась злость. Холодный взгляд вперился в тёмные глаза говорившего. — Зачем ещё? — Это необходимые и минимальные меры безопасности. Взгляд Драко заплясал с протянутой ему бумажки — на узкое лицо, а затем обратно. Рядом пыхтел мистер Оливар в ожидании, которое, кажется, бурлило кипящими пузырями у него под кожей. Судя по цвету лица, толстяк был готов вот-вот либо схлопотать сердечный приступ, либо же на самом деле разорваться на части в гостиной старост. И Малфою доставляло садистское удовольствие издеваться над ним. Глупая, ничего не значащая месть. Но, видит Салазар, этот Оливар заслужил крупицу пренебрежения. Малфой мельком взглянул на переговаривающихся между собой Дамблдора и Снейпа. Видимо, решение о подписи бумажки он волен принять сам. Вернулся к документу. — Зачем моя подпись? — Вам уже восемнадцать, мистер Малфой, — ответил за мужчину Дерек Томпсон. — Вы проживаете с матерью. И Министерство будет держать вас в курсе того, что... — Не в курсе всего, конечно же, — тут же встрял в разговор Оливар. — Только того, чем посчитает нужным с вами делиться. — Значит, это просто осмотр поместья? — намеренно игнорируя Оливара, Малфой обратился к двум стоящим перед ним мужчинам. — Конечно. Простая формальность, — мистер Томпсон кивнул. — Вы не будете трогать Нарциссу? — С неё сняты обвинения. — Мы будем присматривать за ней. Драко скривился на последнюю реплику Оливара, но протянул руку и принял пергамент, бросив ещё один взгляд, полный подозрения, на молодого мужчину, который с молчаливым ожиданием в тёмных глазах смотрел, как мистер Томпсон с Малфоем подходят к рабочему столу, как они ищут перо, как Драко читает документ и подписывает его. Оливар, сложив на плотной груди руки, надзирательски следил за каждым движением Малфоя. Как только подпись была оставлена в углу документа, все, кажется, вздохнули с облегчением. Пока министерские псы вместе с Дамблдором разбирали ещё какие-то бумаги, Драко стоял, сложа руки, оперевшись о край стола бедром. Осмотр Мэнора — это ничто по сравнению с тем, чего от Министерства Магии ожидал Драко. Почему-то мозг рисовал ярчайшие картинки казни Нарциссы. Все эти грёбаные дни после получения письма и его уничтожения. Теперь же облегчение просто окрылило. Осчастливило. Мать его, он не был так спокоен уже очень давно. Когда Малфой поймал взгляд Снейпа, стоящего в нескольких шагах, на первый взгляд минимально заинтересованного во всём, что здесь происходило, то лишь кивнул в подтверждение того, что всё нормально. Немного странно, но Драко был благодарен ему за присутствие. Оно отрезвляло, это было уместно. Малфой был уверен, что, не вынуди обстоятельства, зельевар бы с радостью оставался в подземельях сутками, и то, что он сейчас здесь — дорогого стоит. Молчаливое и несвойственное “спасибо” было принято так же молча. Профессор отвёл взгляд, посматривая на механические часы над камином. Взгляд Драко не отставал. Половина одиннадцатого. Надо же. А такое чувство, что вот-вот за окном займётся рассвет. Внутри словно была… истерзанность. Опустошенность. Облегчение. — Студентам пора спать, я полагаю, — стальные нотки в голосе Снейпа заставили обернуться всех, даже Дамблдор поднял голову, согласно кивая. Затем посмотрел на Драко из-под густых бровей и мягко улыбнулся, пока мистер Томпсон прятал пергамент и передавал его Оливару. Он уже не казался таким взвинченным, и даже, кажется, немного уменьшился в размерах, однако по-прежнему вызывал в Драко раздражение. Но... Ему было спокойно, когда он прощался с профессорами. Нехотя жал руку мистеру Томпсону и кивал двум остальным волшебникам. Он не думал ни о чём, кроме того что в последующие несколько дней всё будет в порядке. Одного этого изнурённому организму вполне хватило бы, чтобы оправиться. Собрать самого себя, взять в руки, встряхнуться. Укрепиться для нового удара. Который обязательно будет. Будет, черт возьми. Иначе никак. Но сначала — тишина. Сейчас Драко войдёт в свою спальню, ляжет на постель, закроет глаза и будет считать. Бесцельно считать удары своего сердца. Или отчаянные перебои секундной стрелки. Просто... тихо. Даже в голове. А потом во тьме вспыхнет образ Грейнджер. Это стало сраным правилом перед сном. Он позволял ей появляться под веками лишь у себя в спальне. Лишь поздно ночью, зажмурившись, то ли гоня, то ли задерживая, или глазея уставшими, хронически-сука-уставшими, глазами в плотный полог. Все это было неправильно. Горько. А тем более, после того, что случилось сегодня... буквально только что. Он вспомнил свои тягучие, плавные движения бёдрами. К ней. Прижимая её к двери. Задыхаясь в её рот. Её губы. Раскрытые. Жадные, Салазар, жаждущие. Горячий и влажный язык: касающийся, скользящий, танцующий по его нёбу. Но он не будет думать об этом сейчас. Пусть даже это стало слишком привычным. Думать. И не осознавать. Ловить эти мысли за хвосты... и не выкидывать из головы. Оставлять, пригревать своим холодом. Разве он способен на подобное? Холод ли это бурлил под кожей совсем недавно, рассылая в каждую клеточку одеревеневшего, пылающего, ледяного и кипящего организма импульсы, разрывающиеся где-то глубоко внутри, облизывая кости? Это был не холод. Тогда что? Малфою хотелось верить, что это была боль. Тупая боль. Мерлин. Как можно настолько отвыкнуть от неё? Душащей невозможности вдохнуть, не всхлипнув, не захлебнувшись воздухом. С какой силой боль ударила в грудь тогда. Он вспомнил, и снова стало страшно, а рука против воли взметнулась к солнечному сплетению и сжала пальцами ткань рубашки. Пальцы грязнокровки зарывались в его волосы. Он и об этом вспомнил — тут же рука взлетела выше. Натыкаясь на взъерошенные на затылке пряди. Эти мысли были слишком быстрыми. Слишком неуместными, тяжелыми, беспокоящими, нужными. Нужными. Салазар... пожалуйста, не сейчас. Осознав, что он всё ещё в гостиной, да ещё и не один, Малфой торопливо поднял взгляд, который тут же остановился на слегка сбившейся движением вбок мантии шагающего последним человека — мужчины с темными глазами — который как раз подходил к двери. И то, что заметил Драко, заставило его сделать шаг вперед, приоткрывая рот. Похолодевшая моментально кровь, кажется, разом заморозила все его существо, а мысли рассыпались в пыль. Ворон. Под собранными на затылке волосами — раскинувшая крылья птица, пересекающая позвоночник. Сердце застыло, обожжённое. А потом ударило так, что едва не разорвало грудь изнутри. Тёмный коридор, факел. Далеко и тускло, в самом конце. Босые ноги — ледяные от каменного пола. Сердце колотится, как ненормальное. Отец может увидеть. Отец убьёт его, если заметит. Но дверь... дверь в первой же камере темниц открыта. Пропускает в щель свою холодную полоску света, которую видно с самой лестницы. Драко впервые смог выбраться из комнаты ночью — мать очень торопилась и не наложила запирающее. Ему никто ничего не скажет, но он должен знать, что здесь происходит. Почему мать так бледна. Так беспокойна. Почему отец будто держит её своим взглядом на поводке — так, словно Нарцисса животное, которое в любой момент может сорваться и убежать. Это чудовищно беспокоило. Он хотел помочь. И не знал, как. Вопрос, заданный матери сегодня перед сном в очередной раз сопроводили побелевшие губы и испуганный взгляд. И молчание. Чёртово вечное молчание. Так не могло дальше продолжаться. Он узнает, что скрывают ночи в Мэноре. Узнает, несмотря на страх и дикий холод, от которого немели ступни. Голос отца, внезапно произнёсший что-то на латыни, пролетел по коридору, и Драко застыл изваянием между двух каменных стен, торопливо отводя взгляд от линии дрожащего света в нескольких метрах от себя. Будто если не смотреть — его тоже не увидят. Нет. Его не увидят. Иначе... Он знал способы воспитания отца. Хо-ро-шо знал. Малфой уставился на ряд крошечных окошек по левому боку стены — у самого потолка, кусая от страха губы. На улице шёл снег. Крупные хлопья и край звездного неба. Драко смотрел туда, боясь сделать вдох, слыша отголоски отцовского голоса. Он всё говорил, говорил. А снежные хлопья всё липли к стеклу. Затем — тишина. Вдох. Крошечный шаг, ещё. И дверная щель уже перед самым носом, а Малфой всё никак не заставит себя заглянуть внутрь. Давай. Не будь трусом. Он сжал правую руку в кулак и подался вперёд на медленном выдохе, не чувствуя тела — лишь покалывание в кончиках онемевших пальцев. Распахнутые глаза уставились на открывшуюся перед ним картину. Тёмная комната. Факел. Отец, возводящий руку, окрашенную во что-то тёмное, страшно блестящее в огне тускло горящего факела у небольшого каменного возвышения, на котором, преклонив колени, спиной к Драко стоял мужчина без рубашки, склонив голову. Невнятное бормотание. Чужой голос, вторивший отцу. Низкий, запоминающийся. Зелёные вспышки, срывающиеся с кончика палочки Люциуса, которую он держал второй рукой, направляя куда-то в спину мужчины. Они пробегали по его выступающему хребту и терялись в волосах. Тёмных. Лишь слегка посеребрённых сединой. Или это игры пламени, пляшущего на сквозняке? Светлячки пробегали по позвоночнику, то и дело отбрасывая блики на кожу мужчины, на еле видные выступы ребер, освещали позвонки на опущенной шее, и татуировку, прямо под линией волос. Драко подался вперёд, чтобы рассмотреть странное изображение. Птица? Похоже, на то. Кажется... кажется, ворон? И вдруг... Дверь. Проклятая дверь заскрипела так, что Малфой вздрогнул, почти подскочил на месте, обмирая. Чувствуя, как по всему телу зашевелился каждый волосок. Будто время остановилось, и Драко бы сейчас продал свою душу любому, если бы возможно было сделать так, чтобы оно вовсе не возобновило свой ход. Это было невозможно. Драко мог поклясться — крик Нарциссы прозвучал раньше, чем Люциус обернулся. Малфой не видел больше ничего, кроме глаз отца, которые начинали наливаться яростью, безумием, презрением и злобой такой силы, что чуть не сбила с ног. Он сделал быстрый шаг назад, в тень, понимая, как бестолково прятаться, когда тебя уже обнаружили. Но страх толкал Малфоя в грудь, заставляя вновь и вновь отступать, не отрывая от отца глаз. — Как ты посмел зайти сюда?! — Люциус, не нужно, он не знал... — мать. Нет, мама. Не говори ему ничего. Посмотри на его глаза. Он не слышит тебя. Молчи, мама. Молчи. Ещё шаг назад и взгляд Драко приковался к палочке отца, которая теперь смотрела прямо на него. Ужас сковал глотку, но он всё пытался что-то говорить: — Нет... отец, я... нет, пожалуйста... Конечно, это было бесполезно. Малфой знал, что сейчас произойдёт. Всем своим существом он сжался, стискивая зубы и пальцы, не сдержав всхлипа. Господи, как он хотел достойно встретить заклятие. Пожалуйста, помоги мне не кричать, как в прошлый раз, Мерлин. Пожалуйста, сделай, чтобы это было не так больно. Пожал... — Круцио! Удар. Прямо в грудь. Люциус всегда бил в солнечное сплетение. Секунда — просто сбивающая с ног — а затем боль. Разрывающая. Внутри. Глубоко. Сильно. Отчаянный крик. Рёв. Разнесённый, умноженный миллиардным эхом, отдавшимся в камне и в черепной коробке. Боль. Красный туман в голове, перед глазами. Боль. Боль. Она пожирала, хрустела костями, пережёвывала мышцы и вытаскивала сосуды, будто обвязывая их вокруг шеи, удушая. Удушая. Больно. Больно, так блядски... так... Откуда-то извне — задыхающийся женский вопль: — Люциус! Остановись, пожалуйста! Выворачивает. Наизнанку. Он бьётся о пол — лицом, висками, сдирает ногти о камни, кричит. Кричит, как сопляк, размазывая слёзы по лицу. И кажется… ещё немного… и всё кончится. Сердце просто разорвётся. Спина конвульсивно выгибается так, что хребет отдаётся хрустом. Боль. Запах крови. Металл на языке. Внутренности будто наматывают на раскалённые вилы. Взгляд, почти мертвый, почти слепой — к крошечному ряду окон. Темно. Холодно. Тело сотрясается, будто само по себе. Живая рыба на раскалённой сковороде, что касается железа своим влажным, липким боком — и тут же прижаривается, прикипает. Но вновь дёргается, срывая шкуру, продолжая свою пляску. Последнюю пляску. Взгляд. Окна. Крупные хлопья снега налипают на стекло. Почти захлебнувшийся своей кровью. Болью. Разрывающая боль. А кажется, что болеть становится нечему. Что он сам — он и его тело, голый кусок кровоточащего мяса — станет сейчас этим чистым, пылающим чувством. И даже кричать. Уже. Не выходит. Но... где-то совсем далеко, будто из другой жизни, крик матери: — Прошу тебя, останови его, ... — Логан! — синхронно с Нарциссой, и это имя едва не разорвало стенки мозга, возвращая в гостиную старост. Мужчина замирает у самого портрета. Малфой дышит через раз — сердце вылетает из груди. Воспоминания жили в нём, оживали, и он пресмыкался перед ними. Моля мужчину, чтобы тот не обернулся на это имя. Но он обернулся, и, судя по виду, на какую-то секунду растерялся. Малфой почувствовал, как всё внутри подбирается, не верит. Этого не может быть — Пожиратели уничтожены. Он отстранённо понимает, что губы Логана, обернувшегося через плечо, внезапно растягивает кривая ухмылка. Похожая своим цинизмом и насмешкой на ухмылку Драко. Он хочет ответить тем же, но лишь трясёт головой. Отрывисто, недоверчиво. Так, что светлая чёлка падает на глаза. — Нет. Нет, нет. Это не может быть он. Не здесь, не в Хогвартсе. Не в мантии Министерства Магии! Логан смотрит на него, будто соизмеряя силы — свои и его. А затем медленно качает головой. Малфой не понял этого жеста. Не понял, что разглядел во взгляде мужчины. Обещание? Нет. Это было предупреждение. — Мы будем держать с вами связь, мистер Малфой. — И теперь этот голос знаком. Слишком. А после — лишь закрытая дверь. Скрип портрета. Драко остался стоять посреди комнаты, сжав руки в кулаки. По спине пробегала дрожь озноба. Он жив. Он работает в Министерстве. Это он. В нутро вцепилось желание подбежать к двери, распахнуть её, и крикнуть вслед, чтобы он не смел приближаться к Нарциссе. Но... старик сказал, что с неё сняты обвинения. Поэтому — нужно успокоиться. Просто не брать в голову. Это не его дело. Это не то, что касается Малфоя. Пусть Логан хоть трижды приспешник — Драко заботит лишь то, чтобы подозрения вновь не ложились на его семью. Чёрт. Плохо. Всё плохо. Дрожащий выдох сквозь сжатые зубы. Успокойся. Возьми себя в руки. Малфой опёрся ладонями о мягкую спинку дивана, опуская голову, чувствуя, как выпирают лопатки и кружится голова. Логан не ожидал, что Драко узнает его. Возможно, он вообще не замешан во всём этом, как и Нарцисса. Наверное, его не казнили потому, что он работал на этих ублюдков. Наверное, так. Или Министерство даже не подозревает, кто он. Желание высказаться, выпустить это из себя, разделить с кем-то, гнуло Малфоя пополам. Ему нужно было успокоиться. Ему нужен был Блейз. Он всегда находил слова помощи, когда Драко вот так накрывало. Но нет. Он никуда не пойдёт. Не сегодня. Просто нужно осознать — то, что участник движения по уничтожению маглорожденных жив — ещё ничего не значит. Возможно, он и вовсе не причастен ко всем этим смертям. Медленно. Мед-лен-но напряжение начало покидать спину и шею. Да. Скорее всего, он просто раскаявшийся, как Нарцисса. Его простили, он вновь работает на Министерство и помогает им с расследованием. Иначе бы он не явился сюда. Твою мать. Салазар. Твою мать. На языке знакомым железом отдался привкус собственной крови. Воспоминание. Захотелось сплюнуть, но Малфой только стиснул зубы и, ударив по спинке дивана ладонями, отправился в свою спальню. Слишком много грёбаных переживаний для одного вечера. А, стоило ему упасть поперёк кровати, глотку начал раздирать невесть откуда взявшийся смех. Руки сжались на покрывале и рванули так, что ткань захрустела. Ублюдки. Ублюдки проклятые. Когда вы передохнете, министерские псы! Он смеялся, чувствуя себя окончательно съехавшим с катушек. А потом успокоился и лежал, провалившись взглядом в полог, пока мозг не отключился, сморенный беспокойным сном.***
У Тео не всегда срабатывают тормоза: иногда его приходится останавливать вручную. В последнее время Блейз себя чувствует так, словно это его предназначение: останавливать тех, у кого слегка срывает гайки. Пэнс с усталой задумчивостью смотрит, как он сгребает неугомонного Теодора за шиворот и тащит обратно, на нагретую солнцем траву во дворе школы. — Сядь. — Эй! — брыкается тот, — я просто хотел уточнить, придёт ли он на тренировку! Сегодня же игра! — Оставь его в покое, ладно? — Почему? Что не так с тренировкой? Блейз смотрит на пересекающего двор Малфоя и выпускает мантию Тео из рук. Кожа ещё светлее, чем обычно. Губы сжаты. Он бросает на них короткий взгляд и коротко кивает, но не подходит. Верный знак, что его лучше не трогать. — Если не хочешь нарваться на грубость, лучше не стоит. Тео беспокойно поправляет одежду, хмурит лоб, глядя Малфою вслед. Бормочет неуверенно: — А вдруг ему нужна наша помощь? Ты видел, каким он стал? — Он такой с лета. — Было даже хуже, — протягивает Пэнси, помешивая трубочкой сок в одноразовом стаканчике. — Теперь его слишком отвлекают дела их тупого старостата. Не представляю, как он вообще согласился на это. Как будто учёба действительно что-то для него значит, — фыркает она. — Просто смешно... — Пэнс… — Блейз бросает на неё короткий взгляд, она закатывает глаза за тёмными стёклами очков. Пытается сделать вид, что злится, но в ней слишком много нарочито-острых углов. В этом просматривается неприкрытая самозащита. Обида. Она обижена: глупо, по-девичьи. Очевидно, на Малфоя, за то что он уделяет ей куда меньше времени, чем раньше. Это замечают все. Блейз уже начинал уставать пресекать взгляды Крэбба и Гойла, которые кривлялись каждый раз, когда Пэнси снова усаживалась в угол дивана их общей гостиной, обхватывала подушку с зелёным слизеринским теснением и хмуро уставлялась в огонь, пока остальные слизеринцы развлекались и отдыхали после учебного дня. — Просто дай ему освоиться. — Да мне плевать, вообще-то, — она равнодушно морщит нос, ещё быстрее размешивая трубочкой сок. — Какая разница? Он всё равно мой парень. Просто… у него появилось много забот. И Грейнджер его достаёт, представляю, как ему несладко. Да уж, очевидно. Он ничего не отвечает: если честно, даже не знает, что сказать. Сейчас, сидя здесь, ему кажется, что всё ещё может быть по-старому. Что, сидя на нагретой земле, уперевшись в разведённые колени локтями и покручивая в пальцах бутылку воды, он всё ещё тот самый Забини, который приехал на четвёртый год в Хогвартсе, который не особенно заморачивается взрослыми проблемами, который просто получает удовольствие от того, что справа от него уютно возится Тео, взволнованно вещая о грядущей игре откинувшейся назад Пэнси, подставляющей вздёрнутый нос тёплому солнцу. Не хватает только Малфоя, закинувшего руку ей на плечи и лениво наблюдающего за проходящими мимо студентами, брезгливо морща нос. Только вот Малфоя рядом нет, и это далеко не четвёртый год. Сейчас всё сложнее. Сейчас всё воспринимается... иначе. Тяжелее. Труднее. Самую малость страшнее, потому что теперь они, мать их, взрослые. Теодор, как всегда, будто чувствует, когда сознание начинает затягивать плотными, мрачными мыслями (как тучами, которые уже собирались на горизонте, где-то за Хогвартсом): кренится вбок, покачивает Блейза тёплым плечом. Блейз выпадает из своего омута, послушно покачивается вместе с ним. Тео тактильный. Для него это важно: ощутить податливость и отдачу на своё присутствие. Ответ на свой импульс. Он обожает, когда Пэнс умилённо обнимает его и целует пухлыми губами в острую скулу. Он обожает, когда Блэйз закидывает руку ему на шею и шутливо прижимает к себе в попытке успокоить этот вечно заведённый мотор. А ещё он всегда страх, как нервничает перед игрой. — По-моему, будет дождь, — бросает преувеличенно небрежно, протягивая руку и забирая у него воду. — Почему всегда в день Квиддича? Скотство какое-то. Блейз скептично смотрит, как торопливые пальцы быстро свинчивают крышку, а говорливый рот присасывается к горлышку. Два глотка — и бока бутылки слипаются на средине. Синие глаза довольно щурятся. Под утренним солнцем они кажутся почти зелёными. И да. Действительно, пахнет озоном. — Под дождём не управишься с мячиками? — беззлобно поддевает Блейз, усмехаясь краем рта. Тео оскорблённо округляет глаза, отрывается от бутылки. — Дорогуша, — он отирает запястьем уголок губ, демонстративно поднимает подбородок, — я хорош в любую погоду. Просто... за Малфоя переживаю. — Ну да. Конечно. — Вообще-то... Не то, чтобы Малфой бывал хоть в чём-то по-настоящему плох, но... сейчас он молодец. Да? Блейз забирает у него свою воду, снова вертит её в пальцах, наблюдая, как Тео упирается острым подбородком ему в локоть, задумчиво глядя в спину уходящего Драко. — Я думал, что будет хуже. Пэнс цокает языком и поднимает очки наверх, приминая ими тёмные волосы, открывая лицо. Теперь становится видно, что красивые брови слегка сдвинуты, а уголки подкрашенных губ опущены вниз. Она расстроена. Ей как будто больно, словно кто-то топчется по свежей мозоли на ноге. Словно ей очень давно хочется что-то сказать, но она заставляет себя молчать. Непонятно, как всё это скрывали простые солнечные очки. — В каком смысле — хуже? — спрашивает она. — Малфой весь год сам не свой. — Ну… — протягивает Тео, — после смерти Люциуса. Папа сказал, что не представляет, каково будет Драко. И миссис Малфой тоже. Папа сказал, даже хорошо, что её лишили памяти. Помнить всю эту жесть… Нет, спасибо. Блейз тоже переводит взгляд на Драко, и теперь в его сторону смотрят они втроём. — Прикинь себя на его месте? — бормочет негромко Нотт, снова бодая его подбородком. — Я бы, на хрен, с ума сошёл. — Да, — кивает Блейз. — Я тоже. Признавать это неприятно. Точнее — неприятно ощущение беспомощности, которое, словно издеваясь, закручивается внутри каждый раз, когда Малфой переламывает самого себя и смотрит в глаза; когда, сам того не осознавая, ждёт помощи; ждёт, что ты выдернешь его из навалившейся тонны проблем, а всё, что ты можешь — сжимать в ответ пальцами его плечо. Говорить "всё будет хорошо". Какое же это дерьмо. "У меня больше нет ни отца, ни матери, Блейз". "Кажется, я схожу с ума, Блейз". "Вся моя жизнь будто идёт на хер, Блейз". Всё будет хорошо. Полная хрень. — Поэтому нельзя его бросать! — бодро заявляет Нотт. Блейз со вздохом возвращается взглядом к его лицу. Тео кривляется: часто моргает и изламывает тёмные брови. Он всегда лепит подобную хрень, когда ему кажется, что люди вокруг него слишком серьёзны. Придурок. Блейз слегка поддаёт локтем, Тео смеётся и убирает подбородок. Эта лисья улыбка тоже похожа на солнечный, ясный день. — Опять она, — вдруг шипит Пэнси, и на этот раз по-настоящему зло отставляет свой сок. — И её мерзкие дружки. Посмотрите, как пялится. Золотое трио действительно выруливает из тех же дверей, к которым направлялся Малфой. Уизли и Поттер что-то обсуждают между собой, Грейнджер идёт в полушаге от них, делая вид, что крайне увлечена беседой, но, стоит ей поднять глаза и увидеть Драко, происходит это. Неуловимое и в то же время преступно-очевидное. Её щёки заливаются румянцем. Это явно заметит только тот, кто знает, куда смотреть. «Ты действительно трахаешь её?» «Я не подбираю то, что валяется на полу, никому не нужное». — Слушай, Пэнс, ты просто не в настроении, — тут же замечает Тео. — По-моему, в этом году вся их шайка стала немного приятнее. — Приятнее? — ядовито переспрашивает она, кривя губы. — Вот уж вряд ли. Грейнджер не отводит от Малфоя глаз, пока они идут друг другу навстречу. Блейз не уверен, смотрит ли на неё Драко, но, видимо, да, потому что когда они разминаются, голова Малфоя на пару секунд слегка поворачивается вслед за ней. Грейнджер зло хмурится, стискивает губы в тонкую полоску, а пальцами сжимает учебник по травологии. Грейнджер всем своим видом показывает, насколько же ей плевать. Сосредоточенно смотрит перед собой, словно идёт не по мощёной школьной дорожке, а по узкому мостику над бурлящим вулканом. Грейнджер тотально, катастрофически потеряна, и выглядит это почти дико. — Думаешь, она на него запала? — с почти равнодушной насмешкой спрашивает Пэнси. Блейз смотрит, как Грейнджер пытается удержаться в реальности. Как с силой прикусывает губу, не поднимая глаз. Словно отговаривает себя от какой-то мысли. Словно пытается заставить себя прекратить думать о чём-то… сложном. — Нет, — говорит, отводя взгляд и вздыхая полной грудью. Сильнее чужих душевных терзаний он ненавидит только сраную манку с молоком на завтрак. — Не неси ерунды, Пэнс. А потом отталкивается от крепкого плеча Теодора рукой и поднимается, отряхивая брючины от сухой травы. — Идём, — говорит, протягивая ладонь. — У тебя через десять минут последняя тренировка перед игрой. Тот не верит своим ушам. — Ты же ненавидишь мои тренировки! — Ты мне весь мозг сегодня выел Квиддичем, Тео, — выразительно напоминает он. — И что-то мне подсказывает, что для тебя это сегодня особенно важно. — Я пока посижу тут, — бормочет Пэнс, пока Тео, как пропеллер, подлетает на ноги, ослепляя Блейза восторженным сиянием, лупящим из глаз. — Но я обязательно приду на игру, торопыга, — клянётся она, слегка смягчаясь от взгляда на заразительную улыбку Теодора. Забини её понимает. Перед этим оружием не устоял бы даже сам Тёмный Лорд.***
Дождь бьёт по спине и лицу. Ветер рвёт волосы, а древко метлы такое скользкое, что приходится сжимать его изо всех сил. Оседланные мётлы зависли в воздухе. Малфой следит, как мадам Трюк вышагивает к центру поля, над которым воздушной воронкой уже застыли игроки. Стена дождя делала мокрыми формы всех — и зелёных, и красно-золотых. Ящик с мячами уже внизу. Дело за малым — дождаться свистка и уделать грёбаный Гриффиндор. Трибуны слизеринцев разрываются громче всех, вопя кричалки и имена. Малфой скосил взгляд на Грэхема. Тот усмехался, оглядывая свою команду. Махнул кому-то с трибун рукой, услыхав свое имя в веренице других имён. Вот уж кто самолюбивый идиот, так это он, со своим извечным рвением наступить на глотку и вырвать зубами победу у красно-золотых, при этом лишь раздавая указания. Каждый раз, каждый грёбаный раз — эта уверенность, это заигрывание с трибунами. И сколько побед у них в копилке? Херов ноль. Давно пора было заменить капитана команды на кого-то более толкового. Монтегю будто почувствовал взгляд. Повернул голову и выставил большой палец вверх, подбадривая. Безмозглый идиот. Грэхем разулыбался, и Драко фыркнул. Приятно, что ты со мной согласен, — подумал с мрачным удовольствием, но в ответ лишь кивнул, отводя глаза, смаргивая дождевые капли и опуская на лицо очки, выданные каждому, чтобы можно было разглядеть хоть что-то сквозь сплошные струи дождя. Замочки ящика клацнули, и бладжеры взмыли в воздух, разлетаясь в разные стороны — несколько гриффиндорцев прижались плотнее к мётлам. Это даже почти забавно. Храбрецы, да. Львы. Гриффиндорские киски. — Малфой, ты поклонником, что ли, обзавелся? — насмешливый голос справа. Драко медленно повернулся туда, куда указывал усмехающийся Блетчли и вцепился глазами в Уизли. Тот, оказывается, гипнотизировал Малфоя взглядом, словно изучая и примериваясь, куда бы зарядить бладжером, да побольнее. Драко приподнял брови в немой насмешке. Тот приподнял брови в ответ. Поттер покачивался на метле чуть ниже. Поправлял перчатку на пальцах и сжимал руку в кулак, проверяя ремни. Почувствовал взгляд — поднял голову. На секунду будто замешкался: какое бы дерьмо сделать, как бы посочнее послать Малфоя в жопу? В итоге — с ума сойти, — просто кивнул. И выглядело это как… пожелание удачи? Да ладно, Поттер? Ты ли это? Что за мошка тебя укусила? Золотая капля снитча мелькнула где-то за его спиной, но тут же исчезла. Цепкие глаза Малфоя моментально нашли её снова, чуть правее от трибун Когтеврана. Руки зачесались. Он снова уставился на Поттера. Держись, очкарик. Этот матч будет моим. Квофл уже был в руках мадам Трюк. Драко заметил, как прижались к мётлам слизеринские охотники и загонщики. Тео нетерпеливо ёрзал, закусывая нижнюю губу зубами и сиял белоснежной улыбкой: из него так и пёрло желание поскорее ухватить квофл и рвануть к кольцам грифов. Блетчли тоже напрягся, начав насвистывать какую-то мелодию, но готовый в любой момент сорваться с места. Он пять тренировок подряд отрабатывал защиту правого кольца, которое вечно оставалось открытым, и теперь скрывал за показной веселостью своё волнение. Всё получится. Всё получится. Малфой сжал зубы, усмехаясь от предвкушения, чувствуя нервную дрожь, бегущую по спине. Что отлично отвлекает от мыслей — так это квиддич. Всегда, без исключения. Стоит сесть на метлу и почувствовать под собой воздух, разделяющий с землёй, как голова моментально становится пустой. Свисток прозвучал так, словно был командой к запуску хаотичного механизма. Адреналин, пущенный по венам. Мётлы сорвались с мест. Малфой рванул вперёд — нужно было выйти из толкучки, которую моментально устроили игроки в борьбе за мяч и самое удобное место на поле, сливаясь в красно-зеленый фарш. Квофл мелькнул прямо перед лицом, тут же подхваченный ловкими руками Нотта. Пригнувшись и скользнув между двух едва не столкнувшихся гриффиндорцев, Драко рванул вверх, краем уха слыша отрывистый крик Грэхэма, но не обращая на него особого внимания. Вверх. Отсюда открывался отличный обзор на поле. Найти херов снитч. На глаза попался Крэбб, рванувший к бладжеру, который уже летел в сторону Блетчли, но внезапно сменил свой курс, направляясь прямо в сторону Малфоя. Чёрт, он не успеет прикрыть. Быстрый пируэт, когда кожаный бок скользнул в опасной близости от плеча, но, всё же, немного правее, останавливаясь, совершая полукруг, вновь набирая скорость и разгон для повторной атаки Взгляд метнулся к Крэббу, который был на уровень ниже и тоже заметил смену цели мяча. — Биту! Винсент бросил биту по воздуху, и рука Малфоя сомкнулась на скользкой ручке как раз тогда, когда тугая сфера, гудя, приближалась к нему. Удар, почти вслепую. Бладжер унёсся в трибуны, свернув практически в нескольких метрах перед взвизгнувшей публикой. Бита снова перекочевала к Крэббу, и тот коротко кивнул, устремляясь к северной стороне поля. Малфой выдохнул, сплюнув дождевую воду. Взгляд начал лихорадочно обшаривать воздух, когда голос Дина Томаса громыхнул по барабанным перепонкам, перекрикивая Грэхема и шум летящей с небес воды: — Десять очков Гриффиндору, первый мяч в кольце! Молодец, Демельза Робинс! Трибуны гриффиндорцев заревели, и Драко поморщился, бросив быстрый взгляд на Блетчли, который чертыхался, кружа вокруг правого кольца. Херова дура, Демельза Робинс, лучше тебе не попадаться мне после игры. Снитч промчался прямо перед носом, и от неожиданности Малфой едва не выпустил скользкую метлу. Прежде, чем он осознал, что делает, тело уже рванулось за золотой каплей, от быстрых взмахов прозрачных крыльев которой отбивалась дождевая вода. Вверх. Вниз. Правее, снова вверх. Глаза впились в блестящие железные бока мячика, который то ускорялся, то резко менял направление полета, словно дразня, но Драко, уперевшись ногами в железную колодку, прижимался грудью к метле, чувствуя только колотящую в лицо воду и рвано дыша через стиснутые зубы. Малфой молнией промчал мимо трибун Когтевранцев, едва не задевая их возбужденные лица, ахающих от того, что Драко залил их новой порцией капель, разбивающихся о тело. Снитч летел вперёд, слегка метаясь из стороны в сторону, заставляя повторять его движения, сбивая послушную метлу с курса. Прямо. Прямо. Поворот. Чёрт его дери, куда ты летишь! Насмешливо сверкнув боком, мячик взмыл вверх, и Драко потерял несколько секунд, останавливаясь. Его слегка понесло, и, разворачивая метлу, руки соскользнули с древка. На секунду показалось, что он сейчас сорвется вниз, но пальцы вернулись на место, сжимаясь так, что затрещали перчатки. Снитч исчез. Сука. — И-и-и... Десять очков для команды Слизерина зарабатывает Теодор Нотт! — Есть... — шепнул Малфой, почти не раскрывая рта, и вопли с трибун Слизерина, которые находились как раз по правую руку, практически перекрыли голос Дина Томаса, бальзамом ложась на душу. Ободрённый, Драко рванул вверх, выискивая необходимый для полной победы снитч, и нашёл его — прямо возле зелёного и насквозь мокрого флага, трепещущего над слизеринской трибуной. Все, Гриффиндор. Тебе хана. В тот же момент Малфоя подсёк Поттер, вырвавшись вперёд, с силой пройдясь боком по его бедру. Даже под сплошной стеной дождя его было слишком легко узнать. Растрёпанные тёмные волосы, худое скуластое лицо и упрямо сжатые губы. Поттер в режиме «Квиддич» превращался в машину для убийств. От сухого кивка в знак пожелания удачи не осталось и следа. Ну уж нет. Место, гриффиндорская выскочка. Метла понеслась вперёд, а ветер с силой отбросил мокрые мешающие волосы со лба. Очки почти не спасали от дождя, и Драко рывком снял их, швыряя на землю, щурясь, не отрывая взгляда от спины Поттера, которая приближалась с уверенной быстротой. Рывок, еще. Толчок. Обгон. Забалт! Вот очкастый засранец. Драко раздраженно выдохнул, когда метлу ощутимо повело назад, и пришлось уравняться с Поттером. Мастерски исполнено — никто и не заметил. — Грязные приёмчики, Поттер? — крикнул он сквозь бьющий в лицо ветер. — Думаешь, тебя это спасёт? Поттер усмехнулся себе под нос. Улыбка получилась ломанной. Он бросил на Малфоя короткий взгляд и молча пришпорил метлу, не отставая. Бок о бок. Пересечённые на снитче взгляды. Мячик висит в воздухе, не шевелясь, лишь порываясь — то влево, то вправо. Дразня, играя. Вот она, победа. Прямо перед ними. И либо один, либо второй. Драко стиснул зубы, совершая рывок вперед, и снитч наконец-то ожил, камнем устремившись вниз и вбок. Две молнии прямо за ним — зелёная и красная. Не отставая друг от друга. Вперёд, вперёд, шарик несётся вниз, выравнивается, прямо, прямо. Снова трибуны, свист — но громче свистит ветер в ушах, и шумно дышит Поттер откуда-то сбоку. Золотую каплю повело вправо. Чёрт, нет. Нет. Поттер вытянул руку, и Малфой мог поклясться, что услышал, как скрипят его зубы от натуги. Не сегодня. Драко резко вывернул метлу, так, что тело со всего маху врезалось в плечо Поттера, уходя в кювет. Сдавленные чертыхания уже были чем-то отдалённым, заглушённым и совершенно неважным, потому что снитч снова завис на месте — на этот раз прямо перед трибуной гриффиндорцев, куда не преминул направиться Малфой, прижавшись к древку. Мозг работал лихорадочно — почти механически. Набатом ревел внутренний голос — быстрее. Быстрее. Он вытянул руку, сжимая челюсти и щурясь от бьющих в глаза капель. Сердце стучало, как заведённый мотор. Совсем немного, и снитч будет у него в руках. Один-два рывка. Метла брала разгон, готовая свернуть в любом направлении, последовав за шариком. Драко раскрыл ладонь. Ещё. Ещё немного... Прохладное трепещущее крыло мазнуло по перчатке, и... Бок обожгло с такой силой, что в голове повис звон. Удар бладжера пришелся прямо по рёбрам, и дыхание на мгновение закупорилось глубоко в груди. Тело безвольно сместилось едва не сорвавшись вниз, метлу закрутило воронкой, а рука соскользнула, сомкнувшись в воздухе, поймав вместо древка разве что пару дождевых капель. Малфоя несло вбок, и он ничего не мог сделать с этим. Оглушённый, потерявший управление, хрипящий открытым ртом, он пытался хотя бы один раз вдохнуть, чувствуя лишь, как разрастается жар в боку и как тяжело поднимается грудь. Когда он сумел разлепить глаза, понял, что его несёт прямо в трибуну Гриффиндора, где вскочившие на ноги студенты с открытыми ртами наблюдали за ним. Кажется, весь стадион вцепился в него глазами: свободной ладонью он наконец-то смог поймать метлу, которую удерживал до этого лишь бёдрами. Дёрнул на себя, всё ещё задыхаясь, пытаясь проглотить стучавшее в глотке сердце, а потом почувствовал удар и услышал дружный девичий визг, ощутимо прикладываясь плечом о скамью болельщиков, безостановочно кашляя и заставляя себя дышать. Глаза слезились, а голова шла кругом, но он по-прежнему был на метле, хоть и снёс собой несколько лавок на трибуне. На секунду показалось, что совсем рядом мелькнуло лицо грязнокровки — в хороводе других лиц, измазанных в желтую и красную краску. Огромные, распахнутые глаза, полные ужаса. Тёмные, как никогда. Но потом оно исчезло. Метла вывела его обратно на поле, зависая в нескольких метрах от места крушения. Малфой тяжело дышал, согнувшись пополам, повернув голову и замечая, что отсек с болельщиками сбежался на одну сторону трибуны, а вторая часть пустовала — лишь пару валяющихся на боку деревянных сидений. Он начал приходить в себя — и лишь тогда заметил, что стадион погружен в почти оглушительную тишину. Лишь шёпот голосов отовсюду. Неужели Поттер поймал снитч? Почему тогда гриффиндорцы молчат? Взгляд скользнул по разукрашенным лицам и остановился на одном, совершенно бледном, тонком. Грейнджер которая, оперевшись руками о балкон и уставившись на него распахнутыми глазами, была перепугана до полусмерти. Малфой подумал, что, наверное, он умер, раз она так бледна. Или умер Поттер, что куда вероятнее объяснило бы этот её страх. Что за херовы мысли лезут в голову? Что происходит? Затылком, вроде бы, не ударялся. Плечо саднило, бок полыхал, а ладонь распирало от чего-то прохладного и... Твою мать... — Драко Малфой поймал снитч, — голос Дина разорвал тишину. Немного неуверенный, почти недоверчивый. — Сто пятьдесят очков Слизерину, и это победа, друзья! — произнес он уже громче, с присущим ему торжеством, но вопли с трибун накрыли стадион, перекрывая последние слова Томаса. Малфой, не отрывал глаз от Грейнджер, которая тоже смотрела прямо на него из толпы поражённых гриффиндорцев, косящихся на него то ли с осторожностью, то ли с неприязнью, то ли с ужасом. Её взгляд успокаивался, страх отступал, и на какой-то миг Драко показалось, что это был действительно страх за него. Сумасшедший миг. Быть того не может. Ей плевать. У неё “мы с Гарри”. Тогда почему её глаза будто впитывали Малфоя в себя? Смотрели, останавливаясь то на губах, то на скулах. Драко провел рукой по лицу, и, опустив взгляд, заметил потеки крови, расплывающиеся под дождем на перчатке. Да, видок у него, наверное, тот еще. Ухмыльнувшись, вернулся к лицу грязнокровки, но в следующий момент на него налетел Грэхем, едва не сбивая с метлы. — Да! Да, мы сделали их! Ручищи, хлопающие по плечам. Это вызывало тупое жжение, но Малфой не морщился. Блетчли, Крэбб, Гойл. Где-то маячил Уоррингтон. Тео, как торпеда, с воплем пролетел мимо, размахивая в воздухе кулаком. Мокрые, радостные лица. И до Малфоя начало доходить — что-то помимо взгляда грязнокровки. Странного и обезоруживающего. Который мешал вдохнуть куда сильнее, чем удар бладжера поддых. Они победили. Они победили Гриффиндор. Драко медленно разжал кулак, уставившись на крошечный золотой шарик, лениво расправляющий смятые крылышки у него на ладони. — Твою мать, — выдохнул Малфой, не отрывая глаз от снитча в руке. А затем поднял голову и уставился на довольного, сверх всякой меры Грэхема. — Я поймал его, — со сдавленным смешком, почти не веря в это сам, Драко подкинул на ладони золотой шарик, — да ну на хер, я поймал его! Трибуны орали, как ненормальные. Все, кроме красно-золотой. Малфой обвел взглядом поле с обнимающимися слизеринцами; бушующих болельщиков; вопящую у самого края трибуны Пэнс, истерично машущую зелёным флажком, отринувшую на несколько секунд своё привычное высокомерие, наплевавшую на то, что дождь пропитывает её уложенные волосы; ревущего низким басом Блейза, стоящего рядом с ней и хлопающего в ладони и глядя на приближающихся к ним на мётлах, мокрых до нитки, Крэбба и Тео. Малфой видел всё это и понимал, что ждал этого с того самого мига, как оседлал свою первую метлу. Победы. Он победил. И от осознания губы растянулись в самодовольной улыбке. В груди задрожало. Почти так... почти так же, как тогда. До. До смерти отца. На миг в Драко проснулся тот ребенок, которым он был до наступившего лета. И этот ребенок с широкой улыбкой вскинул руку со снитчем над головой, запрокидывая лицо, наплевав, что во рту полно дождевой воды и собственной крови из разбитой губы, а бок пульсирует, мешая полноценно дышать. Он — Драко Малфой. И он победил.